Субъективизм. Джорджа Беркли и Дэвида Юма

Оригинальными и вполне самостоятельными в филосо­фии Нового времени были учения английских мыслителей [жорджа Беркли (1685-1753) и Дэвида Юма 1711-1776). Один из основных философскихдояросрэ — о гношении объективного и субъективного, мира и чело-вка — решается у них достаточно самобытно. Если Бэкон 1водил человеческое сознание из внешнего мира, а Цекарт, наоборот, из мышления — окружающую дёй75твй^: ьность (а вернее, знания о ней), то Беркли и Юм вообще гко разграничили области объективного (внешнего, азического) и субъективного (внутреннего, духовного) и стически сняли вопрос об их соотношении и взаимодей-вии.

Мы уже неоднократно говорили о том, что наши пред-гавления о существовании окружающего мира присут-зуют в сознании благодаря тому, что мы видим, слышим, 1заем, обоняем и т.д. Если у человека с рождения не ра-гал бы ни один орган чувств, его сознание было бы абсо- ю пустым или темным, в нем не могло бы возникнуть: одного образа. Чувства — это те каналы, по которым к поступает информация о наличии вовне некой реаль­ности. Но где гарантия того, что они совершенно точно вос-эизводят действительность и предоставляют нам досто-эное знание о ней? А если чувства искажают окружаю-ш мир, обманывают нас? Тогда мы видим не совсем то 1и совсем не то, что существует на самом деле. Вспомним, что еще греческий софист Протагор гово-I, что человек — это мера всех вещей, т.е. утверждал не-дествование общезначимого и для всех одинакового: как

кому кажется, то для каждого и есть истина. Иначе говоря, мы не знаем, каков мир сам по себе, но знаем то, как каж­дый из нас его воспринимает или видит. Не ведая объек­тивной картины вещей, каждый имеет свое собственное представление о реальности. Последний и самый извест-ный~греческий скеТйТйк Секст Эмпирик уделил этой про­блеме также немало внимания. У всех живых существ, го­ворил он, по-разному устроены органы чувств, поэтому не удивительно, что картина мира у каждого существа какая-то своя и значительно отличается от восприятий других. Представим себе, что перед нами — комнатное растение. Наблюдая этот предмет, мы скажем, какой он величины и формы, каков его цвет и запах, гладкие или жесткие у него листья, сухой он или влажный и т.п. Таким образом, в на­шем сознании сложилось определенное представление о нем. А теперь вообразим, что по данному растению полза­ет, скажем, муравей и тоже воспринимает его свопми орга­нами чувств, которые у него устроены совершенно иначе, нежели наши. Так вот, его впечатление о данном предмете будет ли таким же, как и у нас? Скорее всего, оно будет со­вершенно другим. Стало быть, известно, какую картину действительности рисуют каждому живому существу его органы чувств, но мы ничего не можем сказать о том, каков мир на самом деле.

Но если даже, продолжает Секст Эмпирик, не сравни­вать восприятия человека и всех других живых существ, а остановиться на чувственном опыте только людей, то и в этом случае нам не откроется объективная картина вещей. Ведь органы чувств у всех устроены неодинаково: один лучше видит, другой — слышит, третий — обоняет, а зна­чит, и картина мира у каждого из нас будет отличаться от впечатлений любого другого. Так, человек, лишенный зре­ния и слуха, будет считать, что нет вообще ничего видимо­го и слышимого, нет цветов и звуков, а есть только осязае­мое, обоняемое и вкусовое. А насколько отличается мир, видимый человеком со стопроцентным зрением, от воспри-

близорукого: стоит последнему надеть очки, как всё округ него преображается и становится совершенно иным, иедовательно, мы можем сказать, какой нам кажется вйствительность в зависимости от наших чувственных IX, но ничего не знаем о том, какова она сама по себе. И наконец, греческий скептик предлагает нам следую-ш замечательный пример. Представим себе, что перед га яблоко. Оно желтое (зрительное впечатление), глад-(для осязания), благоуханное (восприятие обоняния), (на вкус) и хрустящее (для слуха). У нас пять орга-i чувств (так мы устроены), и поэтому нам кажется, что наблюдаемого предмета пять вышеперечисленных ка-з. Но если бы у яблока было не пять качеств, а, ека­ем, десять, то тогда сколько бы качеств мы воспринима-I? Всё равно пять, потому что у нас нет тех органов чувств, эрыми мы могли бы воспринять оставшиеся качества. у если бы у яблока было только одно качество, то сколько в данном случае воспринимали бы качеств? Всё равно а, потому что каждый орган чувств это одно качество еподносил бы нам по-своему. И даже если бы у яблока эще не было никаких качеств, то мы воспринимали бы: ровно пять, так как каждый действующий орган чувстр асовал бы нам некую определенную реальность. Значит, t вообще не в состоянии сказать, каков предмет на самом не и что собой представляет, но можем знать только, ка-он нам кажется в зависимости от устройства наших гв. Мы видим мир не таким, какой он сам по себе, но ёгда — только таким, каким должны и единственно мо­ем его увидеть в силу своей чувственной организации, иософская традиция, начинающаяся с Протагора и про-через учение греческих скептиков, н^ываётся Объективизмом (объективная реальность недоступ­но вполне известно, какой она представляется (кажет-|) познающему человеку — субъекту).

Дж. Беркли и Д. Юм были последователями и продол-ателями этого направления, но уже в новой философии, и

говорили, что когда мы воспринимаем какой-либо пред­мет, то в любом случае имеем его зрительный образ, слухо­вой, осязательный и т.д. Мы узнаем о наличии предмета через наши ощущения или чувства. Поэтому правильнее говорить, что перед нами — не предмет, а сумма наших ощущений или чувственных его восприятий. Ведь вне и по­мимо чувств мы не могли бы вообще ничего воспринимать. Мы имеем дело не с действительностью, а с нашими ощу­щениями этой действительности, которые для нас и явля­ются настоящей, безусловной и первичной реальностью, т.е. самой действительностью. Что стоит за ними — неиз­вестно. Какой реальный мир за ними скрывается — мы ни­когда не узнаем, потому что не в состоянии выйти за преде­лы наших ощущений, воспринять существующее без них и помимо них. А в том, что они не представляют нам истин­ной картины вещей, сильно искажают действительность, обманывают нас, мы вполне убедились. То, что мы ощуща­ем, и то. что есть на самом деле, — далеко не одно и то же, но нам доступно только ощущаемое. Поэтому вполне мож­но утверждать, что действительность— это совокупность наших ощущений. Предметом философии, значит, должен быть поток впечатлений, сумма восприятий, чувственный опыт, а вопрос о том, каков подлинный мир, совершенно бессмыслен, так как мы абсолютно отрезаны от него своей субъективной реальностью (суммой ощущений). Более того, не имеет смысла даже вопрос о самом существовании объективного мира: не всё ли нам равно, что стоит за наши­ми впечатлениями и стоит ли вообще что-либо, если един­ственно возможная для нас действительность — это мир собственных.зишждшдущений.

Однако в философии всё же было и такое редкое воззре­ние, по которому считается, что весь мир — это именно только мои ощущения, т.е. никакой реальности нет, а су­ществую только я, всё же мной наблюдаемое вовне — это мои чувства, иллюзии, вымыслы, подобные образам снови­дения. Я есть, а мира нет вовсе. Такое утверждение называ-

ся солипсизмом (от лат. «солюс» — единственный и |ипсе» — я сам). Данное положение достаточно трудно обо-эвать и отстаивать, поскольку в пользу него аргументов ктически нет, против — огромное количество. Ни вркли, ни Юм не разделяли позиции солипсизма. Поэтому субъективизм можно назвать умеренным, а солип-зм — крайним вариантом субъективизма. Ничего говорить о настоящей реальности мы не можем познать ее не в состоянии. Нам всегда будут неведомы Причины происходящего, связи предметов и событий и содействия вещей. Мы можем не объяснить соверша-дееся, а всего лишь описать свой чувственный опыт, наш бессилен открыть невидимые механизмы сущего, но аособен только констатировать кажущееся. Поэтому ни-> знать, по большому счету, невозможно. Однако мы на­сдаем вокруг себя некую последовательность вещей и эильность происходящих событий (день сменяется но->, а зима — летом, булыжник непременно тонет в воде, i горит и взрывается, любой живой организм нуждается»влаге, планеты движутся вокруг Солнца, а человеческий 1аз воспринимает только освещенные предметы и т.д.), в чего непроизвольно ожидаем, что в будущем они бу-происходить так же, как в прошлом, что сегодня всё свершится так же, как было вчера. Мы фактически бес-знательно надеемся на то, что завтра Солнце взойдет на оке и будет новый день, что благодатная весенняя по-.примет брошенные в нее семена и на исходе лета даст; свои плоды, что у разожженного костра будет тепло и вступивший в стадию ранней юности человек станет екать любви...

Из нашего непроизвольного ожидания вырастает, лри-к устойчивому порядку вещей, из привычки же вера в этот порядок. В данном случае понятие ера» трактуется предельно широко: речь идет не о веро-1ии в потусторонние, сверхъестественные, высшие силы, о вере во всё происходящее вокруг нас. Поскольку мы

ничего не можем знать о мире, нам ничего другого не оста­ется, как верить в него. Мы верим, что весной должны раз­литься реки, что всякий родившийся человек растет и взрослеет, что за год Земля непременно обернется один раз вокруг Солнца и что на ясном ночном небосводе обязатель­но будут видны мириады далеких звезд. Эта всеохватываю­щая вера и есть главная характеристика нашего существо­вания. Дэвид Юм назвал ее «естественной религией», т.е. верой в существующее, в наличное и повседневно нас окру­жающее Бытие. В состоянии этой веры все мы и живем на земле. Некоторые, правда, говорят о том, что могут что-то достоверно знать, и пытаются постичь некие истины суще­го, однако все их усилия совершенно напрасны.

Л философия вовсе и не должна открывать причины происходящего и проникать в его глубины и тайны, так как она всё равно не сможет этого сделать. Ее задача гораз­до скромнее: она должна быть практическим руководством в повседневной жизни, помогать человеку ориентировать­ся в окружающем мире, облегчать его реальное существо­вание. Если философия спустится с небес и займется зем­ными делами, она тем самым принесет немало ощутимой пользы, наполнится конкретным смыслом и вполне оправ­дает свое наличие в качестве вида духовной деятельности. Такое воззрение получило название утилитаризма (от лат. «утилитас* — польза) или прагматизма (от греч. «прагма» — дело, действие) и стало теоретической основой более поздних философских учений, ставших достаточно популярными и получивших широкое распространение в наше время.

Вопросы и задания

1 1. Согласны ли вы с тем, что идея о несовпадении видимого нами с реально существующим является одной из наиболее важных в философии? Покажите на различных примерах из истории философии, как эта идея выражалась в различных учениях.

' 2 /Проблема несовпадения видимого и сущего решалась в философии двояко: одни мыслители предлагали, игнорируя видимое, искать вечно су-

, а другие считали, что надо ориентироваться на видимое, не пытаясь > истинно существующее. Какие мыслители из известных вам при­сь первой точки зрения, а какие — второй?

(_3) Как вы понимаете утверждение Беркли и Юма о том, что действи-i — это поток ощущений?

,| (4. Каким образом Беркли и Юм доказывают, что вопрос о существо-внешнего мира можно отбросить ввиду его несостоятельности? Црогласны ли вы с этим их утверждением?

■\ 5.JMojkho ли охарактеризовать учение Юма такими понятиями, как л, скептицизм, эмпиризм? Если да, то почему? Обоснуйте свой

> такое «естественная религия» в учении Юма? Каким образом; о «естественной религии» связан с юмовским скептицизмом?

I! ' ТуРаскройте содержание понятий «прагматизм» й «утилитаризм».
г (JJ) Как вы думаете, о каких философских вопросах и проблемах идет
> в следующих словах Юма: «Все эти вопросы приводят меня в полное
, и мне чудится, что нахожусь в самом плачевном положе-
н, которое только можно вообразить... я чувствую себя запутавшимся в
i лабиринте, что не знаю ни как исправить свои прежние мнения, ни
: согласовать их друг с другом»...