Критическая философия Иммануила Канта

\' Философия Нового времени достигла своего расцвета

второй половине XVIII — первой половине XIX века в ермании в учениях нескольких выдающихся мыслите­ли. Их интеллектуальная деятельность вошла в историю 1д названием немецкой классической филосо-

tи. Ее родоначальником был Иммануил Кант |724-1804).

Исходным пунктом его воззрений является утвержде-|е о том, что, прежде чем познавать мир, надо выяснить, кем ли мы его в принципе познать. Если да, то насколь- $. Необходимо установить возможности нашего позна-

I, его границы. Главное познавательное орудие— это i; стало быть, прежде всего необходимо выяснить спо-

эности и возможности нашего разума. Всестороннее ис-

следование их Кант назвал его критикой, а философия, по его мнению, должна быть не постижением внешнего мира, а критикой разума, т.е. изучением его устройства, специ­фики и законов. Немецкий философ говорил, что к такому выводу его подтолкнуло учение Д. Юма, который «разбу­дил его от догматического сна». Вспомним утверждение Юма о том, что мир неизбежно скрыт от нас и поэтому зна­ние возможно не о нем, а о своих собственных состояниях (ощущениях, чувствах, мыслях и т.п.) или что предметом философии может быть вполне доступная нам субъектив­ная (внутренняя, духовная) реальность, но ни в коем слу­чае не объективная (внешняя). Так же полагал и Кант: от­куда нам знать, каков мир, если мы имеем дело не с ним самим, а с егс^отражениём в нашем сознании, в силу чего последнее может и должно быть главным объектом фило­софского внимания.

\JTo, что существует само по себе, он назвал ноуме­ном, или «вещью в себе»Т котораяГнепознав'ашаГТо, что видим мы, что представляется нам реально существую­щим, он обозначил феноменом, или «вещью для нас». Главный вопрос заключается в том, насколько соответству­ет первое второму, или в какой мере феномены могут пре­доставить нам информацию о ноуменах. Кант утверждал: две эти области жестко разграничены, видимое нами — со­всем не то же самое, что действительно есть. В нашем уме содержатся некие врожденные или априорные (доо-пытные) формы сознания, под которые мы как бы подгоня­ем окружающий мир, втискиваем его в них, и он существу­ет в нашем представлении совсем не в том виде, каков он на самом деле, а в том, каким он только и может быть в этих априорных формах^

Вспомним учение Секста Эмпирика: каждое живое су­щество устроено неким определенным образом и поэтому воспринимает действительность не такой, какая она сама по себе, но всегда видит только то, что может и должно уви­деть в силу этого своего устройства. У человека, говорит

г, тоже по-особенному устроены органы чувств и раз-I, и мы воспринимаем окружающий мир именно таким,; он должен быть по нашим представлениям, т.е. не se сообразуется с реальными вещами, познавая их, орот^вещи — с формами сознания. Иначе говоря, мы целяем мир своими изначальными, врожденными, доо-1ыми формами, схемами, структурами и постигаем в аствительности то, что сами же в нее вкладываем, эимёр, мы считаем, что реально существует время. Но вдумаемся в это понятие-— оно ведь существует ько в человеческом уме, являясь специфическим тер-jom, которого нет ни у какого другого живого существа. i если бы не было вовсе на земле человека, то кто тогда го-рил бы о времени? Ведь в этом случае данного понятия где, никак и никогда не могло бы быть. Что же тогда та- «время»: реальность или же наш способ восприятия ьности? Но ведь то же самое можно сказатьи обо всём

1ЬНОМ. ___ ■ *................ ""-'------------------- ""

Мысленно проведем такую процедуру — устраним че-авека из мира, п^^ст^им]себе_реальность без него. Чем гда будет мир? Неужели таким же, как и сейчас? Но кто Гназовет один предмет деревом^ругой — животным, ш — рекой, кто тогда скажет, что гора выше, чем ение, что весенняя листва зеленая, что птицы летают и I.? Ведь нет существа, которое могло бы выработать все: понятия и увидеть действительность через их призму. [ просто настолько привыкли к своему представлению о з, что считаем его самим миром, наше субъективное сприятие реальности так прочно к ней приклеилось, что i уже давно не замечаем, что эта реальность совсем не та-1, какой мы ее мним. Вспомним всем хорошо знакомую ства операцию: какое-либо простое слово (например, рюля») надо повторить 30—50 раз, при этом постоян-вдумываясь в его значение. Через несколько десятков зрений это слово потеряет для нас свой смысл, превра-: в абсурдный набор звуков, и мы с удивлением спро-

сим себя, почему данная вещь называется именно таким «странным» термином, а не другим. Мы привыкли к тому, что один предмет называется «кошкой», другой — «плане­той», а третий — «цветком», и совершенно не задумываем­ся о связи названия с самим предметом, никогда не спра­шиваем себя, почему дерево — это «дерево». Точно так же мы не задумываемся о связи наших представлений о мире с самим миром (хотя на самом деле связи-то никакой нет) и не спрашиваем себя, такая ли на самом деле действитель­ность, какой мы ее видим (нисколько не подозревая, что она совершенно иная).

Но если нам ничего неизвестно о мире, то как в нем ори­ентироваться и, более того, жить? Надо выяснить, есть ли (или может ли быть) что-либо общее и безусловное для всех людей, некое представление, или убеждение, или знание, в котором бы никто вообще не мог сомневаться. Таким прин­ципом является понятие добра, которое неизменно пред­ставлено в сознании любого нормального (не больного пси­хически) человека. Каждый из нас прекрасно знает, что хорошо, а что плохо, что делать можно и чего нельзя, и считает добро, как и зло, чем-то реально существующим, а не просто человеческой выдумкой.

Предположим, что вам предложили убить человека, га­рантировав отсутствие всякого юридического наказания, а также привели убедительные аргументы в пользу того, что добро и зло — это вздор, всего лишь вымысел ума, что в действительности их нет и поэтому каждый волен делать абсолютно всё. Вам доказали, что убить можно, — станете ли вы убиватьШСонечно же нет. Но почему? Потому что не­что вас удерживает от этого, вы, несмотря ни на какие ар­гументы, видите, что этого делать нельзя, что это зло и пре­ступление. Вам не требуется никаких доказательств, так как вы это знаете наверняка, а точнее — не знаете, а верите в это полностью и безусловно. Такая вера и является врож­денной идеей добра, которая прочна встроена в наше созна­ние, является его неотъемлемой частью и удерживает нас

^непозволительных поступков. Ведь если бы мы искрен-стали добро произвольной выдумкой, то творили бы

i! ПОДРЯД.

|е Значит, мы однозначно верим в то, что добро существу-до по себе, в качестве некой реальности. Откуда в на-Гуме эта идея? Оттуда же, откуда Солнце в небе, сердце эуди, крылья у птицы. Что следует из нее? Ведь если до-It, как мы полагаем, существует на самом деле, значит, ен быть какой-то вечный его источник или некий не-пгемый гарант, которым может быть только Бог. Иначе оря, если мы неизбежно верим в наличие добра в дей-чьности, то вследствие этого мы также обязательно в Бога как в непременную причину этого добра. кое рассуждение является знаменитым кантовским до-ательством существования Бога, который чаще всего нравственным аргументом. Он будет четвертым i счету после трех рассмотренных нами в главе о средне-ковой философии.

И. Кант говорит, что ни доказать, ни опровергнуть не­логическим путем существование Бога невозможно, эму его мысль только условно можно назвать аргумен-1, ведь в ней Бог выводится из нравственности. Захочется (нам, спрашивает немецкий философ, жить в мире, кото-устроен по законам зла, где торжествуют злодеи и невинные, где процветает только ложь и под-е>, насилие и жестокость, где преступление почитается 5родетелыо и возможна одна несправедливость, где тво-ся самые жуткие и немыслимые вещи? Конечно же не кочется. Мы непроизвольно считаем, что мир, в котором: живем, нётаков, что в нем~есть и правда, и справедли-ь, и добро, и порядок. И поскольку мы так твердо убеж-[ в этом, то обязательно должны признать существова-Бога как гарантии действительности и незыблемости вышеперечисленного. Такое предположение абсо-гно необходимо, так как без него наше существование ершенно немыслимо. Таким образом, если бы Бога и не

было, то мы всё равно не могли бы в него не верить, а зна­чит, его следовало бы создать; а если Бога и нет, то он всё равно есть. Вот так парадоксально, но в то же время вполне убедительно звучит кантовский аргумент.

Его можно было бы сформулировать и иначе. Представьте себе, что один человек строит свое благополу­чие за счет другого. Знакомая ситуация? Наверное, каж­дый из нас с ней сталкивался. Удивляет нас такая ситуа­ция? Нисколько не удивляет: ведь для человека вполне естественно думать о личной выгоде, улучшать свою жизнь, следовать инстинкту самосохранения и проявлять эгоизм. Так существует вся природа: одно растение устремляется к солнцу и забивает собой другое, лев в пустыне пожирает антилопу и т.п. Жить по закону личной выгоды и эгоиз­ма — значит жить по закону природы, и когда человек так живет, то в этом нет ничего удивительного, потому что та­ким образом он проявляет себя как природное, естествен­ное су1цество.(Однако иногда (пусть очень редко, но всё же!) человек поступает не по, а вопреки законам природы, по­ступает не естественно, а_свер_хъестественно. Например, бросается в ледяную воду и спасает тонущего, хотя сам мо­жет утонуть, или делится последним куском хлеба с нуж­дающимся, хотя прекрасно знает, что завтра сам будет го­лодать.

Откуда в человеке такие действия и порывы? Ни из ка­ких законов природы они не следуют и никак с ними не связаны. А если они^геот природы, значит, от Бога — ведь иное предположить невозможно. Если человек поступает порой естественно, «поедая», например, своего ближнего, следовательно, есть природа, которая порождает такие действия; а если порой он поступает сверхъестественно (на­пример, рискуя собственной жизнью, спасает ближнего), значит, есть Бог, от которого исходят такие проявления че­ловека. И вообще, всё благородное, честное, доброе, беско­рыстное и жертвенное в нас говорит о том, что помимо есте­ственного мира есть также мир сверхъестественный, поми-

эироды есть Бог. Ведь если бы его не было, то не было человека. Когда последний живет по закону личной вды и эгоизма, он очень недалеко стоит от природы и ому является не столько человеком, сколько суперобе-|шой. Почему супер? Потому что более хитер, умен, ло-к, чем просто обезьяна, потому что лучше знает, где до-, пищу. А когда же человек из суперобезьяны превра-ся в собственно человека? Тогда, к огда_стан(№ИТ-&^я пдтл, понпйпжд датдя от них; когда спо-№, рискуя собой, спасти другого; когда способен посту-по чести и справедливости, даже если пострадает от |го; когда не способен совершить подлость, если даже i принесет ему немалую выгоду.

^Обратите внимание, есть тысячи оправданий и мотивов [ наших плохих поступков: я был слаб, ленив, струсил, I так делают и т.п. Только нет никаких мотивов для по-хов хороших. Почему человек, рискуя жизнью, спас jero, почему бросился один против десяти хулиганов, вставших к девушке, почему сказал правду, когда все Круг молчали и боялись? На все эти «почему» нет отве- 9. Да не почему, а просто по совести! Когда не почему, l — по совести, к оторая и ес тьпоказатёль человечёско-эвеке. Ее полное отсутствие, дажеТфй блестящей юсти, выдающемся уме и высоком социальном поло­га, говорит о том, что перед нами не человек, а всего, суперобезьяна. -Человек совестливый является человеком в полном юле этого слова. Он способен совершать добрые дела сто так, безо всякой личной выгоды. Такие поступки называет моральными (т.е. по-настоящему до- т). Если же человек делает что-то хорошее в надежде |)сакую-то выгоду (например, спасая тонущего, я знаю, > он очень богат и щедро меня отблагодарит), то его по­ток обесценивается и добрым в полной мере не являет- fТакие поступки Кант называет легальными.

Как видим, кантовская философия посвящена не толь-!проблемам познания, но и в не меньшей мере проблемам

морали. В этой части своего учения он сформулировал зна­менитый категорический императив — простое и однозначное правило, соблюдение которого и является главным мерилом нравственности, делает человека по-на­стоящему человеком. В его формулировке оно звучит сле­дующим образом: «Поступай всегда так, чтобы максима твоей воли могла стать принципом всеобщего законода­тельства». Говоря иначе, живи всегда по совести, не при­думывай себе никаких оправданий, когда ты ей изменя­ешь; умей быть сполна виноватым и искренне раскаивать­ся в своих плохих поступках; будь ответственным за всё, что думаешь и делаешь; будь, проще говоря, человеком, а не суперобезьяной. Категорический императив можно было бы сформулировать и так: совершай по преимуществу моральные, а не легальные поступки, потому что именно они действительно прекрасны. И правда, что может быть более удивительным в нас, чем голос совести, который, как мыуже говорили,ставитчеловекавышезаконовВселенной, делает его свободным от них? Голос совести, или, выража­ясь %р-кантовски, моральный закон в душе, — это самое прекрасное, что есть в человеке. Этот закон, как внутрен­няя красота и совершенство человека, заставляет нас тре­петать и восхищаться не в меньшей степени, чем видимая физическая гармония и великолепие мироздания. Две вещи, говорит Кант, всегда завораживали и потрясали меня: это звездное небо над головой и моральный закон в душе.

Вопросы и задания

1LB чем видел И. Канг главный предмет философии? Почему его философия называется критической?

2^,Что такое феномен и ноумен в учении Канта? Как они соотносят-я^

_V3. Что называл Кант априорными формами сознания? Каким образом выглядит процесс познания в его учении?

4. Считается, что Кант произвел в философии переворот, равный по г значению перевороту Н. Коперника в естествознании. Как вы ду-е, в чем заключается «коперниканский переворот» Канта? Ц(5) Каковы этические воззрения И. Канта? Что представляет собой ное доказательство существования Бога? Какие поступки Кант г легальными, а какие — моральными? Что такое категорический в?

)1 Когда Кант говорил, что моральный закон в душе так же прекра-и, как звездное небо над головой, что он, на ваш взгляд, называл мо-

>im законом?

Щ. 7. Философскую деятельность И. Канта принято делить на докрити-i период и критический, в который он создал свои главные произве-я. Сам Кант говорил, что в докритический период своего творчества 1 находился в догматическом сне и что разбудил его от этого сна Д. Юм. ие идеи Д. Юма оказали влияние на формирование кантовской фило-и?

8. Согласны ли вы со следующим рассуждением Канта, доказываю-и иллюстрирующим наличие априорных форм сознания (обоснуйте ifi ответ): «Однако не только в суждениях, но даже и в понятиях обна-пвается априорное происхождение некоторых из них. Отбрасывайте:пенно от вашего эмпирического понятия тела всё, что есть в нем эм-:кого: цвет, твердость или мягкость, вес, непроницаемость; тогда Ж же останется пространство, которое тело (теперь уже совершенно ис-:) занимало и которое вы не можете отбросить... Поэтому вы под давлением необходимости, с которой вам навязывается это:, признать, что оно a priori пребывает в нашей познавательной спо-