Л. Н. Толстой о неучастии во зле

Творчество и мировоззрение Льва Николаевича петого (1828-1910) не менее насыщены философскими деями и не менее противоречивы, чем творчество и миро-¹ зрение Достоевского. Врожденное жизнелюбие, восхи­щение перед стихией жизни во всех ее проявлениях — и оповедь аскетизма, отрицающего всё «животное»; гени-ьный художественный дар — и критика искусства, как енужной «роскоши», стремление подчинить свое литера--рное дарование моральной проповеди; страстный инди-дуализм в жизни — и отрицание ценности индивидуаль-сти в теории; восхищение перед Христом как перед вели-ншим учителем человечества — и отрицание историче-ого христианства и официальной церкви — таковы лишь ^которые контрасты, характерные для Толстого. Как ни-" зная жизнь, пройдя через опыт неимоверного ужаса ед смертью, делающей жизнь бессмысленной и никчем-&, он, особенно в поздний период своего творчества, всё ыпе переходил от литературной деятельности к созда-и проповеди собственного нравственно-религиозного ения.

Обращаясь к великим мудрецам прошлого: Будде и >-Цзы, киникам и стоикам, Сократу и Христу, Канту и э, Паскалю и Шопенгауэру, Толстой пришел к выво-, что все они говорили примерно об одном и том же — о бви людей друг к другу, о стремлении к Богу, об осужде-i пороков, препятствующих этому. Особенно важным [ писателя было учение Христа, которое, по его убежде-исказили и извратили люди, именующие себя хри-аами. Однако всё христианство Толстой сводил исклю-1ьно к нравственному учению, отрицая божественную оду Христа и его воскресение из мертвых, индивиду-ное бессмертие человеческой души, таинства, чудеса, рковную иерархию и догматику.

' Одна из главных тем в творчестве Толстого — противо-' гавление природы и цивилизации* созданной людьми.

 

(Эти идеи русского писателя отчасти затрагивались нами в параграфе о французском Просвещении). Давайте вспом­ним самое начало романа «Воскресение»: «Как ни стара­лись люди, собравшись в одно небольшое место несколько сот тысяч, изуродовать ту землю, на которой они жались, как ни забивали камнями землю, чтобы ничего не росло на ней, как ни счищали всякую пробивающуюся травку, как ни дымили каменным углем и нефтью, как ни обрезывали деревья и не выгоняли всех животных и птиц, — весна была весною даже и в городе... Веселы были и растения, и птицы, и насекомые, и дети. Но люди — большие, взрос­лые люди — не переставали обманывать и мучить себя, и друг друга. Люди считали, что священно и важно не это ве­сеннее утро, не эта красота мира Божия, данная для блага всех существ, — красота, располагающая к миру, согласию и любви, а священно и важно то, что они сами выдумали, чтобы властвовать друг над другом». Красоте и величию первозданной природы здесь противопоставлена искус­ственность и фальшь цивилизации, основанной на насилии человека над человеком и над миром.

В романе «Война и мир» князь Андрей Болконский го­нится за славой, успехом, признанием других людей, но, тяжело раненный в битве, вдруг понимает, что «всё пусто, всё обман, кроме этого бесконечного неба». Пелена спадает

с его глаз.

Природа — вот воплощение высшей гармонии, проти­вопоставленное суете, эгоизму, низменности людей. Идеалы, проповедуемые Толстым, — простота, естествен­ность, равенство, любовь. Смысл жизни — в ней самой, в ее незатейливых радостях, в служении людям, в слиянии че­ловека с природой, в труде. Простой народ намного ближе к этому, чем развращенные люди «света», мнящие себя просвещенными и свысока смотрящие на бедных тружени­ков. Подобно киникам и Руссо, Толстой стремится вернуть­ся от душной, лживой и насильственной цивилизации к пантеистически обожествляемой им природе и простому народу.

Писатель отрицал, как бесчеловечные и противоесте-гнные, все основные столпы существующего 'общества: ударство, официальную церковь, частную собствен-ь, суды и тюрьмы, армию и патриотическую идеоло-). Из всех действий государства наибольшее отвращение • писателя вызывала смертная казнь. В самом деле, когда бычный человек убивает другого человека, движимый астью — ревностью, местью или голодом, это зло, это тление». А когда убивает палач — по приговору су-и от имени государства — холодно, методично, равно-ао, как машина, — это «добро», это «правосудие»? истой не согласен с этим. Не случайно эпиграфом к рома-«Анна Каренина» он избрал евангельские слова, пронз­енные Господом, — «Мне отмщение и аз воздам» (т.е. [ё, Господу Богу, предстоит совершать отмщение, и Я • воздавать всем по их заслугам). Иначе говоря, только эг может судить людей, а люди не должны брать на себя щии судей и тем более — палачей. Цивилизация, именующая себя «христианской», прак-хует присягу на Библии (хотя в Библии прямо содержит-[ запрет клясться), освящает войны (хотя Христос призы-к любви и ненасилию). Почему же так происходит? иыпинство людей, в глубине души осознавая это несоот-вие, оправдывают себя при помощи аргумента: «А: все так делают, то, стало быть, так и надо». Вот как атель развивает эту мысль в романе «Воскресение»: [ бы была задана психологическая задача: как сделать чтобы люди нашего времени, христиане, гуманные, добрые люди, совершали самые ужасные злодей-не чувствуя себя виноватыми, то возможно только so решение: надо, чтобы было то самое, что есть, надо, 5ы эти люди были губернаторами, смотрителями, офи-I, полицейскими, т.е. чтобы, во-первых, были увере-I< что есть такое дело, называемое государственной служ-i, при котором можно обращаться с людьми как с веща-I, без человеческого, братского отношения к ним, а во-

вторых, чтобы люди эти самой государственной службой были связаны так, чтобы ответственность за последствия их поступков с людьми не падала ни на кого отдельно».

Ощущая огромное чувство вины — и своей личной, и того сословия, к которому он принадлежал, Толстой, вер­ный своим идеям, преодолевая страшное сопротивление со стороны и общества, и своей семьи, ушел из «высшего све­та», стремился отдать свой долг простому трудовому наро­ду: пахал землю, учил крестьянских детей грамоте. Он из­ведал и славу, и знатность, и богатство, и радость творче­ства, и семейное счастье, — и остро сознавал свое привиле­гированное положение как неправедное, стремясь отка­заться от всего этого. В чем же видел писатель путь к ис­правлению общества?

В одном из современных стихотворений ярко и нагляд­но выражена позиция, которой придерживается и всегда придерживалось подавляющее большинство людей:

Добро должно быть с кулаками, Добро суровым быть должно, Чтобы летела шерсть клоками От тех, кто лезет на Добро.

Но Толстой, напротив, убежден в обратном — в том, что добро, прибегающее к кулакам, перестает чем-либо отли­чаться от зла. Он требовал абсолютного сопряжения средств с целями, указывал, что их расхождение ведет к перерож­дению целей. В одной восточной сказке богатырь побежда­ет дракона и сам превращается в него, после этого прихо­дит новый богатырь, вновь убивает дракона и вновь пре­вращается в него. Как видим, речь идет о том, что как толь­ко добро становится с кулаками, как только прибегает к насилию (т.е. к методам зла), так сразу же перестает быть добром и перерождается во зло.

Бороться с волками волчьими методами — значит са­мим быть волками, убежден писатель. Эта идея стара как мир, но всегда злободневна. Вспомним, в романе братьев

шеров «Эра милосердия», по которому был снят знаме-[ телефильм «Место встречи изменить нельзя», капи-[ Жеглов говорит, что с преступностью покончат только арательные органы, а собеседник возражает ему, что пре-зость искоренят никак не карательные органы, а буду­щее нравственное преображение каждого человека и всего иовечества, когда вообще исчезнет насилие (даже во имя гих целей) и наступит эра любви, эра милосердия, смотрим в прошлое — как правило, любая насильствен-[ борьба против тирании и несправедливости оборачива-рь новой, еще более жестокой тиранией и новой, еще тыпей несправедливостью. Так что же делать, с удивле-хем спросите вы. Как можно победить зло без помощи ку­сов, как убить дракона, не прикасаясь к нему, как со-рушить тиранию власти, не прибегая к ножам и топорам, столетам и бомбам?

Всё очень просто, говорит Толстой. Надо лишь не соуча-вовать в насилии и обмане, не лгать, не стремиться изме-гь других, а изменяться самому, жить в соответствии с ельскими истинами, не бояться прослыть чудаком, если противоположное «делают все» и «так приня->». Надо следовать тому закону, который в глубине души! знают и который провозглашен всеми великими фило-1И, но который ныне никто не воспринимает всерьез, сом деле, утверждает мыслитель, если все солдаты от-«утся убивать и бросят оружие, то не будет войн; если (люди перестанут выполнять распоряжения власти и от-■сутся повиноваться законам государства, то исчезнет ^дарственная власть (т.е. худшая и наиболее организо-зая форма насилия над людьми) — и мир изменится к тему. Так ненасильственно, меняя лишь себя, а не дру-с, люди способны преобразовать общество, перестроив (на принципах любви и братства. Этот путь более эффек-ен, чем попытки навязать некое «благо» другим людям, эму правильный путь — «воздержание от поступков, иных любви к ближнему, и сознание человеком в себе енного начала».

Как видим, убить надо не внешнего дракона, а внутрен­него, искоренить зло в себе, а не вне себя. Ведь, по большо­му счету, любое насилие, любая власть, утверждает Толстой, держится на нашем подчинении, нашей готовно­сти повиноваться. Не повиноваться — вот подлинный вы­ход: власть, не находящая встречного повиновения, ру­шится, как дерево, лишенное корней; как только побежден дракон внутренний, в виде нашей трусости, слабости, раб­ства, конформизма,— так внешний дракон в виде государ­ственного насилия, несправедливых законов, бесчеловеч­ных приказов и всего подобного рассыпается в прах. Например, два десятка власть предержащих политиков за­думывают войну и два миллиона людей идут убивать друг друга. Почему совершается война: по воле двух десятков политиков или вследствие рабской готовности двух милли­онов людей подчиняться их безумной воле? Если два мил­лиона людей как один откажутся воевать, то что тогда бу­дут делать два десятка политиков, мнящих себя властите­лями человеческих судеб?

Говоря о патристике, мы отмечали одну из важных идей^христианства, состоящую в том, что зло — это всего лишь умаление добра, отпадение от него, и поэтому, буду­чи несамодостаточным, не имея своей причины и своих оснований, оно в принципе искоренимо. Так как же бороть­ся со злом? Уничтожать его? Конечно же нет! Надо всего лишь увеличивать добро, и тогда зло исчезнет само собой.

Нравственная проповедь Льва Толстого, указавшего на неправду и лицемерие существующего общества, именую­щего себя христианским и цивилизованным, подкреплен­ная личным примером писателя и ярко выраженная в его художественных произведениях, имела огромное влияние иа мыслящих людей в России и за рубежом, пробуждая в них голос совести и заставляя изменить свой образ жизни. Не только интеллигенция, но и многие люди из народа были затронуты идеями Толстого. В его имение — Ясную Поляну — шли паломники, желавшие чему-то научиться у

голителя. Приверженцы Толстого создавали коммуны, цательства и кооперативные общества, отказывались от енной и государственной службы, пытаясь воплотить в ззнь его нравственные идеалы.

!>■■' Незадолго до революции 1917 года среди русских сту-внтов было проведено анкетирование, в котором был во-: о том, какой писатель более других оказал на них по­стельное моральное влияние. Подавляющее болыиин-• ответило: * Толстой».

просы и задания:

\.К. Н. Толстой считал, что «добро не имеет ничего общего с красо-
», а Ф. М. Достоевский полагал, что «красота спасет мир» и, вместе с
и, что «красота — это страшная и ужасная вещь... тут берега сходятся,
г все противоречия вместе живут». Какая из этих позиций вам ближе и
:му?,

2уЛ. Н. Толстой полагал, что все люди хотя и обманывают себя, но в души знают, как надо жить — любя друг друга, — и что насиль-ie пути никогда не могут привести ни к чему хорошему. Как вы, является ли такая позиция Толстого верной и действенной или это мечта?

(|} Разделяете ли вы отношение Льва Толстого к государству, армии, й собственности, смертной казни? Обоснуйте свою позицию.

Как Лев Толстой относился к личности и проповеди Христа и к христианской церкви? Как вы думаете, почему Святейший (высший орган православной церкви) отлучил Толстого от церк-