Платон и Аристотель: идеализм и дуализм

Знаменитым учеником Сократа был философ Платон Афинский(428-347гг. до н.э.)- Настоящее имя его — Аристокл, а Платон — это прозвище, которое переводится с греческого как «широкий». Он получил его то ли за кре­пость телосложения, то ли за широкий лоб, то ли за широ­ту мысли. Если Сократ ничего не писал, то Платон оставил много сочинений, которые в современном издании занима­ют четыре больших тома. Его произведения написаны в основном в форме диалогов, главным действующим лицом которых является Сократ, беседующий с философами на различные темы.

Одной из основных мыслей Платона является извест­ное утверждение о том, что видимое не есть реальное: если мы что-то видим, это вовсе не значит, что оно существует именно так, как нами воспринимается. Зга мысль являет­ся одной из вечных в философии. Вспомним: элейские фи­лософы говорят — мы видим вокруг себя движение и из­менение, но на самом-то деле ничто не движется и не меня­ется; Гераклит утверждал, что если нечто наблюдается нами неизменным, то это не означает, что оно действитель­но таково, просто никто не замечает всеобщее и непрекра­щающееся движение; вы думаете, говорит нам милетский философ Анаксимен, что вокруг нас — разные вещи, ниче­го подобного — всё кажущееся различным есть одно и то же вещество — воздух, только в разных своих состояниях; мы видим горы и деревья, луга и озера, звезды и планеты, утверждает Демокрит, и совсем не понимаем, что нет ни того, ни другого, ни третьего, а есть только набор невиди­мых нами атомов, которые движутся в пустоте. Итак, впол­не может быть, что видим мы одно, а на самом деле суще­ствует совсем другое.

Чтобы лучше понять теорию Платона, представим себе такую картину. Допустим, перед нами лежат три предме­та — яблоко, груша и слива. Эти вещи совершенно различ­ные и не похожие друг на друга, понятно, что яблоко —г это не груша, груша — не слива и т.д. Но есть в них нечто об­щее, сходное, делающее их отличными от других вещей, объединяющее их в одну группу предметов. Это общее мы называем словом «фрукт». Теперь спросим: существует ли фрукт в реальности — в качестве вещи, в которой были бы собраны все, возможные фрукты земли, в качестве предме­та, который можно было бы посмотреть или потрогать? Нет, не существует, говорим мы. «Фрукт» — это всего лишь понятие, термин, имя, название, которым мы обозначаем группу сходных между собой вещей. Реально существуют только сами эти предметы, а их названия реально в мире не существуют, так как они находятся в качестве понятий или идей только в нашем сознании. Так считаем мы.

Но ведь вполне можно предположить, что всё обстоит совсем наоборот. Реально и сначала существуют идеи или понятия вещей, и не в нашем уме, а сами по себе, вне нас, только в особом, высшем, недоступном нам мире, а все вещи, которые нас окружают, — всего лишь порождения этих первичных сущностей — идей и являются их отраже­ниями или тенями и поэтому реально не существуют. Эта мысль — главная в учении Платона. Нам кажется, говорит он, что мир один — тот, который мы видим вокруг себя. На самом же деле мира два: один — высший и невидимый мир идей, другой — низший и воспринимаемый нами мир ве­щей. Первый порождает второй. Существует, например, в высшем мире идея лошади, она и обуславливает каждую конкретную лошадь, которая находится на земле. И имен­но благодаря этой идее земная лошадь остается лошадью и не превращается в какой-нибудь другой предмет. Т.е. [чув­ственно воспринимаемые вещи обретают смысл, реаль­ность, устойчивость, постоянство как раз из-за причастно­сти к вечным и неизменным идеям. Если бы этого стабили­зирующего мирового начала — идей — не было, то любая вещь постоянно переходила бы в любое иное состояние: му­равей мог бы превратиться в слона, или гору, или цветок, а планета могла бы стать треугольником, или облаком, или каплей росы... Таким образом, мир идей — это как бы смыс­ловой «каркас» чувственного или физического мира, не ви­димый глазу, но доступный умозрению.

Но наш мир не вполне низший, потому что ниже его на­ходится материя. Идеальный мир Платон называет Бытием, материю — Небытием. Она — ничто, с его точки зрения, но она есть. Как это понимать? Мысленно переме­шаем все разнообразные вещи нашего мира до состояния однородной массы. Получится некое мировое смешение, в котором не будет ни конкретных предметов, ни их свойств. Что можно будет сказать об этой массе? Ничего. Какая она? Единственно возможный ответ — никакая. И в этом имен­но смысле она ничто, Небытие. Знакомый нам по чувствен-

ному восприятию мир возникает как раз на стыке материи и мира идеального: какая-либо высшая сущность — идея — из бесформенной частицы материи творит нормальную, воспринимаемую нами вещь. Поэтому предметы физиче­ского или чувственного мира всё же более совершенны по сравнению с никакой материей, так как в их появлении ре­шающую роль играют вечные и неизменные, действитель­но сущие идеи.

Вещи телесного мира являются их проекциями, конту­рами; бледными подобиями или, всего лучше, тенями. Для иллюстрации своего воззрения Платон предлагает следую­щую аллегорию. Представьте себе, говорит он, что мы си­дим в пещере спиной ко входу и смотрим на ее стену. За нами в солнечных лучах проходят какие-то животные, пролетают птицы, растут цветы. Мы же видим на стене пе­щеры тени этих предметов, но поскольку сидим спиной ко входу, то не знаем об их существовании — нам кажется, что наблюдаемые тени и есть сами предметы и представля­ют собой единственно возможную реальность. Но вот, до­пустим, кому-либо удалось оглянуться и увидеть сам пред­мет, который, конечно же, тысячекратно совершеннее по сравнению со своей тенью. Увидевший поймет, что всё вре* мя принимал тень за саму вещь, сравнит одно с другим, и удивлению его не будет предела. Он осознает, что настоя­щий мир совсем не такой, каким он его раньше видел, вос­хитится и уже никогда более не будет смотреть на жалкие тени, но все свои силы направит на созерцание самих пред­метов; более того, он выйдет из пещеры, чтобы увидеть, что помимо ее низкого свода, серых, мрачных стен, гнилого воздуха есть широкие зеленые равнины, прекрасные луга, свежий простор, бесконечное лазурное небо, на котором сияет великое Солнце. Так же и в нашей жизни: мы видим вокруг себя различные вещи и полагаем их реально и един­ственно существующими, не понимая, что они всего лишь ничтожные отражения, несовершенные подобия или блед­ные тени идей — сущностей мира действительного и в выс-

 

п

шей степени подлинного, но недоступного и невидимого. Если бы кому-то из нас удалось увидеть за физическими ве-1 щами их настоящее начало — идеи, сколь бесконечно он презрел бы тот материальный, телесный мир, нам близкий, понятный и привычный, в котором мы живем, считая его единственно возможным.

Поэтому задача каждого из нас — за неподлинным уви­деть подлинное, за нереальным — действительное, за мате­риальным — идеальное, за контуром — настоящие очерта­ния, за фантомом сущего — истинное Бытие. Как это сде­лать? Дело в том, что человек не полностью принадлежит миру вещей. У него есть душа — сущность вечная и идеаль­ная, она-то и связывает его с невидимым миром. После смерти тела душа отправляется именно туда, пребывает там какое-то время и при этом созерцает сами идеи и при­общается к высшему знанию. Потом она спускается в мате­риальный мир и, вселяясь в какое-нибудь тело, забывает о своем знании. Но забыть не означает не знать вовсе, ибо в забывании кроется возможность вспомнить. Получается, что человек рождающийся уже всё знает, но только потен­циально. Ему не следует познавать с нуля и шаг за шагом приобретать знания. Он должен всего лишь обнаружить их -в себе, проявить, вспомнить забытое. Поэтому познание, по Платону, — это припоминания души. Позже это воззрение • получило название «теории врожденных идей». Но, несмо­тря ни на какие усилия, мы всё же не сможем вполне по­стичь идеальный мир. Хорошо, если нам откроется хотя бы 1 маленький элемент или фрагмент его. Ведь мы — хотим того или нет — находимся по преимуществу в мире теле­сном, который зол и несовершененДНо коль скоро известно | нам о Бытии прекраснейшем, то почему бы не попытаться облагородить и возвысить земную жизнь по его образцу, сделать ее более гармоничной, добродетельной и счастли­вой?

^уша человека состоит, говорит Платон, из трех ча-1 стей: разумной, аффективной (или эмоциональной) и вож-1

делеющей. Это сочетание в каждом случае неравномерно. Если преобладает разумная часть души, то человек — фи­лософ; если эмоциональная, он — воин; а если вожделею­щая, то — земледелец или ремесленник. Получается, что род человеческий естественным образом распадается на три сословия, каждое из которых должно заниматься тем, к чему предопределено своей природой: философы, как люди всеведущие и мудрые, должны управлять государ­ством; храбрые, сильные и мужественные воины должны его защищать; а те, кто прекрасно знает, как обрабатывать землю, умеет добывать урожай и изготавливать ремеслен­ные изделия, должны трудиться и кормить государство. Каждый занимающийся своим делом будет приносить мак­симальную пользу обществу, и в этом случае нас ждет про­цветание. Если же каждый будет делать то, что не умеет, пользы не будет никакой, а общественная жизнь станет беспорядком. Первый принцип, на котором должно стро­иться идеальное государство, — это разделение труда меж­ду сословиями, из которого вытекает полное отрицание де­мократии. Ведь она — это выборность руководящих госу­дарством людей. Как можно выбирать руководителя, недо­умевает Платон. Ведь управлять должен тот, кто умеет это делать, а не тот, кто симпатичен нам и которого мы поэто­му выбираем, чтобы он управлял нами. Не выбираем же мы кормчего на корабль — судном правит умеющий это де­лать, а если мы посадим на корму просто нам симпатично­го или даже уважаемого человека, ио совершенно не смыс­лящего в навигации, он потопит наш корабль после первых же минут плавания.

Вторым принципом идеального общественного устрой­ства должно быть отсутствие частной собственности, так как она — источник всех бедствий. Если все равны, то кому придет в голову позавидовать ближнему из-за того, что у него чего-то больше, и кому надо будет бояться соседа, ко­торый может что-либо отнять? Равенство исключает и за­висть, и страх, и вражду. Из-за чего людям ссориться и

ы

обижаться друг на друга, если все одинаковы по своему имущественному положению? Общество и государство, по­строенные на естественном разделении труда и отсутствии частной собственности, будут процветающими и счастли­выми. Так должно быть, но в действительности всё иначе: каждый делает не свое дело; руководители не умеют управ­лять, ввергая народ в пучину страданий, воины скверно за­щищают его, а земледельцы не трудятся; любой преследует личный интерес, раскалывая общественное единство; все враждуют со всеми, а в результате на земле множатся бед­ствия и несчастья. Нарисованная Платоном картина — идеал, к которому следует стремиться и по которому долж­но преобразовывать налгу жизнь. Как правило,; учение о совершенном обществе называется утопией (в пер. с греч. — несуществующее место), потому что чаще всего идеалы на практике не осуществляются и мечты не сбываются)) Таким образом, Платон создал первую в истории человечества развернутую социальную (общественную) утопию.

В священной роще близ Афин, в которой по преданию был похоронен мифический герой Академ, Платон основал свою философскую школу, которая получила название Академии. Эту платоновскую школу закончил знамени­тый впоследствии его ученик Аристотель Стагирит (384-322 гг. до н.э.), который является последним пред­ставителем классического периода греческой философии. "1 Аристотель несколько видоизменил теорию Платона. Каким образом, спрашивает он, вещи могут существовать отдельно от идей, их порождающих? Как тени и предметы, которые их отбрасывают, могут находиться в совершенно разных местах? Платон, говорит Аристотель, слишком противопоставил друг другу мир идей и мир вещей, между ними в его учении пропасть. Поэтому необходимо предпо­ложить, что предмет и его идея существуют вместе, в един­стве. Вместо платоновского понятия «идея» Аристотель употребляет термин «форма», который обозначает идеаль­ную сущность, вечную и неизменную. «Форма» Аристотеля — это почти то же самое, что «идея» Платона.

Помимо форм существует также материя, которая, бу­дучи напрочь лишенной свойств, качеств или признаков, является никакой, представляет собой ничто. Во взгляде на материю как на Небытие Аристотель вполне сходится с Платоном. И вот какая-либо высшая сущность — форма вселяется в бессмысленный кусок материи, и получается нормальная, чувственно воспринимаемая вещь физическо­го мира, которая обладает размером, цветом, запахом и прочими качествами. Например, форма лошади (или идея лошади, как сказал бы Платон) вселяется в никакой, т.е. бесформенный, кусок материи — и появляется телесная, конкретная лошадь, которую мы перед собой видим; а фор­ма, допустим, цветка встраивается в другую, ничего из себя не представляющую частицу материи и делает из нее вполне материальный цветок, имеющий определенное строение, цвет, аромат и другие свойства.

Здесь можно привести следующую аллегорию. Допустим, перед нами лежит бесформенный кусок пласти­лина, но в нашем сознании есть представление или образ, например, дерева. Если мы этот свой умственный образ перенесем в кусок пластилина или наделим его этим обра­зом, т.е. вылепим из данного материала дерево, то бесфор­менный кусок пластилина превратится в нормальный предмет, у которого есть ствол, ветви, корни и так далее. Пока материал был бесформенным, мы ничего не могли о нем сказать и он был ничем, но, наделенный с помощью на­ших рук и сознания некой формой, он превратился в вещь, о которой теперь можно что-то говорить, т.е. стал чем-то. Так же и в окружающем нас мире: все вещи — это материя, преобразованная идеальными сущностями — формами. Всё мироздание — это оформленное вещество. В любой вещи есть и материя, и форма, а их нерасторжимое един­ство и является этой вещью.

Таким образом, если в учении Платона мир идей и мир вещей существуют отдельно друг от друга, то по воззрению Аристотеля мир форм и мир материи образуют одно целое,

IM

p

которым и является всё нас окружающее. Однако решаю­щая роль в существующем принадлежит именно формам. Без них материя — ничто, и они приводят ее к состоянию упорядоченности, правильности и мировой гармонии. Материя, говорит Аристотель, есть всего лишь возмож­ность Бытия, форма же из этой потенции создает действи­тельность. Низменная материя — строительный материал, сущность вещей, форма же из этой основы создает подлин­ное существование. За видимым материальным стоит не­видимое идеальное, за чувственным — бестелесное, за не­совершенными изменчивым — совершенное и неизменное. [Только одно нельзя отделить от другого, потому что они со­впадают в рамках того мира, в котором мы живем, состав­ляют неизбывное единство. Нет материи вне и помимо фор­мы, считал Аристотель, как нет и формы без материи. И только одна-единственная форма существует совершенно сама по себе, ни от чего не зависит и является предельно^ автономной. Это Ум — перводвигатель, причина и начало всего. (Его Аристотель также называет Богом).

Иной взгляд на взаимодействие материального и иде­ального в учении Аристотеля обусловил и несколько от­личное от платоновского понимание познания. Платон по-, латал бессмысленным изучение вещей окружающего мира, так как они всего лишь тени, а познавательной задачей он считал выведение знания из человеческого ума, в котором оно уже изначально содержится. Аристотель же говорит о том, что любая форма находится обязательно в единстве с материей, внутри каждого конкретного предмета, и поэто­му не изучать последние невозможно: только через иссле­дование отдельных вещей мы можем прийти к постижению формы, их определяющейся значит, познание должно со­стоять в исследовании внешнего мира, в накоплении фак­тов, обогащении нашего опыта; знание, таким образом, выводится не из ума, а из изучения окружающей действи­тельности.

Из всех античных мыслителей средневековая теистиче­ская философия (христианская — на Западе и мусульман­ская — на Востоке) признала прежде всего Аристотеля. Причем не только признала — Стагирит стал непререкае­мым, почти священным авторитетом в духовной жизни Средних веков. В это время утвердилась знаменитая фраза: «Сам сказал!» (Ipse dixitl). Если кому-то из спорящих уда­валось доказать, что отстаиваемые им положения выска­зывал в свое время Аристотель, то он произносил эти завет­ные слова, и спор считался законченным. Спорить дальше означало вести полемику с самым выдающимся философом всех предыдущих эпох, учение которого считалось в Средневековье совокупностью истин безусловных и неиз­менных.

Вопросы и задания

(J?'B ^чем заключается центральная мысль платоновского учения?

^2) Почему Платон сравнивает наш мир с пещерой, а чувственные предметы — с тенями?

3. Как вы думаете, какие идеи Сократа, бывшего учителем Платона, оказали влияние на становление платоновского учения?

| 4.Д>гкуда мы знаем, по Платону, о мире идей, если он сверхчувствен­ный? Что связывает нас с этим миром?

5, Определите, какую науку Платон считал божественной (ближе всего находящейся к миру идей) и почему? -

(уРаскройте основные идеи учения Платона о душе и о познании. !^7/ Что такое утопия? Какие принципы положены Платоном в учение об идеальном обществе и государстве?

(JJ; В чем заключается сходство и различие платоновского и аристоте­левского учений?

[9. И Платон, и Аристотель называли материю небытием. Можно ли трактовать это их утверждение в том смысле, что материи нет?

(10. Можно ли утверждать, что система Аристотеля, как и учение Платона, представляет собой вариант философского идеализма? Если нет, то почему?

 

1ИДФилософ Антисфен, критикуя платоновскую теорию идей, как-то сказал ее создателю: «Я видел огромное количество лошадей, Платон, но я никогда не видел идею лошади, о которой ты так настойчиво говоришь». Платон ответил ему: «У тебя, Антисфен, есть глаза, чтобы увидеть каж­дую конкретную лошадь, но, видимо, у тебя нет разума, с помощью кото­рого ты мог бы усмотреть идею лошади». Прокомментируйте эти плато­новские слова. Каким образом в них выражена основная мысль его уче-

нияг