Проблема гуманистического мышления.

Гуманизм - это еще одна система ценностей, которую отвергает Антуан Рокантен. Он не понимает, как можно любить человека, и делать его великим - если сам по себе он ничего не значит. Люди все одинаковые, они не уникальны. Каждый просто обладает разным набором символов, которые его характеризуют.

- Вы их вовсе не любите, этих: двоих. Вряд ли вы узнаете их на улице. Для вас они всего только символы. Вас умиляют не они, вас умиляет Человеческая Молодость, Любовь Мужчины и Женщины, Человеческий Голос.

- Ну и что? Разве всего этого не существует?

- Конечно, нет! Не существует ни Юности, ни Зрелости, ни Старости, ни
Смерти...» (11,с.154).

«- Но как вы можете судить о человеке по его лицу? Лицо человека, когда он расслабился, ни о чем не говорит.

Слепцы гуманисты! Это лицо говорит так много, так внятно — но смысл лица никогда не доходит до их нежной абстрактной души» (11,с..155).

 

Жизнь человека бесценна - одна из основных идей гуманизма. Кто идет против этого, тот проигрывает гуманизму, так как жизнь действительно цен­ность, но не обязательно только человека. Гуманизм всегда будет правым, так как его питают те, кто против него настроен. Тот, кто опровергает человека как центр вселенной, вносит вклад в развитие гуманизма.

Да к тому же гуманист гуманисту рознь. Один считает, что человеку для счастья надо умереть, а другой, что смерть - это явление, от которого человека нужно тщательно уберегать. Гуманисты сами не определились в своей системе, а еще навязывают ее другим людям.

 

«Это все актеры на первых ролях. Но есть другие, тьма других: философ-гуманист, который склоняется над своими братьями как старший и чувству­ет меру своей ответственности; гуманист, который любит людей такими, какие они есть, и гуманист, который их любит такими, какими они должны быть; тот, кто хочет их спасти, заручившись их согласием, и тот, кто спа­сет их против их воли; тот, кто желает создать новые мифы, и тот, кто, довольствуется старыми; тот, кто любит в человеке его смерть, и тот, кто любит в нем его жизнь; гуманист - весельчак, который всегда найдет случай посмеяться, и мрачный гуманист, которого чаще всего можно встретить на похоронах» (11,с. 150-151).

2.5. Проблема бытия.

Приступы тошноты у Антуана Рокантена появляются неожиданно, когда вроде бы ничего не предвещает. Антуан хочет разобраться в приливах его болезненного настроения. А это можно тогда, когда он докопается мыслью до самых, что ни на есть первооснов человеческого бытия. Его тошнит на все, что его окружает - на предметы, людей. Он чувствует себя так, только оказавшись окруженным большим количеством вещей.

 

«Вещи освободились от своих названий. Я среди Вещей, среди не поддаю­щихся наименованию вещей. Они окружили меня, одинокого, бессловесного, без­защитного, они подо мной, они надо мной. Они ничего не требуют, не навязы­вают себя, просто они есть» (11,с. 161).

«Предметы не должны нас беспокоить: ведь они не живые существа. Ими пользуются, их кладут на место, среди них живут, они полезны — вот и все. А меня они беспокоят, и это невыносимо. Я боюсь вступать с ними в контакт, как если бы они были живыми существами» (11,с.18).

«Я по горло сыт одушевленными предметами, собаками, людьми, всеми этими самопроизвольно шевелящимися мягкими массами» (11,с.35).

Вещи существуют только в настоящем времени. Для тебя существует толь­ко то, что тебя окружает здесь и сейчас. То, что ты себе представляешь и воображаешь - этого нет. Даже то, о чем ты думаешь - это настоящее, ведь вспоми­наешь, что ты здесь и сейчас.

 

«Я в тоске огляделся вокруг: настоящее, ничего кроме сиюминутного на­стоящего. Легкая или громоздкая мебель, погрязшая в своем настоящем, стол, кровать, зеркальный шкаф ~ и я сам. Мне приоткрывалась истинная природа настоящего: оно — это то, что существует, а то, чего в настоящем нет, не существует. Прошлое не существует. Его нет. Совсем. Ни в вещах, ни даже в моих мыслях... Но теперь я знал: все на свете является только тем, чем оно кажется, а за ним... ничего» (11,с. 124).

Весь предметный мир аморфен, лишен внутренней структуры, Человеческая мысль не может освоить мир, не может проникнуть в его причины, законо­мерности, цели. Антуан понимает, что мир абсурден, недоказуем, это бытийная масса, из которой не выделяется конкретное. Ничего нет, нет того, что мы при­выкли находить каждую минуту, час, день. Это и является причинами тошноты Рокантена.

 

«Сейчас под моим пером рождается слово Абсурдность. Не пытаясь ни­чего отчетливо сформулировать, я понял тогда, что нашел ключ к Существованию, ключ к моей Тошноте, к моей собственной жизни. В самом деле, все, что я смог уяснить потом, сводится к этой основополагающей абсурдности» (11,с.165).

Отсюда вытекает, что в жизни нет никакого смысла. Мы живем, чтобы доказывать наше существование, но существование бессмысленно. Жизнь не
имеет цели; стоит ли вообще жить для того, чтобы просто жить. Выход предла­гает Самоучка.

 

«Жизнь приобретает смысл, если мы придаем его ей (то есть, делаем себе легенду). Сначала надо начать действовать, за что-нибудь взяться. А когда потом станешь размышлять, отступать поздно — ты уже занят делом» (11,с.145).

 

Если мир абсурден, значит от него неизвестно, что можно ждать. А вдруг все перевернется, вдруг оживут предметы и захватят людей, вдруг у людей бу­дут копыта. Это все может произойти. Случайность правит миром. Быть может, через лет сто мы увидим то, что и в самом ужасном сне не появлялось.

 

«А вдруг какая-нибудь мать взглянет на щеку своего ребенка и спросит: «Что это у тебя? Прыщик?» - и увидит, как щека вдруг припухла, треснула, приоткрылась, и из трещины выглядывает третий глаз, смеющийся глаз. Или люди почувствуют, как что-то мягко трется обо все их тело. И они узнают, что их одежда ожила. А один из них почувствует, как что-то скребется у него во рту. Он подойдет к зеркалу, откроет рот - а это его язык стал огромной сороконожкой и сучит лапками, царапая ему небо. Он захочет ее выплюнуть, но это часть его самого, придется вырвать язык руками. И появится множество вещей, которым придется дать новые имена: каменный глаз, громадная трехрогая рука, ступня-костыль, челюсть-паук» (11,с.202-203).

Идейная основа текста.

3.1. Жизнь - бесконечное и однообразное течение времени, со
сменами обстановки.

Жизнь - это череда дней, которые проходят в течение длительного време­ни. Меняется обстановка, в которой ты обитаешь, меняются люди, которые тебя окружают. Жизнь возможна только в настоящем, ведь ты не можешь предска­зать, что с тобой случится, а когда рассказываешь о прошлом, ты все равно де­лаешь это в настоящем времени.

 

«Пока живешь, никаких приключений не бывает. Меняются декорации, люди приходят и уходят - вот и все. Никогда никакого начала. Дни прибавля­ются друг к другу без всякого смысла, бесконечно и однообразно. Время от времени подбиваешь частичный итог, говоришь себе: вот уже три года я пу­тешествую, три года, как я в Бувиле. И конца тоже нет - женщину, друга или город не бросают одним махом. И потом, все похоже — будь то Шанхай, Москва или Алжир, через полтора десятка лет все они на одно лицо. Иногда редко вникаешь вдруг в свое положение: замечаешь, что тебя заарканила баба, что ты влип в грязную историю. Но это короткий миг. А потом все опять идет по-прежнему, и ты снова складываешь часы и дни. Понедельник, вторник, среда. Апрель, май, июнь, 1924,1925,1926» (1,с.54).

Жизнь однообразна, но ведь у человека возникают какие-то ситуации, ко­торые его взбудораживают, тревожат его плавное течение. А потом мы долго вспоминаем о таких моментах, которые внесли в жизнь интерес. Такие события называются приключениями. Жизнь идет в одном направлении, а воспоминания и рассказы о ней в обратном.

 

«Когда ты рассказываешь свою жизнь, все меняется; только никто этой перемены не замечает, и вот доказательство: люди недаром толкуют о прав­дивых историях. Будто истории вообще могут быть правдивыми; события развертываются в одной последовательности, рассказываем же мы их в об­ратной. Нам кажется, что мы начинаем сначала» (11,с.54).

 

Если бы приключение не произошло, то не было бы предшествующей вереницы событий, которые ему предшествовали. У кого больше приключений, тот имеет более разнообразную палитру разговоров. Жизнь идет, и мы даже не замечаем, что общение с людьми ничего нового и полезного в широком смысле не несет. Краски в нее вносит случай.

 

«И рассказ развертывается задом наперед: мгновения перестали наудачу громоздиться одно на другое, их подцепил конец истории, он притягивает их к себе, а каждое из них, в свою очередь, тянет за собой предшествующее мгно­вение» (11,с. 55).