Особенности философии позитивизма в России

Позитивизм XIX столетия, несмотря на пестроту черт, как в европейском, так и российском культурном наследии, обладал рядом общих характеристик: 1) строгий сциентизм, примат естественнонаучного метода познания и распространение его на изучение социальной сферы бытия; 2) вера в сущность прогресса, иногда как автоматического процесса, иногда как продукта человеческой изобретательности; 3) стремление достичь «позитивного» знания или знания опытного, эмпирического, доказательного, основанного на научных фактах, отрицающего знание метафизическое.

В этой связи позитивизм даже нередко определяют как философию, поставившую себя на службу естественной науке. Родоначальник данного направления Огюст Конт под термином «позитивная философия» понимает особый способ философского мышления, который признает, что все теории, к какой бы области идей они ни принадлежали, имеют целью согласование наблюдаемых фактов. Объектом изучения положительной философии, по замыслу философа, выступает область явлений как единственно доступная сознанию человека. Исходя из этого, цель научного исследования заключается в поиске соотношения фактов во времени и пространстве и выявлении их закономерностей. Представления позитивистов о задачах философии истории, таким образом, включают две основные установки: 1) найти факты, провести наблюдение за ними и обобщить их; 2) посредством индукции определить законы общественного развития.

Результатом решения первой задачи стал громадный прирост конкретного исторического знания, основанного на беспрецедентном по своей точности и критичности исследовании источников. При этом повсеместно раздавались призывы отбросить идею построения всеобщей истории как иллюзорную мечту. Однако со временем стало ясно, что громадные эмпирические построения без теоретических обобщений теряют какой бы то ни было смысл. В этой ситуации Огюст Конт предложил создать новую науку, социологию, которая, по его замыслу, должна начинаться с открытия фактов человеческой эволюции, предоставляемых ей историками, и на этой основе осуществлять поиск причинных связей и закономерностей.

В итоге, в позитивистском мыслительном пространстве сложилась уникальная ситуация преодоления и одновременно не преодоления спекулятивной философии истории. С одной стороны, позитивистски настроенные авторы пытались отказаться от глобальных схем, с другой стороны, утверждали, что философия истории возможна только в рамках всемирно-исторического процесса. Выстроенные ими конструкции всемирной истории на основе всеобъемлющего эмпирического материала на деле превращались в незавершенные исторические исследования или историю Запада в лице ее отдельных народов. Подобные противоречия, связанные со стереотипами позитивистского мышления, в полной мере были восприняты и российскими авторами.

Позитивистская мысль в России эволюционировала от первого упоминания о позитивизме О. Конта (40-е гг.XIX в.), через первичное знакомство с идеями Г. Спенсера, Д. Милля, Т. Бокля (60-70-е гг.), к распространению, а затем и к критическому переосмыслению таковых (80-90-е гг.). С именем К.Д. Кавелина связано проникновение позитивизма в сферу исторического знания, а его широкое распространение отразилось в новых курсах всемирной и отечественной истории, созданных такими авторами, как Н.И. Кареев, В.О. Ключевский, П.Н. Милюков, Р.Ю. Виппер, Н.А. Рожков. В 1900-х – 1920-х гг. наметившийся кризис позитивистского мышления стимулировал поиск новых путей объяснения истории. Результатом стало углубленное изучение отдельных аспектов социокультурного развития: социологических и психологических (Кареев), экономических (Рожков), культурно-антропологических (Милюков), а также разработка новой методологической стратегии исследования истории (Ключевский, Виппер).

Распространение позитивизма в проблемное поле русской истории имело несколько особенностей. Во-первых, оно отражало связь науки и общества. Эту связь подметил в свое время Н.Г. Чернышевский, когда говорил, что «русский ученый – служитель не столько своей чистой науки, сколько просвещения вообще»[37]. Действительно, отечественные историки, будучи преподавателями университетов, чувствовали себя в первую очередь проводниками между наукой, которую они создавали, и обществом, в котором жили. Во-вторых, ускоренная модернизация пореформенного общества способствовала тотальному включению всех слоев населения в политическую жизнь страны. В творчестве Кавелина, Кареева, Ключевского, Милюкова, Виппера, Рожкова определенно обнаруживается связь науки и политики. Их труды характеризуются существенными общими признаками политической социализации и научной ориентации. Так, решение актуальной для России теоретической проблемы соотношения государства и общества в интерпретации либерально настроенных историков имело свое практическое выражение: мыслители обосновывали участие интеллигенции в государственном управлении с целью преодоления социально-экономической отсталости страны. Например, именно в активности образованного слоя общества виделась Випперу возможность реального выхода из «нравственного и социального упадка»[38]. При этом в творчестве историков не явствовала идеологическая детерминированность научных взглядов, наоборот, их научная концепция, базирующаяся на позитивистской платформе, определяла либеральную политическую.

Социокультурная парадигма русской философско-исторической мысли XIX столетия показывает, что ее развитие шло в русле западноевропейской философии истории, но было обусловлено национальными особенностями идейных и духовных традиций общества. Историософская рефлексия славянофилов и западников, гуманистические искания народников, теоретические разработки в области социологии, психологии, права и естественнонаучного знания, - все это стало питательной средой для формирования философско-исторического мировоззрения русского позитивизма. Так, в позитивистский корпус идей социокультурного развития прочно вошла установка западников на включенность России в контекст европейской истории, славянофилов – признание национально-культурной самобытности народа.

Многие замыслы Т.Н. Грановского получили творческое развитие в трудах русских позитивистов, среди них: идея преемственности всемирно-исторического процесса (Кавелин, Кареев), взгляд на государство как формообразующее начало российского исторического процесса (Кавелин, Ключевский, Милюков), повышенный интерес к переходным или «критическим» эпохам в истории (Кавелин, Ключевский). Например, под государством Грановский разумел «органическое целое, где каждый член имеет свои должности, свои права»[39]. Это созвучно идеям Ключевского, который говорит о государстве как исторически сложившемся союзе народов в целях достижения общего блага[40].

Концепция П.Л. Лаврова и Н.К. Михайловского о «социальной личности», «развивающейся личности», вне деятельности которой невозможен общественный прогресс, по признанию Н.И. Кареева, стала ключевой темой его собственной рефлексии. Под непосредственным влиянием взглядов Михайловского сложилась общая для всех позитивистов установка на поиск гуманистического смысла исторической эволюции.

Параллельно усилиям Ковалевского, авторы курсов всемирной и отечественной истории (Кареев, Ключевский, Рожков, Виппер) подвергли анализу качественно новые усложнения общественных отношений в условиях складывания капиталистического порядка и кризиса новоевропейской культуры, в частности, синтез старых, традиционных форм общинно-родового свойства и новых, рационально-индивидуальных характеристик эпохи модерна.

Философско-историческая литература XVIII-XIX веков являла собой разнообразные и противоречивые трактовки взаимосвязи философии истории и всемирной истории. Мыслители эпохи Просвещения рассматривали историческое развитие или как цикличный процесс (Вико) или в перспективе самосовершенствования человека и человечества, поступательного роста просвещения (Вольтер), гуманности (Гердер), осознания естественных и политических прав человека (Монтескье, Кондорсе), нравственного развития (Кант) и неуклонного движения по пути свободы (Гегель). В субстанциальной философии истории всемирная история предстает как план саморазвертывания объективного духовного начала, устремленного к идеальному будущему. В этих границах отчетливо обнаруживается противоречие поступательного прогрессивного хода истории и культурсозидательного творчества человека.

Подход к проблеме взаимосвязи философии истории и всеобщей истории, предложенный в сочинениях Гегеля, характеризуется российскими авторами как итог всех споров эпохи Просвещения. Замысел Гегеля по созданию глобальной панорамы эволюции человечества, так и оставшийся нереализованным, стал главным предметом критики со стороны российских позитивистов. В своем творчестве они солидаризировались с западноевропейской позитивистской критикой метафизического видения всемирной истории, сопутствующего ему понимания движущих сил и смысла исторического развития. Призывая отказаться от глобальных схем, в собственных исследованиях российские историки не смогли до конца преодолеть спекулятивной философии истории, утверждая, что историософские построения возможны только во всемирно-исторических рамках.

Маркс предложил новый подход к осмыслению социокультурной проблемы, согласно которому история человечества есть объективно протекающий процесс смены общественно-экономических формаций. Вместе с тем, само противоречие истории и культуры не нашло преодоления в сочинениях Маркса.

Позитивистская философия истории являет собою реакцию на субстанциалистские версии интерпретации истории, в которых культурное своеобразие предстает как вторичное. Глобальному метафизическому историзму с его субстанциональными схемами социального развития и утопическими идеалами позитивистская философия противопоставила идею бесконечно трансформирующейся эволюции при одновременном развитии независимых самобытных культурных организмов. Комплекс позитивистских идей философии истории включал в себя: признание позитивной эры развития человечества, акцент на развитие нравственного, духовного и умственного элементов культуры, идею статики и динамики общественного развития (Конт), взгляд на человеческое общежитие как на постоянно трансформирующийся социальный организм (Спенсер), признание разнообразия и множества социальных эволюций (Тард), акцент на активного человека при его взаимодействии с природой и культурой (Бокль). Являя собой комплекс идей, связанных с проблемой личности, общества и государства, позитивистская парадигма социокультурного развития оказала на российских авторов самое непосредственное влияние. В трудах К.Д. Кавелина, Н.И. Кареева, В.О. Ключевского, П.Н. Милюкова, Р.Ю. Виппера, Н.А. Рожкова присутствует тенденция творческого переосмысления наследия классиков позитивизма, разработки путей применения созданной ими теоретико-методологической стратегии к обобщению материала всемирной и отечественной истории.

Центральной темой позитивистской философии по-прежнему оставался прогресс. Однако его природа стала изучаться на иной методологической основе – многофакторном анализе. Так, основанием прогресса послужили: бесповоротность научного развития человечества (Конт, Бокль), законы социальной эволюции в их аналогии с органическим развитием и психологической спецификой (Спенсер), синтез разнородных и многообразных эволюций (Тард). Как следствие, произошла смена приоритетов в определении предмета философии истории, инициированная во многом воззрениями Г. Спенсера. Поиск отвлеченной сущности истории был вытеснен многофакторным анализом непосредственного механизма исторического развития.

Вместе с тем, в границах позитивистской историософии отчетливо просматриваются противоречия между декларируемым уходом от субстанциального прогрессизма и спекулятивными обобщениями, которые, как явствует из рассуждений Конта относительно трех фаз исторического развития, являли собой пример возрождения умозрительных телеологических конструкций. В построениях позитивистов со всей очевидностью присутствует непреодолимая дилемма эмпирической истории и теоретических обобщений, имманентно заложенная в самом основания этого мировоззренческого учения. Противоречия позитивистского мировоззрения были в полной мере унаследованы и российскими авторами, чье творчество являет собой наглядный пример самокритических попыток вырваться из тисков так и оставшейся непреодоленной дилеммы эмпирической истории и априорных построений.

Позитивистская мысль в России развивалась от первичного знакомства с сочинениями классиков позитивизма (60-70-е гг.), к их распространению (80-90-е гг.) и критическому переосмыслению (1900-1920-е гг.). Восприятие позитивизма в проблемном поле русской истории имело ряд особенностей. Во-первых, оно совпало с процессом становления и оформления комплекса наук гуманитарного характера (история, социология, психология, экономика, право, политология и др.). Во-вторых, распространение позитивизма отражало связь академическо-профессиональной деятельности и политики. В трудах К.Д. Кавелина, Н.И. Кареева, В.О. Ключевского, П.Н. Милюкова, Р.Ю. Виппера, Н.А. Рожкова обнаруживаются общие существенные признаки политической социализации.

Таким образом, в формировании российского варианта позитивистской философии истории, в предлагаемой в ее границах стратегии анализа проблемы социокультурного развития отчетливо обнаруживается тенденция освоения корпуса идей классиков позитивизма в соответствии с совокупностью задач специально-дисциплинарного и общественно-политического плана, характерных для России второй половины XIX – рубежа XX вв. Стремясь к конкретизации позитивистского мировоззрения на базе научного знания и политических реалий, русские авторы предложили достаточно оригинальную версию понимания, содержания, механизмов и условий протекания социокультурного развития. Вместе с тем, в их построениях присутствуют противоречия, свойственные в целом программе философии позитивизма.

Русский позитивизм - особый тип философского мышления:

1) русские позитивисты - не кабинетные ученые, а своеобразные посредники между наукой и обществом; их интересовала не глобально-теоретическая история, а история «здесь-и-теперь», как «школа» для преобразования настоящего;

3) русские позитивисты выступили в роли своеобразных усмирителей эпох и воззрений, в частности, они «поднялись» над полемикой метафизиков и позитивистов, славянофилов и западников, народников и марксистов, взяв от каждого учения свое рациональное зерно:

- у метафизиков – нравственно-практическую ориентацию, принцип диалектики, идею свободы личности, правового и гражданского общества;

- у западноевропейских позитивистов - научное мышление, доверие фактам, принцип реляционизма, идею статики и динамики общественного развития (Конт); закономерности социальной эволюции, акцент на психологию (Спенсер); признание множественности эволюций (Тард);

- у славянофилов – идею национально-культурной самобытности России, необходимости сильной самодержавной власти;

- у западников – включенность России в контекст европейской истории, признание самоценности и самодеятельности личности, правовое обеспечение ее свободы;

- у народников – интерес к социальным проблемам;

- у марксистов – видение личности как части социального организма.

Восприятие позитивизма на русской почве имело ряд особенностей.

Во-первых, оно совпало с процессом становления и оформления комплекса наук гуманитарного характера (история, социология, психология, экономика, право, политология и др.). Содержание позитивистской философии с ее научными методами рационального познания, свободными от «спиритуализма и идеализма», как никогда соответствовали интересам российских исследователей 60-х гг. XIX в. в их разработке философии истории. Этим объясняется и синхронность проникновения в Россию позитивизма с двумя другими направлениями научной мысли – марксизмом и дарвинизмом. Во-вторых, распространение позитивизма отражало связь академическо-профессиональной деятельности и политики. В трудах Кавелина, Кареева, Ключевского, Милюкова, Виппера, Рожкова обнаруживаются существенные общие признаки политической социализации и научной ориентации. Научные концепции, вытекающие из позитивистской философии, в существенной мере определяли политическую ориентацию ученых и формировали их либеральные воззрения. В-третьих, развитие русской философии истории напрямую связано со становлением национального самосознания. В позитивистской интерпретации эта идея выражалась в признании единства многообразия в социокультурном развитии России, Запада и Востока.

Духовное состояние российского общества рубежа XIX-XX столетий является своеобразным отражением пореформенной истории страны, претерпевшей бурю трех революций и, в конечном итоге, смену государственного строя. Особенно сложный и противоречивый характер приобрела в это время социально-экономическая сфера, прошедшая в своем развитии три этапа: 60-70-е гг. XIX в. – буржуазно-демократические реформы; 80-е – контрреформы; 90-е - относительно последовательная модернизация страны, прерванная мировой войной 1914 и политическими потрясениями 1917 г. Динамичность эпохи наполняла умы образованных людей чувством острой необходимости осмысления жизненно важных вопросов – результатов либеральных реформ и дальнейших путей развития капитализма в России. На это указывали представители всех направлений русской общественной мысли. Оценка перспектив при этом выглядела различной. Сторонники народнического направления (Лавров, Михайловский) утверждали, что капитализм в России насаждается «сверху», акцентировали внимание на его «язвах» (рост имущественного неравенства, разорение и пролетаризация деревни и др.), поэтому склонны были рассматривать это общественное явление как регрессивное. Авторы марксистского направления указывали на объективные закономерности капитализма, преувеличивая при этом степень его развития в России, несмотря даже на полярные позиции: от идеализации капитализма (Струве) до его критической оценки (Ленин). Представители позитивистской философии истории не придавали экономическому фактору коренного значения и рассматривали как одно из равнодействующих исторических условий наряду с геополитическим, социальным, духовным и другими.

Традиционно сложилось, что вопрос об отмене крепостного права в России стал пробным камнем философствования нескольких поколений отечественных мыслителей. Однако его долгожданная реализация в 1861 г. оказалась настолько далека от надежд, что ввергла в состояние замешательства образованные круги русского общества. Реформа приобрела преимущественно юридический характер, поскольку крестьяне, наделенные личными правами, так и не получили экономическую свободу в полном смысле этого слова. При сохранении сельской поземельной общины в пореформенной России сложилась система надельного, а не индивидуального землевладения, что не только не разрешило «вечный» крестьянский вопрос в стране, но еще более его усугубило. В связи с этим в среде либерально настроенных сторонников и организаторов реформы стал наблюдаться своего рода мировоззренческий кризис. Привыкшие, в большинстве своем, умозрительно бороться за сам факт отмены крепостного права, они оказались не способными к конструктивным действиям и впали на время в состояние «идейного застоя».

По прошествии двух пореформенных десятилетий, ставших символом «переломных» лет в истории России, коренная ломка феодальных отношений в деревне и промышленный переворот повлекли за собой серьезные социальные изменения и потрясения. Новые проблемы вновь всколыхнули русское общество, «разбудили» общественную мысль и заставили искать рациональные выходы из сложившейся ситуации. К.Д. Кавелин в свое время тонко уловил эту тенденцию. В работе «Наш умственный строй», вышедшей в свет в 1875 году, он прямо говорил о том, что умственное состояние российского общества начинает вступать в такую фазу развития, «когда мыслящее отношение к действительности, к себе и окружающему стремится перейти в деятельное, творческое»[41]. Активизация представителей различных направлений русской общественно-политической и научной мысли получила различное воплощение в условиях модернизации российской действительности: одни увидели смысл в революционном обустройстве существующего порядка, другие – в его реформировании путем разумных правительственных мер, третьи продолжали углублять идеи русского мессианства и богоборчества. Профессиональные историки, чьи взгляды базировались на позитивистской платформе, сочли своим долгом подвергнуть всестороннему анализу ход и условия становления национальной истории для более глубокого понимания и обоснования сущности ее исторического момента и места в общей системе цивилизаций.

Духовное состояние российского общества конца XIX - начала XX вв. очевиднее всего, на наш взгляд, эксплицируется в дискуссии о всемирной истории и национальной самотождественности, развернувшейся в это время в студенческих аудиториях, на научных диспутах и страницах журналов. Вызванная к жизни насущными проблемами российской действительности, эта дискуссия была простимулирована и ярко выраженными внешнеполитическими факторами. Желание имперской власти во что бы то ни стало отстоять за собой монопольное право на выработку общеевропейского внешнеполитического курса вызывало в русском обществе крайне противоречивые мнения. Расхождения позиций правительства и общества проявлялись особенно глубоко после поражения царизма в русско-японской войне и в условиях военных неудач в Первой мировой войне. Характерно, что в общем потоке литературы этого времени стабильно звучала мысль о приоритете внутренних проблем над внешними. «Только тогда Россия будет истинно великой державой, когда к ее сильному материальному росту присоединится соразмерное внутреннее развитие»[42]. Эти слова Н.Я. Грота, русского позитивиста, редактора журнала «Философия и психология», стали своеобразным символом взгляда на национально-государственную сущность России и ее место в международной жизни.

Интересно, что осмысление роли и места России в мировом сообществе цивилизаций по-прежнему интерпретировалось в традиционных для русской мысли терминах диалога западничества и славянофильства. Авторы позитивистской ориентации с характерным для них признанием многофакторного детерминизма заняли в этом случае своеобразную примирительную позицию. Отличаясь отсутствием крайностей, она была свободна от упования славянофилов на возврат к формам древней русской культуры и от призывов западников копировать достижения европейской цивилизации. С позитивной точки зрения целесообразным мог считаться некий синтез рациональных идей, накопленных общественной мыслью в ходе полемики 30-40-х гг. XIX в. Из арсенала философии западничества принимались три основных положения: это, прежде всего, включенность России в контекст европейской истории, далее - признание самоценности и самодеятельности личности в истории, а также правовое обеспечение ее свободы. В наследии славянофилов творческой и продуктивной признавалась идея национально-культурной самобытности русского народа, а также исторической и политической необходимости сильной самодержавной власти, обязательно обеспечивающей при этом правовую защиту личности.

Авторы, базирующие свои историософские схемы на положительном знании, не ограничивались только критическим анализом творчества западников и славянофилов, ведя конструктивный диалог с представителями новых течений общественно-политической мысли второй половины XIX в. - народниками и марксистами. Так, характеризуя воззрения народников по сравнению с предшественниками как «заметный шаг вперед» в развитии российского самосознания, К.Д. Кавелин положительно оценивает их стремление обращаться к решению проблем реальной действительности и призывает исследователей вслед за этим обратить особое внимание на социально-экономические условия развития отечественного исторического процесса. Однако от взора позитивно настроенного мыслителя не ускользает факт ограниченности народнического мировоззрения одними социальными и экономическими характеристиками. Он убежден, что без политических, юридических, нравственных и психологических оснований невозможно выразить всей полноты «народного гения»[43].

Творчество другого представителя позитивизма, Кареева, показывает пример конструктивной критики еще одного направления философско-исторической мысли - экономического материализма. В работе «Критика экономического материализма» (1913) Кареев пытается дать и положительную, и негативную оценку этому учению. Так, Марксу ставится в заслугу два главных открытия – материалистического понимания истории и разоблачения тайны капиталистического производства. Подчеркивая научное значение диалектического материализма в той мере, в какой он изучает экономические явления прошлого и их действительное влияние на другие сферы жизни общества, Кареев считает неприемлемым стремление объяснять многомерное содержание исторического процесса только одним началом – социальной средой, взятой, к тому же, в узком экономическом смысле. Материализм оценивается им как догматическое учение, объявляющее экономику основой всей исторической жизни человечества. В связи с этим, автор призывает избегать любых идей и схем, которые делают учения «односторонними». Примером тому служит опыт «органической школы» с ее попытками построения истории на исключительно естественнонаучной основе, или «юридической школы», рассматривающей право как единственно верный взгляд на историю, или марксизма, увлекающегося экономическим материализмом в ущерб другим факторам развития исторического процесса[44].

Сциентистские попытки представить историческое развитие России как развернутый во времени и пространстве процесс формирования национальной культуры, включенной при этом в общее русло всемирной истории, осуществлялись уже на подготовленной предшественниками почве. В задачи позитивистски настроенных авторов входили планы освобождения историософских построений от научного фетишизма, а также поиск рационального зерна в творческом наследии западноевропейских и отечественных мыслителей для использования его в собственных конструкциях всемирной и национальной истории. Размышления западников и славянофилов о месте и роли российской цивилизации во всемирно-историческом процессе стимулировали поиски национальной идентичности и наметили новые «точки роста». В итоге историческое мировоззрение студенческой молодежи середины XIX столетия стало приобретать существенные отличия от предыдущего поколения, поскольку его формирование шло на фоне смены приоритетов научной мысли России. Это выразилось в снижении значимости априорного и дидактического характера построения истории и повышении интереса к проблемам непосредственного действия механизма человеческого общежития. Преодолев искус метафизической философии, наиболее мыслящая часть русской интеллигенции начала склоняться к позитивному знанию. Для одних авторов главным предметом исторического исследования явился генезис и развитие государственно-политических, правовых и социальных отношений (Соловьев, Чичерин), для других – дух и быт народа, национальные предания и обычаи (Костомаров, Забелин).

По общему признанию современников, особую роль в становлении научного понимания дилеммы всемирной и национальной истории сыграла разработанная С.М. Соловьевым «историко-философская формула» политического и социального развития России[45]. Действительно, на долю известного московского профессора выпала задача вписать историю российского государства в контекст всемирно-исторического процесса. В его «Истории России с древнейших времен», вышедшей в свет в 1851-1880 гг. мы впервые встречаемся с концептуальным осмыслением истории как объективного процесса. Главная идея - постепенный переход от родовых отношений к государственным. В интерпретации Соловьева дилемма государства и гражданского общества проявляется в соответствии с философией права Гегеля. Созвучными кажутся Соловьеву два положения: первое - образование государства представляет собой степень развития идеи отдельного народа на основе комплекса исторических условий в течение многих веков, и второе - в отношении сфер частного права, семьи и гражданского общества государство является, с одной стороны, внешней необходимостью и высшей властью, с другой стороны – имманентной целью[46].

Постулируя мысль о том, что государством пронизаны все сферы общества, в том числе и жизнь индивида, Соловьев ограничивается исключительно правовой и политической подоплекой в объяснении взаимоотношений власти и общества. Как исследователь, стоящий у истоков государственно-правовой школы в русской историографии, он выстраивает русскую историю таким образом, что власть, общественный порядок и народный быт в ней представляются явлениями преимущественно политического порядка.

В 50-60-е годы XIX века харизматическое увлечение диалектикой Г. Гегеля начинает сменяться критическим осмыслением. Это коснулось и творчества С.М. Соловьева. «Отвлеченности были не по мне; я родился историком», - объяснял он впоследствии свое охлаждение к общей гегелевской схеме развития, которую, как ему казалось, надлежало наполнить конкретным содержанием[47]. В историческом мировоззрении Соловьева нашли отражение идеи Ранке, Нибура, Риттера, Мишле, Тьерри и др. Особо чувствуется схожесть взглядов с Ф. Гизо на проблему всеобщей цивилизации. Как и его французский коллега, Соловьев рассматривает всемирную историю в качестве многонационального организма, базирующегося на двух главных принципах: на социальном и интеллектуальном прогрессе, а также на единстве развития внешних условий жизни и личной природы человека. Смыслообразующим ядром исторического процесса обоих авторов является «усовершенствование общественности и человечности» на основе их тесного и быстрого взаимодействия.

Соловьев первый обратил серьезное внимание на своеобразное геополитическое положение России между Европой и Азией. Он поставил историческое развитие народов в теснейшую связь с природными условиями и пришел к выводу о резком различии в этом отношении между Западной и Восточной Европой. Безграничность пространств Восточной Европы являет собой своеобразный «вызов» русскому народу и государству и диктует определенную логику исторического поведения. «Природа для Западной Европы, для ее народов была мать; для Восточной, для народов, которым суждено было здесь действовать, - мачехой»[48]. Подобной метафорой не раз пользовался сам Соловьев и другие авторы, воспринявшие его формулу органического развития общества, к примеру, Ключевский и Милюков.

Творчество К.Д. Кавелина, В.О. Ключевского, Н.И. Кареева, Р.Ю. Виппера, П.Н. Милюкова и Н.И. Рожкова олицетворяет важную ступень духовного развития российского общества. Если представить интеллектуальное развитие России в виде своеобразных «точек роста», то вырисовывается любопытная, на наш взгляд, картина становления отечественного национального самосознания. Первая «точка роста» - пробуждение самостоятельной национальной русской мысли в лице славянофилов и западников, вторая - облачение ее народниками и марксистами в соответствующую форму социально-экономического развития, третья - перенесение ее, благодаря усилиям С.М. Соловьева, с метафизических высот на почву органического развития и включение в контекст всемирной истории. В этом ряду позитивистская философия истории может являть собой четвертую «точку роста» национального самосознания, отражающую признание концепции единства в многообразии развивающихся культур.