Философское пробуждение» в России в первой половине XIX века

«Философское пробуждение» - такая образная характеристика русской философской мысли первой половины XIX в. принадлежит известному философу Георгию Васильевичу Флоровскому (1893-1979). Действительно, конец 20-х годов, 30-е и 40-е годы XIX столетия отмечены появлением целого ряда крупнейших философских имен и возникновением многочисленных объединений и кружков, в которых оживленно обсуждаются философские темы. Среди деятелей этой поры чаще всего упоминаются А.С. Хомяков (1804-1860), И.В. Киреевский (1806-1856), К.С. Аксаков (1817-1860), Ю.Ф. Самарин (1819-1876), П.Я. Чаадаев (1794-1856), Н.В. Станкевич (1813-1840), Т.Н. Грановский (1813-1855), В.Г. Белинский (1811-1848), А.И. Герцен (1812-1870) и другие.

Сторонники концепции «философского пробуждения» (Н.А. Бердяев, В.В. Зеньковский, Н.О. Лосский, Г.В. Флоровский и др.) не подвергают сомнению высокий уровень русской культуры X-XVIII вв., но считают, что до отмеченного времени в России в собственном смысле этого слова философии не было. По их мнению, до времени «философского пробуждения» 30-40-х гг. XIX в русской культуре были ярко представлены лишь «философские запросы», которые выражались в произведениях духовно-нравственного содержания, в литературе, в живописи и архитектуре.

В первой лекции уже говорилось о том, что иную позицию занимает большая группа специалистов по истории отечественной философии и культуре (М.Н. Громов, Н.С. Козлов. А.Ф. Замалеев и др.). С их точки зрения философия на Руси существует с конца X в. При этом подчеркивается своеобразие отечественной философии средневекового периода, в частности то, что она существовала в виде «мудрости». Средневековая «мудрость» («философия») – целостный культурный феномен, включающий в себя совокупность представлений религиозного философского нравственного, эстетически-художественного характера.

Различие между двумя точками зрения в действительности не столь велики: обе они подчеркивают наличие глубокого философского содержания в культуре Древней Руси. Вместе с тем, концепция «философского пробуждения» делает акцент на том понимании философии, которое подчеркивает рациональность философии как особого способа освоения действительности. Искания единства духовной жизни на путях ее реализации, с этой точки зрения, начинается в России в XVIII в., после петровских реформ и особенно интенсивно во времена правления Екатерины II. Постепенно философия оформляется как самостоятельная и специализированная область знания, начинается ее преподавание в духовных учебных заведениях и университетах. Этот процесс сложен и противоречив. Он растягивается на длительное время, вплоть до последней четверти XIX столетия. В его контексте формируется русская классическая философия.

Интеллектуальная жизнь российского общества первой половины XIX века, при всем своеобразии внешних условий исторического развития, протекала параллельно западноевропейской. Прежде всего, это выразилось в широком распространении учения Гегеля. Дух эпохи отражают слова Р.Ю. Виппера: «Наши сороковые годы вместе с сороковыми на Западе открыли выход из темного леса реакционного наследия. Вместе с левым гегельянством в Германии, вместе с боевым философским и научным материализмом, вместе с демократическими историками во Франции и Англии наше западничество освободилось от досадного круга мрачных, обидных для человеческого достоинства мыслей о слепом социальном фатализме. Имя Гегеля звучало для поколений сороковых годов почти как имя Маркса в последнем десятилетии прошлого [девятнадцатого – Е.М. ] века»[5].

Действительно, русские ученые, получившие после окончания университета возможность продолжить обучение за границей, стали быстро приобщаться к новому для них философско-историческому знанию. Самым ярким представителем этого поколения стал Тимофей Николаевич Грановский (1813-1855). Убежденный выразитель левогегельянства считал, что пришел конец слепому преклонению перед наследием прошлого, сковывающим личность. Поэтому смысл процесса истории он увидел в разложении масс мыслью. Термин «массы», в трактовке Грановского, является скорее синонимом некультурности. Такое противопоставление «мысли» и «массы» было направлено не против народа, а против злоупотребления его мнением, против возведения невежества в законы жизни. Признавая символом исторического развития творческую активную личность, он призывал бережно относиться к массе.

Возвращение Грановского на родину и работа в Московском университете стало настоящим событием для русской общественной жизни середины XIX столетия. Цель философии истории виделась Грановскому в поиске закономерностей исторического развития. Отдавая дань гегелевскому рационализму и диалектике, он все же считал, что философия истории знаменитого мыслителя не удовлетворяет даже самых горячих его почитателей, так как представляет собой «отрывочное и не всегда в частностях верное изложение всеобщей истории, вставленной в рамку произвольного построения»[6]. В противовес ученый предлагал разграничить сферы исследования умозрительной и естественной истории и отдавал предпочтение последней, называя ее «новой историей», основанной на законах природы. Принимая идею о всемирно-исторической преемственности, Грановский все же вслед за Гегелем признавал деление народов на исторические и неисторические. Оперируя термином «передовые народы», он прямо пишет, что история слагается из «совокупной деятельности» стран, стоящих на «равной высоте могущества и просвещения»[7].

Впервые в русской историософии Грановский пришел к пониманию того, что осмысление исторической жизни народов должно базироваться не только на законах разума, но и учитывать культурно-антропологические, географические, политико-экономические и статистические данные других наук. Явное предпочтение при этом отдавалось изучению землеведения и языкознания. Под непосредственным влиянием К. Риттера, землеведение в сочинениях Грановского понимается не в узком значении политической или исторической географии, а в широком онтологическом, где деятельность, судьба и дух каждого народа определяется совокупностью природных условий. Идею использования языкознания в изучении всемирно-исторического процесса Грановский почерпнул из трудов Буслаева, Гумбольдта и Гримма. Согласно «новой» трактовке, язык виделся не только символическим проводником между исследователем и литературными источниками, но и средством изучения эволюции идей, идеалов, духа народа. Впоследствии такая многомерность языка - и субъективного акта речи, и продукта коллективного творчества народов, и элемента культуры - отчетливо прозвучит в сочинениях Н.И. Кареева.

В связи с интерпретацией идеи прогресса, Грановский первым в отечественной литературе высказал мысль о неравномерности хода исторического развития. Утверждение нового, прежде чем выявится его прогрессивное значение, всегда является «порчею существующего» в пользу «еще несуществующего», рассуждает мыслитель. Отрицая в историческом процессе факты полного упадка или застоя, он предпочитает говорить о переходных эпохах, вырабатывающих новые формы и принципы жизни.

В воззрениях на судьбу отечества Грановский отмечает и единство, и своеобразие путей развития России и Европы. Говоря об отличиях, ученый в первую очередь обращается к монархическому началу, глубоко укоренившемуся в русской действительности. Развитие западноевропейской государственности совершалось во многих отношениях не только независимо от монархического правления, но даже наперекор ему. Российское самодержавие, наоборот, положило свою печать на все важные явления русской жизни. Весьма красноречиво звучат слова блистательного оратора и публициста о том, что «мы приняли христианство от Владимира, государственное единство от Иоаннов, образование от Петра, политическое значение в Европе от его преемников»[8]. Идея государства как формообразующего начала российского исторического процесса получит творческое развитие в трудах К.Д. Кавелина, В.О. Ключевского и П.Н. Милюкова.

Устойчивый интерес к западноевропейской мысли, сформировавшийся преимущественно сквозь призму учений Канта, Гегеля, Шеллинга, способствовал тому, что российское общество эпохи правления Николая I (1825-1855) стало воспринимать систему либеральных ценностей, выработанных в Новое время. Приобщение к европейской духовной культуре во многом способствовало формированию собственного образа мысли, основанного на признании ведущей роли человеческого разума. Национальное самосознание переходило как бы на новый виток развития, когда стало отчетливо «прорисовываться» чувство принадлежности к своей нации, достойной и соразмерной европейскому уровню цивилизации.

«Философское пробуждение» 30-40-х гг. – время образования самых влиятельных идейных течений в России XIX века. В этот период общественная мысль России разделилась на два направления – славянофильство и западничество.