Основные подходы к пониманию социума как системы

Философский взгляд на общество близок к общесоциоло­гическому. Социология как наука об обществе (в его систем­ной целостности) и об отдельных социальных институтах, про­цессах и группах возникает в XIX в. в результате «отпочкова­ния» от философии. Отношение между социальной филосо­фией и социологией такое же, как отношение между научной и философской картинами мира. Философское учение об обще­стве не сводится к социологической теории, но, вместе с тем, философия истории не может и не должна находиться в проти­воречии с найденными в социологии фактами и эмпирически­ми обобщениями.

Если социологию интересуют конкретные механизмы и эмпирически обнаруживаемые социальные структуры, способ организации и типы связей отдельных элементов системы в единое целое, то социальная философия фокусирует свое внима {280} ние на логике и осмыслении исходных реальностей и главных факторов общественной жизни людей, на выявлении смысла и направленности исторического процесса.

В самом общем виде философия истории включает в себя три блока вопросов: 1) осмысление хода человеческой исто­рии в ее целостности, в ее тенденциях и закономерных связях, 2) разработка методологии исторического познания, 3) попыт­ки понять историческое как ценность. В процессе развития философской мысли можно выделить несколько основных кон­цепций, или подходов, к объяснению истории и сущности соци­ального организма.

Принято считать, что первая теоретическая модель исто­рии как целого была положена христианской теологией. Речь в первую очередь идет о теоретических построениях Августина, создавшего философию истории «божественного государства», нашедшего свое земное выражение в христианской церкви. Теология истолковывает историю как дело спасения человече­ства. Основа и смысл истории — в божественном Провиде­нии, которое предопределяет порядок и направленность исто­рического процесса. Основные события земной истории, зада­ющие разверстку исторического времени от прошлого в буду­щее,— это грехопадение Адама, дарование закона Моисею, при­шествие Христа, грядущий Страшный Суд.

Лишь в XVIII в. философия истории совершает прорыв за идейные рамки теологической модели благодаря работам Д. Вико, Ш. Монтескье, И. Гердера и др. Складываются три новые модели — метафизическая, идеалистическая и натура­листическая. Первая в качестве движущих сил истории рассмат­ривает судьбу или трансцендентальную закономерность, вто­рая — идеи, духовные сущности, третья — естественную при­роду человека со всеми его потребностями, страстями и т. п.

В концепции натурализма человек как исходный «атом» общества вписан в окружающий природный мир, в жизнь био­сферы, в космические ритмы бытия. В рамках этого подхода {281} географическая школа брала за основу общественного разви­тия географическую среду и ее отдельные компоненты (кли­мат, ландшафт, наличие водных артерий и т. п.). Демографи­ческая школа считала главным фактором исторического про­цесса рост народонаселения. Органическая школа видела в об­ществе подобие гигантского живого организма, а социальную расчлененность общества толковала как аналогичную разделе­нию функций между различными органами. Сторонники социобиологии (Э. Уилсон, Р. Докинс и др.) объясняют социальное устройство общества спецификой человека как природно-биологического существа, его генетическими, расовыми и поло­выми особенностями. Человек выступает здесь как космиче­ски детерминированный и природно запрограммированный индивид, а общество предстает как результат взаимодействия индивидов.

Совершенно иной подход мы обнаруживаем в различных концепциях идеалистического типа. Исходной реальностью, управляющей людьми в обществе, объявляется то или иное духовное начало. Это могут быть идеи и воля отдельной вели­кой личности, это может быть некий объективный дух, напри­мер, мировой разум в философии Гегеля. История рассматри­вается в этом случае как саморазвитие, саморазвертывание в соответствии с некоторыми объективными законами абсолют­ного духа.

Материалистическое понимание истории

Наиболее влиятельной концепцией общественного развития, начиная с середины XIX века и до наших дней, остается материалистическое понимание истории. Названный вариант фило­софии истории был разработан К. Марксом и Ф. Энгельсом в рамках марксистского учения. Марксистский подход — типичный «интерналистский» взгляд на жизнь соци­ума. Маркс не отрицал влияние природных, в том числе гео­графических, факторов на развитие общества, но полагал, что {282} социальное существование людей должно быть объяснено «из­нутри» самого общества, исходя из специфики «социальной материи». У Маркса «социальное» приобретает самодостаточ­ный смысл.

При изучении общественных явлений К. Маркс находит такой интервал абстракции, в пределах которого можно гово­рить о некоторых объективно фиксируемых человеческих от­ношениях, которые складываются и могут существовать, не проходя через сознание людей. При этом именно такие отноше­ния оказываются в конечном счете определяющими, решаю­щими в функционировании всего социального организма. В сущности, речь идет о трех видах отношений: отношение людей к природе, выражающиеся в уровне развития производи­тельных сил; отношения людей между собой в процессе производ­ства — производственные отношения; отношения воспроизвод­ства самого человека — брачно-семейные отношения. Все они, вместе взятые, составляют материальную жизнь общества и об­разуют то, что в марксизме называется общественным быти­ем. Точнее говоря, общественное бытие — это способ произ­водства материальной жизни, обусловливающий социальный, политический и духовный процессы жизни.

Реальная сложность объяснения человеческих отношений и взаимодействий в обществе заключается в том, что практи­чески в каждом конкретном акте самым причудливым образом переплетены как материальные, так и духовные (идеологиче­ские, психологические, моральные и пр.) отношения. В одних случаях в основе тех или иных материальных процессов или исторических событий лежат желания, фантазии людей, их идеальные побудительные мотивы, в других — ход дел и логи­ка событий детерминируется какими-то материальными, объек­тивными обстоятельствами. Маркс показал, что при анализе. общественных явлений, человеческих поступков, массовых движений и т. п. всегда можно выделить совокупность таких {283} ситуаций, в рамках которых мы можем отвлечься от каких бы то ни было «духовных факторов» и исходить только из матери­альных интересов людей и материальных отношений. В резуль­тате наше видение того или иного явления не только проясня­ется и упрощается, но и получает каузальную, причинную рас­шифровку. Особенно простой и прозрачной становятся карти­на отношений между людьми в обществе с рыночной экономи­кой, когда любой заинтересованный разговор с партнером на­чинается с вопроса: «А что я буду с этого иметь?». Оголенный смысл материальных интересов, обнаруживающийся в обще­нии между людьми в подобных случаях, порой граничит с мо­ральным цинизмом.

Анализируя капиталистический способ производства, Маркс приходит к своей основной формуле: «Не сознание лю­дей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание» (К. Маркс. К критике политической экономии). Конкретизируя сущность материалистического по­нимания истории, Энгельс подчеркивал: «...производство не­посредственных материальных средств к жизни и тем самым каждая данная ступень экономического развития народа или эпохи образует основу, из которой развиваются государствен­ные учреждения, правовые воззрения, искусство и даже рели­гиозные представления данных людей и из которой они поэто­му должны быть объяснены, — а не наоборот, как это делалось до сих пор». (Ф. Энгельс. Похороны Карла Маркса.)

Сейчас много говорят и пишут об «устарелости» марксиз­ма, а некоторые авторы предлагают перевернуть формулу Марк­са, утверждая, что сознание определяет бытие. Однако рассуж­дения такого рода являются результатом невежества. Сегодня, как и сто лет тому назад, идеология в основном выводится из материальной жизни отдельных социальных групп, классов, этносов, государств. Как и раньше, она выполняет двойную функцию: во-первых, служит инструментом «прикрытия» под­линных интересов «толпы, стоящей у трона» в борьбе за власть {284} и материальное богатство, во-вторых, «работает на престиж» тех, кто заказывает данную идеологию (престиж лидера или партии, движения, государства, международной организации и т. п.). Власть, богатство и престиж — три основные, базо­вые, самодостаточные ценности социума. Идеология разраба­тывается для того, чтобы обеспечить максимальную адаптацию к социальному организму особых интересов и ценностей от­дельных групп, слоев, классов и т. п. Специфика любой идео­логии в том, что она выдает частные интересы и ценности отдельных групп, слоев и классов за всеобщий интерес и обще­человеческие ценности. Указанная подстановка одного вместо другого может быть сознательной стратегией, а может быть и результатом социально-исторической иллюзии как разработчи­ков, так и заказчиков идеологии. Значение всякой идеологии в том, то она цементирует интересы и устремления людей, по­рождая новую социальную силу.

Другими словами, идеология во все эпохи была способом манипулирования отдельных индивидов массой, способом оболванивания наивных людей посредством производства и распространения политических и прочих мифов, а также сте­реотипов общественного мнения, внедряемых в головы людей всеми доступными средствами. Таков, например, новейший миф о «свободе печати» и электронных средств информации.

В чем же заключается подлинная ограниченность марксовой доктрины с точки зрения современной философской куль­туры? Как уже отмечалось, Маркс смотрел на исторический процесс «изнутри» социума, поэтому и получалось, что вся ду­ховная жизнь человечества представала как «идеология» в ши­роком смысле слова. Это касалось не только политических или правовых идей, но и «идейного содержания» произведений искусства, философских трактатов, религиозных учений, мо­ральных норм и ценностей. Спору нет, в социуме все сферы духовного производства социальная верхушка и богатые слои населения пытаются использовать в корыстных интересах, {285} например, приспособить институт церкви для достижения своих политических целей. Что касается искусства, то в эпоху Марк­са никому и не снилась столь тотальная коммерциализация всей художественно-эстетической сферы современной технократи­ческой цивилизации.

Однако все сказанное не означает, что сфера духовного производства не способна вырабатывать подлинную духовность, мерилом которой служит не материальный интерес той или иной социальной группы, а нацеленность на высшие гумани­стические ценности, на гармонию Истины, Добра и Красоты, на свободу и социальную справедливость. Сфера духа потому и выступает как надисторическая и надсоциальная ценность, что она во все времена человеческой истории противостояла силам зла и бездуховности. Ни творчество Сократа или Праксителя, ни творчество Данте, Рафаэля, Гете, Пушкина или Тол­стого нельзя объяснить из «классовой» трактовки искусства, философии или морали. Другими словами, мы должны в пол­ной мере принять во внимание тот факт, что «социум» как оп­ределенный уровень, пласт человеческого бытия не исключает существования других уровней, пластов, сфер, среди которых важнейшей является сфера культуры, в рамках которой и в са­мом деле справедлива формула «сознание творит и определяет бытие». Мощная и плодотворная методология материалисти­ческого понимания истории оказывается совершенно непри­менимой, когда речь заходит о культурно-историческом проек­тировании мира человеческого существования по законам ис­тины, добра и красоты. В этом смысле истинное, аутентичное гуманистическое общество произойдет не из «капитализма», а из приоритета культуры и духовности над экономикой с ее есте­ственными рыночными механизмами.

Другое дополнение, в котором нуждается марксистская док­трина, связано с проблемой причинного объяснения движения ис­тории. Рассматривая жизнь общества как естественно-историчес {286} кий процесс, подчиняющийся объективным законам и имеющий строго определенное направление, марксисты отрицали воз­можность поливариантного развития. Причинное понимание об­щества — в духе «непреложных закономерностей», якобы неудер­жимо ведущих в заранее заданном направлении,— опасно тем, что дает алиби одновременно гегемонистским претензиям власти, ко­торая, претендуя на знание «всеобщих закономерностей», «всегда права», и безответственной пассивности подвластных, ссылающих­ся на свою беспомощность перед лицом «объективной необходи­мости». Объективистское понимание истории ведет себя так, как защита на Нюрнбергском процессе: у нее нет виноватых — все вы­ступают безответственными исполнителями, воплотителями объек­тивно заданных тенденций (См.: Ильин В. В., Панарин А. С., Бадовский Д. В. Политическая антропология. — М., 1995, с. 96).

На самом деле изменчивость человека, его историческая подоснова связаны не только с эволюцией среды, с текучестью со­циальных и жизненных обстоятельств, но и с автономными собы­тиями в области его внутреннего мира — своего рода духовными космогониями, в ходе которых рождаются неведомые «вселенные духа». Причинно-следственный детерминизм в понимании исто­рии, однозначно связующий будущее с прошлым, исключает воз­можность внезапных обновлений, духовных и социальных. Они воз­можны там, где возможна свобода — способность перерешать судьбу, преодолевать инерцию данных обстоятельств, данного разворачивания исторических событий. Свобода не в том, чтобы сле­довать детерминирующим основаниям, поскольку они познаны, а в том, чтобы осуществлять моральный или интеллектуальный выбор.

Таким образом, сталкиваются два типа исторической прони­цательности, два способа постижения потока жизни. Первый, объек­тивистский, имеет целью показать скрытую обусловленность че­ловеческого поведения логикой объективных обстоятельств, дик­татом экономических интересов, скрытыми установками подсоз {287} нания и т. д. Второй, основанный на принципе вменяемости, ста­вит своей целью обнаружить возможности свободы — тех про­рех, лакун в объективных порядках бытия, через которые врывает­ся в мир логика иначе-возможного. (Там же.)

Было бы неверно думать, что в столкновении этих двух позна­вательных стратегий одна безусловно истинна, а другая — ложна. Более глубокий взгляд заключается в том, что оба подхода взаимно дополняют друг друга, выступая двумя аспектами многомерного целого. Однако сегодня сама логика жизни выдвигает на первый план принцип ответственности, безусловной вменяемости челове­ка перед лицом истории.

М. Вебер: анализ капитализма

Еще одна ограниченность марксистской модели исторического процесса заключается в одностороннем понимании взаимодействия экономи­ческих и идеологических факторов в жизни об­щества. Этот вопрос сегодня стал по-новому актуальным в связи с развитием рыночной экономики в странах бывшего СССР, ибо возникает настоятельная необходимость в полной мере осмыслить проблему роли идеологии в процессе реализации экономических реформ. Возможна ли вообще радикальная и при этом эффективная экономическая трансформация в идеологическом, мировоззренческом и духовном вакууме? Как скажутся реформы на судьбах национальных культур, на нравственных взаимоотношениях людей? И какое воздействие оказывает духовно-нравственная атмосфера в обществе на характер проводимых преобразований?

В свете сказанного особый интерес в последние годы вызывают работы Макса Вебера (1864 — 1920), в частности — «Протестантская этика и дух капитализма». Автор различает три способа организации общественных отношений — рациональный, традиционный и харизматический (от «харизма» — наделение человека, символа или социального слоя исключитель {288} ными качествами непогрешимости, святости, психологическо­го магнетизма и т. п.). Рациональность, по Веберу, является определяющей чертой современной европейской культуры. Капитализм — наиболее рациональный тип хозяйствования. Однако он не оказывается губительным для массового челове­ка и культуры лишь тогда, когда дополняется и ограни­чивается религиозной этикой, в частности — протестант­ской. В противном случае абсолютизация «рыночного подхо­да» ко всем сферам жизни, доминирование хозяйственной рациональности неизбежно приводит к бездуховности, к обста­новке «дикого капитализма», к безудержной криминализации человеческих взаимоотношений. Парадокс состоит в том, что доведенный до логического конца рационально-экономический подход оборачивается своей противоположностью — эконо­мическим хаосом, безответственностью, «беспределом», что в известной мере мы и наблюдаем сегодня в некоторых странах. Вторым следствием является отчуждение личности от государ­ства, возникновение всесильной власти бюрократического ап­парата, не сдерживаемого никакими мировоззренческими и эти­ческими императивами. Беспредел «снизу» дополняется вседозволенностью «сверху».