Барьер эмоциональной поддержки

С барьером эмоциональной поддержки связано три процесса ха­рактера — зависимо-милый, самостоятельный и обманчивый. Склонность видеть меньше, чем есть в действительности, ста-

260 Телесно-ориентированная психотерапия. Метод Хакоми

раться не желать или не ожидать слишком многого — это пове­дение на барьере эмоциональной поддержки. Оно играет глав­ную роль в зависимо-милом процессе. Склонность идти по жизни в одиночку, действовать самостоятельно и нежелание принимать поддержку от других служит отличительным признаком самосто­ятельного процесса. Человек в обманчивом процессе часто занят поддержкой других и ролью славного парня или делает что-то глупое и опасное, не особенно задумываясь о том, что для него хорошо или в чем он на самом деле нуждается.

Барьер эмоциональной поддержки связан с принятием поддерж­ки и избеганием того, что эмоционально отравляет и опустоша­ет. Он имет непосредственное отношение к оценке результатов своих действий. В зависимо-милом процессе он выглядит как предрасположенность не пытаться делать что-то снова и снова и падать духом. Из-за того, что зависимо-милый человек считает мир бесплодной пустыней, все ему кажется тяжелой борьбой. Та­кое отношение формирует склонность не прикладывать усилия и опускать руки, когда продвижение хоть немного притормажива­ется. “Круто-щедрые” могут продолжать движение, когда стано­вится тяжело, но люди в зависимо-милом процессе просто выхо­дят из игры. Предрасположенность оценивать ситуацию как не обещающую ничего хорошего останавливает их, когда они еще не начали. У самостоятельных больше стойкости. Они склонны в одиночку преодолевать трудности, плыть против течения и по­стоянно испытывать свои силы. Это стремление отрицать свою потребность в других, в поддержке и товариществе.

Проблемы на барьере эмоциональной поддержки влияют на спо­собность человека оценивать результаты своих действий. Мно­гое из того, что могло бы поддерживать, рассматривается как ущербное и отбрасывается.

эмоционально

<

поддерживающие эмоционально отравляющие, опустошающие

16. Привычное прерывание переживания: барьеры и характер 261

У людей, пребывающих в подавленном состоянии, есть манера превращать любую потенциально положительную сторону своей жизни в жуткую обузу. Если они получают в наследство милли­он, то беспокоятся о налогах. Кроме того, иногда такие люди считают, что о них составили мнение и они оказались ущербны­ми в чужих глазах, и переносят такую же оценку внутрь себя. В случае самостоятельного процесса поддержка со стороны других не признается и не принимается. В случае обманчивого процес­са не распознается то, что эмоционально отравляет, во всем диа­пазоне — от чрезмерной деятельности ради других и самоопус­тошения до немотивированного мужества в ситуациях, представ­ляющих нешуточную опасность. Для созданий, подобных нам, столь зависимых от языка и значения, обман — разрушительная стратегия. Она помогает хамелеонам. Они не думают о том, кто хороший парень, а кто нет, кто желает им добра, а кто охотится за ними, кто заслуживает их усилий, а кто нет. Для такого рода оценок нужно уметь размышлять и распознавать ценность и опасность в каждом месте и человеке. Конфликты, окружающие эти процессы, связаны с отдаванием и принятием, с обращением за эмоциональной поддержкой и содействием и отрицанием по­требности в этом.

Барьер завершения

Последний барьер всецело связан с настойчивостью и пробле­мой завершения. После того, как человек принял достаточную эмоциональную поддержку, следующее, что ему следует сде­лать, — это расслабиться, отдохнуть и переориентироваться. Во время завершения система начинает перестраивать свою иерар­хию потребностей. С удовлетворением одной потребности воз­никает другая. Завершение является проблемой, когда человек не переориентируется, не позволяет процессу завершиться. Че­ловек может испытывать затруднения с тем, чтобы оставлять и отпускать каждую небольшую задачу или взаимоотношения с человеком, играющие ведущую роль. Он поступает подобно тем, кто берет свою работу на дом, или по десять раз в день звонит с работы домой. Барьер завершения связан с неспособностью от­пустить и оставить. Одно из проявлений этого барьера — страх быть спонтанным. Человек должен ослабить контроль, чтобы

262 Телесно-ориентированная психотерапия. Метод Хакоми

быть спонтанным. Однако привычка состоит в том, чтобы удер­живать контроль. Страх заключается в том, что слишком рано уступишь контроль. Еще немного усилий, и все получится. Стиль поведения состоит в том, чтобы стоять на своем, упорнее рабо­тать, выдавать 110% и достигать совершенства. Люди, вовлечен­ные в процессы барьера завершения, стараются продолжать что-то все дальше и дальше. Они упорствуют, когда другие уступили бы. Они борются со своей усталостью и голодом. Им присуще движение против течения, тяжелая битва, игнорирование по­требностей и самоотречение. В центре внимания не удоволь­ствие, а результаты. Жизнь полна проблем, которые нужно ре­шить.

Этот барьер связан с неспособностью объединить в одно целое отбрасывание и настойчивость, контроль и пассивность, серьез­ную, тяжелую работу взрослого с игрой и волшебством ребенка.

выход, переориентация

упорствовать, держаться

оставить, отбросить

Это неспособность объединить в одно целое потребность в со­средоточении и контроле с потребностью отпускать на свободу, успокаиваться и позволять природе делать свое дело.

Проходя через барьер завершения, человек переходит от симпа­тической нервной системы к парасимпатической. Это отпуска­ние на свободу, расслабление. Мы ожидаем возникновения не­жных чувств, мягкости, симпатии. Трудолюбиво-занятым типам трудно смягчиться и испытывать нежные чувства, например, плакать. Они напряженно стараются быть взрослыми и избегают всего ребячливого. Когда они, тем не менее, отпускают “это” на свободу, появляется ребенок. Терапия включает в себя взаимо­действия, посвященные нежным чувствам. Предрасположен­ность здесь состоит в том, чтобы упорствовать, держаться. Боль­шинство людей обычно знают, когда чего-то уже вдосталь, когда пора прекращать, а когда стоит продолжать.

 

Глава 17

“ВЫПРЫГИВАНИЕ ИЗ СИСТЕМЫ”

Невозможно сознавать то, чего не сознаешь.

Джулиан Джеймс. Происхождение сознания из разделенности двухкамерного ума

Без юмора нет сострадания.

Да Фри Джон, из беседы

Неотъемлемое свойство интеллекта — способ­ность выпрыгивать из задачи, которую он выпол­няет, и осматривать сделанное; он всегда ищет и часто находит общие шаблоны.

Дуглас Р. Хофштедтер. Гедель, Эшер и Бах

Гурджиев называл это сном. Мы не сознаем свои собственные процессы. Редко встречаются люди, которые действительно зна­ют себя. Шаблоны в нашем собственном поведении, шаблоны ха­рактера, например, чувствительно-отстраненный и зависимо-ми­лый, по сути, являются привычками. Это привычки стиля поведе­ния, мышления, чувствования, делания и бытия. И как привычки они срабатывают машинально и вне осознания. Например, наш внутренний диалог изобилует повторениями, он систематичен и предсказуем. Кто-то сказал: “Все мы совершенно не слушаем, мы

264 Телесно-ориентированная психотерапия. Метод Хакоми

разговариваем сами с собой”. Наш образ действий тоже без кон­ца повторяется и не осознается. Эти наши систематические гра­ни — проявления глубинного материала, всплывающие как в те­рапевтических взаимоотношениях, так и во всем остальном. В ходе терапии мы специально используем такие шаблоны, чтобы выявить этот процесс и получить доступ к мотивирующему и формирующему их глубинному материалу. Все систематичес­кое — это вода на терапевтическую мельницу. Характер — это система; выпрыгивание — это свобода и автономия.

Умственное делание

Уму трудно быть безмолвным. Я помню, как первый раз созна­тельно испытал умственное безмолвие. Я медитировал. Я поду­мал про себя: “О, сейчас тихо”. Нет, не тихо! Я только что сказал, что тихо, — и вот уже тишины не стало. И я сказал, я именно сказал это. Так продолжалось все дальше и дальше. Каждый раз, когда я замечал несколько секунд безмолвия, я нарушал его, высказываясь на эту тему, а затем замечая, что высказался. Вот только это делал как будто не я. Я ведь, елки-палки, старался быть безмолвным! Я так расстроился, что непроизвольно крик­нул про себя всем этим голосам: “ЗАМОЛКНИТЕ!” И они замолк­ли! Некоторое время, может, минуту, было совершенно, прекрас­но, умиротворенно тихо. Для меня это было откровение. Я по­нял, какие существуют возможности. Чего бы я еще ни достиг в жизни, оно не сравнится с этим.

Умственное безмолвие у большинства людей случается редко. Почти все время мы внутренне заняты деланием, планировани­ем, разговором. Если вы проведете хотя бы несколько минут, ми­моходом изучая, что происходит в вашем уме, называя и, воз­можно, записывая это, вы обнаружите, что во всей этой деятель­ности есть общий шаблон. Она имеет форму и направление, шаб­лон и предназначение. Это делание чего-то. Возможно, вы види­те картинки, строите фантазии, разыгрываете разговоры и не­большие драмы или читаете себе лекцию на интересную тему (одно из моих излюбленных занятий). Что бы это ни было, оно связано с шаблонами характера и теми системами, в которые вы вовлечены. Могут присутствовать воображаемые или подразуме­ваемые слушатели. Для меня то, что я читаю лекцию (даже сам

17. “Выпрыгивание из системы” 265

себе), задает роль преподавателя и взаимодополняющую роль студентов. В моей жизни были сотни, если не тысячи людей, к которым я относился как преподаватель к студенту. Шаблоны умственного делания оказывают мощное воздействие на то, как разворачивается наша жизнь.

Умственное делание служит для того, чтобы обеспечить нам не­кое чувство безопасности — оно сдерживает тревожность. Раз­говаривая с собой и наблюдая создаваемые нами сцены, мы под­готавливаем, репетируем, планируем или создаем образы и дра­мы, в которых получаем то, в чем нуждаемся. Конечно, такая внутренняя деятельность может быть потрясена и разрушена чрезмерной тревожностью, беспокойством или страхом. Тем не менее цель такого делания — некое удовлетворение, и оно свя­зано с глубинным материалом и характером.

Давайте возьмем несколько примеров. Предположим, что ум­ственное делание перескакивает с одного на другое, не удержи­ваясь хоть сколько-нибудь долго ни на одном образе, фантазии или диалоге. Внутренняя “аудитория” постоянно меняется. Та­кой шаблон может отражать потребность избегать слишком дол­гого контакта, слишком тесного сближения или принятия ответ­ственности. Например, хотя мое чтение лекций и помогает мне подготовиться к некоторым реалиям жизни, оно вместе с тем ставит меня в позицию авторитета, пребывающего на некотором удалении от слушателей. В моем случае это явное проявление круто-щедрого шаблона. Аналогичным образом внутренняя фан­тазия и драма часто отражают экспрессивно-привязчивый стиль. Умственное делание служит характеру.

Кроме того, умственное делание вовлекает других людей в по­вторяющиеся шаблоны взаимодействия с нами. В основе лежит та же потребность. Мы лишь заменяем внутренних слушателей на внешних. Отклики из внешнего мира тоже помогают нам сдержать тревожность. Поэтому мы склонны вовлекать других людей в те роли, которые хотели бы для них в нашей жизни, точ­но так же, как создаем воображаемых людей для своего внутрен­него мира. (Конечно, не все так просто. Есть также соответствие между внутренним и внешним миром, между сознательным и бессознательным. Но темы остаются теми же, глубинный мате­риал тот же). Терапевты, вступая в близкие, тесные взаимоотно-

266 Телесно-ориентированная психотерапия. Метод Хакоми

шения с другими людьми, тоже могут вовлекаться в роли, служа­щие потребностям характера другого человека. Как можно наде­яться, они почувствуют, что происходит, вовремя это обнаружат, смогут назвать это для себя и для другого человека и в конеч­ном счете “выпрыгнуть” из создавшейся системы.

Что-то в другом человеке — стиль, роль — вовлекает терапевта в систематический образ взаимодействия. Таким образом, мы мо­жем исследовать шаблоны характера с точки зрения того, какие систематические склонности они проявляют при взаимодей­ствии с терапевтом. Например, у самостоятельного есть глубин­ный материал, организующий поведение вокруг таких убежде­ний: “Я лучше сделаю это сам” или “Я не рассчитываю на то, что кто-то мне поможет”. В терапии люди, имеющие такой шаблон, проводят большую часть работы самостоятельно. Они на минуту прислушиваются к терапевту, а потом уходят куда-то вовнутрь и работают над этим — что бы это ни было. Когда они выходят обратно, то немного говорят, а когда терапевт отвечает, они сно­ва уходят вовнутрь и еще немного работают, а терапевту прихо­дится бездельничать. Я называю такой шаблон работы с тера­певтом “остановкой для заправки и ремонта”. Человек, как на автогонке, мчится по трассе и лишь изредка заезжает на ремонт-но-заправочный пункт за топливом или новыми шинами. Наив­ному терапевту не остается ничего другого, как чувствовать опустошенность или скуку и думать, что же, елки-палки, он здесь делает. Ниже приведен список систем взаимодействия терапевта с клиентом. Давайте сначала разберемся с теми системами, кото­рые терапевты склонны вносить в работу, в особенности теми из них, которые нарушают процесс раскрытия другого человека.

Помогать, а не принуждать

Все мы слишком легко соскальзываем в систему, где игнорирует­ся органичность другого человека и узурпируются власть и кон­троль, на которые мы не имеем права. Мы выросли именно в та­кой системе, в которой дети считаются собственностью, в систе­ме, которая скрепляется насилием и угрозами насилия. Она про­является в терапии, когда терапевты считают, что они должны что-то делать, потому что на их плечах лежит ответственность и

17. “Выпрыгивание из системы” 267

задача их — чего-то добиваться. Это похоже на то, как если бы акушерки чувствовали ответственность за то, чтобы вызывать беременность и тужиться при родах. Конечно, у акушерок и те­рапевтов есть профессиональные задачи, например, подгото­виться к ситуации и знать, что делать, когда раскрывающийся процесс нуждается в поддержке и руководстве. Но сам процесс, по существу, органичен и его истоки — внутри человека. Боль­шинство терапевтов, за которыми я замечал склонность вмеши­ваться в раскрывающийся процесс другого человека, делают это из потребности принуждать что-то происходить, не сознавая, что они здесь для того, чтобы помогать чему-то происходить.

Проще говоря, мы наблюдаем эту систему в действии, когда те­рапевты не откликаются на то, что уже происходит с другим че­ловеком (например, контактным высказыванием), а пытаются ускорить события, чрезмерно экспериментируя и задавая ненуж­ные вопросы; потворствуя своему любопытству и своим пред­почтениям, касающимся желаемого направления процесса. Про­цесс идет своим путем. А эта система включает в себя поиск того, что не происходит, вместо отслеживания уже происходяще­го, потому что она не чувствует полноту жизни другого челове­ка. Ведь отслеживание и называние переживания другого чело­века, особенно той части, которая наполнена текущим эмоцио­нальным содержанием, — это отклик, который наилучшим обра­зом поддерживает уже разворачивающийся процесс. Когда назы­ваешь и ждешь, чтобы человек решил, куда он направится из данного текущего момента, то при этом передаешь ответствен­ность и полномочия в руки клиента. Когда ты выпрыгнул из ав­торитарной модели, это делать легко, а когда не выпрыгнул — трудно.

Краткий список

Теперь давайте рассмотрим различные системы, которые мешают развертыванию процесса. Сначала список, несколько типичных систем взаимодействия терапевта и клиента, которые встречают­ся в ходе терапии и из которых нужно выпрыгивать. Каждая из таких систем — а это лишь небольшая выборка — не просто вы­зывающий затруднения образ взаимодействия. Каждая из них

268 Телесно-ориентированная психотерапия. Метод Хакоми

отражает глубинный материал. Важный шаг для вас как терапев­та — распознать, что вы оказались в чем-то подобном, и найти способ выпрыгнуть из этого. Каждая система — это потенциаль­ный маршрут доступа к организующему ее глубинному материа­лу. Все приведенные ниже системы служат примерами чего-то систематического в поведении клиента. Итак, клиент:

1. Все обдумывает, много анализирует.

2. Машинально задерживает, затормаживает события.

3. Машинально не соглашается.

4. Пересказывает другими словами или уточняет все, что говорит терапевт, переводит все сказанное терапевтом на собственный язык.

5. Постоянно задает вопросы.

6. Сам проделывает всю работу, погружаясь внутрь себя или просто что-то говоря, вроде бы не желая или не ожидая ответа.

7. Не может или не желает отслеживать текущее пережи­вание.

8. Описывает нескончаемые подробности и факты без ка­кого бы то ни было эмоционального содержания.

9. Глубоко и постоянно эмоционален.

 

10. Сильно драматизирует свою жизненную ситуацию.

11. Часто меняет тему.

12. Хочет, чтобы терапевт руководил.

13. Ничего не делает по собственной инициативе, его нужно постоянно вести.

14. Делает все, что хочет терапевт, даже выискивает то, что от него хотят или ожидают, вроде бы не имея во­обще никаких собственных потребностей, желаний или планов, старается угодить терапевту.

“Выпрыгивание”: что и как

Когда мы оказываемся в системе, мы выпрыгиваем очень просто и напрямую: мы переносим фокус внимания на саму систему. Мы меняем тему. Мы прерываем текущее содержание и называем систему. Вот несколько примеров:

17. “Выпрыгивание из системы” 269

Терапевт: Знаете, я заметил, что вы много обдумываете, и я не вижу никаких чувств.

Клиент: Да, наверное, так оно и есть. У меня вся жизнь такая.

T.: Вы не против, чтобы мы рассмотрели это?

К.: Конечно, не против.

T.: Хорошо, давайте сделаем пробу. (Затем терапевт прово­дит пробу, например: “Вполне можно чувствовать” или: “Все, что вы чувствуете, приемлемо”.)

Второй пример:

T.: Я заметил, что вы перефразируете все, что я говорю. На­верное, вам в детстве не разрешали иметь собственное мнение. (Часто дело именно в этом.)

К. (сразу же эмоционально откликается): Да, не разрешали. (Взволнованным, немного детским голосом.)

T. (переключается на работу с ребенком — голос у него становится мягким, плавным, заботливым): Да, мне понятно, почему это Вас так огорчает и злит.

К. становится явно внешне похож на сломленного ребенка.

T.: Так значит, вы чувствуете себя подавленным, да. Вам, на­верное, нужен был кто-то, кто бы по-настоящему верил в Вас.

К. кивает.

T.: Это действительно важно, правда.

И дальше продолжается работа с “ребенком”. В каждом из этих примеров терапевт перепрыгивает на другой уровень взаимо­действия. Это не просто перескакивание с одной грани содержа­ния на другую. Это отбрасывание содержания, для того чтобы сосредоточиться на стиле, на контексте, на том, как преподно­сится содержание. В рамках установившихся взаимоотношений помощи такие прерывания легко принимаются. Когда происхо­дит переключение на что-то очень значимое для другого челове­ка, переход к новому центру внимания удивительно легок и, как правило, плодотворен.

270 Телесно-ориентированная психотерапия. Метод Хакоми

В ходе терапии мы совершаем прыжки от содержания к форме, от высказывания к подразумеваемой предпосылке, от поверхно­стной структуры к лежащему в ее основе опыту, от опыта к зна­чению, от того, что мы делаем, к тому, кто и как это делает, от мысли к мыслителю, от фрагмента к общему шаблону, от харак­тера к глубинному материалу. Характер — это машинальное в нас. Это привычка, шаблон и бессознательная структура, бездум­ное повторение какого-то подхода ко всем действиям, основан­ное на образах и убеждениях, которые редко выходят на поверх­ность. Внимание, осознавание и осознанность — это энергия прыжка. Мы способны видеть машинальное настолько, насколько способны осознавать, и именно это становится первым шагом к изменению.

В ходе терапии мы замечаем то, что находится вне осознания клиента. Не то чтобы этот материал был вытеснен — это просто привычка. Мы замечаем, скажем, тон голоса. Привлекаем внима­ние к нему: “Ваш голос звучит так, как будто Вы не уверены в том, верю ли я Вам”. Мы замечаем привычный жест или выраже­ние лица: “Вы заметили, что двигаете руками каждый раз, когда говорите о себе?” Это выпрыгивание из содержания в какую-то часть более широкой картины. Оно включает в себя переход с одного уровня процесса, с одним набором ограничений, на более высокий уровень — с меньшим количеством ограничений. Это переход от обговаривания чего-то к отслеживанию того, как вы об этом говорите. Это переход от пребывания в каком-то шабло­не поведения к отслеживанию этого шаблона.

Представьте, что вы засыпаете в своем любимом кресле и видите сон. Вы находитесь в башне замка. Вы смотрите на картину с изображением леса. В лесу вы не сознаете, что находитесь в кар­тине, в башне, во сне, в своем любимом кресле. Вы “вложены” на несколько уровней ниже сознательного внимания. Начиная вы­прыгивать, вы сначала чувствуете двухмерность окружающих вас деревьев и сознаете, что смотрите на картину. Вы возвраща­етесь в башню замка и видите картину такой, какая она есть. Вы подходите к окну башни и осматриваете город. Вы видите, как качаются колокола на колокольне церкви. Звук доходит до вас, и вы начинаете просыпаться. Становится ясно, что вы видели сон,

17. “Выпрыгивание из системы” 271

а старые часы на стене пробили время. Вы выпрыгнули из сна в бодрствование.

Ужасная навязчивость шаблонов характера, все эти хмурые на­строения, напряженные личные границы и загадочные причи­ны — как все это похоже на сон!

Задача терапевта в том, чтобы выявлять находящиеся в действии системы характера и помогать клиенту выпрыгивать из них. Если это напоминает вам искусство и философию, то так и долж­но быть. Если это напоминает вам осознанность и медитацию, замечательно! Искусство, философия, рост культуры, наука, лите­ратура полны прыжков с одного уровня понимания на другой. От конкретных теорий к общим. От ньютоновской физики к квантовой теории и теории относительности. От физики к мета­физике, от общения к мета-общению. От римских цифр к деся­тичной системе, от алгебры к исчислению, от простого к сложно­му. От привычки к сознательному выбору, от механического к органичному, от “причины и следствия” к циклам обратной свя­зи, от Эго к свободе. Прислушайтесь к Да Фри Джону: “Без юмо­ра нет сострадания. Без удовольствия нет любви. Без просветле­ния нет свободы”.

Хофштедтер утверждает, что разница между людьми и машина­ми состоит в том, что машины не скучают. Скучают люди, уто­мившись от одних и тех же старых шаблонов. А для того чтобы выпрыгнуть, у нас есть воображение. В юморе, поэзии, искусст­ве, математике — во всем, что требует воображения, мы луч­шие. Мы великие прыгуны планеты Земля — выше, дальше и быстрее. Какое другое животное могло достичь Луны? Не чья-то корова, это уж точно. Даже не те чудесные птицы, облетаю­щие вокруг всей Земли, биологический род которых летает над ней миллион лет. Даже не они. Только мы. К самой Луне! Какой это был прыжок!

Как свидетельствует история, даже такая сверхпрыгающая маши­на, как коллективный человеческий ум, иногда застревает. А ум отдельного человека еще больше подвержен этому. Для выпры­гивания, хотя это и наше неотъемлемое право, нужны трениров­ка и воля.

272 Телесно-ориентированная психотерапия. Метод Хакоми

Дар и утрата

Вместе с тем воображение играет большую роль в болезненных шаблонах, в которых мы застреваем. В романе Курта Воннегута “Завтрак для чемпионов” главный герой с каждым днем все больше сходит с ума. Но люди, живущие в том же городке, — официантки, работники бензоколонки и его подчиненные, встре­чающиеся с ним каждый день, — все они этого не замечают. Они не видят, что у него едет крыша, потому что они вообще его в упор не видят. По выражению Воннегута, они видят свои “ожи­дания относительно него”. Они лишь воображают его таким, ка­ким всегда его знали. Он каким-то образом зафиксирован в их умах. С помощью таких ключевых признаков, как тон голоса, одежда, походка или что-то еще, они опознают его, а все осталь­ное дополняют своим воображением. Воннегут называет вообра­жение “маховиком на ветхом драндулете ужасающей правды”.

Это огромный дар. Его темная сторона скрывает страшную утрату. Если мы в основном воображаем окружающих людей, не видя их в действительности, не чувствуя их по-настоящему, мы утрачиваем бескрайний мир. Мы утрачиваем контакт с тем, что просто есть. Мы утрачиваем яркость детства. Мы утрачиваем волшебство и миф и теряемся в словах и картинках своего ума. Мистик старается выйти за их рамки, ученый — быть их хозяи­ном, а не рабом. Когда они достигают успеха, они свободны быть тем, кто они есть на самом деле, свободны в полном объе­ме воспринимать мир, свободны наслаждаться и его значением, и его тайной.

Мы одновременно и свободны, и в тупике. Застревая, мы дохо­дим до того, что видим лишь свои ожидания. Мы привыкаем друг к другу. Мы действуем, исходя из обрывков и фрагментов, из ка­кого-то одного слова, одного жеста, всего лишь намеков. Мы продолжаем находиться рядом, на самом деле не видя и не зная друг друга. Мы упускаем из виду не только новую прическу или надвигающуюся старость. Мы упускаем те переживания, которые проживает другой человек, и то значение, которое они имеют. В трансе обычного сознания, в непрестанной болтовне ума мы по­стоянно теряем друг друга. Бхагаван Шри Раджниш однажды сказал: “Когда я говорю, вы можете внутренне спорить со мной,

17. “Выпрыгивание из системы” 273

обдумывая, оспаривая. Но при этом вы упускаете меня. Здесь не­преложный факт — я! Здесь вам не нужно грезить”. Мы все здесь непреложные факты.

Именно терапевт вдыхает жизнь в терапию, — по-настоящему присутствуя, оставаясь живым и бдительным по отношению к происходящему в данный момент. Происходящее между ним и клиентом — это не всего лишь то да се, предназначенное для того, чтобы как-то провести час времени. Это не всего лишь на­вешивание ярлыков и символов друг на друга и взаимодействие с ними. Слишком часто процесс переходит от свежести первой встречи к скучному, избитому ритуалу. Это кажется нормальным ходом событий. Мы погрязаем в ритуалах “Здравствуйте”, “Как дела”, не ожидая подлинного ответа. Мы считаем нормальным, что подлинный человек теряется из виду, замещаясь привычкой и знакомством. Нелегкая работа — сохранять друг друга свежи­ми в умах и сердцах, непрерывно выпрыгивать из транса во что-то живое и реальное. Но эта работа не так уж трудна и гораздо больше похожа на развлечение. В любом случае именно за это нам и платят.

Юмор часто бывает выпрыгиванием. Небольшая история. Я как-то жил в общежитии с парнем по имени Элиот. Я только-только начинал работать терапевтом, а Эл был студентом местного кол­леджа. Он не мог позволить себе настоящей терапии, и поэтому пытался сам для себя ее проводить. Здесь ключевое слово “пы­тался”. Элиот был парнем жесткого типа, и вот... Как-то под ве­чер я лежал на кровати и смотрел телевизор (футбол или что-то в этом роде), дверь в мою комнату была открыта, а он пытался сам с собой заниматься биоэнергетикой! Он пытался добиться спонтанного высвобождения эмоций. Пытался! Естественно, он только расстраивался. Потому что, как знает любой школьник, не говоря уже о мастере дзен, невозможно заставить происходить что-то спонтанное. Элиот извивался, как змея. Он немного по­крикивал, но это было натянуто и не давало никакого подлинно­го высвобождения. Поэтому он расстраивался и трудился еще напряженнее. Так продолжалось довольно долго, время шло...

Ну, а я не собирался закрывать свою дверь. Во-первых, мне при­шлось бы встать с кровати. А во-вторых, я считал, что Элиот дол-

274 Телесно-ориентированная психотерапия. Метод Хакоми

жен закрыть свою дверь сам, но я не собирался говорить ему об этом. Я собирался просто лежать и все больше дуться. Так что я внутренне кипел от злости, когда старина Эл наконец притащил свое бренное тело в мою комнату. Он удрученно сел на мою кро­вать с поникшей головой и сказал мне тонким, слабым голосом: “Мне очень страшно, Рон, я не могу есть свой ужин”. (Элу нужно было немного сочувствия, а я был готов съесть на ужин его са­мого.) Так вот, я повернулся, чтобы взглянуть на него. Он все еще сидел, опустив голову и уткнувшись взглядом в свои коле­ни. Он совсем не выглядел испуганным. Его вид и голос произ­водили на меня впечатление изрядного зануды. Я не чувствовал к нему никакой симпатии. Через мгновение я просто вздохнул и соорудил “голос максимального сострадания”. Затем этим мяг­ким, плавным, любящим голосом я сказал ему:

— Не волнуйся, Элиот. Я съем твой ужин.

После минутного молчания он поднял голову и с искренне оза­даченным выражением лица спросил меня:

— Что ты сказал?

Очевидно, мой ответ не входил в число предполагаемых им ва­риантов. Так что я повторил свое любезное предложение. И он разразился смехом. Он так сильно смеялся, что просто упал мне на руки. Через некоторое время он пошел есть свой ужин, а я, немного умиротворенный, вернулся к телевизору.

Я люблю юмор в терапии — чтобы выпрыгивать из тягостных, печальных, ненужных настроений, смеяться над глупостью, чу­жой и своей. Мне иногда нравится воображать, что я где-то сверху, наблюдаю общую картину, полный сострадания и звуч­ного задушевного смеха.

 

ЭПИЛОГ

Всегда остается что-то недосказанное, еще какие-то открытия, которые кажутся важными и действительно важны. Всегда есть что-то новое, что-то большее, чем я в данный момент могу по­нять. Так что конец книги для меня на самом деле не окончание, а только передышка, возможность отдохнуть и отдышаться. Я на­писал эту книгу за десять лет. Я обучался по ходу дела. Я учился тому, что делал, с помощью экспериментирования и вдохнове­ния. Я научился этому в компании студентов, коллег, участников семинаров и клиентов. У меня была живая лаборатория. У меня было время и неослабевающее желание учиться. За эти десять лет я был свидетелем того, как Институт Хакоми вырос от идеи до тренингов в восемнадцати городах, на двух континентах, с более чем двадцатью активными учителями и сотнями студен­тов. Я думаю, что этот рост будет продолжаться, потому что он является частью происходящего повсюду роста сознания.

Возможно, имеет смысл напоследок еще раз взглянуть на это глобальное изменение, чтобы почувствовать его особенности и воспринять его значение. Во-первых, есть новые модели в на­уке. В книге “Турбулентное зеркало” Джона Бриггса и Дэвида Пита прекрасно описывается то, как меняется наше мировоззре­ние. Реальный мир гораздо сложнее и динамичнее, чем мы по­верхностно считали. Он гибок и самоорганизован. В нем есть целостность и взаимосвязанность, которых мы не замечали раньше. Мир жив и в новом, и в древнем смысле. Я считаю, что в грядущие дни эту наполненность жизни будут признавать, взращивать и горячо защищать. Люди будут претендовать на та­кую полноту жизни как на свое неотъемлемое право. Она ста-

276 Телесно-ориентированная психотерапия. Метод Хакоми

нет краеугольным камнем преподавания, морали и международ­ных отношений.

Эта новая модель — более эффективный инструмент для взаимо­действия с нашим миром, и те, кто будет ее придерживаться, унаследуют ее мощь. Они смогут лучше понимать каждую грань жизни и участвовать в ней. Омертвение прежней модели — это омертвение чувств, сокрушительная неспособность испытывать переживания. Она позволяет нам эксплуатировать слабых, вести войну в наших сердцах и оправдывать избиение детей. Насилие опустошает подлинное “Я” — как того, кто его совершает, так и жертвы. Создатели новой модели, например, системный семей­ный психолог и преподаватель Джон Бредшоу, необыкновенно ясно раскрывают эту ужасную истину.

Во-вторых, мы находимся в эпицентре революции. Это револю­ция в том, как мы познаем себя и как относимся к себе, друг к другу и к окружающему миру. Как и все революции, она сочета­ет надежду и отчаяние. Надежда в том, что мы усвоим новые подходы и принесем благодатный мир на всю планету. Отчаяние связано с тем, что у нас мало времени. Старые подходы убивают нас. Это не так уж отличается от психотерапии — смесь омерт­вения и надежды на изменение.

Я наблюдаю, как область деятельности, которую я помог создать, продолжается уже без меня, как повзрослевший ребенок, поки­дающий дом. Она сильна и уверена в своей правоте. Уже меньше возможностей баловаться с ней и что-то менять. Другие трене­ры, каждый по-своему выражая ее принципы, обучают сейчас своих студентов. Отпуская ее на свободу, я надеюсь, что взрас­тил этого ребенка крепким и здоровым. Я надеюсь, что его дела пойдут хорошо. Отчасти я рад, что этот этап завершен. Моя жизнь станет легче, а мой ум спокойнее. Я буду заботиться о се­мье — своей жене Терри и новорожденной дочурке Лили. Я буду больше работать над учебными материалами. Всегда будет что-то новое, чему можно научиться, новые книги, которые можно написать.

 

КАК Я УЗНАЛ...

Я хочу рассказать вам, как я узнал о том, что Бог хочет, чтобы я был психотерапевтом. В этом сыграл роль один парень, который по-особому дышал.

До этого я никогда не проводил психотерапию. Я ходил на груп­пы встреч (“инкаунтер”) и другие подобные группы на Западном побережье США. Однажды, после того как я две недели проходил терапию у Артура Янова и ничего не получилось, я растратился, задолжал деньги и мне было плохо. Я думал о том, чтобы вер­нуться и получить свою прежнюю работу в кегельбане или что-то равноценное. Я проезжал через Олбани, штат Нью-Йорк. (Кто бы мог подумать, что вся жизнь человека может измениться в Олбани, штат Нью-Йорк?) Я остановился там, чтобы провести не­сколько дней со своим старым другом, который работал штатным психологом в Медицинском университете Олбани. Этот человек, который обладал подлинной верой и был приверженцем Мехер Бабы, сказал мне: “Почему бы тебе не пойти в больницу и не по­работать приглашенным терапевтом?”

Как я уже сказал, я до этого в жизни не проводил психотерапию, и поэтому ответил: “Хорошо. Да, я буду рад”. Будучи психопа­том, я посчитал себя психотерапевтом (чувствуется, что будто чьи-то невидимые руки уже взялись за дело). В мой первый день в больнице мой друг познакомил меня с группой людей из за­крытого отделения и с его сотрудниками, которые сидели в кру­гу в ожидании групповой психотерапии. Он представил меня как приглашенного терапевта. Все. Я попался.

Я медленно обвел глазами присутствующих. Я высматривал, где находится энергия. Я ходил на группы встреч, а там делали

278 Телесно-ориентированная психотерапия. Метод Хакоми

именно так, поэтому я тоже стал так делать. Разве можно рабо­тать, если не проявляется энергия? Так что я осматриваюсь во­круг, останавливаясь взглядом на каждом человеке и дохожу до парня, который пристально на меня смотрит. Я понимаю, что у него это есть. У него есть энергия. Поэтому я говорю ему: “Я чувствую, что вы злитесь, да”.

Он отвечает. За всю жизнь я никогда не слышал такого голоса. У этого парня голос звучит так, как будто исходит из пустой двухсотлитровой железной бочки, он совершенно загробный и глубокий. Парень отвечает: “Да-а-а”. Вдруг я осознаю... Я в стране чокнутых! Я говорю себе: “Все равно продолжай. Что тут терять?”

Так что я спрашиваю его: “Вы хотели бы с этим поработать?”

Снова: “Да-а-а”. Я решаю сделать то же, что делают ребята на группах встреч. Я указываю рукой на