Критика технологического детерминизма

Арон создает свою теорию развитого индустриального общества, в критическом ключе обсуждая эти теории и выявляя их несостоятельность. Прежде всего, он обращается к анализу и критике технологического детерминизма и возникающей на основе этого методологического подхода теории конвергенции.

По мнению Арона, индустриальное общество середины XX в. находится на примитивной стадии своего развития. Более того, общества индустриального типа обретают для себя смысл и понимают свою природу только через указание на собственное будущее состояние (например, советское общество могло быть понято только исходя из своего будущностного социалистического проекта). Проблема, однако, состоит в том, чтобы определить существенные, конститутивные элементы индустриального общества, а не его претензии. Любое индустриальное общество - это, прежде всего, общество научное и технологическое. Все его современные черты - увеличение средней продолжительности жизни, увеличение национального валового продукта, особый интерес к производству и его расширению, создание искусственной среды обитания для человека, крупно- масштабные рабочие и административные организации, социализация и социальная рационализация - все это невозможно без развития науки и технологии. И капиталистические, и социалистические общества рассматривают человека как товар, как инструмент производства и заменяют его машиной, когда это становится выгодным. Количественное и униформное формулирование стоимости рабочей силы, материалов и времени в системе производства является императивом всех современных экономик - это организации коллективного труда, которые используют инструменты, созданные наукой, и соответствующие ей методы.

Но между наукой и технологией, с одной стороны, и обществом, с другой, существуют не столь уж прямолинейные связи. Наука создает средства, предлагает способы рационализации деятельности, но суть индустриального общества раскрывается через заявленные этим обществом цели. Таких целей в принципе может быть две: 1) материальное благополучие немногих или даже многих; и 2) власть и престиж сообщества как целого. <Индустриальное общество> в том варианте, в каком оно предстает в технократических теориях, цели не имеет. В этом отношении оно отличается как от капиталистических, так и от социалистических систем, заявляющих свои совершенно различные цели.

Арон приходит к выводу о том, что <индустриальное общество> - это аналитическая характеристика, идеальная модель, отражающая только частичный характер реальных исторических обществ, а именно капиталистического и социалистического. Тот факт, что оба типа обществ (капиталистические и социалистические) могут быть классифицированы как индустриальные, не означает, что западные и советское общества являются идентичными. <Только технологическая интерпретация истории дает возможность утверждать, что все общества, которые используют атомную энергию и компьютеры, являются идентичными. Абсурдно заявлять, что то, что объединяет эти общества, более важно, чем то, чем они отличаются>. Общие черты этих обществ очевидны и их много - речь идет о технических и даже социальных аспектах. Различаются же они системными и рыночными характеристиками, а эти характеристики имеют куда более фундаментальный характер.

 

Критика теорий конвергенции

Основные положения теории конвергенции достаточно просты. В соответствии с этой теорией, трансформации, которые претерпевает Советский Союз и страны социализма, с одной стороны, и Соединенные Штаты и Западная Европа, с другой, свидетельствуют об их медленном сближении. Конечно же, Советский Союз и страны народной демократии никогда, как отмечают теоретики конвергенции, не повернут к капитализму, а США - к коммунизму, но и первая, и вторая группа стран, как представлялось теоретикам конвергенции, движутся к социализму двумя путями - через либерализацию Востока и социализацию Запада.

Сторонники теории конвергенции, по мнению Арона, фактически являлись сторонниками социализма. Они были уверены, во-первых, в превосходстве плановой экономики над рыночной капиталистической; во-вторых, в невозможности построить развитое человеческое сообщество на основе капиталистических принципов; в-третьих, в обесценивании капиталистических принципов. Все это свидетельствует о том, что теория конвергенции была, скорее, идеологическим образованием,

чем результатом серьезного социологического исследования. Серьезный социологический анализ требует, прежде всего, сравнительного анализа трех специфических сфер капиталистического и социалистического общества - экономики, политики и идеологии, с упором на анализе системы функциональных ценностей первых двух сфер. Именно такой анализ стремится осуществить Арон, проводя сравнение форм собственности, методов регулирования экономики, распределения ресурсов и благ. По его мнению, именно эти принципы и механизмы демонстрируют фундаментальные различия двух типов обществ.

Для социалистических обществ характерны: коллективная собственность; централизованное, авторитарное планирование без использования рыночного механизма ценообразования; определение целью этого планирования достижение максимальных показателей роста, особенно в тяжелой промышленности; ограничение индивидуального дохода и его преимущественное перераспределение государством с целью обеспечения всеобщего равенства. Однако неравенство при этом оказывается ликвидировано только как принцип, но не фактически, хотя индивидуальный доход и сводится к минимуму, необходимому для эффективного функционирования экономики.

Для капиталистических обществ характерны различные формы собственности; очевидной целью экономики является высокий уровень жизни граждан. Цены служат необходимым механизмом и оценкой уровня рациональности экономики. В то же время государственное регулирование контролирует и ограничивает функционирование рыночной экономики. Мнения различаются по вопросу о размере той доли, которая должна идти на индивидуальное потребление, и той, которая должна перераспределяться на общественные нужды. При этом большинство исследователей (и граждан) уверено, что общественные фонды должны уменьшаться по мере роста индивидуальных доходов, позволяющих людям выбирать свой стиль жизни и создавать собственные гарантии на непредвиденные случаи.

Таким образом, сравнение фундаментальных организационных принципов, лежащих в основе экономической и социальной организации обоих типов обществ, свидетельствует об их принципиальном различии. Теория же конвергенции, даже если ограничиться рассмотрением экономики, предполагает уменьшение различий в формах собственности, в методах регулирования экономики, а также в распределении дохода (или хотя бы сглаживание различий, которые не могут быть элиминированы).

Вместе с тем существует одно фундаментальное историческое явление, которое можно рассматривать в качестве свидетельства в пользу теории конвергенции. Речь идет о том, что в середине XX в. западные экономики являются уже экономиками не свободного, а <контролируемого рынка>. Государство осуществляет вмешательство в экономику с целью сохранения ее равновесия, предотвращения инфляции, избежания депрессии, улучшения инвестиционного климата, создания инвестиционных приоритетов (с точки зрения национальных интересов), выравнивания доходов населения, а также финансирования социальных служб и социально значимых проектов. В этом отношении, по мнению Арона, действительно можно зафиксировать одну общую этим системам тенденцию - способ контроля в сфере производства, государственного управления и распределения, именуемый в одном случае <менеджериальным капитализмом>, а в другом - <менеджериальным социализмом>.

Действительно, в обеих системах используются технико-бюрократические методы управления. Однако схожие системы управления и контроля не порождают схожие политические системы и свободы, не порождают политическую свободу. Используемые методы управления в социалистических обществах являются, скорее, авторитарными, чем демократическими и направлены на интеграцию рабочих и воспитание у них чувства, что <о них заботятся>. Это чувство отсутствует только у <интеллектуалов>, склонных к индивидуализму. У всех остальных возникает жесткая идентификация со <своей> системой и <своим> обществом, со <своей> политической системой и <своей> партией.

Не существует подтверждения точке зрения, что либерализация на Востоке осуществляется спонтанно и в тех формах свободы, что существуют на Западе. То, что технико-административные структуры в обоих типах обществ становятся одинаковыми, а социалистическое планирование уже избавилось от иррациональности авторитарного планирования и создает вариант рыночной экономики, не означает окончания идеологической монополии партии и однопартийной политической системы. Более того, как указывает Арон, даже рост благосостояния населения и создание массового среднего класса не приводят к разрушению однопартийной политической системы. Наоборот, именно с функционированием однопартийной политической системы массы связывают рост своего благосостояния. Даже если процесс <де-идеологизации> и имеет место, то он скорее усиливает консервативные тенденции. <В свете осуществляемого анализа, - пишет Арон, - однопартийная система может рассматриваться как идеально-типическое решение проблемы управления в индустриализированных обществах... Однопартийная система оправдывает свою монополию апеллируя к своей исторической функции - построению социалистического государства>^. И этим явлениям может дать объяснение только обращение к историческому становлению рассматриваемых обществ. Политические системы никогда не являются автоматическим продуктом технико-административной субструктуры, они являются продуктом множества сил, действующих в истории.

Советское индустриальное общество было создано государством, возглавляемым марксистско-ленинской партией. Американское же общество сложилось спонтанно, и до времени Великой депрессии государство не играло сколько-нибудь важной роли в процессе модернизации и индустриализации. Если предельно заострить различие, то можно сказать, что ситуация зеркальная: советское общество было укоренено в государстве, а американское государство - в обществе. В США группы давления и политические партии оказывают постоянное влияние на деятельность Конгресса и исполнительной власти, в то время как советское государство не допускало формирования групп давления или партий, разрешая только минимальную деятельность профсоюзов.

Советский Союз, по мнению Арона, оформился как элитистская социальная структура, политически авторитарная, но не исключавшая определенного либерализма в отношении интеллектуалов, технократов и даже бюрократов. США оформились как плюралистическая социальная структура с сохранением известной доли конформизма в обществе и усиливающимся авторитетом федерального правительства. Каждая из двух стран развивалась не порывая со своей традицией и свободно модифицируя свои черты.

Каждая политическая система являлась сконструированным образованием и обладала хрупкой структурой. Американская система основывается на уважении к <отцам основателям> и на практике, которая противоречит технологической рациональности, но опирается на представление о фундаментальной роли законов. Эта система подчеркивала верность закону и требовала регуляции политической жизни, однако оба принципа постоянно нарушались конфликтами и политическим экстремизмом.

В Советском Союзе политическая система также была внутренне противоречива. В ней допускалась свобода дискуссий для интеллигенции, но без права подвергать критическому анализу государственную идеологию. Экономисты должны были искать эффективные методы планирования, не подвергая при этом сомнению саму идею плановой экономики; социологи — изучать влияние механизации и автоматизации на рабочих; но ни первые, ни вторые не должны были подвергать сомнению фундаментальные принципы марксизма-ленинизма. Однако и в советской системе были налицо <ревизионистские отклонения>, кризисы, с одной стороны, и борьба с ними - с другой.

Завершая свой анализ концепции конвергенции, Арон подчеркивает, что частичные заимствования, которые делают системы друг у друга, в частности в экономической сфере, не означают наличия неизбежной общей цели в виде демократического социализма. <Индустриальное общество не имеет конечной цели>.

 

***

Подводя итог, мы хотели бы выделить следующие моменты.

Идеальный тип развитого индустриального общества Арон определяет следующим образом: это общество <характеризуется специализацией, определением социальной функции в зависимости от способностей, разделением производственной и индивидуальной деятельности, но кроме всего прочего - атомизацией таких устойчивых, сохраняющихся от поколения к поколению образований, которые называются классами. Развитое индустриальное общество обладает сложной системой стратификации, не содержащей деления на классы, являющиеся образованиями, обладающими коллективным сознанием>.

Арон отказывается от понятия индустриального общества как некоего тотального универсума, объединяющего воедино производственную, социальную, культурную и политическую сферы. Анализ индустриальных обществ, предлагаемый Ароном, и его критика теории конвергенции фактически подводят черту под технократическим типом объяснения индустриальных обществ, а также под попытками выявить некий якобы объективный социально-структурный идеал исторического развития западных обществ.

Осуществив критику технологического детерминизма и базирующихся на этом принципе теорий конвергенции, Арон показывает, что ни сама по себе технология, определяющая уровень развития производства, ни факт <смерти идеологий> не приводят к формированию нового единого индустриального общества. Он показывает, что ни техника, ни даже сфера производства в целом не определяют тип и уровень развития общества. Общество в целом определяется системой ценностей и целей, которые оно ставит перед собой, а более точно - тем выбором, который делает политическая бюрократия и экономический менеджмент при определении путей развития общества.

Идеологии умерли, но остались бюрократы, способные выдвинуть новые цели и <оседлать> их. Бюрократы, а не научно-технический прогресс и не <идеологии> определяют лицо индустриального общества.

В конечном счете, критика различных теорий конвергенции, разрабатывавшихся в русле концепции деидеологизации и на базе технократической методологии, переросла у Раймона Арона, а также у других исследователей, работавших с теми же проблемами, в частности, у Дэниела Белла, в теории постиндустриализма. Эти теории вытеснили и теории конвергенции, и теории позднего индустриального общества.

33. Структуралистские подходы в социологии XX века. (История социологии в западной европе и США под ред. Осипова)

 

Структурализм

Очевидно, что структурализм предполагает внимание к структурам, но это в ос­новном не те структуры, которые интересуют структурных функционалистов (см. главу 3). Тогда как последние, а в действительности большинство социологов, рас­сматривают социальные структуры, для структуралистов основной интерес представляют структуры лингвистические. Такое переключение с социальных на лингвистические структуры стало известно как лингвистический поворот, карди­нально изменивший характер социальных наук (Lash, 1991, p. ix). Значительное число ученых в сфере социальных наук переключилось с преимущественного рас­смотрения социальной структуры на изучение языка (см., например, вышеприве­денный разбор воззрений Хабермаса на коммуникацию или конверсационный ана­лиз некоторых этнометодологов) или, в более общем плане, различного рода знаков.

Структурализм возник из различных разработок многих научных областей. Ис­точником современного структурализма и его сильнейшим оплотом по сей день является лингвистика. Творчество швейцарского лингвиста Фердинанда де Сос-сюра (1857-1913) сыграло особую роль в развитии структурной лингвистики и, в конечном счете, структурализма в различных других сферах (Culler, 1976). Для нас особый интерес представляет то различие, которое Соссюр проводил между langue и parole и которое приобрело огромное значение. Langue представляет со­бой формальную, грамматическую систему языка. Это система звуковых элементов, отношения между которыми, как считал Соссюр и его последователи, управляются определенными законами. Значительная доля лингвистических исследований со времен Соссюра стремилась открыть эти законы. Существование langue делает возможным parole. Parole есть фактическая речь, то, как говорящие используют язык для выражения своих мыслей. Хотя Соссюр и признавал значение исполь­зования людьми языка субъективным и зачастую неповторимым образом, он счи­тал, что использование языка индивидом не может быть предметом исследования для научно ориентированного лингвиста. Такой лингвист должен уделять внима­ние langue, формальной системе языка, а не субъективным способам его примене­ния акторами.

В этом случае langue можно понимать как систему знаков — структуру, значе­ние каждого знака порождается взаимосвязью знаков в системе. Особенно здесь важны отношения различия, в том числе бинарные противоположности. Так, на­пример, значение слова «горячий» проистекает не из каких-то свойств, присущих самому этому слову, а из отношения этого слова со словом «холодный», его би­нарной ему противоположности. Значения, разум и, в конечном счете, социальный мир формируются структурой языка. Таким образом, вместо мира экзистенциа­листов, в котором люди сами формируют свою среду, здесь мы имеем мир, в кото­ром люди, равно как и прочие аспекты социального мира, формируются структу­рой языка.