Превышение допустимой скорости

 

С какой скоростью следует ездить? В частности, целесообразно ли соблюдать правила ограничения скорости? Ответ на эти вопросы можно найти, проанализировав игру, в которой ваше решение зависит от решений остальных водителей.

Если никто не соблюдает этих правил, то у вас есть две причины тоже нарушить их. Во-первых, некоторые специалисты утверждают, что на самом деле безопаснее ехать с той же скоростью, с которой передвигается весь транспортный поток[256]. На большинстве скоростных автомагистралей каждый, кто попытается ехать со скоростью до 55 миль в час, становится опасным препятствием, которое приходится объезжать. Во-вторых, если вы едете в одном потоке с другими любителями высокой скорости, вероятность того, что вас поймают, практически равна нулю. Полиция может остановить только небольшую часть автомобилей, превышающих скорость. Если вы едете в общем потоке, можете спрятаться среди таких же нарушителей правил[257].

По мере того как все больше водителей начинают соблюдать правила ограничения скорости, обе эти причины исчезают. Превышать скорость становится более опасно, поскольку для этого придется часто выходить из транспортного потока, обгоняя другие автомобили. В таком случае вероятность быть пойманным многократно увеличивается.

Эта ситуация отражена на графике, подобном тому, который мы строили для поездок из Беркли в Сан-Франциско. Горизонтальная ось соответствует проценту водителей, соблюдающих правила ограничения скорости. Линии А и Б отражают выигрыш каждого водителя: А – от соблюдения правил, Б – от их нарушения. Мы утверждаем, что, если никто из водителей не соблюдает допустимой скорости (крайняя левая точка), вам тоже не стоит этого делать (линия Б выше линии А); если все остальные водители соблюдают правила (крайняя правая точка), вы тоже должны это делать (линия А выше линии Б). В данном примере также существуют три равновесия, из которых только крайние могут появиться в процессе социального взаимодействия, поскольку водители приспосабливаются к стилю вождения друг друга.

 

 

В случае, когда люди выбирали один из маршрутов для поездки (через мост или скоростным поездом), точка равновесия социальной динамики находилась посредине. В данном примере наблюдается тенденция смещения равновесия к одной из предельных точек. Это различие объясняется тем, как именно работает социальное взаимодействие в каждом из этих примеров. Если мы рассмотрим регулярные поездки из одного города в другой, любой выбор становится менее привлекательным по мере увеличения числа людей, которые следуют тем же маршрутом. При превышении скорости увеличение числа водителей, которые тоже превышают скорость, делает этот выбор более привлекательным.

Однако между этими двумя примерами есть кое-что общее: в обоих случаях решение одного человека оказывает влияние на других людей. Если один водитель превышает допустимую скорость, это приводит к тому, что превышение скорости становится более безопасным и для других водителей. Если никто не превышает скорости, никто не готов сделать это первым и предоставить такое преимущество другим водителям без соответствующего вознаграждения. Но в данном примере есть и новый момент: если все превышают допустимую скорость, то никто не хочет быть единственным, кто едет медленнее других.

Может ли изменение допустимой скорости повлиять на эту ситуацию? Представленный выше график составлен для конкретного ограничения скорости, а именно 55 миль в час. Предположим, этот предел будет увеличен до 65 миль в час. Ценность нарушения скорости снижается, поскольку на определенном уровне высокая скорость действительно становится опасной, а дополнительное преимущество от езды со скоростью 75 миль в час вместо 65 меньше того выигрыша, который можно получить при езде со скоростью 65 миль в час вместо 55. Кроме того, при скорости выше 55 миль в час расход бензина растет по экспоненте по мере повышения скорости. Езда со скоростью 65 миль в час вместо 55 может обойтись на 20 процентов дороже, но езда со скоростью 75 миль в час вместо 65 – на целых 40 процентов.

Какой вывод из этого могут сделать для себя законодатели, если они хотят заинтересовать людей в соблюдении правил ограничения скорости? Устанавливать допустимую скорость на таком высоком уровне, чтобы все с радостью соблюдали ее, нет необходимости. Главное – создать критическую массу водителей, соблюдающих правила ограничения скорости. Следовательно, крайне строгое отслеживание соблюдения правил и взимание жестких штрафов за это на протяжении короткого периода может изменить поведение достаточного числа водителей, для того чтобы создать импульс для соблюдения правил всеми без исключения участниками дорожного движения. В итоге равновесие смещается от одной предельной точки (когда все превышают скорость) к другой (когда все соблюдают правила). Когда наступит новое равновесие, полиция может сократить расходы на систему контроля за исполнением правил ограничения скорости, поскольку процесс соблюдения правил становится самоподдерживающимся. В более общем смысле все это позволяет предположить, что короткий, но интенсивный период принуждения к соблюдению правил может оказаться гораздо более эффективным, чем такие же действия, предпринятые с более умеренной интенсивностью на протяжении более длительного периода[258].

Такая же логика применима и к стандартам расхода топлива. Много лет подряд подавляющее большинство американцев поддерживали Закон о среднем расходе топлива автомобилями, выпускаемыми корпорацией (Corporate Average Fuel Economy, CAFE). В 2007 году президент Буш подписал закон, согласно которому начиная с 2011-го до 2020 года средний расход топлива легковых автомобилей должен быть снижен до с 8,6 до 6,7 литра на 100 километров (и аналогичное сокращение расхода топлива для грузовых автомобилей). Но если большинство людей стремятся повысить экономию топлива, ничто не мешает им купить экономичный автомобиль. Почему же те, кто выступает за повышение стандартов экономии топлива, продолжают ездить на внедорожниках, потребляющих слишком много горючего?

Одна из причин состоит в обеспокоенности людей тем, что экономичные автомобили легче, а значит, менее безопасны в случае аварии. Легкие малолитражные автомобили особенно небезопасны в случае столкновения с автомобилями класса Hummer. Люди в большей мере готовы ездить на легких автомобилях, если они знают, что другие автомобили на дорогах тоже принадлежат к классу малолитражек. Как превышение скорости одним человеком приводит к массовому превышению скорости, так чем больше тяжелых автомобилей ездит на дорогах, тем больше людей испытывают желание ездить на внедорожниках в целях обеспечения личной безопасности. Как и люди, автомобили за последние двадцать лет стали на 20 процентов тяжелее. В итоге – низкая экономия топлива и отсутствие безопасности на дорогах. Повышение стандартов экономии топлива, установленных законом CAFE, поможет заинтересовать большее число людей в том, чтобы заменить тяжелые автомобили легкими, чтобы практически все водители были довольны ездой на малолитражном автомобиле[259]. Возможно, такой координационный сдвиг, который изменит состав автомобилей на дорогах, тем самым сразу же повысив экономию топлива, еще важнее технического прогресса.

Аргументы в пользу коллективных, а не индивидуальных решений – это не прерогатива либералов, представителей левых сил и социалистов. Несомненно, консервативный экономист Милтон Фридман привел такую же логическую аргументацию в пользу перераспределения богатства в своем классическом труде Capitalism and Freedom[260]:

 

Бедность меня огорчает, ликвидация бедности приносит пользу и мне. Однако я в равной степени получаю пользу вне зависимости от того, кто платит за борьбу с ней – я сам или кто-то другой. Иными словами, мы все, возможно, хотели бы способствовать борьбе с бедностью при условии, что все остальные поступят так же. Без подобной гарантии мы, наверное, не захотели бы внести ту же самую сумму. В маленьких общинах для осуществления этого условия за счет частной благотворительности может быть достаточно давления общественного мнения. В крупных имперсональных общинах, которые все в большей степени начинают доминировать в нашем обществе, добиться этого с помощью одного только общественного мнения значительно труднее. Предположим, кто-то вслед за мной согласится, что подобная аргументация оправдывает деятельность государства по борьбе с бедностью…[261].

 

 

Почему они переехали?

 

В американских городах не так много районов с высоким уровнем расовой интеграции. Если доля чернокожих жителей того или иного района поднимается выше критической массы, после этого она быстро достигает почти 100 процентов. Если доля чернокожих падает ниже критического уровня, можно ожидать, что в скором времени в районе останутся только белые обитатели.

Можно ли считать расовую сегрегацию, существующую де-факто в большинстве городских районов, продуктом повсеместного распространения расизма? В наше время большинство жителей американских городов отдали бы предпочтение смешанным районам[262]. Проблема заключается скорее в том, что сегрегация может стать следствием равновесия в игре, в которой каждая семья выбирает место для проживания, даже если всем семьям свойственна определенная расовая терпимость. Эту идею выдвинул Томас Шеллинг[263]. Далее мы опишем эту идею и покажем, как она объясняет успех одного из пригородных районов Чикаго под названием Оук-Парк.

Расовая терпимость не сводится только к черно-белым тонам; она состоит из разных оттенков серого. Разные люди, чернокожие или белые, имеют разные взгляды на оптимальный расовый состав городских районов. Например, мало кто из белых настаивает на том, что район должен состоять из белых на 99 или даже 95 процентов; тем не менее большинство белых будут испытывать дискомфорт в районе, в котором проживает только 1–5 процентов им подобных. Большинство людей больше всего устроил бы расовый состав, попадающий примерно на середину этого диапазона.

Мы можем проиллюстрировать изменение динамики расового состава городских районов с помощью такого же графика, как и в примере с раскладкой QWERTY. Вертикальная ось отражает вероятность того, что новый житель района окажется белым. На горизонтальной оси отмечен текущий расовый состав района. Верхний правый конец кривой показывает, что, как только район становится полностью сегрегированным (в нем живут только белые), существует очень большая вероятность того, что новый обитатель района тоже будет белым. Если доля белых в текущем расовом составе района сократится до 95 или 90 процентов, вероятность того, что новый житель района будет белым, по-прежнему остается очень высокой. Если расовый состав района изменится еще больше, произойдет резкое снижение вероятности того, что новый член общины будет белым. И наконец, если фактический процент белых сократится до нуля (то есть произойдет противоположная расовая сегрегация района), вероятность того, что новый житель района окажется чернокожим, будет очень высокой.

 

 

В этой ситуации равновесие будет там, где расовый состав населения эквивалентен числу новых обитателей района, – только в таком случае социальная динамика будет стабильной. Существует три таких равновесия: два в крайних точках, когда в районе живут только белые или только чернокожие, и одно посредине, когда наблюдается смешанный расовый состав населения района. Пока что теория ничего не говорит о том, какое именно равновесие наиболее вероятно. Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо проанализировать факторы, которые смещают всю систему в сторону равновесия или от него, – иными словами, социальную динамику данной ситуации.

Под воздействием социальной динамики район будет неизменно тяготеть к одному из крайних равновесий. Шеллинг обозначил этот феномен термином «перелом» (впоследствии эту идею популяризовал Малкольм Гладуэлл в книге «Переломный момент»[264]). Рассмотрим, почему это происходит. Предположим, равновесие в средней точке выглядит так: 70 процентов белых и 30 процентов чернокожих. По случайному стечению обстоятельств одна чернокожая семья переехала в другой район, а ее место заняла семья белых. В таком случае доля белых в данном районе становится немного больше 70 процентов. Судя по графику, вероятность того, что новый обитатель района тоже окажется белым, составляет теперь тоже немногим более 70 процентов. Давление в сторону повышения этой вероятности еще больше усиливается по мере переезда новых белых семей в этот район. Предположим, расовый состав населения района изменится до соотношения 75:25 процентов. Давление в сторону повышения продолжается. Вероятность того, что новый обитатель окажется белым, превышает 75 процентов; следовательно, можно ожидать, что район будет все более разделяться в расовом отношении. Этот процесс продолжается до тех пор, пока расовый состав новых обитателей района не станет таким же, как и текущий расовый состав района. На графике видно, что это произойдет снова только в случае, когда все население района будет белым. Если бы одна белая семья выехала из этого района, а одна черная переехала в него, началась бы цепная реакция в противоположном направлении, и в этом случае была бы велика вероятность того, что в районе останутся жить только чернокожие.

Проблема в том, что соотношение 70:30 нельзя назвать устойчивым равновесием. Если такой расовый состав района так или иначе нарушается (а это непременно произойдет), ситуация снова начинает смещаться в сторону одного из крайних вариантов. К сожалению, в крайних точках нет подобной тенденции движения в сторону средней точки. Хотя сегрегация – это ожидаемое равновесие, это не означает, что такой результат полностью устраивает всех обитателей района. Возможно, они предпочли бы жить в районе со смешанным расовым составом. Но таких районов мало, и даже если они формируются, то существуют недолго.

В данной ситуации причина проблемы тоже заключается в том, какое влияние оказывают действия одной семьи на другие семьи. Начиная с соотношения 70:30, когда одна белая семья занимает в районе место одной чернокожей семьи, это может сделать район немного менее привлекательным для чернокожих, которые хотели бы в нем поселиться. Но за это не взимаются штрафы. Возможно, было бы целесообразно ввести налог на переезд из района, подобно дорожным сборам. Однако это противоречило бы более фундаментальному принципу – свободе выбора места проживания. Если общество стремится предотвратить перелом, оно должно найти другие способы достижения этой цели.

Если нельзя оштрафовать выезжающую семью за причиненный ущерб (как тем, кто остается, так и тем, кто теперь решит не переезжать в этот район), необходимо принять меры, которые сократили бы стимулы других обитателей района последовать их примеру. В случае переезда одной белой семьи в другое место район не должен стать менее привлекательным для другой белой семьи. В случае переезда одной чернокожей семьи в другое место район не должен стать менее привлекательным для другой чернокожей семьи. Общественная политика может предотвратить наращивание темпов процесса перелома.

Пригород Чикаго Оук-Парк, характеризующийся высоким уровнем расовой интеграции, – наглядный пример эффективных методов решения этой проблемы. В Оук-Парк используют два инструмента: во-первых, в городе запрещено выставлять во дворах домов таблички с надписью «Продается»; во-вторых, город предлагает своим жителям страховку, которая гарантирует домовладельцам, что их дома не обесценятся в случае изменения расового состава города.

Если на продажу выставляются два дома, расположенных на одной улице, благодаря табличкам «Продается» новость об этом быстро распространится среди всех соседей и потенциальных покупателей. Запрет на такие таблички позволяет скрыть от людей новость, которую они могут трактовать как плохую. Никому не нужно знать, что дом выставлен на продажу, до тех пор пока дом не будет продан. Это позволяет избежать паники (если только для нее нет весомых причин – в таком случае она просто наступит немного позже).

Однако первой меры недостаточно. Домовладельцы по-прежнему будут думать о том, что им стоит продать свои дома, пока еще есть такая возможность. Если ждать переломного момента в ситуации, вы можете опоздать и вдруг обнаружить, что стоимость вашего дома существенно снизилась, а ведь это основная часть состояния большинства людей. А вот если городские власти предоставляют страховку, это не проблема. Такая страховка устраняет экономические опасения, которые и ускоряют процесс перелома. По существу, если такая гарантия успешно предотвращает подобный перелом, недвижимость не упадет в цене, а этот метод не будет стоить налогоплательщикам ни цента.

Перелом в сторону равновесия, при котором в районе обитают только чернокожие жители, был обычной проблемой в городах Америки. Однако в последние годы набирает темпы процесс джентрификации[265], который тоже представляет собой перелом, только в сторону равновесия с преобладанием состоятельных людей. Если пустить на самотек процессы, происходящие на свободном рынке, это часто приводит к таким неудовлетворительным результатам. Однако общественная политика в сочетании с пониманием того, как происходит процесс перелома, может остановить движение в сторону перелома и сохранить хрупкое равновесие.

 

На вершине бывает одиноко

 

Как правило, владельцы ведущих юридических компаний выбирают партнеров из числа младших юристов. Те, кого не выбрали, должны уйти из компании, и в большинстве случаев они переходят в компании более низкого ранга. В компании Justin-Case стандарты оказались такими высокими, что на протяжении многих лет не было выбрано ни одного нового партнера. Младшие юристы начали протестовать против отсутствия карьерного роста. В ответ на этот протест партнеры компании предложили новую систему, которая выглядела очень демократичной.

Вот что они сделали. Во время ежегодного собрания по поводу выбора новых партнеров был составлен рейтинг способностей младших юристов от 1 до 10 (10 – самая высокая оценка). Младшим юристам сообщили их рейтинг конфиденциально. Затем их собрали в конференц-зале, где большинством голосов им предстояло решить, каким должен быть минимальный рейтинг, при котором младший юрист может стать партнером.

Все младшие юристы согласились с тем, что коллективный выбор партнера – хорошая идея и она, несомненно, лучше прежних методов, которые мешали им стать партнерами. Поэтому они начали с проходного рейтинга 1. Затем один младший юрист с более высоким рейтингом предложил повысить проходной рейтинг до 2. Он считал, что это повысит среднюю квалификацию партнеров. Восемь младших юристов согласились с ним. Единственным, кто проголосовал «против», был младший юрист с самым низким рейтингом способностей, который уже не мог стать партнером.

Далее кто-то предложил поднять стандарт с 2 до 3. Восемь претендентов по-прежнему находились выше этого уровня, поэтому они все проголосовали за такое повышение квалификации партнеров. Младший юрист, у которого был рейтинг 2, проголосовал «против», поскольку это лишало его возможности стать партнером. Удивительно то, что младший юрист с самым низким рейтингом поддержал предложенное повышение стандартов. Он терял шанс стать партнером, но во втором случае у него появлялась возможность попасть в одну группу с тем юристом, у которого был рейтинг 2. Таким образом, узнав, что его не выбрали в качестве партнера, другие юридические компании не смогли бы определить точный уровень его способностей: 1 или 2, и эта неопределенность пошла бы ему на пользу. Предложение повысить проходной рейтинг до 3 также было принято девятью голосами к одному.

С каждым новым проходным рейтингом кто-нибудь предлагал повысить его еще на один уровень. Все, у кого рейтинг был выше, голосовали за повышение квалификации партнеров (не жертвуя при этом собственной позицией), тогда как все, у кого рейтинг был ниже, тоже голосовали за повышение стандартов, для того чтобы их неудача повлекла за собой менее серьезные последствия. Каждый раз оставался только один «инакомыслящий» – младший юрист, рейтинг которого совпадал с проходным рейтингом и который по этой причине не мог стать партнером. Но перевес голосов неизменно составлял 9:1.

Так продолжалось до тех пор, пока проходной рейтинг не повысился до 10. В конце концов кто-то предложил поднять стандарт до рейтинга 11, чтобы никто не мог стать партнером. Все младшие юристы, у которых был рейтинг 9 и ниже, одобрили это предложение, поскольку оно повышало средний уровень квалификации тех претендентов, кандидатура которых была отклонена. Тот факт, что они не стали партнерами, не был бы воспринят со стороны как плохой знак, поскольку никто из претендентов не стал партнером этой юридической компании. Единственным, кто выступил «против», был самый способный младший юрист, который упустил свой шанс стать партнером. Однако и в этом случае перевес голосов составлял 9 к 1.

Эта серия голосований вернула всех младших юристов к старой системе, которую они считали менее подходящей, чем альтернативная система, открывающая возможность карьерного роста для всех. Но даже в этом случае каждое решение принималось соотношением голосов 9:1. Из этой истории можно сделать два важных вывода.

Когда предпринимаются поэтапные действия, каждый отдельный шаг может казаться привлекательным большинству участников процесса принятия решений. Однако конечный результат будет для всех более неблагоприятным, чем они ожидали в самом начале. Причина заключается в том, что во время голосования не учитывается интенсивность предпочтений. В нашем примере каждый, кто голосовал «за», получал небольшой выигрыш, тогда как человек, который голосовал «против», терял многое. В серии из десяти голосований каждый из десяти младших юристов одержал девять маленьких побед и потерпел одно большое поражение, перевесившее весь совокупный выигрыш от малых побед. Проблемы такого рода часто возникают в процессе принятия законов о реформе системы налогообложения или торговых тарифов: поправки к этим законам губят их. Каждая такая поправка получает одобрение большинства, но в заключительном варианте законопроекта так много критических ошибок, что он не получает поддержки большинства.

Однако если один человек осознает проблему, это отнюдь не означает, что он может остановить сам процесс. Спускаться по скользкому склону слишком опасно. Следовательно, целый коллектив людей должен согласованно посмотреть вперед, выполнить обратный анализ ситуации, а затем установить правила, которые позволят предотвратить первые шаги по скользкому склону. Когда отдельные люди, вместо того чтобы предпринимать серию мелких шагов, договариваются о проведении комплексных преобразований, это обеспечивает их безопасность. В случае комплексного решения каждый знает, что его ждет. Мелкие разрозненные шаги поначалу могут казаться вполне привлекательными, однако один неудачный шаг способен полностью перечеркнуть все выигрыши.

В 1989 году Конгресс США на собственном опыте познал эту опасность, предприняв неудачную попытку проголосовать за повышение заработной платы конгрессменов на 50 процентов. Поначалу казалось, что такое повышение получит широкую поддержку в обеих палатах. Однако когда люди поняли, что должно произойти, они начали направлять громкие протесты тем членам Конгресса, которых избирали. В итоге у каждого члена Конгресса появился личный стимул проголосовать против повышения заработной платы при условии, что закон о повышении все же будет принят. Самым лучшим был бы сценарий, когда член Конгресса получает повышение заработной платы, проголосовав против него. К несчастью (для них), слишком много конгрессменов выбрали такой подход, поэтому принятие закона оказалось под вопросом. По мере того как каждый новый случай отказа поддержать законопроект уводил членов Конгресса все дальше по скользкому склону, у них появлялось еще больше причин голосовать «против». В случае вероятного провала законопроекта о повышении заработной платы самым худшим был бы такой порядок действий: официально выступать в поддержку повышения заработной платы, заплатить за это политическую цену и все равно не получить никакого повышения. Поначалу лишь несколько отдельных конгрессменов могли улучшить свою собственную позицию. Но каждый случай отказа поддержать законопроект создавал все больше стимулов к тому, чтобы другие поступили так же, что и привело в итоге к провалу законопроекта.

Случай в юридической компании Justin-Case позволяет сделать еще один вывод – совершенно иного рода. Если уж вам суждено потерпеть неудачу, пусть это будет неудача в трудном деле. Неудачи приводят к тому, что люди снижают уровень своих ожиданий по отношению к вам – насколько серьезно, зависит от того, что именно вы пытались сделать. Неудавшееся восхождение на Эверест вызывает гораздо меньшее осуждение, чем неспособность дойти до финиша в беге на дистанцию 10 километров. Если оценка ваших способностей другими людьми важна для вас, возможно, лучше сделать то, что увеличит ваши шансы на неудачу, чтобы уменьшить ее последствия. Именно такой стратегии придерживаются те, кто пытается поступить в Гарвард, а не в какой-нибудь местный университет или выбирает партнеров для выпускного бала среди самых популярных студентов вместо более реальных кандидатов.

Психологи рассматривают такое поведение в ином контексте. Некоторые люди, опасаясь обнаружить перед всеми ограниченность своих способностей, предпринимают действия, которые повышают вероятность неудачи. Например, слабый ученик не готовится к тесту, чтобы в случае плохой оценки можно было обвинить его в плохой подготовке, а не в отсутствии способностей. Хотя это порочный метод, который зачастую приводит к обратным результатам, никто не защитит вас от игр против самих себя.

 

Политики и яблочный сидр

 

Две политические партии пытаются определить свои позиции в либерально-консервативном идеологическом диапазоне. Сначала озвучивает свою позицию партия, которая находится у власти, после чего партия-претендент делает ответный ход.

Предположим, голоса их избирателей распределены равномерно. Пронумеруем политические позиции от 0 до 100, где 0 соответствует радикально левым взглядам, а 100 – крайне консервативным. Если партия, находящаяся у власти, выберет, скажем, позицию 48 (немного более либеральную по сравнению с центральной), партия-претендент займет позицию где-то посредине между этим значением и центром – скажем, 49. В таком случае избиратели, симпатизирующие позиции 48 и ниже, проголосуют за действующую партию; все остальные избиратели, то есть более 51 процента населения, проголосуют за претендента. В итоге партия-претендент победит на выборах.

Если партия, которая находится у власти, займет позицию выше 50, партия-претендент выберет позицию между этим значением и 50, что снова даст ей больше половины голосов.

Руководствуясь правилом «смотреть вперед и рассуждать в обратном порядке», правящая партия может вычислить, что для нее лучший вариант – занять позицию в точности посредине. (Как на автострадах, где проведенная посредине линия называется разделительной полосой.) Если симпатии избирателей распределены неравномерно, правящая партия выбирает такую позицию, в которой 50 процентов избирателей склоняются к левому крылу и 50 процентов – к правому. Эта медианная позиция не всегда совпадает со средней: медианная позиция находится там, где есть равное количество голосов с каждой стороны, тогда как средняя зависит от того, насколько далеко отклоняются голоса. В этом месте факторы, определяющие склонность избирателей отдавать предпочтение более консервативным или более либеральным взглядам, имеют один и тот же весовой коэффициент. Лучшее, что может сделать партия-претендент, – это подражать правящей партии. В итоге обе партии занимают одну и ту же позицию, поэтому каждая из них получит по 50 процентов голосов. Проиграют в этом процессе только избиратели: у них будет не настоящий выбор, а лишь слабое его подобие.

На практике политические партии не занимают соответствующих твердых позиций; каждая стремится придерживаться золотой середины. Этот феномен впервые обнаружил экономист Колумбийского университета Гарольд Хотеллинг еще в 1929 году. Он отметил сходные примеры в экономической и социальной областях: «Наши города становятся неоправданно большими, а деловые районы в них слишком концентрированы. Методистская и пресвитерианская церковь слишком похожи; сидр слишком однороден»[266].

Сохранилась бы такая избыточная однородность, если бы было три партии? Предположим, что они поочередно выбирают и меняют свои позиции и не отягощены никаким идеологическим багажом. Партия, расположенная на краю идеологического спектра, будет продвигаться поближе к соседней партии, чтобы оттянуть на себя часть избирателей, которые ее поддерживают. В итоге партия, расположенная посредине диапазона, окажется под таким сильным давлением, что, когда наступит ее очередь, она захочет приблизиться к крайней позиции и заручиться поддержкой новой и более многочисленной группы избирателей. Этот процесс будет развиваться, а равновесие так и не наступит. В реальной жизни у каждой партии есть свой идеологический багаж, а избиратели демонстрируют достаточную лояльность к своей партии, что предотвращает такие внезапные маневры.

В других случаях расположение игроков трудно зафиксировать. Представьте себе, что три человека пытаются поймать такси на Манхэттене. Хотя все трое начинают искать такси в одно и то же время, тот из их, кто находится дальше всего от центра, поймает такси, идущее в центр; тот, кто стоит ближе к центру, поймает такси, идущее из центра. В итоге человек, который находится посредине, оказывается в самых невыгодных условиях. Если он не хочет, чтобы такси досталось кому-то другому, ему нужно переместиться либо поближе к центру города, либо подальше от него, для того чтобы поймать такси раньше двух других пассажиров. До тех пор пока не появится такси, равновесие может и не наступить: ни один человек не захочет оставаться в самом невыгодном положении – посредине. Здесь мы сталкиваемся с еще одним, совершенно иным недостатком нескоординированного процесса принятия решений: он вообще может не привести к определенному результату. В такой ситуации общество должно найти другой, скоординированный способ получения устойчивого результата.

 

Краткий обзор

 

В этой главе мы показали, что в играх, в которые играют люди, бывает больше проигравших, чем победителей. Нескоординированный выбор участников таких игр приводит к негативному результату для общества в целом. Сформулируем основные выводы из этих примеров, после чего вы сможете применить их в процессе анализа учебного примера.

Сначала мы рассмотрели игры, в которых у каждого игрока был выбор «или – или». Одна из проблем таких игр представляла собой уже знакомую вам дилемму заключенных со многими участниками: все игроки делали один и тот же выбор, который оказывался неправильным. Далее мы проанализировали примеры, в которых одни игроки делали один выбор, тогда как их коллеги отдавали предпочтение другому варианту, но соотношение не было оптимальным с точки зрения группы в целом. Это происходило потому, что один из вариантов выбора оказывал негативное воздействие на других участников игры, чего не учитывали игроки, выбравшие этот вариант. Затем мы рассмотрели ситуации, в которых равновесие достигалось в одном из крайних вариантов (когда все выбирают одно или все выбирают другое). Для того чтобы остановиться на одном из этих вариантов (или сделать так, чтобы был выбран правильный вариант), необходимо было ввести социальные нормы, штрафы или ограничения на поведение людей. Но даже в таком случае мощные исторические факторы могли сосредоточить целую группу людей на определенном варианте равновесия.

Рассматривая ситуации с несколькими альтернативными вариантами развития событий, мы увидели, что группа может добровольно стать на скользкий путь достижения результата, о котором в итоге пожалеет. В некоторых примерах мы обнаружили тенденцию к избыточной однородности. В ряде случаев было возможно равновесие, основанное на взаимно усиливающихся ожиданиях по поводу того, что думают другие. В отдельных случаях равновесия вообще могло не быть, поэтому требовалось найти другой способ получения устойчивого результата.

Суть всех этих историй в том, что свободный рынок не всегда действует правильно. Существует две фундаментальные проблемы. Одна состоит во влиянии событий прошлого на то, что происходит в текущий момент. Большой опыт применения двигателей внутреннего сгорания, раскладки QWERTY и ядерных реакторов на легкой воде может замкнуть нас на дальнейшем использовании этих менее эффективных технологий. Современный рынок не всегда способен скорректировать влияние исторических случайностей. Если предположить, что замыкание на неэффективных вариантах выбора чревато проблемами в будущем, это достаточно веское основание для того, чтобы на государственном уровне обеспечить диверсификацию этих вариантов до установления определенного стандарта. Если же замыкание на менее эффективном стандарте уже произошло, государство может предпринять меры, направленные на то, чтобы перейти от одного стандарта к другому. Переход от дюймов и футов к метрической системе измерения – лишь один такой пример; можно упомянуть скоординированный переход на летнее или зимнее время.

Принятие менее эффективных стандартов может носить скорее поведенческий, а не технологический характер. В качестве примера приведем равновесие в ситуации, когда все мошенничают с налогами, или когда все превышают допустимую скорость, или даже когда все приходят на вечеринку на полчаса позже назначенного срока. Переход от одного равновесия к другому наиболее эффективно обеспечивается посредством короткой, но интенсивной кампании. Нужно создать критическую массу людей, готовых к такому переходу, после чего эффект группового давления сделает новое равновесие самоподдерживающимся. Напротив, небольшое давление на протяжении длительного периода не позволит получить аналогичный результат.

Еще одна общая проблема принципа свободной конкуренции состоит в следующем: многое из того, что играет большую роль в жизни, происходит за пределами экономического рынка. Существует ряд жизненных благ, начиная от правил хорошего тона и заканчивая чистым воздухом, которые во многих случаях не имеют своей цены, а значит, нет той «невидимой руки рынка», которая регулировала бы эгоистичное поведение людей в плане потребления этих благ. В одних случаях проблему решает установление цены на такие блага (например, борьба с транспортными пробками на мосту «Сан-Франциско – Окленд»). В других случаях установление цены на социально значимые блага может изменить их суть. Например, донорская кровь лучше купленной, поскольку у людей, которые продают свою кровь, состояние здоровья, как правило, гораздо хуже. Примеры неудачной координации действий, которые приведены в данной главе, иллюстрируют роль государственной политики. Но прежде чем вы перейдете к следующей главе, ознакомьтесь с учебным примером.

 

Учебный пример: рекомендации по поводу распределения стоматологов

 

В этом примере мы проанализируем проблему координации действий в ситуации, когда «невидимая рука рынка» распределяет (или неправильно распределяет) все сообщество стоматологов между городами и сельскими районами. Здесь много общего с выбором оптимального маршрута проезда из Беркли в Сан-Франциско. Сможет ли «невидимая рука рынка» направить требуемое число стоматологов в каждое