A.5.7 Майская революция 1968 г. во Франции

В 1968 г. казалось, словно анархическое движение умерло и навсегда осталось в прошлом, но майские события во Франции вернули ему его место на радикальной картине. Десятимиллионная революция начиналась с малого. Исключение властями группы анархистов (в том числе Даниэля Кон-Бендита) из парижского университета в Нантере за акцию против войны во Вьетнаме быстро вылилось в протестную демонстрацию. Прибытие 80 полицейских для ее разгона привело в ярость многих студентов, и они покинули свои аудитории, чтобы силой вышвырнуть полицию из университета.

Вдохновившись такой поддержкой, анархисты захватили административное здание и провели там массовые дебаты. Известие о захвате быстро разнеслось, Нантер был окружен полицией, и власти приняли решение о закрытии университета. На следующий день нантерские студенты собрались в сорбоннском университете в центре Парижа. Беспрестанные полицейские атаки и арест порядка 500 человек привели к пятичасовым уличным столкновениям. Полиция применяла слезоточивый газ даже против случайных прохожих.

Тогда власть запретила демонстрации вообще и закрыла Сорбонны, в результате чего тысячи студентов вышли на улицу. Полицейское насилие встретили уличными баррикадами. Репортер Жан Жак Лебель писал, что в первом часу ночи, «буквально тысячи людей возводили баррикады... женщины, рабочие, случайные свидетели, люди в пижамах создавали живые цепи, чтобы передавать булыжники, дерево, железо». В ходе ночных столкновений было ранено 350 полицейских. 7-го мая пятидесятитысячный марш протеста против полицейского насилия закончился битвой на узких улицах Латинского квартала, продолжавшейся весь день. Полицейский слезоточивый газ демонстранты встретили коктейлями Молотова и скандированием «Да здравствует Парижская Коммуна!»

10-го мая ряд массовых демонстраций вынудили министра образования начать переговоры. Но на улицах уже появились 60 баррикад, и молодые рабочие присоединились к студентам. Профсоюзы осудили полицейское насилие. Пик демонстрационной активности во Франции пришелся на 13-го мая, когда на улицы Парижа вышло около миллиона человек.

Столкнувшись со столь массовым сопротивлением, полиция была вынуждена покинуть Латинский квартал. Студенты захватили Сорбонну и созвали всеобщее собрание для распространения борьбы. Вскоре во Франции был захвачен каждый университет. Из Сорбонны бесчисленным потоком шла пропаганда, листовки, воззвания, телеграммы и плакаты. Стены были исписаны лозунгами вроде «Все возможно», «Будь реалистом, требуй невозможного», «Живи каждым мгновением», и «Запрещается запрещать». Люди требовали отдать «всю власть воображению». Как писал Мюррей Букчин, «движущей силой революции сегодня выступает... не просто дефицит и материальная потребность, но также и качество повседневной жизни... в попытке управлять своей судьбой». [ Post-Scarcity Anarchism, стр. 166]

Самые известные лозунги тех времен придумали ситуационисты. Ситуационизм был создан в 1957 г. небольшой группой диссидентских радикалов и художников. Они развивали высоко софистический (насколько позволял жаргон) и последовательный анализ современного капиталистического общества и предлагали ему альтернативу. Современная жизнь, утверждали они, есть выживание вместо жизни во власти экономики потребления, в которой все и вся, каждая эмоция и каждое отношение превращены в товар. Люди более не просто отчужденные производители, но также и отчужденные потребители. Они называли такой тип общества «Спектаклем» или «Зрелищем». Сама жизнь была украдена и, таким образом, совершить революцию значит возродить жизнь. Область революционного преобразования выводилась за рамки рабочего места в повседневное существование:

«Люди которые говорят о революции и классовой борьбе, не обращаясь при этом к повседневной жизни, не понимая, что губит по любовь и что позитивного в отказе от ограничений, такие люди изрыгают мертвечину». [цит.: Clifford Harper, Anarchy: A Graphic Guide, стр. 153]

Как и многие другие влиятельные группы того времени, ситуационисты утверждали, что «единственное решение – рабочие советы. Любая другая форма революционной организации неизбежно закончит полной противоположностью того, за что велась борьба». [цит.: Clifford Harper, там же, стр. 149] Только полностью самоуправляемые советы исключили бы вероятность прихода ко власти очередной «революционной» партии. Анархисты из «Черного и красного» и либертарные социалисты из «Социализма или варварства» также выступали за самоуправляемую революцию, и серьезно повлияли на майские события и вдохновленные ими идеи.

14-го мая рабочие Суд-авиации (Sud-Aviation) заблокировали руководителей в их офисах и захватили завод. На следующий день их примеру последовали рабочие заводов Клеона-Рено (Cleon-Renault), Локхид-Бове (Lockhead-Beauvais) и Мюсель-Орлеан (Mucel-Orleans). В ту же ночь бунтари сделали парижский национальный театр местом общего собрания и дебатов. Затем был захвачен крупнейший французский завод Рено-Бийанкур (Renault-Billancourt). Решение бастовать принималось рабочими самостоятельно, без консультаций с профсоюзными чиновниками. К 17 маю рабочие владели сотней парижских заводов и фабрик. За выходные 19 мая было захвачено уже 122 завода и фабрики. К 20-му мая забастовки и захваты распространились повсеместно, в них участвовало шесть миллионов человек. Рабочие полиграфии заявили, что не желают предоставлять монополию на освещение происходящих событий ТВ и радио и согласились печатать газеты, пока пресса «объективно выполняет роль предоставления информации, что является ее обязанностью». В некоторых случаях рабочие требовали изменения заголовков или статей, прежде чем печатать их. Происходило это в основном с правыми газетами, такими как Фигаро («Le Figaro») или Нация («La Nation»).

Сама борьба и ее распространение организовывались самоуправляемыми массовыми собраниями и координировались комитетами по действию. Забастовками также управляли собрания. Мюррей Букчин пишет «надежда на будущее [революции] неотрывно связывалась с расширением самоуправления во всех его формах: общих собраниях и их административных формах, комитетах по действию, фабричных забастовочных комитетах – во все области экономики, более того, во все области самой жизни». В общественных собраниях «лихорадка жизни захватила миллионы людей и пробудила в них неизвестные им ранее чувства и способности». [ Там же, стр. 168 и стр. 167] Это была не забастовка рабочих или студентов. Это была забастовка народа, затронувшая все классовые границы.

24-го мая анархисты созвали новую демонстрацию. Тридцать тысяч пришло на площадь Бастилии. Полицейские защищали находящиеся там министерства ставшим уже привычным слезоточивым газом и полицейскими дубинками, однако демонстранты отбили фондовую биржу и подожгли ее.

На этой стадии у некоторых левых групп произошел нервный срыв. Троцкистский РКМ (Революционная коммунистическая молодежь) вернул своих членов в латинский квартал. НССФ (национальный студенческий профсоюз) и объединённая социалистическая партия отказались от планов захвата министерств финансов и юстиции. Кон-Бендит позже высказался относительно этого инцидента так: «Мы просто не поняли, насколько легко было сбросить всех этих ничтожеств.... Теперь очевидно, что, если бы 25 мая Париж проснулся и обнаружил, что самые важные министерства захвачены, голлизм сразу бы рухнул...». Кон-Бендит был выслан из страны той самой ночью.

Поскольку уличные демонстрации множились и захваты продолжались, государство приготовилось использовать все свои средства для подавления бунта. Высокопоставленные генералы тайно готовили 20 000 лояльных войск для отправки в Париж. Полиция заняла телеканалы, почтовые отделения и прочие центры связи. В понедельник 27-го мая правительство пообещало тридцатипятипроцентную прибавку к минимальному размеру оплаты труда в промышленности и десятипроцентную – для всех. Два дня спустя лидеры Всеобщей конфедерации труда (ВКТ) организовали марш 500 000 рабочих по улицам Парижа. Париж покрыли плакатами, требующими «правительство из народа». К сожалению, большинство было готово ограничиться заменой правителей и не задумывалось об отмене правительства.

К 5-му июня большинство забастовок было подавлено и казалось, будто бы все вошло в норму, характерную для капитализма. Любые забастовки, начинавшиеся после этой даты, подавлялись военными с использованием бронемашин и оружия. 7-го июня они напали на сталелитейный завод Флинс, там в ходе четырехдневных боев погиб один рабочий. Три дня спустя полиция расстреляла бастующих рабочих Рено завода, двое погибли. Эти фрагменты борьбы были изолированы друг от друга, и потому не имели шансов. 12-го июня демонстрации были запрещены, радикальные группы объявлены вне закона, и их участники арестованы. Под огнем неустанного государственного насилия и клеветы продажных профсоюзов, всеобщая забастовка и захваты провалились.

Итак, почему эта революция потерпела неудачу? Определенно не потому, что отсутствовал «авангард» большевистского типа. Такой ерунды как раз было сколько угодно. К счастью, традиционные авторитарные левые секты были изолированы и осмеяны. Бунтующие не собирались консультироваться с авангардом в плане того, что им делать, и «рабочий» авангард топтался где-то далеко позади в бесплодных попытках догнать революционные массы и начать ими управлять.

Нет, главной причиной было отсутствие независимых самоуправляемых конфедеративных организаций, которые смогли бы координировать борьбу, из-за чего было легко изолировать захваты друг от друга. Разделившись, они проиграли. Кроме того, Мюррей Букчин пишет, что «в среде рабочих отсутствовало понимание, что после захвата завода необходимо продолжать работу». [ Там же, стр. 182]

Эту понимание могло бы придать бастующим сильное анархическое движение, если бы оно существовало. Антиавторитарные левые были слишком малочисленны, хотя и очень активны среди бастующих рабочих, и поэтому идея самоуправляемых организаций и рабочего контроля не получила должного распространения. Однако майская революция служит живым примером того, что события могут меняться очень быстро. «Под влиянием студентов, – отмечал либертарный социалист Морис Брайнтон, – тысячи людей начали подвергать сомнению сам принцип иерархии... В течение нескольких дней внезапно прорвались огромные творческие потенциальные возможности людей. Самые смелые и реалистичные идеи – обычно это совпадало – утверждались, обсуждались, опробывались. Язык, портившийся десятилетиями бюрократических суеверий и пропагандистского потрошения манипулируемых, вновь проявился как нечто новое и свежее. Люди повторно адаптировали его во всем его обилии. Совершенно уместные и поэтические лозунги создавались анонимной толпой». [ «Paris: May 1968», For Workers' Power, стр. 253] Рабочий класс, усиленный энергией и бравадой студентов, выдвинул требования, которые невозможно было удовлетворить в рамках существовавшей (и существующей) системы. Всеобщая забастовка предельно ясно продемонстрировала потенциальную силу рабочего класса. Массовые собрания и захваты дают превосходный, хотя и недолгий, пример анархии на практике, показывающий, как быстро анархические идеи могут распространяться.

Подробнее об этих событиях можно почитать в воспоминаниях их участников Даниэля и Габриэла Кон-Бендитов «Устаревший коммунизм: Левая альтернатива» (Obsolete Communism: The Left-Wing Alternative) и Мориса Брайнтона «Париж: Май 1968 г.» (в его книге «За рабочий контроль» (For Workers' Power). «За булыжниками» под ред. Дарк Стар (Beneath the Paving Stones by edited Dark Star) прекрасная антология ситуационистских работ, связанных с маем 1968 г. (так же включает эссе Брайнтона).