A.5.6 Анархизм и испанская революция

Как Ноам Хомский отмечал, «прекрасным примером по-настоящему всеобщей анархической революции – фактически лучшим примером из всех мне известных – послужит нам испанская революция 1936 г., построившая на большей части республиканской Испании анархию и в промышленности, и в сельском хозяйство на территории огромных регионов... И в плане индивидуальных свобод, и в экономической сфере удалось добиться серьезного успеха. Производство росло: рабочие и крестьяне оказались вполне способны управлять своими делами без принуждения сверху, вопреки догмам многих социалистических, коммунистических, либеральных и идеологий». Революцию 1936 г. сделала возможной «экспериментальная и мыслительная работа трех поколений испанцев, благодаря которой население стало серьезно воспринимать анархические идеи». [ Radical Priorities, стр. 212]

Анархическая организация и агитация построила в Испании к 1930-м гг. самое большое анархическое движение в мире. В испанскую «гражданскую» войну это движение вступило, имея в составе примерно 1,5 млн рабочих и крестьян, позиционирующих себя членами анархо-синдикалистской профсоюзной федерации НКТ (Национальной Конфедерации Труда) и 30 тыс. членов ФАИ (Федерация Анархистов Иберии) при общей численности населения Испании порядка 24 млн.

Социальная революция, восставшая против фашистского путча 18-ого июля 1936 г., стала величайшим либертарно-социалистическим экспериментом в истории. Здесь последний массовый синдикалистский союз НКТ не только успешно противостоял фашизму, но и организовал всенародную экспроприацию земель, фабрик и заводов. Примерно семь миллионов человек, в том числе два миллиона членов НКТ, прибегли к самоуправлению в сложных обстоятельствах и добились существенного улучшения условий труда и производства.

В эти лихие дни, начиная с 19-ого июля, инициатива и власть действительно принадлежала рядовым членам НКТ и ФАИ – простым крестьянам и рабочим. Хотя faistas (члены ФАИ) и активисты НКТ, несомненно, пользовались определенным авторитетом у масс, ведь они нанесли поражение фашистскому восстанию, захватили производство, распределение и потребление, и переорганизовали их на эгалитарных началах, а так же формировали и отправляли на фронт группы добровольцев (их набралось десятки тысяч) для освобождения испанских регионов, попавших под франкистскую диктатуру. Всеми возможными способами трудящиеся Испании самостоятельно строили новый мир на началах свободы и социальной справедливости, вдохновляясь анархическими и анархо-синдикалистскими идеями.

Очевидец Джордж Оруэлл так описывал социальные преобразования в революционной Барселоне в конце декабря 1936 г.:

«Фактическая власть в Каталонии по-прежнему принадлежала анархистам, революция все еще была на подъеме. Тому, кто находился здесь с самого начала, могло показаться, что в декабре или январе революционный период уже близился к концу. Но для человека, явившегося сюда прямо из Англии, Барселона представлялась городом необычным и захватывающим. Я впервые находился в городе, власть в котором перешла в руки рабочих. Почти все крупные здания были реквизированы рабочими и украшены красными знаменами либо красно-черными флагами анархистов, на всех стенах были намалеваны серп и молот и названия революционных партий; все церкви были разорены, а изображения святых брошены в огонь. То и дело встречались рабочие бригады, занимавшиеся систематическим сносом церквей. На всех магазинах и кафе были вывешены надписи, извещавшие, что предприятие обобществлено, даже чистильщики сапог, покрасившие свои ящики в красно-черный цвет, стали общественной собственностью. Официанты и продавцы глядели клиентам прямо в лицо и обращались с ними как с равными, подобострастные и даже почтительные формы обращения временно исчезли из обихода. Никто не говорил больше “сеньор” или “дон”, не говорили даже “вы”, — все обращались друг к другу “товарищ” либо “ты” и вместо “Buenos dias” говорили “Salud!”..., Главное же — была вера в революцию и будущее, чувство внезапного прыжка в эру равенства и свободы. Человек старался вести себя как человек, а не как винтик в капиталистической машине». [ Памяти Каталонии ]

В полной мере эту историческую революцию не возможно охватить в рамках одной темы. Она будет рассмотрена более подробно в подразделе I.8 нашего FAQ. Далее мы попробуем обозначить несколько самых интересных её черт в надежде, что они помогут понять вам историческую важность произошедших событий и заинтересуют на самостоятельное ее изучение.

Вся каталонская промышленность или управлялась, или контролировалась рабочими (в первом случае они брали на себя все аспекты управления, во втором захватывали контроль над старой системой руководства). Целые города и региональные экономические системы становились федерациями коллективов – вольных коммун. Например, Федерация железных дорог (управляла железнодорожными путями и станциями в Каталонии, Арагоне и Валенсии) полностью полагалась на систему местных собраний:

«Рабочие каждого из районов собирались два раза в неделю и совместно решали все вопросы, связанные с их работой..., местное собрание назначало комитет для управления железнодорожными узлами и подстанциями. Каждую встречу такой комитет, состоявший исключительно из рабочих [т.е. его участники продолжали трудиться на своих прежних рабочих местах] предоставлял отчеты о своей деятельности, и они одобрялись или не одобрялись собранием».

В любой момент делегаты могли быть отозваны собранием из комитета. Высшая инстанция Федерации железных дорог называлась «Революционным Комитетом», и её члены так же избирались на собраниях профсоюзов различных подразделений. Руководство железными дорогами, согласно Гастону Левалю, «осуществлялось не сверху-вниз, как в государственных централизованных системах... Революционный комитет не обладал такими полномочиями... Члены... комитета лишь наблюдали за общественной деятельностью и координировали каждый из путей в единую сеть». [Gaston Leval, Collectives in the Spanish Revolution, стр. 255]

В аграрной сфере десятки тысяч крестьян и сельскохозяйственных работников объединились в добровольные самоуправляемые коллективы. Качество жизни повысилось, благодаря кооперации впервые многие люди получили доступ к здравоохранению, образованию, машинам и прочим объектам социальной инфраструктуры. Росло не только производство, в коллективах росла и свобода. Как позже писал один из участников: «Было изумительно... жить в коллективе, свободном обществе, где каждый мог говорить, что думает, где, если деревенский комитет не нравился, любой мог об этом сказать. Комитет не принимать важных решений без общего собрания. Это казалось сказкой». [Ronald Fraser, Blood of Spain, стр. 360]

Главы I.8.3 и I.8.4 AFAQ посвящены индустриальным коллективам. Особенности сельскохозяйственных коллективов рассматриваются в главах I.8.5 и I.8.6. Мы должны подчеркнуть, что в этих главах содержится лишь общая информация, а детальнее революция прописана в следующих книгах: «Уроки испанской Революции» Вернона Ричардса (Lessons of the Spanish Revolution by Vernon Richards); «Анархисты в испанской Революции» и «НКТ в испанской Революции» Хосе Пейрэтса (Anarchists in the Spanish Revolution и The CNT in the Spanish Revolution by Jose Peirats); «Свободные Женщины Испании» Марты А. Акельсберг (Free Women of Spain by Martha A. Ackelsberg); «Анархистские Коллективы» под редакцией Сэма Долгоффа (The Anarchist Collectives edited by Sam Dolgoff); «Объективность и Либеральная школа» Ноама Хомского («Objectivity and Liberal Scholarship» by Noam Chomsky (in The Chomsky Reader); «Анархисты Касас-Вьехас» Джерома Р. Минца (The Anarchists of Casas Viejas by Jerome R. Mintz) и «Памяти Каталонии» Джорджа Оруэлла.

На социальном фронте анархистские организации создавали рациональные школы, либертарные медицинские учреждения, социальные центры, и тому подобное. Мухерес Либрес (Свободные женщины) боролись против традиционной роли женщин в испанском обществе, поддерживая десятки тысяч анархисток и неанархисток (книга «Свободные женщины Испании» Марты А. Акельсберг посвящена этой очень важной организации). Деятельность на социальном фронте началась задолго до гражданской войны; например, профсоюзы много лет финансировали рациональные школы, центры рабочих, и мн. др.

Добровольное ополчение, освобождавшее от Франко Испанию, организовывалось на анархических принципах и состояло из мужчин и женщин. Не было рангов, воинского приветствия и офицеров как класса. Все были равны. Далее свидетельствует Джордж Оруэлл, член ПОУМ (ПОУМ – партия из серии марксизма-ленинизма, совершенно незаслуженно обвиняемая в троцкизме):

«Суть этой системы [ополчения] состояла в социальном равенстве офицеров и солдат. Все — от генерала до рядового — получали одинаковое жалованье, ели ту же пищу, носили одинаковую одежду. Полное равенство было основой всех взаимоотношений. Вы могли свободно похлопать по плечу генерала, командира дивизии, попросить у него сигарету, и никто не счел бы это странным. Во всяком случае, в теории каждый отряд ополчения представлял собой демократию, а не иерархическую систему подчинения низших органов высшим. Существовала как бы договоренность, что приказы следует исполнять, но, отдавая приказ, вы отдавали его как товарищ товарищу, а не как начальник подчиненному. Имелись офицеры и младшие командиры, но не было воинских званий в обычном смысле слова, не было чинов, погон, щелканья каблуками, козыряния. В лице ополчения стремились создать нечто вроде временно действующей модели бесклассового общества. Конечно, идеального равенства не было, но ничего подобного я раньше не видел и не предполагал, что такое приближение к равенству вообще мыслимо в условиях войны...» [ Там же ]

В Испании, однако, как и в других странах, анархическое движение потерпело поражение от сталинизма (коммунистической партии) с одной стороны и капитализма (Франко) – с другой. К сожалению, анархисты посчитали антифашистское единство важнее реализации их программы и дали этим возможность своим врагам разгромить их и революцию. Однако надо подчеркнуть, что марксисты XX века потерпели поражение, потому что они следовали своим идеям, а анархисты – потому что не следовали своим. Какие на то были причины и можно ли было этого избежать затрагивается в главах I.8.10 («Почему НКТ сотрудничала с государством?») и I.8.11 («Можно ли связать это сотрудничество с анархической теорией?»).

Оруэлл поясняет, почему опыт испанской революции так много значит для анархистов:

«Более или менее случайно я попал в единственный во всей Западной Европе массовый коллектив, в котором политическая сознательность и неверие в капитализм воспринимались как нечто нормальное. На Арагонском фронте я находился среди десятков тысяч людей, в большинстве своем — хотя не исключительно — рабочих, живших в одинаковых условиях, на основах равенства. В принципе, это было абсолютное равенство, почти таким же было оно и на деле. В определенном смысле это было неким предвкушением социализма, вернее мы жили в атмосфере социализма. Многие из общепринятых побуждений — снобизм, жажда наживы, страх перед начальством и т. д. — просто-напросто исчезли из нашей жизни. В пропитанном запахом денег воздухе Англии нельзя себе даже представить, до какой степени исчезли на фронте обычные классовые различия. Здесь были только крестьяне и мы — все остальные. Все были равны... Мы жили в обществе, в котором надежда, а не апатия или цинизм, были нормальным состоянием духа, где слово “товарищ” действительно означало товарищество и не применялось, как в большинстве стран, для отвода глаз. Мы дышали воздухом равенства. Я хорошо знаю, что теперь принято отрицать, будто социализм имеет что-либо общее с равенством. Во всех странах мира многочисленное племя партийных аппаратчиков и вкрадчивых профессоришек трудится, “доказывая”, что социализм, это всего-навсего плановый государственный капитализм оставляющий в полной сохранности жажду наживы как движущую силу. К счастью, существует и совершенно иное представление о социализме. Идея равенства — вот, что привлекает рядовых людей в социализме, именно за нее они готовы рисковать своей шкурой. Вот в чем “мистика” социализма. Для подавляющего большинства людей — социализм означает бесклассовое общество. Без него нет социализма... В этом коллективе, где никто не стремился занять место получше, где всего всегда не хватало, но не было ни привилегированных, ни лизоблюдов, — возможно, было предвкушение того, чем могли бы стать первые этапы социалистического общества. И в результате, вместо того, чтобы разочаровать, социализм по-настоящему привлек меня...» [ Там же ]