Периодизация историко- литературного процесса в контексте смены культурологических эпох

Художественная литература как искусство слова прошла в своем развитии несколько стадий. На каждой из них актуализировались те или иные аспекты эстетической деятельности. Для их изучения созданы категориальный аппарат и методологический инструментарий, которые использует современное литературоведение. Важно осознать, что каждой культурологической эпохе присущи собственные критерии художественности, каждая эпоха сформировала свои литературоведческие категории, приемы и способы анализа художественного произведения. Поэтому к эстетическому явлению необходимо применять адекватные методологические подходы.

Художественное произведение в силу своей коммуникативной природы не сводится к совокупности знаков, которые манифестируют определенное эстетическое отношение. Эстетическое событие представляет собой высказывание, в которое вовлечены три участника – креативный субъект (адресант, автор), референтный субъект (объект, герой), рецептивный субъект (адресат, читатель). Между ними устанавливаются специфические отношения – взаимообратные, нераздельно-неслиянные. Такое коммуникативное событие называют дискурсом, в литературоведении художественное произведение как эстетическое событие называют художественным дискурсом.

Как уже отмечено, в эстетическом явлении со-бытийствуют автор, герой и читатель. Организатором такого коммуникативного события является автор, но его деятельность является ответом на запрос имплицитного коллективного читателя. То есть, без читательского посыла креативная деятельность представляется неполной и даже бесцельной. Сам же авторский ответ разворачивается в эстетический объект – художественное произведение, ценностным центром которого является герой. Каждый из трех участников эстетического события в разные культурологические эпохи имеет свои характеристики.

А.Н. Веселовский выделял две такие стадии, называя их эпохами синкретизма и личного творчества. На несколько иных основаниях две стадии выделяет и Ю.М. Лотман, именуя их «эстетикой тождества» и «эстетикой противопоставления». Однако большинством ученых принята трехчастная периодизация. Рассмотрим каждую стадию развития литературного процесса отдельно.

 

Эпоха синкретизма

Первую стадию в развитии культуры нашей цивилизации назвали эпохой синкретизма в соответствии с ведущим принципом, на котором построено взаимодействие человека и мира как двух полюсов действительности, которое наглядно проявлено в обрядовой деятельности. Синкретизм (от греч. synkretismos – соединение, объединение) понимают как нерасчлененность, слитность, недифференцированность слова, жеста и ритма в обрядовом действии, сакрально-жизненных задач и игрового компонента (впоследствии – «внеэстетического» и «эстетического»).

Хронологические рамки – от эпохи палеолита («предыскусство») до VII-VI вв. до н. э. в Греции, первые века н. э. в Индии и Китае (в остальных культурах – позже). Впервые выделил и описал данный культурологический феномен А.Н. Веселовский в «Исторической поэтике» (1924). Этот период называют еще дорефлексивным традиционализмом, архаической или мифопоэтической эпохой, его прошли все мировые литературы. «Предыскусство» развивалось в устной форме. Лишь спустя время, уже в иной культурологический период сохранившиеся и иногда достаточно сильно измененные словесные формы были записаны и стали предметом научной рефлексии.

А.Н. Веселовский понимает синкретизм как выражение целостного взгляда на мир, свойственное архаическому сознанию. Древний человек не обладал отвлеченным, дифференцирующим и рефлектирующим мышлением, само понятие тождества и различия еще не оформилось. Сознание базировалось на основании непосредственного чувственного (органы чувств) восприятия мира. «Нехудожественное» и художественное мышление еще не разделились, их объединяет принцип синкретизма, который проявляется на всех уровнях еще не дифференцированной эстетической деятельности и во всех архитектонических формах эстетического объекта – субъектной, образной структурах, в сюжете, роде и жанре, д ольше всего сохраняясь в сфере образности.

Синкретизм в субъектной сфере проявлялся в нечетком разграничении архаическим человеком «я» и «другого». В обрядовом действии говорящий (жрец, шаман) был одновременно адресантом (высказывающийся субъект, автор) и адресатом (воспринимающий субъект, слушатель). Жрец обращался к божеству от имени коллектива людей, но он же озвучивал и ответ бога людям. Кроме того, слово (референтный субъект), аккумулировало в себе креативную интенцию (автора) и рецептивную интенцию (слушателя). Впоследствии, в силу разложения синкретических связей, между говорящим субъектом (автором) и его словом (эстетическим объектом, героем) устанавливается граница, происходит размежевание, субъект и объект рассказывания обособляются. Так формируются родовые отношения в будущем искусстве слова, построенные на различии авторско-геройной связи. 

Синкретизм на образном уровне проявлялся в неразличении образа и понятия. Архаический человек не отделял слово от обозначаемого им предмета, идеи и образы объектов не могли существовать в его сознании отдельно друг от друга. Поэтому образными языками на данном этапе были кумуляция и параллелизм (А.Н. Веселовский, А.А. Потебня, О.М. Фрейденберг, С.Н. Бройтман). Самый архаический образный язык – кумуляция (мышление тождествами, равенствами и повторениями). Это семантическое тождество при внешнем различии форм (О.М. Фрейденберг).

Кумуляция как образный язык возникла, когда в сознании человека еще не сформировались категории действия и времени, о, оно оперировало лишь категорией пространства. Явления осмыслялись через положение в пространстве, их связь понималась как присоединительная. Кумулятивный язык формировался из простого нанизывания отдельных самостоятельных слов-образов, между ними устанавливалась сочинительная связь (С.Н. Бройтман). А.А. Потебня выделил еще два типа архаических образов: символ-приложение («конь-сокол», «снег-пороша») и обстоятельство в творительном падеже, или творительный метаморфозы («полечу я зегзицей по Дунаю»). Они основаны на нерасчленении человека и природы. В данном примере героиня не сравнивается и даже не приравнивается к зегзице, но превращается в нее.

Позже наряду с кумуляцией появляется новый образный язык – параллелизм, – демонстрирующий тождество человека и природы (и мира в целом). Постепенно слово отделяется от обозначаемого им явления, образ – от понятия. В недрах параллелизма складываются ранние формы нового образного языка, тропеического, – сравнение и метафора, что свидетельствовало об изменениях в сознании архаического человека, синкретизм сменяется различением.

На с южетном уровне синкретизм проявлен в неразличении события рассказывания и событий, о которых рассказывается, сюжет еще синкретичен с субъектной сферой и самим художественным «телом» произведения. В синкретическом «предыскусстве» зародились две универсальные сюжетные схемы – кумулятивная и циклическая.

Что касается литературного рода, то при отсутствии литературы (письменная речь) в эпоху синкретизма о нем говорить не приходится. Но именно в это время формируются «начала» и будущих искусств (музыки, пения, танца, театра, литературы), и литературных родов, которые еще находятся в синкретическом виде в составе мифа и обряда. Как уже отмечалось, обряд не является «самой жизнью», но он еще и не отделенное от нее искусство: это жизнь, играющая самое себя и в ходе игры порождающая будущие идеологические формы, в том числе искусство, его виды и роды. Синкретическому действу единство придает сакрально-жизненная функция, но в недрах ее функционирует и эстетическая. Когда эстетическая функция вычленяется из синкретического тождества с сакральной, начинает формироваться искусство в его видовой дифференциации. В искусстве слова как особом виде художественной деятельности эстетическая функция никогда окончательно не разорвет связи с сакральной. Поэтому словесное искусство занимает особое место в ряду других видов творческой деятельности. Основой будущей родовой дифференциации в искусстве слова стали способы исполнения – пение, сказывание и речь, сопровождавшаяся ролевой игрой. Впоследствии пение стало доминантой в лирике, сказывание – в эпике, а речь, сопровождавшаяся ролевой игрой – в драме.

Жанровая система по тем же причинам, что и родовая, в словесном искусстве в эпоху синкретизма также находится в латентном состоянии. Предпосылкой для ее дифференциации становится разделение протомифа и проторитуала на специфические тематические ритуалы (свадебные, похоронные, инициальные и др.), Каждый ритуальный жанр формировал свой речевой жанр (М.М. Бахтин), что впоследствии привело к образованию литературных жанров. Основой жанрового разделения стало различение зон построения образа – серьезной и смеховой (потом, соответственно, высокой и низкой). Последним этапом распадения синкретических отношений стало разделение сакральной и эстетической функций обрядового действа, что открывает новый культурологический этап – эйдетическую эпоху. Но период синкретических отношений человека и мира не прошел для культуры, в целом, и литературы, в частности, бесследно – он стал источником первообразов или образных архетипов, в нем обнаруживается генетический код эстетического объекта.

Эйдетическая эпоха

Вторая культурологическая эпоха охватывает хронологические рамки – от VII–VI вв. до н.э. в Греции, первых веков н.э. в Индии и Китае, в остальных культурах позже до конца XVIII веке в Европе и конца XIX – начала XX на Востоке. Данный период в свою очередь делится на два этапа: древность и Средневековье (в Европе в XIII-XIV вв.) и раннее Новое время (XIV-XVIII вв.). Именно в это время оформляется искусство как одна из форм человеческого сознания, эстетическая функция деятельности обособляется от сакрально-жизненной, с которой они были слиты воедино, находились в синкретических отношениях в обряде и ритуале. Этот процесс обусловлен окончательным оформлением нового принципа в осознании мира человеческой личностью, он же стал ведущим принципом эстетической деятельности, в частности, основой словесного искусства. Данный принцип в науке номинировался по-разному, и в соответствии с ним рассматриваемый культурологический период имеет номинации – эпоха рефлексивного традиционализма, традиционалистская, риторическая.

Наиболее адекватным представляется название – эйдетическая эпоха. Предложено оно С.Н. Бройтманом, который исходит из платоновского определения эйдоса как образа и идеи одновременно, «как некоей абстракции, которая имеет два предела: Бог и логика, первичный творческий акт и его воспроизведение-повторение» [58, с. 299]. С.Н. Бройтман обосновал новый художественный принцип, сменивший синкретизм, как уже не полную слитность, но еще и не абсолютное различение. Мышление эволюционирует, человек уже способен отвлечься от конкретно-чувственного впечатления, формирует понятие или образ предмета или явления, но еще не может воспринять его абстрактно на уровне идей. То есть, греческое слово эйдос, которое переводится как образ и идея одновременно, как нельзя лучше подходит для описания способа трактовки отношений человека с миром.

Искусство эйдетической эпохи, наряду с описанным принципом, характеризуют и другие качества: риторичность, традиционализм, каноничность, рефлексивность. Возникновение искусства как самостоятельной деятельности потребовало и осмысления ее специфики. Возникает наука, предметом изучения которой становится искусство слова (поэзия), которая получила название – поэтика. Поэтика (первый известный труд из этой сферы – «Поэтика» Аристотеля) изучает законы, средства и способы создания и функционирования художественного произведения. Кроме поэтики, возникает и наука риторика, которая разрабатывает систему приемов, позволяющих обыденное слово «украшать». Риторика основана на рациональном мышлении, отличается большой степенью обобщения и стремлением к классификациям. Именно риторика разработала систему готовых образов, которые отличают эйдетическое словесное искусство.

Традиционализм следует понимать как ориентацию на уже сложившиеся готовые формы, что не отменяло новизны, которая обнаруживалась во внутренней форме произведения и свидетельствовала о степени мастерства автора. Важнейшим качеством эйдетического искусства является каноничность. Канон понимали как некую модель, которую автору надлежало соблюсти, и вместе с тем позволительно и необходимо было каждый раз создавать новый вариант этой модели. Канон представляется некоей предзаданностью, прецедентом, который требовал постоянного обновления. Понятие канона в искусстве образовалось как экстраполяция новых законов мироустройства, сформированных религией, которая определяла парадигму духовной жизни человека. Мир создан божественной силой, а человек, тоже часть мира, своей жизнью каждый раз это творение повторяет, но не выходит за рамки первичного творения. В искусстве формируется понятие прецедентного текста, который становится каноном, законы его построения накладываются на все последующие тексты, конечно, при новых вариантах реализации. Эволюция мышления актуализирует рефлексивность как способность не только осмыслить уже готовое произведение искусства, но и сам процесс создания произведения нередко становился предметом изображения. То есть, автор не только изображал мир, но и комментировал то, как он это делает.

Эйдос как художественный принцип проявляется на всех уровнях эстетического объекта. На субъектном уровне главным его проявлением стало осознание личного авторства. Чтобы понять его природу, следует разобраться в отношениях человека и мира. Человек в эпоху синкретизма не то что не отделял себя от мира, но и был этим миром, как уже отмечалось, находился с миром в отношениях тождества. В эйдетическую эпоху человек осознает себя частью мира, за его пределы он выйти не может, но и полного тождества с миром уже не имеет. М.М. Бахтин в этом смысле использует понятие «неавтономной» личности. С.Н. Бройтман привлекает для описания такой личности понятие «эйдос "я", некое сращение идеи и образа» [цит. по 58, с. 299]. Автор как «неавтономная» личность не может выйти за пределы первичного творения (Бога или других авторов), но он может свою деятельность совершенствовать, дабы приблизиться к нему. Эйдетический автор не творит нечто новое, но уже готовые образцы облекает в новые формы, дабы донести их читателю в еще более прекрасном виде. Такой автор становится посредником между традицией и читателем, в нем личное и каноническое находятся в отношениях нераздельности-неслиянности. На таком же принципе строятся и отношения автора с героем и произведением. По мнению С.Н. Бройтмана, автор в эйдетическом произведении является одновременно творцом и творением, автором произведения и его функцией [58, с. 299]. Так в эйдетическую эпоху формируется «всезнающий автор» (причастен традиции, ее и презентует) и «готовый герой» (совпадает со своей ролью, заданной Богом, а не автором) и формируется понятие образа-характера – «данность героя как целого в качестве я-для-другого» [58, с. 299].

Принцип эйдетизма проявляется и на образном уровне.  Как и в субъектной сфере, слово уже не воспринимается как явление действительности, но еще не стало и чистой абстракцией. Утратив тождественность, оно становится посредником между человеком и Богом. Посредническая роль наделяет его более высоким статусом, чем у человека, поскольку к Богу можно обратиться лишь посредством слова. В силу своего сакрального статуса слово независимо, оно «предзадано» или актом божественного творения, или традицией, поэтому оно уже «готово», как и готовый герой. Поскольку слово принадлежит традиции, уже было сказано кем-то, оно является «чужим словом», притом, изначально божественным. Кроме того, это слово не устное, как в эпоху синкретизма, а записанное, то есть, обладает силой закона. Таким образом, эйдетическое слово готовое, чужое и авторитетное. Но оно требует постоянного обновления для еще большего совершенствования. Что активизирует разработку риторических ходов для формирования образного языка. На эйдетическом этапе преобладает язык тропов, построенный на принципе иносказательности, где понятие и его идея находятся в нераздельно-неслиянных отношениях.

Эйдетическое искусство пользуется готовыми сюжетными схемами, сформированными в эпоху синкретизма, – кумулятивной и циклической. Сам сюжет не является авторским творением, он задан мифом, традицией, а автор их варьирует. В эйдетическую эпоху в силу развивающейся иносказательности формируются аллегорический и символический сюжеты. Возникает принцип сюжетной неопределенности, сюжет-фабула сменяется сюжетом-ситуацией, что привело к появлению сюжета становления.

Особое положение в эйдетическом словесном искусстве занимает категория жанра, который воспринимался как модель, образ действительности. Притом эта модель была в равной степени известна и автору, и читателю. В жанре, по выражению С.Н. Бройтмана, «явлены одновременно и образ и образец, и прецедент и закон» [цит. по 58, с. 299]. Но категория жанра также эволюционирует – жанровый канон (ориентация на конкретный образец) сменяется в эпоху Возрождения жанровым законом (общий принцип построения жанра), а далее формируется понятие внутренней меры (для новообразованных жанров, роман). Таким образом, к концу эйдетической эпохи в словесном искусстве сформировалась единая жанровая система (классицизм), иерархически упорядоченная (высокие, средние, низкие жанры), закрытая и авторитарная. Жанровая система стала кульминацией эйдетического искусства, и в то же время определила его кризисное состояние, что проявится уже в следующую культурологическую эпоху.

 

Эпоха модальности

Третий культурологический период в Европе начинается ближе к концу XVIII в. Его принято делить на два этапа – классический (или канонический) (до 80-х гг. XIX в.) и неклассический (неканонический) (с конца XIX в. по настоящее время). Данная эпоха имеет различные названия – эпоха прозы, эстетика противопоставления, неотрадиционалистская, неканоническая, индивидуально-творческая. Наиболее адекватным представляется название, производное от ведущего принципа взаимоотношений человека и мира – эпоха модальности. В лингвистике эта категория используется для обозначения способа действия или отношения к действию.

Принцип модальности приходит на смену эйдосу в результате существенных изменений в сознании человека, связанных с развитием науки (кругосветные путешествия, телескоп, развитие анатомии) и кризисом в идеологической сфере. На смену геоцентрической концепции мироустройства приходит гелиоцентрическая, что кардинально меняет самоощущение человека. Человек становится субъектом, а мир – картиной мира (М. Хайдеггер) [72]. Одна незыблемая истина сменяется множеством истин, каждый человек-субъект воспринимает мир через призму собственных духовных ценностей, в формировании которых все меньше принимает участие религия. Ценность мира каждым человеком определяется его собственным личностным отношением к этому миру. Модальность, или отношение, становится ведущим принципом в осмыслении действительности. Этот принцип экстраполируется и на словесное искусство.

Важнейшим событием эпохи модальности стало обретение нового статуса искусством. Оно окончательно обособилось от других видов и от других форм идеологии и стало «автономно причастным целому жизни» (С.Н. Бройтман) [цит. по 58, с. 128]. Мир человеком-субъектом воспринимается как неготовый, требующий постоянного развития, созидания, поэтому автор-художник непосредственно включается в этот акт бесконечного незавершающегося творения.

Эпоха модальности сформировала новую человеческую личность – самоценную, «я-для-себя», автономного субъекта. Это потребовало и новых отношений с «другим». Выяснилось, что «я» не мыслится без «другого», они необходимы друг другу и друг друга обусловливают, в терминологии М.М. Бахтина, они формируют «двуединство» «я-другой». Их «автономная причастность» «стала формой существования реальной личности» [58, с. 128]. «Иначе говоря, на понимание личности был распространен принцип дополнительности, и она предстала как изменяющаяся внутренняя мера «я» и «другого», как подвижное, модальное, «двухполюсное» их взаимоотношение» [14, с. 257-258]. Этот принцип распространяется и на понятия образа и идеи, которые тоже становятся автономными. Модальность как принцип новой эпохи проявляется на всех уровнях эстетического объекта.

В субъектной сфере появление самотождественного «я» и его «автономной причастности» «другому» привело к тому, что категория автора в эпоху модальности стала доминирующей. Поэтому уникальность и оригинальность становятся отличительной чертой произведений искусства. Внежизненно-активная позиция автора в эпоху модальности выражается в его особой природе. М. Бахтин называет его «первичным автором», автором-творцом, поскольку автор теперь не повторяет на новом уровне предзаданный канон, а создает, подобно Богу, совершенно новый виртуальный мир по собственным законам. Такая природа автора как организатора эстетического события обусловила и многие другие изменения в словесном искусстве.

В эпическом произведении расширилась и активизировалась сфера субъектов авторского плана – повествователь, образ автора, рассказчик. В лирике формируется понятие лирического «я» и расширяется субъектная сфера. На смену об разу-характеру приходит образ-личность, самодостаточная и самоценная. В событии рассказывания формируется ситуация самоустранения повествователя, замена его персонажем. Отношения автора и героя приобретают диалогический характер. Формируются дискурсивные отношения – «автор - герой - читатель», возникает «многосубъектное повествование» (Э. Ауэрбах). Образование субъектных форм, построенных на «нерасчленимой интерсубъектной целостности «я» и «другого» [58, с. 128].

В эпоху модальности образ и идея окончательно отделяются друг от друга, становятся автономными, образ наполняется собственной содержательностью. Слово утрачивает авторитетность, в результате чего формируются его новые качества. В прозе прямое, одноголосое слово дополняется двуголосым (несобственно-прямая речь, сказ и др.), стилистически трехмерным – включает в себя «и сам предмет, и его отражение, и отражение отражения, или образ образа (С.Н. Бройтман) [58, с. 128]. В поэзии возникает «простое», или «нестилевое» слово. Происходит переосмысливание тропов, на новом уровне актуализируются архаические образные языки кумуляиии и параллелизма.

В эпоху модальности полностью оформляется сюжет становления, развивается принцип сюжетной неопределенности, возникает неокумулятивный сюжет, что приводит ко «взаимоосвещению разных исторических «языков» сюжета – и кумулятивного, и циклического, и сюжета становления» [58, с. 128].

Понятие жанра и жанровой системы в эпоху модальности претерпевает существенные трансформации. Ведущую роль стали играть неканонические жанры, что привело к деканонизации. Жанровыми чертами стали – «жанровая модальность (отношения между жанрами), стилистическая трехмерность («образ жанра») и внутренняя мера (заменившая жанровый канон)» [14, с. 363]. Кроме того, формируется жанрово-родовой синкретизм, что свидетельствует о сохранении искусством слова и в новую эпоху своих генетических черт.

 

Практическое занятие 1.1.

Введение в литературоведение в системе филологических дисциплин.

1. Филология как наука.

2. Система филологических дисциплин. Понятие поэтики.

3. Предмет изучения филологии.

4. Семиотическая природа слова в языке как средстве общения.

 

Литература

1. Логос [Электронный ресурс] // Википедия. Свободная энциклопедия.. – Режим доступа: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D0%BE%D0%B3%D0%BE%D1%81 (дата обращения: 08.09.2017)

2. Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко. – М.: Издательство Кулагиной; Intrada, 2008. – 358 с.

3. Теория литературы: Учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб, заведений: в 2 т. / под ред. Н.Д. Тамарченко. – Т. 1: Н.Д. Тамарченко, В.И.Тюпа, С.Н.Бройтман. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. – М.: Издательский центр «Академия», 2004. – 512 с.

4. Фарино Ежи Введение в литературоведение: Учебное пособие / Е. Фарино. – СПб.: Издательство РГПУ им. А. И. Герцена, 2004. – 639 с.

5. Филология [Электронный ресурс] // Академик. – Режим доступа: http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_literature/4744/%D0%A4%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%8F (дата обращения: 08.09.2017)

6. Хализев В.Е. Теория литературы: Учебник / В.Е. Хализев. ؎ 3-е изд., испр. и доп. – М.: Высш. шк., 2002. – 437 с.

 

Практическое занятие 1.2.