Зачем меняют школьную программу по литературе?

 

По новым образовательным стандартам, программа по литературе в старших классах существенно изменилась. Обязательными стали 16 писателей XX века. Помимо Василя Быкова, Виктора Некрасова, Валентина Распутина, Василия Шукшина и Юрия Трифонова, в программу вошли Анатолий Гладилин, Людмила Улицкая, Виктор Пелевин, Владимир Маканин, Василий Аксенов, Юрий Бондарев, Юрий Домбровский, Фазиль Искандер, Асар Эппель, Анатолий Рыбаков, Юрий Рытхэу. При этом Куприн, Лесков, Алексей Толстой оттуда исключены. Зачем это нужно? Ответ на этот вопрос попытался найти писатель Юрий Поляков.

 

— Сама идея введения в программу современных авторов разумна. Но, добавляя новые имена, должно учитывать три важных условия. Первое: в школе надо изучать классику. В отличие от Рубцова или Астафьева Маканин и Гладилин с большой натяжкой могут назваться классиками! Не говоря уже про Эппеля, которого даже в Доме литераторов мало кто знает.

Второе: проблематика книг должна соответствовать возрасту учащихся. Не думаю, что тема расширения сознания с помощью мухоморов, волнующая Виктора Пелевина, актуальна для старшеклассников. Лучше расширить их кругозор с помощью «Лада» Василия Белова.

Третье: не все произведения, даже талантливо написанные, обладают воспитательными качествами. Есть, например, хорошая книга об алкоголике — «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева. Или поэма Баркова про Луку М., которая серьезно повлияла на нашу новую поэзию. Но это не повод изучать их в школе. Однако тексты Пелевина, насыщенные матерщиной, приказано «проходить»! Зачем? Как? Классом, что ли, матюги скандировать?

В нынешних новациях я вижу две «засады». Большинство современных классиков, вбитых в программу, лет через десять, думаю, читать не будут из-за бедного языка, профессиональной неряшливости и лютого антисоветизма, уже сейчас неактуального. Далее: вопросы, которые их волнуют, не соответствуют школьному возрасту. Готовы ли старшеклассники разделить озабоченность Улицкой проблемой абортов, ее иудео-христианские метания? Я сам люблю Юрия Домбровского. Но постичь трагический фатализм сталинской эпохи не под силу даже таким гигантам мысли, как Николай Сванидзе. Что же говорить о подростках! «Программные» авторы через одного больны проблемой эмиграции, иные, там побывав, так и остались людьми с несколькими паспортами. Мы кого будем воспитывать на уроках литературы — граждан России или чемоданных страдальцев, соображающих куда выгоднее отвалить из отечества? Так и хочется спросить, господин Ливанов, вы это специально или нарочно?

А тот факт, что часы для «назначенных классиков» освобождают за счет Лескова, Куприна, Алексея Толстого, — это, по-моему, самое настоящее гуманитарное преступление. Скажу как бывший учитель: по «Гранатовому браслету» Куприна я могу провести урок о жертвенной любви, по «Левше» Лескова — о русском национальном характере. «Хождение по мукам» — лучшая книга о революции и Гражданской войне для юношества. А какой урок можно дать по Улицкой, Аксенову, Гладилину? О том, как документы для выезда на ПМЖ оформлять? Конечно, я утрирую, но урок литературы в десятом классе это не семинар на филфаке, и подростки не сильны в понимании мук авторской самоидентификации.

Между тем, писатели, выброшенные из программы, — как раз яркие носители русского духа, патриотической темы. Наша словесность, как вся страна, многонациональна, но русская литература остается русской. Лесков, Куприн, Толстой — образцы этой русскости. Не по крови, конечно, а по духу: тот же Куприн, как и Карамзин, из обрусевших татар. Именно через такую литературу в сознание подростка приходит уважение к традициям. Очень хорошо, что будут изучать Искандера, Рытхэу, Бондарева — хранителей национальных ценностей. Но зачем-то литераторы эмигрантской «сплотки» (словцо Солженицына) явно преобладают. Тема России как духовной родины, увы, не слишком заботит Улицкую, Аксенова, Пелевина, Эппеля, Рыбакова, Гладилина. Такое впечатление, что комиссары общечеловеческих ценностей из Минобра поставили перед собой цель перекодировать сознание молодых людей с помощью книг писателей, равнодушных к самой идее патриотизма и суверенитета России. В этом я вижу отражение определенной политической борьбы в нашей стране. Такое уже было в двадцатые годы двадцатого века. Тогда коммунисты-интернационалисты хотели «заточить» традиционного человека на мировую революцию. Из школьной программы повылетали Толстой, Достоевский, Пушкин… На их место ставили в лучшем случае Демьяна Бедного, а то и попросту каких-то пролеткультовских графоманов. Помните булгаковского Ивана Бездомного? Тогда, к счастью, вовремя одумались, а то ведь бойцы, не знающие Пушкина и Толстого, вряд ли выиграли бы Сталинградскую битву. Сейчас наших детей и внуков снова хотят переформатировать — теперь в граждан мира, чтобы, видимо, не так было обидно, когда цивилизованные, но проголодавшиеся нации придут за нашими сырьевыми и территориальными ресурсами. Однако у себя дома они поступают совершенно иначе: во Франции, Германии, Британии и особенно в Америке даже легкая амбивалентность в отношении национальных ценностей не допускается. И особенно в школе!

 

«Аргументы и факты»,

6 февраля 2013 г.

 

 

Охвачен любовным недугом…

 

 

Любовь расширяет границы сознания, считает писатель Юрий Поляков. Он автор романов о любви, лауреат Большой Бунинской премии по литературе, составитель антологии русской любовной прозы «О странностях любви…», исследователь тонких отношений мужчины и женщины. А значит, ему можно доверять.

«Писатели-романтики уверяли, что человек, охваченный любовным недугом, способен постичь такие тайны бытия и мироздания, к которым в обычном состоянии он даже не приблизится. И что ученые уже знают биохимическую составляющую любовного томления — а значит, и этого расширения…» — констатировал писатель. А мы все-таки решили проверить. Одной из тайн мироздания мы можем считать способность любящих друг друга легко перемещаться во времени. И ощущать себя гармонично в любой эпохе.

Когда Юрий Михайлович с женой Наташей гостил в редакции «Субботы», мы приготовили им сюрприз. Дело было накануне Дня святого Валентина, и мы во время прогулки по Старой Риге завели их на крышу гостиницы Gutenbergs, где Поляковы неожиданно для себя попали в Средневековье. Там, под часами Домского собора, выяснилось, что буквально только что они отметили 37-ю годовщину семейной жизни. И Юрий еще раз признался в любви Прекрасной даме.

 

Сложная материя

С Наташей он познакомился… в кинотеатре, куда вместе с другом отправился после вечеринки, потому что «там пиво продавалось». А фильм назывался «Мировой парень» с Николаем Олялиным в главной роли. Потом, как положено, встречи, проводы, стихи, театры, поездки в Мураново, музей-усадьбу Тютчева… У него даже стихи есть: «Ты помнишь, мы в Мураново брели…» Поженились через полтора года. А песня из фильма «Мировой парень» «Лишь только подснежник распустится в срок…» стала их семейной.

 

— Чем человек влюбленный отличается от обычных людей?

— Повышенной энергетикой. Это зависит от характера человека. Одни уходят в меланхолию, другие — наоборот, в жизненную активность. Кто-то, сильно влюбившись, может работу забросить, а кто-то, как Маяковский, начинает «рубить дрова, силой своей играючи»… Очень важно, как выстраиваются личные отношения. Бывает временная вспышка, которая проходит. А если выстраивание на жизнь идет, то крайне важно, чтобы женщина умела глубоко чувствовать. Знаете, есть и такие — проснулась утром и вдруг передумала. Это катастрофа. Для русских женщин характерна серьезность в отношениях. Несмотря ни на что.

— Что важно, чтобы отношения сохранить? Какие требуются усилия от мужчины и от женщины?

— От женщины — снисходительность, жертвенность…

— Жертвенность? Неужели мужчины это ценят?

— Да, именно жертвенность. Умение понять. Не все мужчины, конечно, это могут оценить… Но это очень важное качество настоящей женщины. А у мужчин должно быть чувство ответственности. За женщину. Это вообще сложная материя.

— Мир стал более циничен? Количество любви в мире по сравнению с прошлым, позапрошлым веками увеличилось или уменьшилось?

— Думаю, не уменьшилось. Но принимает разные формы. Мне кажется, количество любви — постоянная величина.

 

Беседовала Рита ТРОШКИНА

Рига, «Суббота», 6 марта 2013 г.

 

 

«Настало время созидательного реванша»

 

 

Сторонники примирения «красного» и «белого» периодов нашей истории выдвинули идею «созидательного реванша». Если либералы готовы пожертвовать Россией ради свободы, а патриоты — свободой ради России, то в этом случае якобы можно не жертвовать ни тем, ни другим. Как ни странно, признают сторонники этой идеи, успешный опыт объединения «красного» и «белого» начал пришелся на 30-40-е годы прошлого века, но уже и сама эта эпоха стала «линией водораздела» в современном обществе. Может ли реванш быть созидательным и можно ли восстать из пепла после поражения в «третьей мировой», в интервью корреспонденту Накануне.RU рассказал член Изборского клуба, главред «Литературной газеты» Юрий Поляков.

 

— Юрий Михайлович, в чем вы видите противостояние «красного» и «белого» начал на современном этапе? Не надуманна ли эта проблема?

— Мне кажется, что Изборский клуб в своем докладе нащупал эту болевую точку, потому что противостояние красных и белых действительно есть, хотя под этим подразумеваются процессы более широкие, чем противостояние когда-то Красной армии и белого движения. Имеется в виду противостояние двух представлений о путях развития России, о формах организации, о традициях, на которые надо опираться. Это очень актуально, потому что, судя по некоторым тектоническим толчкам, есть попытка опять разыграть эту карту, и общество, которое с таким трудом после тысяча девятьсот девяносто первого года срастается, вновь разорвать. Вдруг опять заговорили о выносе Ленина из мавзолея. Это абсолютно придуманная проблема, потому что, на мой взгляд, Ленин, лежащий в мавзолее, это как раз логическое завершение того, что он делал. Общество, жившее в крайнем позитивизме, которому была предложена материалистическая, атеистическая картина мира, в то же время стремительно модернизировавшееся, развившее науки, что оно сделало? Оно сделало позитивистские мощи своего вождя, своего пророка. Это символ того эксперимента, во многом удавшегося, который был. И пусть лежат мощи вождя — но нет, начинается раскол по этому поводу.

— Если это более широкое понимание проблемы, то о чем идет речь?

— Есть традиция, связанная с общинным началом в нашей истории, с экспериментом социалистическим, и очень для многих это та жизнь, которую они хотели бы вернуть. В то же время, есть люди, которые абсолютно не принимают этот период истории, у кого-то это связано с чисто семейными драмами, кто-то по своему складу понимает, что в социализме, где всюду контроль и учет, ему с его наклонностью криминальным путем зарабатывать большие деньги придется несладко. Но все эти противоречия меркнут перед призраком той катастрофы, которая может произойти, если общество снова расколется и исполнится мечта академика Сахарова — и остатки исторической России распадутся еще на пятьдесят частей. Тогда несладко придется всем — и сторонникам красной идеи, и белой. Поэтому надо искать какой-то компромисс.

— Но ведь, пожалуй, нельзя сказать, что белое движение хотело именно распада страны? Они тоже хотели империи, только по-другому ее видели. Может, сейчас имеется в виду все-таки несколько иная конфронтация?

— Конечно, речь идет о другом — на какой базе консолидировать общество. В ельцинский период была попытка консолидации общества на полном отрицании и даже демонизации советского опыта. Не получилось. Просто не получилось. Была попытка консолидировать общество, например, в тысяча девятьсот девяносто шестом году на базе идеализации советского периода, на обещаниях все вернуть, как было «при бабушке». Тоже не получилось. И поэтому здесь, видимо, придется брать лучшее из красной идеи и лучшее из белой идеи и объединять все для будущего России. При всем моем уважении к монархии и трагедии дома Романовых, они же не смогли удержать страну. И дальновидные политики во многом способствовали произошедшей катастрофе. Те же коммунисты, которым удалось совершить тот рывок, о котором говорил Сталин, им удалось это сделать, но они не смогли выскочить из стагнации семидесятых годов. Хотя шестидесятые годы сулили необыкновенный взлет, это были креативные годы. Ничего не предвещало этой стагнации. С чем это связано — другой вопрос. Учитывая узкие места каждой модели и изучая то, что получалось, надо предпринимать определенные шаги.

— И что может стать объединяющим фактором? Вы упомянули «мечту академика Сахарова», но многими в обществе, напротив, поддерживается идея восстановления границ в том или ином виде.

— Тут истина лежит посередине. Либералы готовы пожертвовать Россией ради свободы. Патриоты готовы пожертвовать свободой ради России. Хотелось бы не жертвовать ни тем, ни другим. Конечно, это не так просто, но тем не менее. Здесь может объединить идея созидательного реванша. Мы проиграли третью мировую войну. По каким причинам — пусть разбираются историки. Но мы ее проиграли — нас расчленили, от нас отделили наши исторические территории, мы пережили комплекс поражений, упадок и так далее. Я считаю, что против этого может сработать только созидательный реванш.

— Каким вы его видите?

— Это не означает, что нужно свести с кем-то счеты. Это значит, что выходить из разрухи мы будем усилившимися, обновленными, вернувшими себе исторические территории (неважно в каком виде, может, в виде дружелюбных союзных государств, которые будут входить в различные договора с нами), это и есть созидательный реванш, и на этом сойдутся все — и честные либералы (а либералы-патриоты у нас есть, что, кстати, для Запада абсолютно нормально), и патриотически мыслящие люди. Мне кажется, что все это время не хватало политической воли, и власть этих энергий побаивалась. Наверное, это еще связано с тем, что во власти осталось много людей, которые принимали участие в деструктивном ельцинском периоде, а всякое обновление связано с историческим аудитом. Эта боязнь все время заставляла власть уходить от тех или иных решений и покупать либеральную элиту, чтобы та за деньги изобразила государственников-патриотов. Но, к сожалению, наши либералы-западники даже актеры плохие, и сыграть это не могут. Даже за деньги. Даже за большие деньги. Теперь, видимо, все-таки власть поняла, что надо обращаться к первоисточнику, а не к имитаторам. Видимо, обращение к Изборскому клубу — свидетельство того, что власть поняла, что такие ролевые игры привели к Болоту, и они вопроса не решают. Надо опираться на те страты, которым имманентно присуща идея созидательного реванша.

— Высказывалась идея написания единого учебника истории, который бы опирался и на красную, и на белую идеи. Что думаете по этому поводу?

— Я не могу не сказать о том, что дискуссию об учебниках истории в начале 2000-х начала «Литературная газета». Мы первые начали публиковать материалы о том, что пишут в наших учебниках и что будут думать о своей стране школьники, если они дальше будут учиться по этим учебникам. Сейчас этот вопрос поставлен практически. Речь идет не об одном учебнике. Речь идет об единой концепции. Не может быть в одной стране одна школьная программа, где в одних учебниках считают, что Сталин — кровавый палач и мерзавец, а в других — где он спаситель нации. Все эти вещи надо увязывать.

— Но, кстати, эпоха Сталина сейчас уже сама по себе — «линия водораздела». Почему так происходит?

— Так происходит по многим причинам. Во многом эту антисталинскую истерию гальванизируют наши центровые либералы, которые через одного, если не чаще, потомки тех семей, которые были в оппозиции к Сталину. Среди шестидесятников было очень много потомков людей, которые проиграли Сталину политическую борьбу — кто погиб, кто был просто выведен из политики. В известной степени, это семейная месть. Считается, что историю пишут победители. На самом деле, историю пишут дети и внуки побежденных, и в этом драма. Хотя, когда начинают разбираться, становится понятным, что курс был жесткий, жестокий, но он был единственно возможный. Что интересно, народ в своей интуитивной памяти, на уровне интуитивного понимания эту историю хранит.

— Вам не кажется, что в какой-то степени сталинский проект смог осуществить соединение красного и белого начал? Об этом в последнее время, кстати, много говорится, и тому есть немало подтверждений. Может, это соединение и помогло осуществить тот «рывок», о котором вы говорили?

— Безусловно, особенно после того, как Сталин вышел на «оперативный простор» и когда ему не надо было согласовывать все решения (партия, кто бы что ни говорил, это был коллегиальный орган, даже в последний период было политбюро, где шла реальная рубка). Начиная с мелочей — как возвращение погон в тысяча девятьсот сорок третьем году, возвращение традиционного академического принципа образования (ведь попытка мозаичного обучения была в двадцатые годы), нормализация отношений с церковью (которые потом порушил Хрущев, который, как известно, начинал как троцкист, но вовремя раскаялся). Кстати, информация о подготовке альтернативных выборов (региональных боссов, которая была в проекте «сталинской» конституции тысяча девятьсот тридцать шестого года. — прим. Накануне.RU), которую раскопал историк Юрий Жуков, только спустя пятнадцать лет достигла телевидения. И он считает, что следующим шагом Сталина была бы отмена союзного устройства страны, против чего он выступал с самого начала, и возвращение к имперскому принципу образования государства. В общем-то, Советский Союз, если отбросить «право нации на самоопределение» (хотя все были уверены, что никто им никогда не воспользуется), это была империя. Да, Сталин восстанавливал самые сильные стороны романовской империи, которые помогали выдерживать удары истории. И надо было, чтобы сошлось сразу несколько роковых стечений, чтобы империя распалась.

Я понимаю, что многих людей действительно та эпоха повергает в шок как «кровавая», но дело в том, что по тем законам жил тогда практически весь мир. А если проанализировать сталинскую эпоху с точки зрения логики, науки, то многие его решения окажутся разумными.

 

Беседовал Сергей ХУРБАТОВ

«Накануне.RU», 7 мая 2013 г.

 

 

«Писатели деморализованы и дезорганизованы»

 

 

После трагической смерти писателя Олега Михайлова «Вечерка» поговорила с Юрием Поляковым, чтобы выяснить судьбу архивов российских литераторов.

 

— О страшной трагедии я узнал утром девятого мая. Когда пришел к дому Олега Николаевича, уже все кончилось. Стояла машина пожарных. Была полиция и криминалистическая лаборатория. Дом сгорел в одно мгновение. Это был деревянный дом, наполненный бумагами.

— У вас есть версии произошедшего?

— Отчего сгорел несчастный Олег Николаевич? Да тому множество причин. Может, виновата проводка, которую не меняли десятилетиями. Может, газ. Покойный жил на одну пенсию. Откуда у него средства чинить дом, принадлежащий Литфонду, который и обязан чинить дачи, сдаваемые в аренду.

— Почему писатели хранят свои архивы в столь ненадлежащих местах? Место бумагам Михайлова — в государственном архиве, а не в ветхом доме.

— По поводу архивов вот какая история. Еще при жизни некоторых значительных писателей Литературный музей забирал у них архивы. Но не у всех, а руководствуясь своими представлениями, кто писатель первого ряда, кто второго и так далее… Невостребованные архивы оставались родственникам и часто бесследно исчезали.

— Но понятия «писатель первого ряда», «писатель второго ряда» — очень условны…

— Еще бы! Мы это прекрасно понимали. Например, в тридцатые годы писателем первого рада был какой-нибудь Киршон. Да и многие из тех, кто считался в семидесятых годах первыми, сегодня уже не первые и даже не вторые. Так что, архивы многих по-настоящему значительных писателей оказались не востребованы и не защищены.

— Предпринимались ли конкретные меры, чтобы защитить архивы?

— Мы в свое время хотели создать архив и музей «Литературное Переделкино» на базе Дома творчества. В старом корпусе, построенном сразу после войны в стиле сталинского классицизма. Сейчас там живут не столько писатели, сколько гастарбайтеры и дальнобойщики. А у нас была идея поместить там архивы писателей, которыми не заинтересовались ИМЛИ и Литературный музей. Зато заинтересовались бы русисты со всего мира.

— Почему не получилось?

— Это долгая история. В «Литфонде» произошел переворот, в результате которого к власти пришли люди, заинтересованные в основном в получении прибыли.

— Вы имеете в виду Куняева?

— Куняев — писатель с именем. Но вокруг него образовалась ватага литераторов, не написавших ничего путного, но зато умеющих жить за счет своих товарищей по ремеслу.

— Куняев сказал, что архивы не передаются, потому что родственники хотят нагреть на этом руки…

— Во-первых, родственники не идиоты. Нагреть руки можно на неизвестной рукописи Булгакова или Пастернака. Большинство наследников с удовольствием передали бы архивы на хранение, понимая, что по крайней мере сегодня извлечь из них коммерческую выгоду нельзя. Их можно и нужно сохранять. А потомки уже разберутся.

— Насколько мне известно, в Переделкине собирались построить центр, в том числе для хранения рукописей. Однако жители воспротивились.

— Все было совсем не так. «Литфонд» предлагал выстроить грандиозный Центр имени Шолохова. Но вы же понимаете, что это странная идея. Во-первых, почему Шолохов? Шолохов никогда в Переделкине не жил и не любил эти места. Во-вторых, все понимали, что затея со строительством — это просто способ потянуть время, пока идут судебные тяжбы вокруг переделкинской земли. А кто даст деньги на постройку Центра? Неизвестно. А если даже и даст, то стройка растянется, как обычно, на годы. Зачем, когда есть прекрасное историческое здание Дома Творчества. Но нет, вместо рукописей там гастарбайтеры…

— Правда ли, что сгоревшие дачи уже сданы в долгосрочную аренду?

— Ходят такие слухи… В частности, о даче Анатолия Рыбакова, тоже сгоревшей со всем архивом. Но, знаете, тут не только пожары случаются. Три года назад, например, был совершен ночной налет на мой дом, избили жену. Милиция решила, что это заезжие бандиты. Но что это за бандит, который бьет человека рукояткой пистолета, а драгоценности и деньги, лежащие под носом на тумбочке, не забирает. Уверен, это была акция устрашения, связанная с публикациями в «ЛГ» по поводу обстановки в «Переделкине». До сих пор идет следствие, которое держит на контроле сам министр внутренних дел. Конечно, все можно объявить случайностью. Но мы имеем уже такую концентрацию «случайностей», что невольно задумываешься о тенденции. Да и вообще, писательское сообщество находится в состоянии материальной и нравственной разрухи. Писатели деморализованы и дезорганизованы. А это — огнеопасная ситуация. Беседовала Евгения КОРОБКОВА

«Вечерняя Москва», 10 мая 2013 г.

 

 

«Хватит врать, что советская эпоха — это сплошное зло»

 

На телеканале «Россия-1» начинают показ четырехсерийного телевизионного художественного фильма «Апофегей» по одноименной повести Юрия Полякова. В главных ролях — Даниил Страхов, Мария Миронова, Виктор Сухоруков, Владимир Гостюхин, Аглая Шиловекая, Александр Лойе. Накануне премьеры наши корреспонденты пообщались с автором «Апофегея»…