Дискурс о России как символическая защитная система общества.

Можно совершенно по-разному относиться к словам Тютчева "Умом Россию не понять". Например, исследовать в каком контексте они были сказаны. Были они реакцией, скажем, на письма Чаадаева, и тогда их можно понять как успокаивающие слова, возвращающие веру в предназначение России. Строки Тютчева выполняют иммунную функцию и внушают "особенную гордость" за себя и свой народ. Может быть, это реакция на Чаадаева, или, вероятнее всего, на западничество в целом, представители которого отрицали всемирно-историческое, цивилизационное значение русской культуры? Что означают загадочные слова Тютчева, почему они до сих пор волнуют нас, какое задание несут в себе? Чувствуем ли мы ответственность за Россию, готовы ли и способны ли нести на своих плечах ее тяжкий груз? Для начала надо бы определиться с тем, что такое для нас Россия. Это не вопрос о «русской идее», ее истинности или ложности. Объективный нейтральный подход относительно своего места бытия в принципе невозможен, его оценка, так или иначе, связана с чувством гордости или стыда. Сегодня многие не понимают, как можно гордиться Россией, если она находится в самом низу списка стран, расположенных по уровню развития? Но и те, кто испытывают чувство гордости, не могут привести убедительных аргументов в защиту своего мнения.

Что же такое Родина, Отечество, об утрате которого скорбит нынешняя интеллигенция? Эти высокие символы на самом деле сравнительно недавние образования. Для нас они являются знаками Государства, которое сегодня переживает кризис, и под его руинами могут стать навсегда похороненными те живые связи людей с миром, которые питали и поддерживали любовь к своей стране. Сегодня, несмотря на речи о необходимости усиления государства, желание защищать его, жертвовать личным ради общего стремительно убывает. И это происходит во всем мире, и не по вине людей. Мы живем в очень неспокойную эпоху, и не удивительно, что наша философия имеет апокалипсический характер.

На самом деле ни одну страну, ни один народ невозможно охватить рациональной, т.е. учитывающей только понятия и идеи, концепцией. Любое человеческое поселение, этнос издавна отличалось от другого не одними понятиями, а образом жизни и обычаями, внешним видом, одеждой, речью, напевами и мифами, структурой питания. И как бы не стирались эти различия в эпоху глобализации, они остаются в исторической памяти народа. Наиболее радикальным способом стирания национальных и этнических традиций считается цивилизация и особенно городская жизнь. Мегаполисы выполняли до сих пор функцию своеобразного плавильного тигля, растворяющего нации и этносы, формирующего особый тип человека-потребителя, который везде чувствует себя как дома, а на самом деле - безроден и бездомен.

Человек вырастает и формируется в искусственных условиях, которые задают дом, место обитания и другая антропотехника. То, что мы называем Россией – это тоже продукт технологий и не только строительных, но и символических. Искусственная теплица, в которой вырастает человек, представляет собой не просто обжитую территории, где построены дома, обеспечивающие комфортабельное существование, но и символическую защитную систему, защищающая от чужих влияний. Как особая сфера она наполнена звуками, образами и даже запахами (дым отечества), которые не вызывают отвращения.

В описаниях теоретиков государства единство его граждан понимается исключительно политически и идеологически. Это наследие эпохи Просвещение характерно для российской интеллигенции и особенно для ее левого крыла. Например, в СССР идеология имела преимущественное значения. Повседневная культура всегда характеризовалась как мещанская. И сегодня интеллигенция в России и на Западе дружно критикует массовую культуру, которая удовлетворяет потребности масс. Сама по себе ориентация на высшие ценности, конечно, не ведет, как полагает Б. Гройс, к тоталитаризму. Но она оставляет в тени то обстоятельство, что очеловечивание человека достигается не только лекциями на темы науки, философии, морали, эстетики и политики. Проблемой является как раз то, что люди знают различие истины и лжи, добра и зла, красивого и некрасивого, однако не всегда могут вести себя в соответствии с идеалами. Цивилизованный человек – это во многом продукт телесных практик дрессуры и воспитания, которые осуществляются в рамках традиционного дома и семью, и даже «улицы», но не такой, где правят юношеские банды, а такой, где взрослые не равнодушны к поведению подростков. История дискурса о месте, действительно, характеризуется утратой. Распад традиционных форм жизни привел к тому, социализация людей происходит преимущественно в форме образования, морализации и идеологической пропаганды.

На самом деле любой жизнеспособный союз людей и народов имеет не идеологический, а практический характер. Люди обычно связаны экономическими, культурными, дружескими и семейными связями. Поэтому распад СССР имел такие болезненные для населения последствия. Вместе с тем, идеологизация солидарности оказалась достаточно непрочной иммунной системой. Она подверглась внутренней эрозии, ибо ее разрушала критически настроенная интеллигенция. После падения "железного занавеса" люди оказались беззащитными перед чужими влияния. Можно задаться вопросом: почему одни республики отделились от России, а другие нет, почему одни люди не могут ее покинуть, как бы трудно им не жилось, а другие, и это далеко не нищее население, считают, что в России жить невозможно и стремятся на Запад? Обычно ответ на этот вопрос дается либо с националистических, либо с идеологических позиций. Но ведь известно, что далеко не все инакомыслящие добровольно уехали на свою «историческую родину». Многие из них интуитивно понимали, что не смогут жить в чужой стране. Стало быть, чувство патриотизма не связано ни с «кровью и почвой», ни с национальной идеологией, а является продуктом повседневных практик, в ходе которых формируется специфическая ментальность, чувственность и телесность. Отказаться от набора этих базовых характеристик – означает утратить себя. Возможно как раз потому, что такие люди чувствуют неуверенность и страх в новых условиях жизни, к которым они не приспособлены, и является одной из причин вспышек насилия и террора, которые угрожают существованию современного общества..

Что можно сделать для восстановления символической оболочки общества? Строить её заново? Но из чего и как? Думается, что в качестве строительного материала должны быть использованы как традиционные, так и новые технологии. Прежде всего, дискурсы о месте обитания человека имеют важное иммунное значение. Их нужно строить и оценивать не по критериям истины. Мифы и сказания наших предков играли, прежде всего, защитную роль. Когда послание Бога было переведено на национальные языки, оно тоже органично встроилось в первичную иммунную систему. Эпоха Просвещения нанесла серьезный удар по символическому панцирю. Настала эра идеологов, которые отбросили все формы и способы идентичности, не удовлетворявшие критериям рациональности. Дискурсы о природе общества приобрели упрощенный характер. Это хорошо демонстрируют такие авторы как Токвиль и Бердяев, указавшие на преимущества иерархических обществ по сравнению с либерально-демократическими. В одном люди ощущали себя звеньями единой цепи, в другом – независимыми индивидуумами, гражданские добродетели которых сводятся к тому, что они раз в четыре года приходят к избирательным бюллетеням. На самом деле гражданское общество подпитывается энергией нации. Граждане, ощущавшие себя детьми Республики-Матери, дали достойный ответ на распад религиозных связей. В связи с этим можно выразить сомнения относительно «секуляризации». На самом деле миф, мораль и религия вовсе не были уничтожены наукой и рынком. В кризисные времена они снова вырываются наружу и, как полагал К. Шмит, политика становится теологической.

Использование символа родины в качестве противоядия от эрозии социальной ткани неверно отождествлять с шовинизмом, национализмом или нацизмом. Особенно ужасной попыткой возрождения символов крови и почвы был фашизм. Об этом нельзя забывать. Но нельзя и соглашаться с тем, что всякий, кто заговорит о доме, родине и народе, неизбежно скатится к фашизму. На самом деле причиной победы фашизма является как раз усиление бездомности, безродности людей. Культивируемый демократическими режимами "цивилизованный", т.е. усредненный комфортабельный образ жизни, превращает народ в толпу, а личность в объект манипуляции масс-медиа. Именно на это обстоятельство указывали теоретики консерватизма. И они снова взывают к протесту против глобализации. Даже не принимая предлагаемых ими способов сборки политическог тела нации, тем не менее, нельзя отрицать право людей жить в такой атмосфере, которая наполнена родными лицами, звуками и даже запахами. При этом каждый народ имеет право гордиться своим образом жизни, языком, культурой и историей.

Действительно важный и трудный вопрос состоит в том, как в конкуренции с другими народами можно доказывать преимущества собственной культуры. Определив разговор о России как символическую иммунную систему, оберегающую свое от поглощения чужим и осознав его изначальное назначение, можно поставить вопрос об отношении к другому и даже чужому. Надо сказать, что чем назойливее сегодня ставится и обсуждается это вопрос, чем больше говорится о признании другого, тем сильнее подозрение, что он попросту исчез и растворился, во всяком случае, в дискурсе гуманистов и либеральных экономистов, для которых человек выступает как набор азбучных истин, касающихся общечеловеческой этики и глобальной экономики. Именно под прикрытием образа "мирного дикаря" и развились современные формы ксенофобии, доходящие до терроризма слабых, с одной стороны, и военной интервенции сильных - с другой. Надо признать, что задолго до того, как Восток стал угрожать Западу, внутри общества благоденствия культивировался образ жертвы и террориста. Только в роли последнего выступала современная технонаука. Парадоксально, но факт: ученые и изобретатели пытаются сделать жизнь человека комфортабельнее, однако, получив очередную техническую новинку, будь то микроволновка или мобильный телефон, потребители чувствуют себя жертвами и предъявляют иски о нанесении вреда здоровью. Дошло до того, что правительства развитых стран тоже позиционируют себя как жертву террора.

Человек, как самое слабое и неприспособленное к естественной окружающей среде животное, вынужден строить для себя искусственное место обитания. Это место издавна зовется домом, и его границы постоянно расширяются по мере увеличения семьи, племени, этноса, народа. Так называемые имперские нации считали домом, чуть ли не весь мир. Не будем пока торопиться осуждать такую экспансию и, тем более, акцентировать ее как завоевание и покорение других народов. Например, вряд ли мы что-либо поймем в устройстве Римской, Византийской или Российской империи, если будем их воспринимать по аналогии с колониальными державами ХХ столетия. Народы и люди, входившие в их состав, ощущали себя носителями высокой цивилизации и воспринимали государство как символ собственного величия.

Родина и отечество – это два разных измерения искусственного места обитания человека. Это место, прежде всего, можно охарактеризовать как особую теплицу, где в искусственных климатических условиях выращиваются наши дети. Чем больше заботы и ласки они получают, тем сильнее, умнее и красивее они вырастают. Материнское тепло и дым очага свидетельствуют о наличии теплового центра места обитания. Даже в имперские фазы развития человечества на улицах городов горел священный огонь, как символическое выражение отечества. Для существования и процветания людей необходима не только физическая (стены), физиологическая (тепло и пища), психологическая (симпатия), но и символическая иммунная система, ограждающая вскормленных в искусственных условиях индивидов от опасных воздействий чужого. Отсюда страх, выражением которого является воинственная враждебность к чужому. В генетической памяти человека заложен стресс, выражающий ужас перед враждебными силами, способными проникнуть в святая-святых любого человеческого поселения – в пространство матери, окруженной детьми.

Сегодня эти чувства, лежащие в основе не только примитивных, но и высоких культур, считаются опасными и подлежат искоренению. Забывая о том, что они являются необходимыми условиями самосохранения, современные гуманисты разрушают эту иммунную систему и развивают абстрактные космополитические модели мировоззрения. Конечно, человек должен чувствовать себя представителем человечества, общим домом которого является Земля, но при этом она действительно должна стать домом, а не бездушным "экономическим пространством", в котором орудуют беззастенчивые дельцы, превращающие мир в сырье. Рано осознавший ход современного глобализма Хайдеггер говорил о бездомности и безродности современного человечества. И сегодня особенную опасность представляет деструктивный дискурс, который под видом будь-то "национализма", будь-то "тоталитаризма" на самом деле разрушает уже не столько идеологии, сколько чувства, которые и делают человека человеком.

 

Заключение.

Историки утверждают что, вся прошлая история была сплошной чередой войн. Однако трудно представить государство, которое непрерывно воюет. Поэтому приходится принять во внимание и довольно долгие периоды мирного сосуществования с соседями. Если посмотреть на эту проблему с точки зрения психоистории, то обнаружатся довольно интересные механизмы взаимопонимания. Воображение по части его возможных форм обычно замыкается на переговорах. Да, действительно, пока люди переговариваются, они не дерутся. Однако, переговорный процесс не слишком эффективен. В ходе дискурса противники должны критически пересмотреть свои установки в отношении другого и таким образом отыскать точки сближения. Но иногда проблемой становится наличие доброй воли к диалогу, и он оказывается всего лишь способом затянуть время и подготовиться к борьбе. Дело в том, что вступить в диалог с другим – это значит не только пойти ему навстречу, но и подчиниться его правилам. Например, если обсуждается состояние прав человека, это значит, что они понимаются одинаково вступившими в дискуссию сторонами. Но этого-то как раз и нет, если речь идет о Западе и Востоке. Либералы имеют в виду индивидуальную свободу, а консерваторы ставят целостность общества выше интересов индивида. Приходится искать до- или внеидеологические формы диалога.

Каждый народ имеет свою символическую иммунную систему, задача которой обоснование своей исключительности и превосходства над другими народами. Не только идеологемы, но и мифологемы, содержащиеся в религиозных, художественных и иных дискурсах культуры, глорифицируют национальных героев, и представляют соседей в смешном виде. Но это вовсе не ведет к войне. Мощная символическая защита придает уверенность в себе и избавляет от страха перед чужими. Она снимает страх и порождает не враждебность, а интерес и уважение к другому, что становится основой гостеприимства. Отсюда складываются различные формы коммуникации в форме торговли и иных обменов, в ходе которых осуществляется циркуляция товаров¸ идей и людей. На этой основе преодолевается стресс врага и формируются коды общения. Думается, что и сегодня эти традиционные формы соседства и гостеприимства могут быть рекультивированы в форме культурных обменов.

Имея в виду обострившиеся внешние и внутренние конфликты, я исхожу из предположения о решающей роли внутренней конфликтности. Если человек и даже целый народ не любит себя, стыдится настоящего, воспринимает историю как «ужасную», то он боится и ненавидит другого. Разумеется, наличие воинственных и агрессивных соседей заставляет «держать ухо востро», однако такая осторожность и забота о собственной безопасности не имеет ничего общего ни с шовинизмом, ни с колониализмом. Поэтому, размышляя о диалоге цивилизаций, полезно начать с анализа состояния собственного самосознания.

Сегодня технократическое мировоззрение, как оптимистическая идеология эпохи прогресса, в результате осознания его негативных последствий, вроде экологического кризиса, недееспособности демократии, дегуманизации общества, а также под влиянием хайдеггеровской оценки технонауки как формы воли к власти, сменяется апокалипсическими настроениями, выражающимися в тезисах о «смерти человека», «конце цивилизации» и т. п. Одни видят выход в обращении к традициям древности, в усилении религиозного, морального, гуманистического воспитания, в возвращении к духовному культурному наследию, на базе которого возможно восстановление солидарности людей и сплоченности общества. Другие, наоборот, считают выходом из кризиса ускоренное развитие цивилизационного процесса, глобализацию и вестернизацию, а также развитие современных технологий, снижающих техногенную нагрузку на природу.

Естественно, эти умонастроения отражают раскол и расслоение общества. Под прикрытием идеологии "вечного мира" и защиты прав человека был преодолен колониализм, но остается резкое различие между бедными и богатыми странами. Для одних "нулевой рост", затормаживание индустриализации означает не только сохранение достигнутого, но и возможность роста благодаря новейшим технологиям, для других – нищету. Особенно в России, где ситуация характеризуется "многоукладностью", когда болячки отсталости и бедности соединяются с язвами капитализма и издержками цивилизации, приходится принимать во внимание и сочетать кажущиеся теоретически несовместимыми программы.

Не имея твердых оснований для научных прогнозов и не впадая в политический оптимизм, характерный для предвыборных обещаний, социальный антрополог может проследить человеческие изменения, неизбежные в такие переходные эпохи как наша. Мы все еще стоим на распутье, и видим перед собой два пути. Один – вернуться назад к уравнительной справедливости. Другой – встать на путь либеральной рыночной экономики и извлекать прибыль даже из пороков людей, культивируя и усиливая их при этом. Но долго ли продержались такие общества? Обе модели, одна из которых решает моральную, а другая - экономическую задачу, с антропологической точки зрения бесперспективны. Нужно искать, точнее, прокладывать новый путь.

Государство надо оценивать не столько по объему производства товаров потребления или оружия, а по состоянию физического и душевного здоровья его граждан. В последнее время не только представители гуманитарных наук, но и политики с экономистами заговорили о «человеческом капитале». К сожалению, эта емкая метафора понимается по-разному. Гуманитарии считают, что она означает духовный потенциал, интеллектуальность, моральность, культурность, наконец, цивилизованность. Политики и экономисты оценивают человека как часть «сверхорганизма», т. е. общества, понимают под человеческим капиталом способности и умения содействовать его развитию. В первом случае значение понятия «человеческий капитал» оказывается слишком неопределенным, так как духовность не подлежит измерению. Во втором случае значение верифицируемо, но задается слишком прагматично. Не отрицая эвристической ценности данного понятия, следует иметь в виду, что речь не идет об открытии какой-то новой человеческой субстанции, которая втайне, в глубине души проделывает важную работу по укреплению или, наоборот, разрушению социума.

Человек не имеет какой-либо заданной природы, как не сводится к идее или сущности. Поэтому, говоря о людях, воспитанных в рамках различных культур, например, принадлежащих к цивилизациям Востока или Запада, не следует думать, что восточный человек от природы не рационален и не трудолюбив, агрессивен и нетерпим к чужому. Человек является продуктом культурных практик воспитания, которые существенно отличаются друг от друга. Восток – это, действительно, еще во многом традиционное общество, которое хотя и интегрировано в мировое хозяйство, однако построено на иных ценностях, нежели те, что лежат в основе европейской цивилизации. Запад неприемлем как раз своим индивидуализмом, который вовсе не является врожденным. Его история начинается с Нового времени и продолжается сегодня, поскольку главная проблема видится в угрозе обществу со стороны растущего индивидуализма.

Но что это значит "быть вместе"? Является общество совокупностью граждан, раз в четыре года принимающих участие в выборах, или нечто большее – например, народ, нация или просто соотечественники, существующие по формуле: живи сам и не мешай жить другим. Сегодня гуманитарии озабочены распадом близких, интимно-дружеских связей, так сказать, сильных взаимодействий, характерных для обществ, где еще сохранялись остатки кровнородственных отношений. Даже философы, заявившие о "смерти человека", грезят о той дружбе, которая связывала свободных мужчин в единую ткань греческого полиса.

Мысль о том, что солидарность достигается на почве философии или при ее посредничестве является заблуждением. В основе гуманизма лежит вера в то, что воспитывает и цивилизует чтение книг и слушание лекций. На самом деле все эти интеллектуальные занятия требуют уединения. Как формы жизни они не собирает, а разъединяет людей. Сожалея и страдая от болезненного одиночества, человек замыкается в капсуле собственного существования. Сегодня огромная армия психотерапевтов борется с отчуждением, но никто не хочет вернуться к формам жизни традиционного общества, в котором солидарность людей достигалась телесными практиками воспитания открытости и бытия-с-другим. Насколько эффективно такое лекарство от одиночества и, насколько, опасны его побочные последствия? Как показывает опыт урбанизации, люди стремились в большие города в поисках куска хлеба, но были и такие, кто тяготился постоянным присмотром со стороны родственников и знакомых. Коммунальная идиллия на самом деле сопровождается ужасными раздорами и, прежде всего, вокруг собственности. Быть вместе хорошо только в детстве: родительский дом, школа, улица, если они пронизаны атмосферой дружественности, действительно, составляют некое подобие древнегреческой ойкумены. Однако мир взрослых организован совсем по-другому, он мало напоминает мир детства и не нуждается в качествах, воспитанных в рамках коллективов с тесными контактами. В мире длинных дистанций и сложных расчетов, в мире анонимных не знающих жалости и сочувствия сил, дружба выступает такой же иллюзией, как истина и красота.

Социальная реальность, в которой прежние человеческие качества уже не требуются, ибо люди становятся агентами общественных машин, воспринималась Марксом, Ницше и Кьеркегором, как отчужденный на голову поставленный мир. Однако государственные и общественные «машины» становятся более гуманными, именно они обеспечивают комфорт и безопасность. Протест против них перестает быть тотальным, на смену революциям приходит забота об устройстве частной жизни.

Сегодня человеческие объединения строятся не на душевном единстве, а на организационной основе и все меньше полагаются на солидарность. Но вот что парадоксально: в рамках чисто вымытых, очищенных от всего человеческого, функционирующих на основе служебных отношений институтов и предприятий, люди пытаются создать оазисы дружественности, культивируют корпоративный дух. Не следует принимать за отражение социальной реальности романы Кафки, Орвела или Замятина. Эти писатели были гениальными изгоями, ощущавшими на себе унифицирующее давление больших бюрократических машин. Но сами Акакии Акакиевичи – эти люди подполья с их тонкими переживаниями – вели свое существование в окружении чиновничьей братии спаянной корпоративным чувством. Когда Кант заявлял, что общество основано не на солидарности, а на злобно-недоверчивых отношениях людей друг к другу, то он, конечно, тоже не заблуждался. Оглянитесь вокруг, где вы еще найдете "общество друзей и единомышленников", кажется, что кругом царят вражда и злоба, подогреваемые конкуренцией. И эта правда подрывает проекты не только социалистической солидарности, но и либеральной свободы.

Вопрос о человеке – это вопрос о медиумах. Сегодня мы происходит настоящая революция медиумов коммуникации. Пока еще работает система образования, благодаря которой происходит между прочим и социализация людей: из индивидов, они превращаются в личности и говорят друг с другом на универсальном языке. В этом отношении Болонский процесс является чрезвычайно важным для взаимопонимания и взаимодействия людей в планетном масштабе. Люди могут договариваться, если они достигают согласия в отношении того, что является истинным и ложным, плохим и хорошим, прекрасным и безобразным. Именно этому и учит школа и книга.

На смену книжной культуре приходит аудио-визуальная. Это приводит к тому, что прежние критерии понимания и диалога сменяются новыми, правда, никто не знает какими. Иногда нашу эпоху называют постмодерном, которому кроме мультикультурализма приписывают разрушение традиционных феноменов социального, политического, экономического и эстетического. Они вышли из-под контроля и развиваются по принципам теории катастроф. Тот факт, что эпоха эпистолярного гуманизма приходит сегодня в упадок не означает, что наступает эпоха варварства, одичания и террора. Основой современных философских и научных представлений о бесконечной Вселенной, просторы которой покоряют космические корабли, является новый тип коммуникации, медиумом которой являются уже не книги, а сигналы – носители информации, подлежащей расшифровке и истолкованию на основе научного метода. Информационная революция привела к созданию единого коммуникативного пространства. Особенно благодаря Интернет можно свободно пересекать границы национального государства и практически мгновенно связаться с любым жителем Земли, если конечно он является владельцем персонального компьютера, подключенного к "всемирной паутине". Описанные сдвиги в эволюции коммуникативных систем можно рассматривать как основу построения тех или иных философских моделей коллективности.

Как альтернативу или дополнение политических и экономических моделей единства, можно предложить философское понимание взаимоотношения культур. Философия всегда стремилась преодолевать биологическую, родовую, социально-экономическую и, тем более, партийно-классовую обусловленность норм человеческой морали и искала универсальное знание. Субъект философии как надындивидуальный, так наднациональный. Конечно, и его язык остается во многом европоцентричным, так как философия наиболее интенсивно культивировалась в университетах Европы. Однако, философия, как, впрочем, и наука преодолевает национальные границы. Именно на ее языке предпочтительнее всего обсуждать конфликты. Может быть, это и не самый простой и понятный язык. Однако он выводит на уровень высоких абстракций и позволяет отвлечься от замкнутых на «кровь и почву» убеждений. Кроме того, критико-рефлексивные методы философии изначально приспособлены для выявления концептуальных и иных предпосылок, на которые опираются рассуждения. Именно их следует выявить и обсудить в случае возникновения конфликтов. Каждый человек и каждый народ имеет право рассматривать мир с точки зрения своих интересов. Но точно также каждый должен принять во внимание интересы других. Дискуссия на философском языке, несомненно, будет способствовать принятию взвешенных решений. Межнациональные конфликты в Европе и Америке свидетельствуют о том, что не следует торопиться сближать даже в рамках мегаполисов различные народности. Не менее опасны и бесперспективны споры национальной интеллигенции, которая, смешивая культурную и национальную автономию, нередко разжигает национальную рознь, хотя и сожалеет о ее последствиях. Но, может быть, по настоящему опасен не патриотизм, а космополитизм. Судя по протестам против глобализации, для этого опасения есть серьезные основания. То, что подается под видом «общечеловеческих ценностей» чаще всего оказывается идеологией наиболее агрессивного государства. Поскольку именно философия указывает на скрытый европоцентризм в понимании прав человека, постольку есть основания считать, что дискуссии, проводимые на ее языке, окажутся более восприимчивыми к ценностям других культур.

Привязанность человека к дому и земле, на которой он стоит, гордость за свой славный род, наконец, патриотизм не ведут автоматически к шовинизму. Каждый человек и каждый народ имеют право считать себя избранным. Контроль и ограничения необходимы по отношению к способам и средствам самоутверждения. К сожалению, они остаются еще слишком грубыми. Люди проявляют дикое, пещерное мышление, когда прибегают к военным способам решения конфликтов. Современная цивилизация более гуманна, чем кажется ее критикам. Поэтому задача философии состоит не в том, чтобы подогревать апокалипсические настроения, а в том, чтобы внушать человечеству чувство уверенности в способности разума найти мирные и гуманные способы решения глобальных и локальных проблем.

Человек – это весьма рискованное предприятие. Как незавершенное от рождения существо он не может существовать в естественной среде. Человек при этом существо не только недостаточное, как считал Гелен, но и излишествующее. Например, язык, строго говоря, не нужен для выживания в том виде, как он строится у людей. Им нравится говорить, и первоначально язык был формой эпического песнопения, дифирамба, прославлявшего свой род песнопевца. Хайдеггер называл язык домом бытия. Антропологически истолковывая Хайдеггера, можно утверждать, что язык является местом бытия человека. Первичная роль языка состоит в укреплении защитных стен, оберегающих человека от разрушительных воздействий как извне из окружающей среды, так и изнутри - от аффектов и психологических стрессов. Но теплица таит и опасность, которая заключается не только в росте изнеженности, но и в чрезмерной лабильности, неустойчивости. На это человеческое сообщество реагирует принятием норм, традиций, ритуалов, закрепляющих и формирующих нестабильное существо в виде твердой личности, способной нести на своих плечах груз социальных обязанностей.

 

 

[1] Рорти Р. Философия и зеркало природы. М., 1997. С. 212

[2] Там же. С.195

[3] Куайн У. Ван Н. О том, что есть. // Слово и объект.М. 2000. С. 338

[4] Серль Дж. О природе интенциональных состояний //Философия. Логика. Язык. М., 1987

[5]Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 18. М., 1986

[6] Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.,1989 С. 75

[7] Полан Тарбские цветы или террор в изящной словесности» СПб., 2000. С. 67

[8] Там же. С. 105

[9] Де Ман П. Критика и кризис // Слепота и прозрение. Статьи о риторике современной критики. СПб. 2002

[10] Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. М.1996. С.51

[11] Эко У. Отсутствующая структура. СПб., 1998. С. 126

[12] Там же. С. 135

[13] Флоренский П.А. Имена М., 1998. С. 229

[14] Schleiermacher F. Hermeneutik. Heidelberg, 1974. S. 56.

[15] Schleiermacher F. Ethik. Hamburg, 1981S. 104

[16] Кассирер Э. Философия символических форм. М. 2001.. 14

[17] Там же С. 17

[18] Там же. С. 22

[19] Там же. С. 36

[20] Там же. С. 35

[21] Там же. С. 58

[22] Кассирер Э. Логика наук о культуре // Избранное. М., 1998. С. 138

[23] Хайдеггер М. Исследовательская работа В.Дильтея и борьба за историческое мировоззрение в наши дни. // 2 текста о Вильгельме Дильтее. М.,1995. С. 162

[24] Там же. С.170

[25] Гадамер Х.Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988. С. 616

[26] См. Гадамер Х.Г. Язык и понимание // Актуальность прекрасного. М., 1991. С. 48

[27] Gadamer H. G. Gesammelte Werke. Bd. 2. Tubingen, 1990. S. 17-18

[28] Название книги «Истина и метод» поддерживает мнение, что герменевтика – это методология. Гадамер вероятно снял бы недоразумению, если бы сохранил первоначальное название "Основы философской герменевтики". Не удивительно, что для многих истолкователей Гадамера оставалось неясным, в каком смысле он говорит собственно о методе. См.: Ricoeur P. Hermeneutics & Human Sciences. Cambridge, 1981, p. 43-62

[29] Гадамер. Х.Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. 345

[30] Там же. С. 421

[31] См.: Гадамер Х-Г. Текст и интерпретация // Герменевтика и деконструкция. СПб., 1999

[32] Деррида Ж. Позиции. Киев, 1996. с.20.

[33]Там же.

[34] Там же. С. 229

[35] Флоренский П.А. Иконостас. Имена. М., 1998. С. 228.

[36] Там же. С. 242

[37] Там же. С. 234

[38] Бахтин М.М. Автор и герой. // Эстетика словесного творчества. С.63

[39] Там же. С. 74

[40] Там же. С. 78

[41] Там же. С.100

[42] Там же. С.110

[43] Согласно Гомеру, Одиссей заткнул уши не себе, а своим товарищам, и велел привязать себя к мачте.

[44] Ср. Ницше Ф. О будущем наших образовательных учреждений. Философская проза. Стихотворения. Минск. 2000. С. 147

[45] Там же. С. 91

[46] Там же

[47] Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т.2,с.304

[48] [48] Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб., 2001. С. 43

[49] Хабермас Ю. Моральное сознанте и коммуникативное действие. СПб., 2002. С. 92

[50] Там же. С.105

[51] Там же. С. 150

[52] Там же. С. 160-161

[53] Рорти Р. Случайность, ирония, солидарность. Екатеринбург. 1995. С. 90

[54] Рорти. Р. Там же. С. 99

[55] Деррида Ж. Позиции. Киев. 1996. С. 14

[56] См.: Луман Н. Медиа коммуникации. М., 2005

[57] Пинкер С Язык как инстинкт. М., 2004. С. 266

[58] Зубов А.А. Современное состояние теории происхождения человека. //Многомерный образ человека. М., 2007. С. 224

[59] Луман Н. Медиа коммуникации. М., 2005

[60] Маклюэн М. Галактика Гуттенберга. Киев. 2003. С. 67.

[61] Там же. С. 56

[62] Там же. С. 87

[63] Маклюэн М. Там же. С. 65

[64] См.: Thomas M. Seebohm. Ratio und Charisma Ansaetze und Ausbildung eines philosophischen und wissenschaftlichen Welterstaendnisses im Moskauer Russland. Bonn. 1977.

с. 484.

[65] Флоренский П.А. Имена: Сочинения. М., 1998. С. 366

[66] Там же. С. 365

[67] Там же. С. 367

[68] Там же. С. 370

[69] Там же. С. 369

[70] Там же

[71] Там же. С. 378

[72] Там же. С. 380

[73] Там же. С. 382

[74] Там же.

[75] Там же. С. 383

[76] Там же. С. 389

[77] Там же. С. 350

[78] Там же. С. 356

[79] См. Леви-Стросс К. Путь масок. М., 2000

[80] Там же. С. 361

[81] Платон. Федр. Соч. в 3-х томах. Т.2. С. 185

[82] Там же. С. 187

[83] Бельтинг Г. Икона и культ. с. 99

[84] См. Слотердайк П. Сферы I. Пузыри. СПб., 2007

[85] Нил Сорский. Наставление о душе и страстях. СПб., 2007. С. 24

[86] Нил Сорский. Там же. С. 62 – 91

[87] Сказание о Борисе и Глебе // Памятники литературы Древней Руси. М., 1980. С. 301

[88] Там же

[89] Бадью А. Апостол Павел. М., 2007.

[90] Дильтей В. Построение исторического мира в науках о духе. Собр соч. В 6 т. Т. III. М. 2004. С. 281

[91] Барт Р. S/Z. М., 1994. С. 12

[92] Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1992. С.421

[93]. Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. С. 64

[94] Там же. С.22

[95] Там же. С. 30

[96] Деррида. Ж. Слухобиографии: Учение Ницше и политика имени собственного / СПб., 2002.. С. 44

[97] Там же. С. 47

[98] Там же.

[99] Там же. С. 50

[100] Там же.

[101] См. Элиас Н. О процессе цивилизации. Т. 1-2. М. 2001

[102] Там же. С. 344

[103] Там же. С.146

[104] См.: Абаев Н.В. Чань-буддизм и культурно-психологические традиции в средневековом Китае. Новосибирск. 1989.

 

[105] Обветшавшие суда, на которые сажали нищих, бродяг, юродивых, и отправляли в открытое море.

[106] См. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. М., 1997.

[107] Слотердайк П. Сферы II. СПб., 2007. С. 691

[108] Фуко М. Ненормальные. СПб, 2007. С. 642

[109] Рикер П. Конфликт интерпретаций.М.,1995.С.222