Наставление как форма духовной практики.

Исихастское аскетическое учение предполагает использование особенных форм коммуникации и прежде всего – молчания. Как труд и молитва, оно используются исихастами в терапевтических целях для борьбы с опасными страстями. Если в философии обучение предполагало интеллектуальную работу ума, то в религии оно практиковалось как вспомогательное средство очищения души. Более того, схоластика – это тоже аскеза. Тому, кто старательно и много учится, не до девушек. Аскеза может достигаться разными средствами. В принципе, чтение и медитация сами по себе не есть нечто уголовно наказуемое. Однако, христианская аскеза требует больше, чем соблюдение правовых норм. Если речь идет о чистоте души, то в центре борьбы оказываются душевные помыслы. Христианство – это новый уровень цивилизационной деятельности. Прежде внутренним миром интересовались гораздо меньше. Лишь Христианство открывает эпоху переживаний. Литература как способ описания душевных переживаний и делает возможной коммуникацию на этой основе. Конечно, для описания нужны переживания, причем все более экзотические. Но они не обязательно привязаны к каким-либо реальным нуждам или предметам. Внутренний мир может быть виртуальным. Конечно, теория познания стоит на страже и разделяет реальность от вымысла. Но христианство перешагивает эту границу и открывает возможность переживания виртуальных, воображаемых и навязчивых состояний.

И все же учить и писать даже о молчании – это значит втянуться в рефлексию. Кажется, что подход к письму, чтению и наставлению как к формам аскезы приводит к отрицанию и обессмысливанию их как форм интеллектуальной деятельности. Чтобы не грешить, можно писать и говорить любую абракадабру. Но кто ее будет изучать? Пожалуй, только поэты-футуристы использовали абсолютно бессмысленные звуко- и слогосочетания. И если у китайских мудрецов мы ищем и находим зерна мудрости, то и Нил вынужден не просто говорить, чтобы отвлечься от греховных помыслов, но говорить что-то вразумительное, более того, захватывающее. Иначе, кто бы его слушал? Кроме того, письмо предполагает авторитет и традицию. Отсюда "Устав" на самом деле – это ничто иное, как подборка высказываний святых отцов. По отношению к этому сочинению правомерно ставить историко-научные проблемы. В частности, какова культуртрегерская роль Нила, с какими новыми идеями он познакомил русскоязычных читателей? Нил Сорский рассуждает об «умном (мысленном) делании», под которым он разумеет внутреннее, духовное подвижничество, размышление, богомыслие, созерцание и сердечную молитву, или внутреннюю беседу с Господом: «Кто одними устами молится, а об уме небрежет, тот молится на воздух, ибо Бог уму внимает. Чтобы блюсти сердце, да имеем молитву. Ибо в сем состоит первая степень иноческаго возраста; и без сего не возможно умертвить страсти, говорит Cимеон новый Богослов. Бесконечное повторение внутренней молитвы отвлекает от дурных помыслов и уменьшает возможность греха. «Господи Иucyce Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго», - взывай так, говорит преподобный Нил, прилежно, стоишь ли, сидишь ли, или лежишь, взывай, ум затворяя в сердце, и, сколько можно, сдерживая для безпрепятственности внутренней, самое дыхание, чтобы дышать не часто, В том, чтобы, как говорят Отцы, сдерживать дыхание и нечасто дышать, - в том самый опыт вскоре удостоверить, колико полезно сие для сосредоточения (собрания) ума в молитве.»[85]

В сочинениях Нила отсутствует полемический компонент, хотя он негативно расценивал состояние и распорядок монашеской жизни. Собственно, не вызывает одобрения и устранение Нила от существующих форм монастырской коммуникации. Как поучение инокам, основанное на трудах предшественников, «Устав» с точки зрения требований аргументации, логики и даже грамматики далеко не самое совершенное сочинение. Квалификация «Устава» как психологической теории тоже не вполне корректна. Нил развивал доктрину делания. Теория души играет по отношению к практике вторую роль. К тому же эта теория некритична, психологическое знание души поставлено на службу аскетической цели. Поэтому лучше говорить не о теории, а о системе технического знания, полученного благодаря аскетическому опыту. Легитимность его достигается ссылками на опыт святых отцов. Верификация этого знания состоит в повторении аскетической практики.

«Устав» Нила задуман как эффективное средство против греховных помыслов. Поскольку речь идет о лекарстве, всплывает вопрос не только о теории, но и об «аптеке», т.е. разработке психологической теории аскезы, а также об организации дисциплинарного порядка. Нил меньше внимания уделял теоретическим вопросам, зато продумывал до мелочей распорядок жизни. И хотя он предлагал некий средний путь, это не означало, что он был легким. Каждый час монаха должен быть посвящен исключительно душеспасительной деятельности. Нельзя сказать, что Нил чурался теории. В начале своего труда он классифицирует формы эволюции греха, и потом достаточно подробно дифференцирует страсти. Но в основе различий лежит интуиция, чувство, чутье в отношении врага. Здесь очевидно влияние Платона. Его образ стражей государства, главными качествами которых является чутье, составил ядро европейского мышления.

Источник греха Нил видит, строго говоря, не в реальности, например не в том, что сама повседневная жизнь греховна, а в помыслах. Конечно, он отвергает и предметы желания, например, собственность и женщин, которых лучше не видеть. Но все-таки главный враг – это греховная мысль. Но если есть интуитивное чутье к врагу, мысль может быть чистой. Собственно, это и делает полезным душеспасительный разговор. И все же не будет результативным искать у Нила попытки анализа, обоснования, схоластического обсуждения возможности мистического единения с Богом. Нил прошел хорошую выучку и сторонился ересей.

Нил разделил помыслы на плохие и хорошие, и стремился использовать мысль для борьбы с грехом. Против чревоугодия он аргументировал ссылками на смрад съеденной и переваренной пищи, стяжательству он противопоставлял смертность, которая обессмысливает богатство, грешникам угрожал страшным судом и муками ада. Нил выделил 8 греховных помыслов и прописал средства борьбы с ними. Нил дошел до того, что не считал даже хорошие помыслы абсолютно добрыми. Они используются лишь как средство борьбы с грехом. С точки зрения последовательного исихазма, практикующего затвор и молчание, любые мысли стимулируют греховные помыслы. Но это радикальное лекарство предлагается лишь после того, как использованы другие средства. Нил предостерегает против "передозировки".

Возникает вопрос, в каком смысле Нил определяет свой метод как испытание текстов святых отцов? Как связана психология аскезы со спекулятивно-схоластическими вопросами? Какова степень интеллектуальности учения Нила? Строго говоря, если речь идет о молчании мысли, то нет смысла задавать подобные вопросы. Исаак Сирин считал, что только психики прибегают за помощью к мысли, пневматикам схоластика не нужна. Нил лишь провел до конца эту мысль. Ему это удалось лучше, чем византийским богословам, уставшим от греческого интеллектуального багажа. Все, что не имело отношения к аскетической практике, было отброшено. Слово «философия» не употреблялось Нилом. Является этот аскетический пуризм отражением интеллектуальных способностей самого старца, или следствием его ориентации на высшую мудрость?

В отличие от богословия и схоластики речь идет не о проверке или обосновании легитимности. Испытывать священные тексты – это значит ставить эксперименты над собой. Жития можно интерпретировать как способ моделирования поведения людей. Речи и тексты о святых не просто идеология. Идеология предписывает и обосновывает, она воздействует, так сказать, извне, хотя иногда и достигает убеждения. Собственно, церковь тоже ограничивается внешней стороной религии – обрядностью и соблюдением ритуала. Но люди всегда хотели большего, а именно внутренней убедительности, правды-истины, которая переворачивает душу, обращает человека. И именно на это ориентировались святые подвижники. Помимо воздержания, поста и молитвы они пытались справиться со своими страстями путем речи. Даже если они прибегали к молчанию, то запрет касается разговоров с другими, это запрет на болтовню. Сам же святой непрерывно говорит, творит внутреннюю молитву, и это называется «умное делание». Язык функционирует здесь особым способом. Благодаря евлогической риторике тексты воздействуют на поведение людей не как внешние предписания или запреты, а нормализуют сами страсти. Они направлены на душевные состояния и переживания. Собственно, жития святых – это перевод, интерпретация евангелической риторики на национальные языки и поэтому сравнение различных жизнеописаний показывает, как Писание использовалось тем или иным народом для оправдания, точнее прославления собственных целей. Эта национальная редакция Евангелий имела важное государственное назначение.

С антропологической точки зрения язык не просто возвещает истину, но и регулирует поведение, причем путем воздействия на психику. Собственно, устная речь и предназначалась как песнопение-славословие для прославления себя и своего рода. Такая героическая песня внушала уверенность и выводила человека из мира смутных страстей и переживаний на дорогу подвига. При помощи песни и речи человек переводит себя в нормальное состояние, он забывает о своих страданиях и желаниях и выходит на путь героев, которые служат защитниками родной земли.

У Нила Сорского патриотический мотив звучит довольно слабо. Главное внимание уделяется борьбе со своими страстями. Можно сделать предположение, что человек понимается старцем как некая машина желаний. И социальная реальность – это не мир холодного расчета и деловых отношений, а мир страстей. Похоть, чревоугодие, властолюбие, гордыня, зависть – велик список грехов (7 основных и почти 300 дополнительных) им невозможно противостоять внешними запретами. Желания – это энергии, которые можно истощать аскезой и трудом. Но и это не всегда помогает. Жития столпников и затворников показывают, что, забравшись на скалу или закопавшись в землю, живя на хлебе и воде, невозможно избежать греховных помыслов. А ведь христианство требует не просто внешнего послушания, а чистоты помыслов, заботы не о теле, а о душе. Греки путем философии, гимнастики и диетики научились управлять своим телом и своими страстями, но ни не ставили своей целью полного очищения от телесных желаний.

Христианская забота о душе ориентирована на внутреннюю аскезу, на борьбу со страстями и подавление желаний. Собственно, святые – это новые герои, которые демонстрируют победу над внутренним врагом человека, имя которому дьявол. Это не столько существо, сколько общее имя для страстей человеческих. Страсти зарождаются в одной душе и магнетопатическим путем, как вирусы передаются другой. Это происходит при обмене взглядами, словами, телесными прикосновениями. Отсюда в Сорском ските, устроенном по восточному образцу, были приняты жесткие требования контроля, напоминающие нормы санитарного контроля во время эпидемий. Странный поворот от общежития к изоляции и компромисс между монастырем и пещерой отшельника, достигнутый в ските, объясняется не растущим индивидуализмом, а стремлением оградить невинные души от заражения страстями порочных людей. Но что делать с инфицированными? Воздействие дьявола так велико, что почти уже не осталось невинных душ. Поэтому необходимы эффективные лекарства.

Нил исчисляет восемь главных страстных помыслов или страстей, от которых рождается множество других: 1) чревообъястный, 2) блудный, 3) сребролюбный, 4) гневный, 5) печальный, 6) уныния, 7) тщеславный и 8) гордостный.

1. Для борьбы с чревоугодием Нил напоминает, что и самая сладкая и благовонная пища весьма скоро обращается в смрад: Ведая это, укори себя за то, что желаешь алчно той сладости и приятности для чувств, которая так скоро превращается в злосмрадие.

2. Против блудного помысла необходимы следующие предосторожности: Сохраняй себя от собеседования с женщинами и от взирания на них; удаляйся от сожительства с юными, женовидными и красивыми лицами, и от взоров на них удерживайся. Наконец отнюдь не слушай ни от кого непристойных разговоров, коими раздражаются страсти".

3. Преодоление недуга сребролюбия не требует больших усилий, важно не давать ему укрепится. Для этого лучше всего помнить о смерти: Разумея краткую нашу жизнь, попечемся о смертном часе, не вдаваясь в молвы миpa сего и в попечения неполезныя. Хотя бы мы и весь мир прибрели себе, но в гроб вселимся, ничего не взяв туда из миpa сего, ни красоты, ни славы, ни власти, ни чести, ни другаго какого-либо здешняго блага.

4. Тот, кто испытывает гнев, должен помнить, что прощение своих грехов предполагает прощение чужих.

5. Великим подвигом души Нил считал борьбу с унынием: Лют сей дух- дух уныния; а совокупляясь с духом скорби и чрез него подкрепляясь, он становится лютее и тягостнее. Он нападает с наибольшею силою против живущих в безмолвии. Когда воздвигнутся на душу жестокия волны уныния, человек теряет надежду видеть конец их, и враг влагает ему мысль (убийственную), что велико его страдание в настоящее время, а впоследствии еще увеличится, что он оставлен Богом.

7. Много бдительности нужно нам против духа тщеславия: Надлежит всячески избегать похвал человеческих, таким образом твердо да направляем все ко благоугождению Богу.

8. Кто поработил себя страсти гордости, тот сам для себя и бес и враг, - тот в себе самом носит скорую гибель. Первый урок, говорит старец: ставить себя ниже всех, т. е. почитать себя хуже и грешнее всех человек, и сквернее всех тварей; потому что гордостию преступает порядок, естеству тварей указанный и горше самых бесов, потому что побежден ими. Вот вторый: избирать всегда последнее место, и на трапезах, и в собрании посреди братии; носить худшую одежду; любить черныя и низкия работы; при встрече с братиею, каждаго предварять низким и чистосердечным (неразленным) поклоном: любить молчание; не быть велеречивым в собеседованиях; избегать спорливости и противоречий; быть в трудах, не выказывая себя (нелюбоявленну), и не настаивать на слове своем, хотя бы оно казалось справедливым.[86]

Судя по мрачному «Завещанию», Нилу не удалось справиться с земными желаниями. Он велел бросить свое тело на съедение диким зверям. Конечно, дело можно трактовать так, что он не придавал значения внешней стороне жизни и не заботился о теле, считая его источником греховных помыслов. Тело – медиум общения с дьяволом. Только душа может приобщиться к божественному. Дамаскин утверждал, что после воскрешения будет дано новое тело. Возможно, это и объясняет то пренебрежение, которое Нил выразил в своем «Завещании».