Lambert Academic Publishing. 2011

 

Б.В. Марков. 3

ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА И КОММУНИКАЦИИ. 3

Предисловие. 3

Философия языка и язык философии. 5

Специальный и естественный языки. 11

Эмпирический и концептуальный анализ. 15

Аналитическая философия. 17

Значение "значения". 25

Значение и смысл. 33

Теория речевых актов. 38

Структура и смысл. 45

Теория дискурса. 52

Язык и образ. 56

Философская герменевтика. 58

История герменевтики. 59

Язык как символическая система культуры. 64

Философская герменевтика ХХ в. 70

Границы герменевтического проекта. 78

Философия имени. 83

Магия звука. 83

Автор и герой. 87

Деконструкция голоса. 92

Теория коммуникативного действия. 101

Этика как метод философии. 113

Трансцендентальная-прагматика. 117

Понимание и общение. 120

Язык как предмет философской антропологии. 125

Язык как средство нормализации и социализации человека. 128

Голос и текст. 133

Говорить и слушать. 134

Речь и письмо. 139

Коммуникация человека и Бога. 144

Онтология иконы в древнерусской философии. 144

Лик и икона. 146

История образа. 157

Теология визуальной ориентации. 160

Исповедь. 172

Наставление как форма духовной практики. 175

Послание Бога на национальных языках. 181

Автор и читатель. 187

Автор и апостол. 187

Чтение и книга в процессе цивилизации. 191

Публика. 192

Роль читателя. 199

Экономика и политика имени автора. 202

Дискурсы о теле. 209

Проблема души и тела в современной философии и культуре. 212

Дилемма духовного и телесного в когнитивныхнауках. 218

Забота о себе на Западе и на Востоке. 224

Наслаждение и власть. 235

Реквием сексуальности. 243

Шизоанализ. 255

Медиумы интимной коммуникации. 262

Симпатическая магия. 262

Знаки страсти. 272

Диспозитивы желания. 277

Нагота. 280

Различие мужского и женского. 287

Загадка женщины. 292

Альтруистическая сексуальность. 296

Социально-культурные факторы гендерной эволюции. 299

Общение лицом к лицу. 301

Мать и ребенок. 302

От морды к лицу. 312

История лица. 317

Голос и мелодия. 325

Музыка. 327

Судьба искусства. 330

Язык гостя. 335

Признание другого. 337

Туризм. 343

Знаки искусства. 349

Социалистическая мечта. 349

Символическое производство в России и на Западе. 353

Искусство и экономика в современном обществе. 361

Человек в сетях масс медиа. 364

Эволюция форм коммуникации. 364

Масс медиа. 368

Человек и компьютер. 372

Интернет и глобализация. 376

Философия в эпоху масс-медиа. 381

Россия и Европа. Дискурсы о национальном. 389

Язык этноса. 389

Два лица нации. 393

Национальное и национализм. 398

Другая Россия. 403

Национальный характер. 408

Дискурс о России как символическая защитная система общества. 413

Заключение. 418

Б.В. Марков.

ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА И КОММУНИКАЦИИ.

Предисловие.

Проблема языка, объявленная в начале ХХ в. центральной проблемой философии, похоже, остается таковой и в новом тысячелетии. Язык всегда был и остается предметом пристального внимания человека. Но теперь уже не только философы, но, пожалуй, все пишущие и говорящие, осознают язык как систему, управляющую нами. Слова Хайдеггера: "это не мы говорим языком, а язык говорит нами" принимаются как теми, кто считают его "домом бытия", так и теми, кто использует метафоры "мухоловки", "ловушки" или даже "тюрьмы". Из средства отображения мира и констатации положения дел, из способа выражения переживаний и чувств язык стал расцениваться как нечто самостоятельное и при этом не только неподвластное человеку, но и весьма упрямое и даже репрессивное по отношению к нему. «Язык, — говорил Р. Барт, — это плохой слуга, но хороший хозяин». Весь ХХ век проходил под знаком очень внимательного отношения к языку и осторожного его использования. Уже логические позитивисты указали на значительное число языковых ловушек, в которые попадают не только профаны, но и ученые и особенно метафизики. Дело не ограничивается софизмами и логическими ошибками, часть которых описал еще Аристотель в "Софистических опровержениях". Соблюдение логико-грамматических правил не гарантирует от затруднений, и поэтому программа логического анализа языка постепенно обрастала дополнительными методологическими нормами, регулирующими значение и смысл выражений. Так, еще Р. Карнап призывал к необходимости достроить грамматику и логику наукой о "логическом синтаксисе". Он указывал на тот факт, что существуют правильные, но при этом ничего не значащие и бессмысленные утверждения. Деятельность "логических эмпиристов" была ориентирована на поиски "идеального языка", свободного от недостатков естественного словоупотребления. В сущности, такая же ориентация характерна и для лингвистических и даже этнокультурных исследований. Следы "универсальной характеристики" Лейбница и "идеальной грамматики" школы Пор-Рояля остаются в большинстве специальных и философских теорий и вряд ли исчезнут в дальнейшем. Трудно представить как возможно рассуждение, коммуникация, понимание и перевод без таких ключевых понятий, какими являются "истина", "значение", "смысл", "информация".

Это обстоятельство раскрывалось постепенно, по мере осознания репрессивности единообразных кодексов истины и морали, значения и смысла. Сомнения в безусловной значимости христианской морали, высказанные Ницше, вопрос Л. Шестова о праве разума диктовать критерии истинности всем остальным жизненным практикам, критика научно-технической формы рациональности экзистенциальными философами – все это породило новый стиль философствования, назывемый постмодернизмом. Однако такие названия исторических изменений, как «секуляризация», «революция», «модернизация» часто поддерживают иллюзию радикальных перемен. Те, кто придерживаются старой модели вечного возвращения, имеют все основания утверждать, что отвергнутое чаще всего возвращается под другим именем и скрывается за его респектабельным фасадом. Например, можно критиковать науку и призывать к возрождению человека на основе гуманистического дискурса. Однако, если он останется непроанализированным и неочищенным от репрессивных установок, которыми он заражен в не меньшей степени, чем социально-политический или научно-технический языки, то возлагать на него надежды по меньшей мере наивно и опрометчиво.

Сегодня интерес философии должен сосредоточиться на гуманитарном дискурсе, который раньше не вызывал ни интереса у серьезных ученых, по причине своей "поэтичности", метафоричности, неинформативности, расплывчатости, ни подозрения у критиков идеологии, по причине своей возвышенности и моральности. Однако постепенно это отношение изменилось: под подозрением оказались не только идеология, но и техника, не только наука, но и литература. Дело дошло до обвинений литературы модерна в тоталитаризме. Внимательное и осторожное отношение к литературе вырабатывается далеко не у каждого, кто ее много читает и даже профессионально исследует. Исследователь должен любить свой предмет, чтобы потратить самое дорогое – собственную жизнь – на его изучение. Поэтому редко кто способен критически и скептически посмотреть на самого себя и предмет своей симпатии, не всякий рефлектирует по поводу любви, считая ее безусловной и самодостаточной. Но и любовь не всегда созидательна, и поэтому любое чувство требует такой же бдительности, как и поиски истины. Как ни странно, но чувство и форма симпатии оказываются решающими в выборе тех или иных и не только жизненных, но и профессиональных ориентаций. Это обстоятельство со всей силой обнаруживается при попытке сопоставления и открытия общего и отличительного в программах анализа языка Ф. Ницше, М.М. Бахтина, М. Фуко и Ж. Деррида. Язык имеет самый широкий спектр значений и оценок. В нем видят божественное начало и тайну. Язык как символическая система таит в себе загадку человеческого сознания и культуры. Сегодня популярен радикальный тезис: все есть язык. Идет ли речь при этом о символической нагруженности всего, что происходит с человеком, и тогда язык неотличим от сознания, действующего как понимание и осмысление, или же язык – это форма жизни, в том смысле, что его значения неотделимы от упорядочивающих ее институтов и в этом смысле образуют саму систему порядка?