Философия в эпоху масс-медиа.

Платон притязал на то, что философия, как постижение истины, должна быть опорой государственной власти. Между тем у нее оказались серьезные конкуренты: во-первых, традиционные формы коммуникации, сложившиеся в повседневной жизни людей; во-вторых, технологии государственной власти; в-третьих, христианская медиаимперия, управлявшая людьми на основе божественного логоса. Философия была широко распространена по причине ставки на методы рационального воздействия общества на человека. Сегодня речь идет о закате книжной культуры вообще, следствием которого станет падение интеллектуальных технологий гуманизации человека. Процесс распада книжной культуры охватывает не только политику и масс-медиа, но и повседневные формы жизни. В связи со сменой медиумов философствование радиально меняет свою форму. То на что ориентируется профессиональная философия: создание толстых книг, фундаментальных учебников, дискуссии в центральных журналах, защиты диссертаций, доклады на симпозиумах, а также чтение лекций студентам – все это становится совершенно неэффективным, перестает выполнять важную общественную функцию, ради которой вообщем-то и культивировалась философия как составная часть государственного образования и эффективная форма воздействия на умы людей. Уважение к ней со стороны общества базируется не столько на верноподданических чувствах, сколько на вере в решающую роль слова в деле цивилизации и облагораживания людей. Таким образом можно предположить, что философия играет роль "указчика места" там и тогда, где и когда возникает книжная культура.

Вместе с тем в последние десятилетия все чаще ведутся разговоры о радикальной трансформации метафизики, даже раздаются призывы к ее преодолению, некоторые, несколько преждевременно, заявляют о ее смерти. Поскольку они возникают с завидным постоянством, но не получают эффективного решения, постольку необходимо спросить не нуждаются ли они в уточнении и переформулировании. В спектакулярном обществе, где люди представляют себя на сцене жизни, где политика становится театром, меняются и формы цивилизации образа жизни людей. Слова воздействуют на поведение людей не смыслом и значением, не тем, что они "зацепляют вещи", т.е. соответствуют им, а как магические знаки в ритуальных практиках. В словах и образах становится важным не внутренний смысл, который растолковывают профессора или партийные агитаторы-пропагандисты, а внешние блеск и звук, завораживающие слушателя, наподобие пения Сирен.

Вопрос о переориентации в философии следует связывать не только с саморефлексией, но и с формой самого процесса коммуникации. Во всяком случае следует помнить, что он не всегда протекал в привычной для нас форме чтения книг, слушания лекций, участия в дискуссиях и т.п. Словесно-книжная форма коммуникации - продукт цивилизационного процесса. Ей предшествовали иные способы общения с бытием, в которых знаки имели магико-символический характер и воздействовали на поведение людей минуя размышления. Такая культура была подчеркнуто недемократичной, ибо бытие посылало знаки только избранным и они распоряжались ими не без пользы для себя. Но и профессорская форма коммуникации наследует тезис о доступности значения только дипломированным специалистам, а кроме того в скрытом виде содержит также практику посвящения, т.е некоторого неинтеллигибельного механизма передачи истины.

Новые масс-медиа влияют на поведение людей принципиально иным способом, нежели идеологии. Кино, реклама, комиксы, видеоклиппы, разного рода телешоу – по отношению к ним бессмысленно искать предмет, реальность или идею, которую они отображают. Если видеознаки не соответствуют реальности, то почему люди повинуются им? Экраны наших ТВ напоминают миф о Медузе-Горгоне. Но чем и почему она завораживала людей? Видеознаки – это не обычные знаки семиотики, соотносимые со значениями. Они сами и есть реальность, точнее по своей яркости и степени воздействия на реципиента – они гиперреальность. Массовое искусство ничего не выражает и не отражает, оно творит новые миры. Но видеть в этом свободу было бы не дальновидно. Поэтому перед нами стоит вопрос о том, как философия может работать с такой гиперреальностью?

Поскольку философия - дочь не только удивления, но и сомнения, то способы ее проблематизации состоят в том, чтобы подвергать на прочность наши кажущиеся очевидными и достоверными положения. Почему прекрасный новый мир медиумов вызывает у философов самые серьезные опасения? О чем наши страхи и почему мы боимся, каковы основания наших сомнений - вот вопросы, которые требуется обсудить.

Прежде всего необходимо отдать отчет в том, как устроена наша медиасистема и чем она отличается от прежних форм коммуникации? На глазах одного поколения произошел слом формировавшейся в течение нескольких столетий медиаимперии, основанной на письме и чтении. Взамен искусства влиять понятиями и рациональными аргументами на поведение людей сложилась иная техника, основанная на образах. В современных масс-медиа все большее место занимают иллюстрации и картинки и постепенно главным источником удовлетворения потребности в информации и эстетических ценностях становится голубой экран. Культура интерпретации и понимания письменных текстов стала стремительно закатываться. Наши дети уже не так охотно читают книги и гораздо больше времени проводят за телевизором.

Перечислим аргументы как противников, так и защитников электронных медиумов: Прежде всего они указывают на проблему обучения: книга учит думать, а экран - манипулировать. Современные обучающие программы рассчитаны на подготовку "видиотов". Также самые серьезные опасения вызывает политическое использование новых медиумов. И раньше газеты и журналы использовались для формирования общественного мнения. Однако письменные тексты - идеологии становились объектом критики и таким образом от них можно было дистнцироваться. Современные масс-медиа вовсе не стимулируют обсуждения теоретических проблем. Конечно, дискуссии свободной общественности еще организуются на ТВ, ибо оно идеально для этого подходит (именно на этой основе новые утописты мечтают о возрождении античной "агоры" - прямой демократии). Однако, все они имеют характер "шоу" и не озабочены серьезным анализом проблем, а тем более выявлением предпосылок их возникновения. Массовое искусство ничего не выражает и не отражает, оно творит новые миры.

Новые масс-медиа радикально меняют и формы власти. Россия сегодня – классическое спектакулярное общество, где все “представляют себя другим” и где онтологическая основа (русская идея, народ, Россия), на которую должны опираться убеждающие людей знаки, сама оказывается фикцией и знаком. Отсюда государственная нужда в философии отмирает, философия становится либо частным делом – формой заботы о себе, либо ей остается еще левая сторона дискурса в форме критики происходящего, критики, которая, как на это с горечью обратил внимание Г. Маркузе, не нужна нашим согражданам: они не хуже, а может быть и лучше философов, знают правду о своем положении, но трезво предпочитают сохранить оставшееся, а не экспериментировать с революциями.

Многие либерально настроенные ироники считают, что для философии будет благом, если она перестанет ссылаться на знаки бытия и указывать всем место. Они думают, что сегодня на это претендует только философия, как “последний из могикан” репрессивного прошлого. На самом деле в новом “обществе контроля” никто никому ничего не указывает, а все советуют и рекомендуют. Однако респонзитивная, толерантная, вежливая и даже дружеская форма коммуникации сама по себе вовсе не освобождает людей от принуждения.

Какова стихийная реакция российских философов на интервенцию масс-медиа? Старшее поколение видит в них признак разложения высокой культуры и потому расценивает как нечто враждебное, чему следует активно противостоять и прежде всего административными ресурсами: укреплять традиционную систему образования. Молодые вынуждены реагировать более гибко. Нынешние школьники и студенты младших курсов с трудом читают книги, зато перед экраном чувствуют себя как рыба в воде. Учебники, напоминающие по форме комиксы, становятся все более распространеными. Они вызывают у преподавателей старшего поколения ментальную судорогу. Кажется, что это и есть отрицание философии и можно смело констатировать ее смерть. По инерции книги пишутся и даже читаются, но конец уже близок: молодежь неспособна их читать. Поэтому вопрос об изменении форм философии, о близости ее искусству, в том числе и массовому – это и есть вопрос о ее выживании в новых условиях. Пока мы не поймем, как функционирует этот “прекрасный новый мир”, пока мы не научимся пользоваться видеознаками и не противопоставим взгляду Медузы зеркало, пока мы не поймем тайны сладкоголосых Сирен, мы не можем рассчитывать на выполнение интеллектуального призвания философа: учить людей, говоря на языке Хайдеггера, “видеть непотаенное”, “прислушиваться к голосу бытия”.

Вторжение рекламы в нашу жизнь оказалось грубым и бесцеремонным. Речь идет о новой рекламе, которую мы все еще воспринимаем по старому, т.е как более или менее достоверную информацию о товарах и услугах. На самом деле изображения на рекламных роликах претендуют на то, чтобы быть новой реальностью, чем то вроде платоновского мира идей, являющихся совершенными образцами вещей. Вот так (без запахов, с абсолютно гладкой кожей и густыми волосами, в окружении роскошной мебели и сложной бытовой техники) надо жить, - учит нас реклама. Конечно, и на Западе зрителя зомбируют теми же самыми рекламными роликами (глобализация), что и нас, однако это происходило постепенно, а кроме того реклама не занимает львиную долю времени. Все, в том числе и создатели, страдают от нее, когда смотрят интересную передачу по телевидению, но никто не может ничего поделать. Джин выпущен из бутылки. Телевидение зарабатывает деньги. Однако, это только кажется, что вопрос о рекламе чисто коммерческий. На самом деле рекламируется вовсе не тот или иной товар хорошего или сомнительного качества. Если кому-то непонятно, зачем обнищавшему населению такая дорогостоящая реклама, как она представлена в наших масс-медия, на это можно ответить: главное в ней это не увеличение спроса на товары, а моделирование способа жизни.

Точно также новые политические технологии, используя методы рекламы, добиваются поставленных целей надежее, чем философско-идеологические дискуссии. Новые политические технологии уже не опираются на философско-идеологический дискурс, а используют в основном визуальные знаки: например, политик не формулирует и не доказывает своих программ, а воздействует на избирателей лицом, так сказать, магнетопатически. Философский дискурс не проникает в масс-медиа по причине не политической цензуры, а, как говорят медиа-магнаты, его малопонятности для публики, которая якобы предпочитает тяжелые рассуждения развлекательным, в основном нескромным историям. На самом деле это, конечно, не так. В старые времена утро советского человека начиналось с чтения за завтраком нескольких газет, любимыми среди которых были "Аргументы и факты" и "Литературная газета", в которых обсуждались сложные проблемы. И сегодня молодежь еще не окончательно утратила способность читать и анализиовать прессу, так что публикация философских статей была бы вполне оправданной. Некоторые газеты, например, популярные "Санкт-петербургские Ведомости" и "Час пик" открыли специальные рубрики философского характера, где обсуждаются как политические, так и повседневные проблемы. Но, к сожалению, серьезных аналитических газет становится все меньше, ибо их потенциальные подписчики беднеют.

Переориентация в эпоху Перестройки началась как философско-идеологическая дискуссия о причинах застоя в экономике и о новых перспективах развития. В газетах, на телевидении, на площадях и в аудиториях на сцену вышли профессионалы и талантливые профаны, овладевшие критико-идеологическим дискурсом. Это был звездный час журналистики. Критика, перешедшая в очернение прошлого, усилилась в эпоху Ельцина. В ней уже было меньше аргументации и больше чувства. Точнее грубого материального интереса. Журналисты первыми заплатили за распад государства. Когда тиражи упали они вынуждены были либо ошарашивать читателя все новыми шокирующими сообщениями, либо "продаваться" богатым людям, нуждающимся в поддержке общественного мнения. Блестящим примером рекламных кампаний разного рода фирм, выкачивающих последние сбережения обнищавшего населения, была реклама "МММ". Удивляло, что образованные и неглупые люди, понимающие, что деньги зарабатываются трудом, вкладывали свои деньги под лозунги типа: "Мы сидим, а денежки идут". Конечно, не везде в мире деньги зарабатываются тяжелым физическим трудом, однако ни одна страна, тем более, такая как Россия, не живет исключительно спекулятивным капиталом. Анализ политических и рекламных кампаний того времени показывает, что на место идеологии пришел миф. Эпоха коммунизма характеризовалась как сказка об отрицательных героях, а эпоха капитализма - о положительных. Конечно, миф, если в него верят, становится самой настоящей реальностью. Деструкция общественной коммуникации по поводу оценки перспектив социального развития, изоляция философии в рамки форумов специалистов, весьма избирательный отбор результатов экспертизы общественного сознания, изобретение все более изощренных способов его манипуляцией - все это создает удручающую картину процесса переориентации.

Как делать рекламу и как к ней относиться – это не простой вопрос. Можно просто работать в рекламном агентстве и утешаться тем, что это не самый грязный способ зарабатывать деньги. Но можно осмыслить рекламу как важнейшую составную часть символического капитала общества. Дело в том, что даже в древности самые примитивные орудия труда воспринимались символически. Постепенно по мере прогресса роль тяжелого физического труда в производстве вещей сокращалась, и они стали продуктами мастерства не только рабочих, но и дизайнеров. То, что думают о вещах пользующиеся ими люди, это также важная составная часть товара, который сегодня быстрее изнашивается “морально”, а не физически. Реклама – это производство символического капитала, который может работать как на человека, так и против него. Аналогичным образом политическая оценка рекламы должна определяться критериями того, насколько она ведет к росту солидарности людей в рамках национального государства.

Философия была широко распространена в бывшем Советском Союзе по причине ставки на методы идеологического воздействия государства на человека. Это были утопические по содержанию, но рациональные по форме методы научного воздействия (марксизм-ленинизм назывался “научной идеологией”). Но избирательные кампании последних лет продемонстрировали возможности иных технологий (“черный PR”), что стало серьезным вызовом политологам старой школы. Речь идет о закате книжной культуры вообще, следствием которого станет падение интеллектуальных технологий гуманизации человека. Процесс распада книжной культуры охватывает не только политику и масс-медиа, но и повседневные формы жизни.

Многие считают, что философы не могут стать безработными, и метафизика не может умереть, ибо даже критика метафизики есть ни что иное как метафизика. На самом деле в связи со сменой медиумов философствование радиально меняет свою форму. То на что ориентируется профессиональная философия: создание толстых книг, фундаментальных учебников, дискуссии в центральных журналах, защиты диссертаций, доклады на симпозиумах, а также чтение лекций студентам – все это становится совершенно неэффективным, перестает выполнять важную общественную функцию, ради которой вообщем-то и культивировалась философия как составная часть государственного образования и эффективная форма воздействия на умы людей.

Считается, что фундаментальная роль философии в развитии общества обеспечивается государством, которое для консолидации людей нуждается в национальной идее. На самом деле никто не надеется, что философия будет способствовать только обоснованию идеологии. Как известно, ее отношения с властью складываются отнюдь не идилически. И вместе с тем, несмотря на критическое отношение к действительности, философия сохраняется как важнейшая часть образования даже в условиях господства тоталитарных режимов. Уважение к ней со стороны общества базируется не столько на верноподданических чувствах, сколько на вере в решающую роль слова в деле цивилизации и облагораживания людей. Таким образом можно предположить, что философия играет роль "указчика места" там и тогда, где и когда возникает книжная культура.

В том, что на место серьезных аналитиков приходят "шоумэны", виноваты не только дурные вкусы людей: восстание знаков - продукт новых масс-медиа. Отсюда вопрос о переориентации в философии следует связывать не только с саморефлексией, но и с формой самого процесса коммуникации. Во всяком случае следует помнить, что он не всегда протекал в привычной для нас форме чтения книг, слушания лекций, участия в дискуссиях и т.п. Словесно-книжная форма коммуникации – продукт цивилизационного процесса. Ей предшествовали иные способы общения с бытием, в которых знаки имели магико-символический характер и воздействовали на поведение людей минуя размышления. Такая культура была подчеркнуто недемократичной, ибо бытие посылало знаки только избранным и они распоряжались ими не без пользы для себя. Но и профессорская форма коммуникации наследует тезис о доступности значения только дипломированным специалистам, а кроме того в скрытом виде содержит также практику посвящения, т.е некоторого неинтеллигибельного механизма передачи истины. Хотя профессор доказывает свои слова ссылками на знания и опыт, добытые предшественниками, тем не менее социальный статус говорящего также имеет важное значение. Профессор не предъявляет студентам каких то телесных знаков своей избранности, однако имеет ученые звания, свидетельства которых - дипломы и аттестаты он предъявляет администрации, и иногда напоминает от этом своим слушателям.