Возникновение теории и критики детской литературы и их дальнейшее развитие в XIX веке

Виссарион Григорьевич Белинский (1811 — 1848) — первый ве­ликий русский критик, родоначальник того направления в отече­ственной литературной критике, которое связано было впослед­ствии с именами Чернышевского, Добролюбова, Писарева и по­лучило название революционно-демократического. Свой литера­турный дар Белинский целиком посвятил созданию эстетической программы реалистического направления и стал в 40-х годах XIX века его идейным вдохновителем. Его неукротимому темпе­раменту необходима была публичная трибуна, а журнальный, пуб­лицистический характер отечественной критики, возникший в России в немалой степени благодаря организаторским способно­стям самого Белинского, как нельзя лучше способствовал выра­жению его взглядов.

Взгляды же его сформировались на основе лучших традиции отечественной литературной критики и достижений прогрессив­ной западноевропейской мысли. Может быть, кое-что в его раз­мышлениях о литературе и признается сегодня устаревшим, но

все исследователи творчества великого критика отдают ему паль­му первенства в разработке последовательной эстетической си­стемы воззрений на искусство, историко-литературной концеп­ции, во введении в литературоведение и критику основных теоре­тических понятий и терминов.

Исходный пункт эстетики Белинского — определение сущно­сти и специфики искусства — лег в основу первой же его статьи «Литературные мечтания», появившейся в 1834 году. Почти одно­временно с ней были напечатаны и его первые небольшие рецен­зии на детские книги. С тех пор наряду с проблемами «взрослой» литературы он постоянно занимался вопросами детского чтения. Около шестидесяти работ посвятил критик детям, создав основа­тельную критико-педагогическую теорию детской литературы.

В отзывах на выходившие в свет издания, предназначенные детям, Белинский проявлял свойственные ему беспощадность и требовательность. Как и в критике «взрослой» литературы, в этих работах ярко горит огонь сжигавшего его гигантского трудового напряжения. Нелегкими были и работа, и жизнь «неистового Вис­сариона», как называли его друзья. Сын далеко не богатого флот­ского лекаря, он вынужден был сложно и тяжко пробивать себе дорогу в жизни, долго хлопотать о признании за ним дворянства, заслуженного отцом. И даже добившись признания, он продол­жал бедствовать, имел лишь один источник существования — литературный заработок.

На литературное поприще Белинский вступил в то трудное время, которое А.И. Герцен назвал «тридцатилетним гонением на школы и университеты». Началось оно после восстания декаб­ристов и продолжалось вплоть до конца царствования Николая I (1825—1855). При нем было создано печально знаменитое «Третье отделение собственной Его Императорского Величества канцеля­рии» — официальный орган политического надзора за обществом. Отделение это управляло отдельным корпусом жандармов, кото­рые и приводили в исполнение распоряжения начальника Тре­тьего отделения. В большинстве учебных заведений были введены телесные наказания. В этих условиях основным требованием Бе­линского стало требование уважения к ребенку. Он настаивал и на развитии индивидуальных способностей ребенка, советовал не забывать о возрастных особенностях детей, заботиться о воспита­нии нравственных и эстетических представлений, о связи воспи­тания и образования с практической жизнью.

Художественная литература, считал Белинский, — важнейшее средство всестороннего воспитания личности. «Книга есть жизнь нашего времени, — писал он. — В ней все нуждаются — и старые, и молодые... дети также».

Всоответствии со своими взглядами Белинский и оценивал все, что издавалось для детей. Текущий день литературы волновал его больше всего, был пищей для постоянных размышлений. При этом критик горячо поддерживал то, что, на его взгляд, было хоть сколько-нибудь удачным.

Но в потоке детских изданий удач он видел немного. Пожа­луй, больше всего его огорчало изобилие плохо переведенных, на скорую руку переделанных книг иностранных авторов, и без того второсортных. Книги эти были для Белинского воплощени­ем низкопробной беллетристики, более опасной для детей, чем корь или оспа. Слащаво-сентиментальными, шаблонными по сю­жетам, заключающими в себе «копеечную мораль» и «нагой дидактизм» называл Белинский переводные сочинения вроде «Цветов нравственности», «Разговоров Эмилии о нравственных предметах», «Благовоспитанного дитяти, или Как должно себя вести». Не менее убийственную характеристику получали и иные отечественные поделки. По поводу книг одного бездарного авто­ра Белинский высказался так: если бы ребенку за какую-то ша­лость предложили на выбор два наказания — чтение произведе­ний этого автора или розги, — то ребенок, пожалуй, выбрал бы розги.

Критикуя подобные произведения, Белинский подходил к те­оретическим размышлениям о специфике детской литературы, об особенностях ее содержания и формы и о том, каким должен быть детский писатель. Наиболее важные определения и выводы кри­тик дал в статье «О детских книгах. Подарок на Новый год. Две сказки Гофмана для больших и маленьких детей. — СПб., 1840; Детские сказки дедушки Иринея. Две части. — СПб., 1840».

Детская литература, считает Белинский, отнюдь не простое занятие, как думают многие. Детским писателем нужно «родить­ся, а не сделаться», здесь мало даже таланта — нужен «своего рода гений». К этому он позже добавил еще целый ряд непременных условий успешной деятельности на ниве литературы для малень­ких читателей. Необходимы «ум возвышенный, образованный»; живое воображение, живая поэтическая фантазия. И — обязатель­но! — «любовь к детям», хорошее знание «потребностей, особен­ностей и оттенков детского возраста».

Великий критик подчеркивал, что влияние книги, прочитан­ной в детстве, чрезвычайно сильно. Особенно если в книге есть и понимание психологии маленького читателя, и высокие художе­ственные достоинства. Ребенок живет не рассудком, а чувствами, тягой к игре, потребностью в ярких красках. И предназначение детской книги — не только образовывать и воспитывать, но и зажигать светлые чувства, дарить радость, эстетическое наслаж­дение.

Суждения Белинского поражают емкостью и богатством мы­сли при весьма лаконичной форме ее выражения. Касаются ли они литературы русской или западной, достоинств или недостатков произведений, их авторского стиля — такие выводы критика всегда четко сформулированы. «Теперь мы должны сделать заме­чание о недостатке собственном "Истории" г-жи Ишимовой, — пишет, например, критик, — это отсутствие колорита, которым бы отличалось одно царствование от другого». Впрочем, несмотря на это, продолжает он, «История России в рассказах для детей» — это важное приобретение для русской литературы, «так богато сочинение ее другими достоинствами, между которыми первое место занимает превосходный рассказ и прекрасный язык, обли­чающий руку твердую, опытность литературную, основательное изучение предмета, неутомимое трудолюбие». А говоря об «Оли­вере Твисте» Ч. Диккенса, он утверждал, что автор «имеет значи­тельное дарование» и роман этот — одно из лучших его произве­дений: «Достоинство его в верности действительности, иногда возмущающей душу, но всегда проникнутой энергиею и юмором; недостаток его — в развязке на манер чувствительных романов прошлого века, а иногда и в эффектах...»

На протяжении всей критической деятельности Белинский горячо отстаивал убеждение, что детское произведение прежде всего должно быть хорошей литературой: принесет пользу ма­леньким читателям лишь то сочинение, «которое может зани­мать взрослых людей и нравится им не как детское сочинение, а как литературное произведение, писанное для всех». При этом он, согласно своим демократическим взглядам, особенно рато­вал за реалистическую литературу — такую, которая поможет детям обрести истинные жизненные ориентиры, а не ложные представления о действительности. «Каково было бы моим де­тям, — писал Виссарион Григорьевич, — когда бы они, вышедши из моего дома на дорогу жизни, вдруг увидели бы, что в свете все делается решительно наоборот тому, как рассказывают детские книжки».

Обращаясь к авторам книг для детей, критик писал: «Не иска­жайте действительности ни клеветами на нее, ни украшениями себя, но показывайте ее такой, какова она есть в самом деле, во всем ее очаровании и во всей ее неумолимой суровости, чтобы сердце детей, научась ее любить, привыкало бы в борьбе с ее случайностями находить опору в самом себе».

Язык детских книг, по мнению критика, должен отличаться «особенной легкостью, чистотой и правильностью», быть «цвету­щим в самой своей простоте». Наиболее подходит тут, полагал он, разговорный язык. В этом утверждении ясно просматривают­ся его демократические взгляды, устремление к народности, ко­торая есть «верность изображению нравов, обычаев, характера того или иного народа». Яркий пример подобных взглядов — его статья «О детских книгах...». В этой работе, а также в написанной незадолго до смерти статье «Несколько слов о чтении романов» (1848) изложены основные мысли Белинского о круге детского чтения. Считая очень важным приобщение детей к богатствам мировой литературы, к «созерцанию общечеловеческого», Бе­линский настаивал на том, что это приобщение должно проис­ходить через «родные и национальные явления»: «Кто не при­надлежит своему отечеству, тот не принадлежит и человечеству». Из зарубежной литературы он рекомендовал для детей «Робин­зона Крузо», «Дон Кихота», романы В. Скотта, Ф. Купера, сказ­ки Гофмана.

В этих статьях затронуты и важнейшие принципы перевода и адаптации художественных текстов для включения их в круг дет­ского чтения. Белинский склоняется к мысли, что иностранные детские книги следует все-таки не переводить, а пересказывать, так как для детей могут остаться непонятными «представляемые писателем нравы, обычаи и положения». Если же «великое произ­ведение» переводится, то это должен быть особый перевод, где исключалось бы все, что может дать детской фантазии «вредное для здоровья и нравственности направление», но сохранялся бы поэтический колорит оригинала.

Много внимания уделял Белинский просвещению детей в об­ласти естественных наук, причем он ратовал за подлинно науч­ное, а не псевдонаучное образование, какое давали многочислен­ные издания, заполнявшие в то время рынок. Но первостепенное значение Белинский придавал гуманитарному образованию. Изу­чение языков (в первую очередь, конечно, родного, русского), отечественной словесности и истории — вот что сделает, по мыс­ли Белинского, из ребенка «человека как в отношении к совре­менной образованности, так и в отношении к гуманности».

Всего четырнадцать лет продолжалась творческая деятельность Белинского, но за это время он проделал столь большую работу, что по праву может быть назван основоположником теории и кри­тики детской литературы, оказавшим влияние на дальнейшее раз­витие детской литературы демократического направления.

* * *

Литературная критика играла особую роль в общественной жизни второй половины XIX века. Традиционно русское обще­ство усматривало в литературе главный центр своего духовного бытия. Говоря о художественном творчестве, критика, по суще­ству, обсуждала актуальные жизненные проблемы и тем самым оказывала огромное влияние на общественное мнение, а значит, и на социальные преобразования. 50 — 60-е годы вошли в историю как время острой критической мысли, общественной активно­сти, подъема культуры и науки. В литературе тогда блистали имена Герцена, Тургенева, Л. Толстого, Салтыкова-Щедрина, Некрасо­ва, Достоевского.

С расширением образованности и ростом культуры усиливает­ся интерес к новым педагогическим идеям, что находит отраже­ние в детской периодике. Появляются журналы «Подснежник» и «Рассвет». Оба эти издания идейно близки журналу «Современ­ник» и стремятся воспитать в маленьком читателе чувство гуман­ности, внушить ему этические и гражданские понятия. Такая их направленность привлекает внимание крупных писателей и уче­ных-педагогов — Шелгунова, Острогорского, Ушинского.

Чернышевский и Добролюбов были последователями Белин­ского в отношении к детской литературе и ее воспитательной роли. Они также придавали большое значение народности детской книги и были убеждены: глубина изображения жизни находится в пря­мой зависимости от духовной близости писателя к народу, когда его интересы ясны автору. Отражение действительной жизни, без лжи и украшательства, — вот, с их точки зрения, обязательное условие успеха для детского литератора.

Оба критика полагали, что основополагающее качество лите­ратуры — правдивость. И не менее важное значение придавали они идейности. Только то произведение ценно, писал Чернышев­ский, прочитав которое читатель «почувствует, что дан толчок его умственной или нравственной жизни». Добролюбов считал, что литература должна быть «проводником идей», причем идей просвещенных. Вместе с тем оба отдавали предпочтение эмоцио­нальному воздействию художественного произведения. Идеи не могут дойти до читателя, особенно юного, если не облечены в высокую художественную форму; необходимы «живые», «опре­деленные» образы, писал Добролюбов. Ведь «сильно почувство­вать и правду, и добро, найти в них жизнь и красоту, предста­вить... может только поэт, и вообще художник». Как специфические черты детской книги оба критика выделяли поэтичность, картин­ность, сюжетную увлекательность.

В 1858 году в «Современнике» возникла дискуссия о пользе или вреде чтения детьми произведений современных писателей — Н. В. Гоголя, И.С. Тургенева, Л. Н. Толстого, С.Т. Аксакова, а также иностранных авторов. Участники обсуждения утверждали, что ма­леньким читателям нужна и полезна лишь та книга, которая мо­жет учить жизни и передовым воззрениям эпохи. Необходимо, чтобы дети воспитывались в новых понятиях; иначе, как писал Добролюбов, они окажутся не способными жить в обществе, ког­да эти новые понятия «войдут в полную силу и сделаются необхо­димым условием гражданского быта». Дети знают старое, но оно их не удовлетворяет — у них новые потребности и новые вкусы. Поэтому они должны читать писателей — «бойцов мысли», при­ходящих в каждую эпоху с передовыми идеями. Детские писате­ли, рассуждающие о добродетелях по старинке, замечал Добро­любов, отстали от времени. Так, «послушание и скромность» если и составляют по-прежнему «украшение юности», то уже не явля­ются основаниями нравственности.

Послушание, покорность, безоглядное повиновение, тради­ционно преподносимые многими тогдашними авторами как глав­ные добродетели ребенка, вызывали особенную ярость Черны­шевского и Добролюбова. Их идеалом был человек-борец, духов­но близкий народу, всегда готовый выступить на защиту его ин­тересов. Такого человека, по их мнению, должна формировать прогрессивная литература. Человек этот должен быть еще и глубо­ко, всесторонне образован, иначе он не сможет осуществлять свое жизненное предназначение. А образовывать нужно с самого ран­него детства.

Будучи убежденными просветителями, критики-демократы уделяли внимание и научной литературе. Их не устраивал уровень книг, популяризующих, например, исторические знания. Многие из этих книг представляли собой жалкие компиляции со свален­ными в кучу именами, датами, событиями. Не лучше обстояло дело с естественно-научными и географическими книгами. Чер­нышевский упрекал существовавшую тогда научно-популярную литературу в бестолковости, пустоте, в унижении детей, недове­рии к их уму. По мысли просветителей, такого рода литература должна давать детям практически необходимые, всесторонние знания в занимательной форме.

Как мы видели, взгляды Чернышевского и Добролюбова на художественную и научно-просветительную литературу в главном совпадали. Однако статьи и книги их, написанные специально для детей, несут на себе отпечаток творческой индивидуальности каждого.

Николай Гаврилович Чернышевский (1828—1889) сумел очень много сделать в самых различных отраслях культуры — литерату­ре, в том числе в теории и критике детской литературы, в исто­рической науке, философии, социологии.

Велики заслуги Чернышевского в деле просвещения народа. При этом, горячо ратуя за более справедливое, демократическое уст­ройство жизни, за раскрепощение народа, он в то же время про­тестовал против его «обожествления». Не спекуляция «мнением народным», утверждал Чернышевский, а освобождение и про­свещение способны превратить народные массы в народ, в де­мократическое общество, живущее по праву и закону. Николай Гаврилович выступал против приукрашивания при изображении «представителей народа» его нравов и обычаев и критиковал рас­сказы Тургенева именно за это.

Очень строго подходил критик к оценкам произведений для детей. Главное требование — правдивость в изображении действи­тельности, без всяких скидок на возраст, так как для ребенка литература — это учебник жизни. Анализируя повесть Шпилевского «Цыганенок» и отмечая в ней ряд «здравых мыслей», Чер­нышевский находил, что все в ней испорчено неправдоподобием ситуации: писатель заставил «помещика не только дать приют цыганенку, но и ухаживать за ним, будто за знатным приемы­шем».

На протяжении всей своей деятельности Чернышевский отста­ивал право детей на полноценную литературу и опровергал доводы ее «ограничителей». Уже в ранней, студенческой, работе «О том, какого рода книги должно давать читать детям» он с иронией от­мечал, что если следовать ханжеской морали ревнителей детской нравственности, то следует изъять из чтения детей не только естест­венную историю, но и такие слова, как «мужчина» и «женщина», «отец» и «мать». Придется также запретить чтение исторических и географических сочинений, особенно о путешествиях, ибо там часто встречается «изнанка жизни». Книги хороших современных писателей, считал он, дают представление о жизни «серьезнее какой угодно грамматики или алгебры».

В произведениях, обращенных непосредственно к детям, Черны­шевский стремился осуществить свои принципы на практике. Пер­вым в списке авторов, с которыми критик считал необходимым знакомить юных читателей, стоял Пушкин. В книге «Александр Сергеевич Пушкин. Его жизнь и сочинения» (1856) Чернышевский писал, что это не только великий поэт, но и человек, сделавший «много добра своей родине». Состоящая из шести глав и приложе­ния, книга эта представляла собою и самую полную для того вре­мени хрестоматию пушкинских текстов, отобранных для детей. При этом она знакомила и с поэтом, и с проблемами современной литературы, с основными ее понятиями. «Надобно детям узнать, кто был Пушкин и что он писал, — отмечал Чернышевский, —...и книжка объясняет своим читателям, что такое просвещение, литература, поэзия, поэт, великий человек, и объясняет эти по­нятия в настоящем смысле, как доступно уму двенадцатилетнего ребенка».

К созданию этой книги Чернышевский, в соответствии со сво­ими принципами, приступил лишь после того, как предпринял серьезное исследование жизни и творчества Пушкина. Вспомним его утверждение, что в детской научно-популярной литературе необходимо глубокое знание материала, свободное владение им. Из множества проблем и фактов критик с истинным педагоги­ческим тактом отобрал то, что следует знать и интересно детям. Эта книга о великом поэте, написанная просто и ясно, испол­ненная живого чувства, и до сих пор остается образцом биогра­фического произведения для юных читателей.

Николай Александрович Добролюбов (1836—1861), как вспо­минал о нем старший друг Н.Г.Чернышевский, «работал чрезвы­чайно много, но не по каким-нибудь внешним побуждениям, а по непреоборимой страсти к деятельности». Великая энергия рож­далась, вероятно, благодаря столь же великому чувству ответствен­ности за судьбу страны. Сегодня, глядя на девять томов его сочи­нений, трудно представить, что умер Добролюбов в двадцать пять лет.

Перу критика принадлежат более пятидесяти рецензий на дет­ские книги и статей о детской литературе, ее значении в жизни маленьких читателей, в их воспитании и просвещении. В этих ра­ботах он исходил из своей концепции соотношения между миро­воззрением и творчеством художника. Критик полагал: если об­щие понятия писателя ложные, если он не обладает четкой миро­воззренческой позицией, то и произведение будет слабым, фаль­шивым; напротив, если общие понятия автора правильны и «впол­не гармонируют с его натурой», то «действительность отражается в произведении ярче и живее и оно легче может привести рас­суждающего человека к правильным выводам и, следовательно, иметь большее значение для жизни». При этом Добролюбов до­бавлял, что собственный взгляд на мир, служащий ключом к характеристике художника, нужно искать в «живых образах, со­здаваемых им».

Добролюбов был убежден, что для создания хорошей детской книжки «нужно иметь особенное дарование». И еще — обладать умением выбрать предмет разговора и его форму. При этом детский писатель не должен забывать о педагогических целях творчества. Его задачи — давать воображению ребенка «надлежащее направление», пробуждать любознательность и укреплять нравственное чувство, сопоставляя его с высокими нравственными примерами.

Добролюбов призывал не уводить детей в мир ложных пред­ставлений и чувств. Он возмущался засильем на книжном рынке «безграмотных, бестолковых, скучных и бесполезных книжонок». В противовес им критик выдвигает произведения «реального на­правления», но с горечью констатирует: таких произведений по­чти нет ни в одной из европейских детских литератур. Между тем только такие книги могут показать юному человеку, куда напра­вить свои лучшие порывы, как воспитать в себе «твердость духа, веру в право и правду».

Казалось бы, все в этих требованиях критика правильно и не может вызвать сомнений. Тем не менее принцип «реального на­правления» налагал на детскую литературу неправомерные огра­ничения. «Реальное направление» для Добролюбова несовместимо с фантастикой, со сказкой. Хотя он и признавал, что при разум­ном отборе сказки помогают «развивать воображение и пробуж­дать поэтическое чувство в детях», но считал, что предпочтение перед «вздором и выдумкой» писательских сказок следует отда­вать просто рассказанному приключению из действительной жиз­ни. Из писательских же сказок он считал возможным рекомендовать детям лишь некоторые произведения братьев Гримм, Гауфа и более всего — Андерсена, так как у него реальные представления «чрезвычайно поэтически принимают фантастический характер, не пугая детского воображения разными буками и всякими тем­ными силами».

Призыв к писателям не создавать детям разлада с действитель­ностью содержится в обширной статье Добролюбова «Обзор дет­ских журналов». В ней критик с жесткой требовательностью ана­лизирует журналы Ишимовой и Чистякова — «Звездочка», «Лучи», «Журнал для детей». Немало язвительных слов высказал он и в адрес Б.М. Федорова. Добролюбов иронизирует над удивительной плодовитостью этого автора: «Ни один цветочек не ушел из-под его стихотворного пера, всякую птичку описал он в стихах, пол­ководцев русских поднял на ноги, философов древних потрево­жил». Исторические сочинения Федорова критик считал просто опасными, так как в них ребенок находит путь «к смиренному сознанию человеческого ничтожества».

В работе «Алексей Васильевич Кольцов. Его жизнь и сочинения» (1858), написанной для юных читателей, Добролюбов стремился «к развитию в детях самостоятельности», чувства достоинства. Книга эта содержала необычный для того времени материал — рассказ о творчестве «мужицкого» поэта, досконально знавшего жизнь про­стого человека. Критик, говоря о чувствах и мыслях поэта, под­робно раскрывал эстетическую сторону его стихов, предлагал де­тям наслаждаться ими и тем самым стать «ближе к народу». Книга эта остро полемична и в отношении ее героя, и в отношении издававшихся тогда биографических работ для детей, которые критик не раз подвергал уничтожающим разборам. Добролюбов стремился наглядно показать, какой именно должна быть настоя­щая биография. Строго обоснованная научно, написанная страст­но и увлекательно, она отражала и педагогические установки ав­тора, и его взгляд на специфику детской книги, ее художествен­ные особенности.