Сергей Владимирович Михалков

Поэт, баснописец, драматург и публицист, С. В. Михалков (род. 1913) известен и как общественный деятель.

Первое стихотворение поэта увидело свет в 1928 году, в одном из журналов Ростова-на-Дону. В творческом становлении литера­тора сыграло большую роль его увлечение баснями Крылова, сказ­ками Пушкина, стихами Лермонтова и Некрасова, а также стиха­ми Маяковского, Есенина, Демьяна Бедного[76].

С 1933 года Михалков печатается в московской периодике. От довольно посредственных взрослых стихов Михалков постепенно перешел к стихам для детей. Поддержал его в этом направлении А. Фадеев.

С. Михалков, как и другие советские поэты, живо откликался на события времени, писал стихи о челюскинцах и папанинцах, о перелете Чкалова через Северный полюс, о пограничниках, о войне в Испании и Абиссинии, о зарубежных пионерах. В 1936 году в серии «Библиотека "Огонька"» увидела свет первая книжка сти­хов Михалкова. Вслед за нею стали выходить и другие, в которых все больше было детских стихов.

В 1936 году была опубликована поэма «Дядя Степа» с иллюст­рациями А. Каневского. Она принесла поэту всенародную славу.

Народное начало в стихотворениях 30-х годов («А что у вас?», «Мы с приятелем...», «Песенка друзей», «Рисунок», «Фома» и др.) выражается в их песенности, афористической емкости фраз, в жизнеутверждающем пафосе. Например: «Мамы разные нужны, / Мамы всякие важны». Или:

 

Красота! Красота!

Мы везём с собой кота,

Чижика, собаку,

Петьку-забияку,

Обезьянку, попугая —

Вот компания какая!

 

Лирика, юмор и сатира, смешавшись, дали почти все оттенки «михалковской» интонации. Молодой детский поэт придерживался линии Маяковского, говоря с читателем языком живым и совре­менным, без налета книжности, о предметах социально значимых. Михалков был в числе тех детских поэтов, кто активно формиро­вал образ своего читателя — «советского ребенка», не довольству­ясь простым отражением действительной жизни. Многие его сти­хотворения стали массовыми песнями, в которых выразилась эпоха с ее диктатом «мы», наивным оптимизмом и искренним патрио­тизмом. Это «Веселое звено», «Веселые путешественники», «Кто в дружбу верит горячо...», «Веселый турист», «Весенний марш», «Песня пионеров Советского Союза», «Сторонка родная», «Наша сила в деле правом...», «Партия — наш рулевой» и др.

Профессиональное признание С. Михалкова началось с «Дяди Степы» (1936) — небольшой поэмы, привезенной из творческой командировки в пионерский лагерь (вместе с песнями «О Павли­ке Морозове», «О пионере Мите Гордиенко», «О пионерском ба­рабане»). Отказавшись от сказочного чуда как непременного в «ста­рой» детской литературе приема, Михалков использовал прием объективации чуда: дядя Степа живет по указанному адресу, дей­ствует в реальной Москве и совершает поступки, невозможные лишь для людей обычного роста. Древний фольклорный образ доб­рого великана обновлен идеями конкретно-социального, идеолого-воспитательного плана. Уже в иные времена Михалков вернет­ся к своему герою в частях-продолжениях «Дядя Степа — мили­ционер» (1954), «Дядя Степа и Егор» (1968), «Дядя Степа — вете­ран» (1981). Долгожительство дяди Степы в детской литературе объясняется тем, что настоящий герой воспринимается «членом семьи», по выражению А. Прокофьева, смена его ролей вторит движению реального времени.

Неожиданный поворот в судьбе Михалкова произошел полу­случайно. Сталин прочел в «Известиях» колыбельную «Светла­на», посвященную автором понравившейся ему девушке, и по-своему принял участие в судьбе молодого поэта: вписал его имя в список писателей, представленных к награждению орденом Ле­нина. Так, в 1939 году поэт получил свою первую награду, послу­жившую ему охранной грамотой в пору репрессий. «Светлана» — произведение этапное не только в смысле житейской биографии: следуя традициям русской классической поэзии — Пушкина, Лер­монтова, Некрасова, автор сочетал глубоко личное чувство и эпи­чески масштабный образ страны, тем самым сделав серьезную заявку на роль государственного поэта.

Почти всю Великую Отечественную войну Михалков служил корреспондентом газеты «Сталинский сокол», побывал почти на всех фронтах, писал очерки, заметки, стихи, юмористические рассказы, тексты к политическим карикатурам, листовки и прокламации. К детям были обращены стихотворения «Братья», «Да­нила Кузьмич» и др. Создавалась частями поэма «Быль для детей», в которой дан поэтический обзор всех лет войны (работа над по­эмой охватывает 1941-1953 годы). Бойцам были адресованы мно­гие стихотворения о детях. Один из заметных фактов газетной пе­риодики 1942 года — сделанный Михалковым обзор детских пи­сем, приходивших на фронт. После войны многие из «взрослых» произведений Михалкова оказались пригодны и для детей — по­эма «Мать», стихотворения «Карта», «Детский ботинок», «Пись­мо домой», «Откуда ты?», «Ты победишь!», «Солдат». Творческое наследие военных лет вошло в сборники «Служу Советскому Со­юзу» (1947) и «Фронтовая муза» (1976).

В соавторстве с Габриэлем Аркадьевичем Урекляном, высту­павшим в печати под псевдонимом Г. Эль-Регистан, С. Михалков написал текст Государственного гимна СССР (1943). На памятни­ке советским воинам в Вене начертана эпитафия из двух четверо­стиший Михалкова. «Имя твое неизвестно, / Подвиг твой бес­смертен» — эти слова, выбитые на граните Вечного огня у Крем­левской стены, также сложены им.

Несмотря на активное участие в жизни Советской страны, Ми­халков только в 1950 году вступил в ряды КПСС. В автобиографии он объясняет этот шаг как единственную возможность для чест­ных людей реализовать свои творческие устремления и «укрепить свои жизненные позиции в обществе, которое развивалось в рам­ках тоталитарной, жесткой идеологической системы». «В 1991 я не вышел, а выпал из КПСС. И в моем преклонном возрасте пред­почитаю оставаться вне какой-либо партии», — добавляет он[77].

Широко известно басенное творчество Михалкова. Осваивать жанр басни поэт начал по совету А. Н. Толстого. Было это в 1944 го­ду, когда широко отмечался юбилей Крылова. Первые басни «Заяц во хмелю», «Лиса и Бобер» Михалков послал Сталину, и вскоре они появились в «Правде» с рисунками Кукрыниксов. В его сти­хотворных и прозаических баснях отразился советский обыватель в разных своих типажах: власть имущие чины, их прихлебатели, бездари от науки и искусства, наивные простаки и пр. Наиболее частый басенный конфликт — между ограниченной в своем само­довольстве властью и трусливой «чернью». Аллегории зверей и птиц у Михалкова всегда имеют прямое отношение к социальным реа­лиям, к непосредственным впечатлениям («Вот пишешь про зве­рей, про птиц и насекомых, / А попадаешь всё в знакомых...» — «Соловей и Ворона»). Многие его басни, утратив злободневность, сохраняют запас едкого смеха и здравомыслия, обнаруживают новые глубины подтекста. Так, басня «Кирпич и Льдина» ныне может быть прочитана как аллегория ушедшей эпохи:

 

Плыл по реке Кирпич на Льдине,

Он у неё лежал на середине

И всё учил её, что не туда плывёт,

Что надо бы прибавить ход,

Что нужно иначе держаться:

Напрасно не трещать и к берегу не жаться!

А Льдина таяла, приветствуя весну...

Пришло мгновение — Кирпич пошёл ко дну.

Кирпич напомнил человека мне,

Что думал про себя: «Я на коне!»

Учил других, командовать пытался,

А сам не на «коне» — на льдине оказался!

 

С. Михалков написал около двухсот басен, из которых несколько десятков имеют долгую жизнь и входят в крут детского чтения. Этическая идея в таких баснях преобладает над идеологией, а ху­дожественная форма отличается той мерой выверенности и сво­боды, что присуща басням Крылова. В 80-х годах поэт вернулся к этому жанру. Во взрослой периодике были опубликованы басни «Лекарь поневоле», «Пес, Конь и Заяц», «Кроты и люди», «Орел и Курица», «Корни», «Дуб и шелкопряд», «Лев на таможне» и др.

Как драматург С. В. Михалков сложился в 30 —40-х годах. Пер­вая его пьеса — «Том Кенти» (1938) — была вольной инсцени­ровкой «Принца и нищего» Марка Твена. Михалков изменил в романе нравственно-социальные акценты: его Принц не спосо­бен усвоить уроки добра из своих испытаний под именем Тома Кенти, зато сам Том Кенти, получив власть, стал лучше, умнее, благороднее; вместе с Майлсом Гентоном они отказываются от близости к трону и выбирают независимость. Эта пьеса и последо­вавшие за нею создали фундамент театрального репертуара, по­священного пионерии («Коньки», 1938; «Особое задание», 1945; «Красный галстук», 1946). Конфликты этих пьес навеяны сгущен­ной атмосферой тех лет, поэтому намеренно обострены; нрав­ственно-этическая идея продиктована общественным велением. Не лишенные схематизма и трафаретной публицистичности, они все же сыграли в целом положительную роль в становлении совет­ской детской драматургии.

Пьеса-сказка «Веселое сновидение» (другое название — «Смех и слезы», 1946) — дань собственному детству: времени, когда в подмосковном поселке ребята поставили «Три апельсина» К. Гоц­ци, а советы им давал Станиславский, отдыхавший неподалеку. Забавное сочетание сказочной «старины» и современных деталей (герои носят часы, говорят по телефону), утверждение власти радости вместо власти уныния и страха, победа света над тьмою, правды над ложью — все это идейно-художественное построение, лишь отчасти напоминающее сказку Гоцци, пришлось по вкусу юному послевоенному зрителю.

Водевиль «Сомбреро» (1957) — история о «закулисных интри­гах» при распределении ролей в дачном детском спектакле о трех мушкетерах. Эта пьеса предшествует более поздней веселой коме­дии «Сон с продолжением» (1982). «Сомбреро» — самая популяр­ная из детских пьес Михалкова.

Целый ряд публицистических пьес создан писателем в 60 — 70-е годы: «Забытый блиндаж» (1962), «Первая тройка, или Год 2001-й» (1970), «Дорогой мальчик» (1973), «Товарищи дети» (1980). Тематически они близки к пьесам 40—50-х годов, в особенности к идеям и мотивам пьесы «Я хочу домой» (1949) — о возвращении советских детей из плена. Великое противостояние социализма и капитализма стало фундаментальной антитезой этих произведе­ний. Если в пьесе «Я хочу домой» это противостояние выражено прямолинейно, в соответствии с ортодоксальными идеологичес­кими постулатами, то в более поздних пьесах отразилось значи­тельное усложнение проблем мира и войны, настоящего и буду­щего юного поколения.

Прозаическая сказка «Праздник непослушания» (1972) вобрала в себя то лучшее, что было наработано прежде: острую актуаль­ность, развлекательный сюжет с серьезным нравственно-социаль­ным подтекстом, яркую зрелищность эпизодов, стихию комичес­кого — юмор, иронию, сатиру.

В репертуар для дошкольников прочно вошла пьеса-сказка С. Михалкова «Зайка-Зазнайка» (1951). Одной из любимых кни­жек малышей стала сказка по мотивам английского оригинала «Три поросенка» (1936). Долгий успех этих произведений во мно­гом связан с ясной этической идеей, свободной от идеологичес­кой нормативности.

Начиная с 1953 года и до конца 80-х годов Сергей Михалков написал много сатирических пьес для взрослых, в том числе по мотивам произведений Салтыкова-Щедрина, Достоевского, Шук­шина.

С. Михалков всегда подчеркивал, что он в первую очередь дет­ский поэт. В его взрослой лирике, собранной в единственном сбор­нике «Три ветра» (1985), звучат интонации, близкие художественно совершенной «Светлане», — сдержанные, искренние, чуждые красивости или ложного пафоса.

В стихах для детей Михалков делал все больший акцент на по­этическую публицистику (стихотворения «Разговор с сыном», «Служу Советскому Союзу», «В Музее В.И. Ленина», «На родине В.И. Ленина», «Есть Америка такая...» и др.). Если в детской пуб­лицистике военных лет поэт прибегал к форме стихотворного очерка с множеством конкретных деталей (например, «Фашист­ская посылка», «Пионерская посылка»), то позже он отказался от таких проверенных, безотказно работающих в детской аудитории приемов. Без аллегорий или метафор, на едином для взрослого и ребенка языке он заявлял о своей гражданской позиции. Напри­мер, в стихотворении «Будь готов»:

 

Да! Посмей назвать отсталой

Ту великую страну,

Что прошла через войну,

Столько бедствий испытала,

Покорила целину,

А теперь такою стала,

Что почти до звёзд достала

Перед рейсом на Луну!..

 

Образы страны, советских людей по-плакатному обобщены, монументальны. «Страна-подросток», некогда прославленная Мая­ковским, в стихах Михалкова окрепла, возмужала, стала мировой державой социализма. Мотивы молодой радости, путей-дорог, характерные для его поэзии 30-х годов, в 60 —70-х годах смени­лись мотивами исторической славы, державной гордости.

Сергей Михалков известен и как переводчик классиков дет­ской поэзии — болгарина А. Босева, еврея Л. Квитко, поляка Ю. Тувима. Есть у него переводы с украинского, чешского, фран­цузского. Выбирая близких себе по духу поэтов, он исходил из собственного впечатления от первоисточника, поэтому перево­ды производят впечатление оригинальных, михалковских про­изведений.

Тесно связан Михалков с отечественным кинематографом и телевидением. Начиная с 1938 года (с текста к мультфильму «В Африке жарко») по сценариям Михалкова было поставлено более тридцати мультфильмов, художественных и телевизион­ных фильмов, в том числе «Фронтовые подруги» (в соавторстве с М. Розенбергом, 1940), «У них есть Родина» (1949), «Комитет 19-ти» и «Вид на жительство» (в соавторстве с А. Шлепяновым, 1972).

Еще в начале 50-х годов С. Михалков говорил о новых громад­ных потребностях общества, связанных с появлением телевиде­ния. С 1962 года начинает выходить сатирический киножурнал «Фи­тиль», идея которого принадлежит Михалкову; он же много лет был его главным редактором. Найденная им новая форма сатири­ческой публицистики способна была оперативно воздействовать на бюрократический аппарат. Младший брат «Фитиля» — «Ера­лаш» (автор сценариев А. Хмелик) сделался одним из любимых зрелищ не только детей, но и взрослых.

«Русская литература XX века создавалась в Советской России и в лучших своих образцах перешагнула границы всех стран. Эту ли­тературу создавали советские писатели», — подчеркивает Михал­ков в книге «Я был советским писателем».

Борис Владимирович Заходер

Б. В. Заходер (1918 — 2000) известен как детский поэт и пере­водчик зарубежной литературы. Его дорога в детскую литературу лежала через увлечение зоологией (учился на биологических фа­культетах Московского и Казанского университетов) и через две войны — финскую и Великую Отечественную. С отличием окон­чив в 1946 году Литературный институт имени М. Горького, в 1947 году Заходер опубликовал свое первое стихотворение для детей — «Морской бой». В том же году вышел сборник его пе­реводов: «Буква "Я". Веселые стихи польских поэтов». Уже по первым публикациям стало ясно, что Заходер — поэт с бурным темпераментом и особым, игровым отношением к Слову; что он не признает унылых интонаций, серьезных рассуждений. «Весе­лые стихи» — только так можно назвать его поэтическое творче­ство.

Заходер долго печатался в «Мурзилке» и в «Пионерской прав­де», но не издавал книг. Наконец стали один за другим выходить сборники его стихов и переводов: «На задней парте» (1955), «Мар­тышкино завтра» (1956), «Никто и другие» (1958), «Кто на кого похож» (1960), «Товарищам детям» (1966), «Школа для птенцов» (1970), «Считалия» (1979), «Моя Вообразилия» (1980) и др.

«Звери, птицы и рыбы, густо населившие поэтический мир Заходера, подразделяются на тех, что известны решительно всем, на тех, кого знают разве читатели Гржимека и Даррелла (окапи, коати, суринамская пипа), и на тех, кого найдешь только у Захо­дера, в его вотчине, в Вообразилии», — так определил главную тему поэта критик Ст. Рассадин. Заходер в своем цикле стихов «Мохнатая азбука» (впервые под названием «Про мохнатых и пернатых», 1966) совершает прогулку с детьми по зоопарку; сю­жет цикла давний — использован он и Маяковским, и Маршаком. Его зоопарк — это еще и азбука людских пороков: почти каждое животное по ассоциации соотносится с каким-либо человечес­ким типом. Например, кабан «дик и злобен», змея тупая и недо­брая («мало мозга, много яда»), попугай глуп... Одна лишь ехидна вызывает сочувствие у автора:

 

Эта зверюшка вполне безобидная,

Правда, наружность у ней незавидная.

Люди бедняжку назвали — «ЕХИДНА».

Люди, одумайтесь!

Как вам не стыдно?!

 

Образы животных создаются Заходером иначе, чем привычные всем образы-аллегории в баснях: то или иное качество присваива­ется животному в момент знакомства с ним, тогда как характер аллегорического персонажа закреплен за ним традицией. Спонтанность мышления — вот что отличает поэта Заходера. Ассоциа­ции, каламбуры, перевертыши, логические игры рождаются буд­то на бегу и застывают в стихах:

 

Под собой не чуя ног,

Скачет резвый рапунок.

 

Этот загадочный поскакун (дальний родственник не то ершовского Конька-горбунка, не то мифологического зверя) ведет ро­дословную от пушкинской строки: «И умер бедный раб у ног...» («Анчар»). В речевой памяти ребенка умирает бедный маленький «рапунок»; а есть еще и «большие рапуны» (они «тихо спят и ви­дят сны»).

Игра в слово — основа сказочного вымысла в творчестве Захо­дера — не только в стихах, но и в прозе, и в переводах. В «Моей Вообразилии» (1978; так называется стихотворный цикл) обитают загадочные Кавот и Камут, Чуженица (из «Мухи-Цокотухи» — «На тебе хочу жениться»), Мним, Южный Ктототам. Из-за опе­чатки в словах Кит и Кот меняются местами. Играя в слова-омо­нимы, поэт совершает чудеса: злой Волчок (из колыбельной) пре­вращается в заводную игрушку «волчок» и уже не страшен; живой ежик превращается в ежик-щетку.

 

Вихрем мчится под водой

Головастик молодой.

А за ним — ещё пяток,

А за ним — сплошной поток...

 

Темп стиха и напор действия заставляют вспомнить Чуковско­го, у которого тоже все бегут, скачут, на ходу решая важные воп­росы. Чаще других вспоминается комическая зоология Чуковского из сказок «Муха-Цокотуха» и «Краденое Солнце» с их прозрач­ным подтекстом, легким аллегоризмом («А кузнечик, а кузне­чик — / Ну совсем как человечек...»).

Однако в отличие от Чуковского Заходер придавал большое значение познавательной стороне произведения. Он выступает как поэт-анималист, рассказывая занимательные истории о живот­ных, вступая в диалоги с ними. Например, цикл «Пипа Суринам­ская и другие диковинные звери» (1975) посвящен не сказочной, а вполне реальной зоологии. Мораль присутствует в этих произве­дениях, но ее дидактизм растворен в шутке, игре.

Достаточно ощутимо в стихах Заходера влияние Маяковско­го (в особенности его стихов для детей). Это прослеживается не только в поэтике, близкой к агитационным стихам, но прежде всего в интересе к социальной жизни. Герой Заходера, будь то человек или животное, рассматривается в первую очередь в от­ношении своих социальных функций и качеств. Оттого и просвечивает сквозь зоологический эпос Заходера эпос человеческо­го общества.

Главным же образцом для поэта Заходер называет народное творчество: «Сказка — генотип, генофонд литературы, в ней есть все. Фольклор есть свидетельство единства человеческого рода». Следуя законам устного народного творчества, поэт не записыва­ет сразу новое стихотворение, а много раз вспоминает его; каж­дый раз при этом что-то меняется, слово плотнее становится в строку, и стихотворение наконец отливается в законченную фор­му. По словам Заходера, форма может быть очень простой — слож­ность содержания таится в глубине стиха. Стихотворение подобно красивой решетке: ее хитросплетения можно долго разглядывать, но кусочек простого металла бесконечно сложнее этой решетки, и, если начать его изучать, выйдешь к тайнам микро- и макроми­ра. Стихи не стоит анализировать, разбирать на составляющие, говорит поэт, их надо просто любить, а значит — понимать. Чита­тель легче услышит поэта, если имеет свой запас мыслей, чувств, а также стихов.

Б. Заходер пользуется всей палитрой комического — от мягко­го юмора до иронии и сатиры, — смешивая их во всевозможных пропорциях. Смех его всегда звучит как здоровый и веселый. К тому же речь от лица ребенка сообщает стихотворному повествованию энергию детского оптимизма, а воображению — раскованность.

Разумеется, среди героев Заходера не одни только животные. Есть цикл стихов о школьниках — «На задней парте» (1965). Уже по названию можно судить о тех, кто вызывает авторскую симпа­тию: на задней парте — озорники с добрым сердцем и живым умом.

Прозаические сказки Б.Заходера 60 —70-х годов («Русачок», «Серая Звездочка», «Отшельник и Роза», «Сказка про все на све­те», «Жил-был Фип» и др.) вошли в цикл под многозначитель­ным названием «Скажи для людей». Беря за основу научный факт из зоологии, писатель подводил его под нравственное, т.е. челове­ческое, обобщение (например, симбиоз актинии и рака-отшельни­ка трактуется как проявление долгой дружеской привязанности).

В прозаических сказках также обнаруживает себя фольклор. Так, «Русачок» (1966) — сказка о превращениях Головастика в Лягуш­ку и Зайчонка во взрослого Зайца — построен как типичная на­родная сказка с цепной композицией и обрамлением.

Не менее заметно и литературное, книжное начало, связанное с творчеством Редьярда Киплинга. Например, сказка «Серая Звез­дочка» (1963) построена по-киплинговски, т.е. с системой геро­ев, в которую включен и маленький слушатель сказки. Ежик-сын то и дело перебивает отца вопросами, торопясь все узнать как можно быстрее. А Ежик-папа неторопливо рассказывает сказку о «доброй, хорошей и полезной» жабе с лучистыми глазами, любимице цветов и Ученого Скворца. Одной только научной достовер­ности в описании жизни сада писателю мало — и он переключает главное внимание на нравственную проблему. Ему важно убедить читателя, что нет безобразных животных — каждое по-своему кра­сиво; что нет бесполезных — есть вредители, по-своему тоже кра­сивые. Для человека важно знать, что его любят, а животное бес­покоится о том, сочтут ли его другие «полезным» (маленький Ежик задает сокровенный вопрос: «Папа, а мы... полезные?»). «Серую Звездочку» можно сравнить и со «Сказкой о жабе и розе» В. Гаршина.

В предисловии к «Сказкам для людей» Заходер писал, что эти сказки рассказывают сами звери: «Всем людям — и взрослым, и детям. Звери ведь очень уважают людей, считают, что они сильнее и умнее всех на свете. И хотят, чтобы люди относились к ним хорошо. Чтобы были к ним добрее. И они надеются, что, когда люди их лучше узнают, они станут к ним добрее, именно затем звери и рассказывают о своей жизни, о своих радостях и печалях, о своих веселых приключениях...» Экология и нравственность объе­диняются в миропонимании Заходера.

Переводы (точнее, пересказы) принесли Заходеру, пожалуй, самую большую славу. Дети уже нескольких поколений читают в его пересказе сказки А. Милна «Винни-Пух и все-все-все» (1960), П. Трэверс «Мэри Поппинс» (1968), Дж. Барри «Питер Пэн, или Мальчик, Который Не Хотел Расти» (1971), Л. Кэрролла «При­ключения Алисы в Стране Чудес» (1972; за эту работу переводчик был удостоен международной премии имени Х.К.Андерсена), сказки братьев Гримм «Удалой портняжка», «Бабушка Вьюга», «Бременские музыканты» и многие другие произведения детской мировой литературы.

Подчеркивая, что он пишет пересказ, Заходер оставляет за собой право на свободное обращение с подлинником. Взрослым читателям бывает интересно сопоставлять текст заходеровского «Винни-Пуха» с более строгим, «научным» переводом Т. Михай­ловой и В. Руднева или заходеровскую «Алису» с академическим переводом Н. Демуровой.

Некоторые свои сказки и пересказы Заходер переделал в пье­сы для детских театров. Это «Ростик в Дремучем Лесу» (1976), «Мэри Поппинс» (в соавторстве с В. Климовским, 1976), «Крылья Дюймовочки» (в соавторстве с В. Климовским, 1978), «Приклю­чения Алисы в Стране Чудес» (1982). Б. Заходер — автор либретто оперы «Лопушок у Лукоморья» (1977) и мюзикла «Снова Винни-Пух». Написал он несколько пьес и для кукольного театра: «Очень умные игрушки» (1976), «Русачок» (1977), «Песня про всех на свете» (1982). По его сценариям сняты мультфильмы «Жил-был Фип», «Птичка Тари», «Фантик», «Топчумба» и др. Писал Б. За­ходер стихи и для взрослых читателей.

Яков Лазаревич Аким

Я.Л. Аким родился в 1923 году. Он известен как переводчик, поэт и прозаик, пишущий главным образом для детей. Сочинять стихи Я.Аким стал сравнительно поздно — после войны, когда родилась дочка; ей посвящено одно из лучших его стихотворе­ний — «Первый снег». В 1954 году вышел первый сборник его стихов для детей «Всегда готовы!».

Истоком творчества поэта являются воспоминания о детстве, о родном городе Галиче:

 

Я родился на зелёной улице,

В деревянном, тихом городке, —

 

пишет он в стихотворении «Улица». Образ русской провинции во многом схож для него с образом детства: детство ведь тоже своего рода «провинция» по отношению к взрослому миру. Детство — малая родина каждого человека — является главной темой стихов Акима.

Город, страна, «планета-сад» живы в первую очередь детьми. Соглашаясь с французским писателем А. де Сент-Экзюпери (сказ­ка «Маленький принц»), Аким выводит девиз идеального обще­ства в стихотворении «Дождь на площади»:

 

Миром править должны

Умудрённые опытом дети.

 

Он и сам, отражаясь в своем лирическом герое, чувствует и мыслит как ребенок, хотя и с опытом взрослого. При этом в нем нет инфантилизма — ни настоящего, ни наигранного.

Я. Аким нередко обращается к сюжетам и мотивам широко из­вестных стихотворений, чтобы в своеобразном заочном соревно­вании явить свое мастерство. Вот он, к примеру, соревнуется с Маршаком в изображении игры в мяч. Маршак под ритм игры складывал стихотворение «Мяч»: «Я / Тебя / Ладонью / Хлопал. / Ты скакал / И звонко / Топал». Аким в стихотворении «Малень­кая Майка» передает ритм более сложных упражнений с мячом; если Маршак создал образ самой игры, то Аким — образ играю­щей девочки:

 

Хлоп в ладоши —

И поймала.

Покружилась —

И поймала.

Через ножку —

И поймала.

 

Заметим, что и В. Берестову удалась стихотворная игра в мяч затеянная Маршаком (стихотворение «Девочка с мячом»).

Следы «Федорина горя» Чуковского есть в стихотворении Аки­ма «Двери», следы «А что у вас?» Михалкова — в стихотворении «Наш дом». Сюжеты школьных «маленьких комедий», которые так любила А. Барто, пополнились такими стихотворениями Я. Аки­ма, как «В нашем классе ученица...», «Десять на двенадцать», «Митины каникулы». «Тучкины штучки» Маяковского нашли про­должение в стихотворениях «Полдень» и «Облака» (герой наблюда­ет за метаморфозами облаков и заключает: «Небо я перевернул, / В небе чуть не утонул»).

По перекличке с этими поэтами можно определить широту литературных вкусов автора. Он ценит редкостные метафоры и рифмы Маяковского и строгое письмо Михалкова, игру и фанта­зию Маршака и Чуковского и «реализм» Барто. В то же время соб­ственный поэтический голос Акима звучит вполне отчетливо и хорошо различим по особой камерности переживаний, образов и мотивов. Его муза — тихая. Как будто поэту важно лишь то, что лежит в тайниках памяти, что происходит в глубине души — там, где все еще длится детство. Отсюда и психологизм его произведений.

Детские стихи написаны от первого лица. Их герой — ребенок, каким помнит себя поэт в детстве. Герой немного застенчив, сен­тиментален, он щедр на нежность и скуп на громкие декларации. Семья для него — та первая сфера, где можно не таясь объяснить­ся в любви (стихотворения «Мама», «Мой брат Миша», «Моя ро­дина»). Любое внешнее явление существует только как отражен­ная в душе героя картина. Говорит он как будто не вслух, а про себя. Каждое стихотворение звучит как внутренний монолог или негромкий разговор с единственным другом. Аким ищет в читате­ле друга, умеющего слушать и сопереживать. Другу можно дове­рить и радость, и печаль, и сомнение. Можно рассказать о чем-то очень личном. Например, о лошадях — своей заветной мечте. Они воплощают само детство. В стихотворении «Улица» центром дет­ских воспоминаний являются именно лошади — и возница, кото­рый, может быть, даст мальчику подержать вожжи. В другом сти­хотворении, «Уздечка», заболевшему сыну, бредившему о коне, отец приносит уздечку — «сыромятную, с насечкой, / И пахучего ремня», — и сыну сразу делается легче. Любимая игрушка героя — конь на колесиках («Мой конь»). Звонкая детская радость тоже связана с образом коня:

 

Яблоки-веники,

Весело мне,

Весело мне,

Я скачу на коне!

 

Из-за насыщенности стихов психологическим содержанием сюжетное действие у Я. Акима ослаблено. Его заменяет яркая эмо­ция, усиленная повтором, игрой слов и рифм, неожиданной сменой эмоционального состояния. Так, в стихотворении «Весело мне» чистая, такая понятная в ребенке радость вдруг сменяется неяс­ной тревогой и те же «яблоки-веники», придуманные в минуту веселья, передают уже иное настроение:

 

Яблоки-веники,

Конь мой устал,

Конь мой устал

И скакать перестал.

Яблоки-веники,

Где ж водопой?

Где водопой

С ключевою водой?

 

Психологически так понятно, почему после долгой дороги к другу герой вдруг застывает на пороге дома: «Вышел друг, / А я молчу». Стихотворение «Друг» было написано после войны — как письмо Тимуру Гайдару; оно попало в печать и затем много раз издавалось для детей.

Подтекст, «второй слой» содержания, обнаруживается в лю­бом стихотворении Акима. Поводом к его созданию служит не предмет, а сильная эмоция, связанная с ним, и потому описание не становится скучным, слова ложатся в строку плотно, рифмы помогают друг другу — и все стихотворение выходит правдивым и цельным.

 

Яблоко спелое, красное, сладкое,

Яблоко хрусткое, с кожицей гладкою.

Яблоко я пополам разделю,

Яблоко с другом своим разделю.

 

Я. Аким умеет видеть явление укрупненным, особенно если это явление положительное. Он выделяет то, на что обращают внима­ние дети, и как бы «пропускает», исключает из поля зрения не­интересное и некрасивое, поэтому в его стихах чаще всего царит атмосфера радости. Однако и грусть — красивое чувство, и поэт отдает ему должное.

В одной из бесед с критиком В. Александровым поэт рассказал о своих творческих принципах: «Для того чтобы детские стихи западали в душу, в них должен быть еще какой-то второй слой. А для того, чтобы он был, необходим внутренний повод: огорче­ние, влюбленность, радость, грусть. И потом это в детях прорас­тает... Праздничность, игровая ритмика, интересный сюжетный ход были и остаются важными компонентами стихов для малень­ких. Важными, но не самодовлеющими. Первостепенное значение имеет авторская личность, наиболее полное и талантливое ее вы­явление».

В небольшой поэме «Неумейка» (1956) поэт нашел еще один способ иносказательного нравоучения для малышей. Почтальон ходит по квартирам и ищет ребенка-неумейку, которому адресо­вано письмо. Дети, застигнутые врасплох почтальоном, тут же принимаются за дело. Так, эпизод за эпизодом, развивается игра, и, разумеется, малыш-слушатель в волнении ждет, когда и до него дойдет очередь отвечать почтальону. «Неумейка» — пример произведения для детей, в котором мгновенно возникает обрат­ная связь: малыш и поэт играют в интересную и полезную игру.

Акимовские стихи легко узнаются по звучанию: поэт любит игровые, в духе народной поэзии, перебивки ритма, последнюю строку делает ударной, в его стихах нередки ассонансы и аллите­рации.

Со временем Я. Аким перешел к «суровой прозе» (выражение Пушкина). Первой появилась прозаическая сказка «Стрекоза и лимонад». За нею последовала повесть-сказка «Учитель Так-Так и его разноцветная школа» (1968) — и сразу нашла широкую ауди­торию маленьких читателей. По признанию автора, в основу вто­рой сказки легли воспоминания об отце, погибшем в 1942 году: «Отца я так любил, что долго не мог ни строчки о нем написать. Так бывает, когда теряешь очень близкого человека. Пожалуй, впер­вые я немного рассказал об отце в повести-сказке "Учитель Так-Так..."». Аким дал здесь полную свободу фантазии и мечте. Он «выстроил» идеальную школу и учителем в ней назначил своей авторской волей героя с разумом взрослого и душою ребенка, дав ему имя Так-Так (любимое присловье отца). Образ учителя рож­ден ностальгией по 60-м годам с их идеально-романтическим па­фосом. Примечательно и появление в первых же главах любимого Акимом персонажа — лошади; происходит даже нечто вроде об­ряда посвящения: первый мальчик-ученик «взял из рук учителя вожжи». Идеальная школа должна и строиться иначе, чем обыч­ная. Первым делом Так-Так огораживает красной ленточкой зеле­ную лужайку и сдувает все одуванчики. Возводится эта школа из разноцветных поющих кирпичей по проекту детей: она будет по­хожа на корабль и на карусель. Изучают в школе главную науку — «быть человеком», т. е. понимать всех, кто рядом. Каждый урок в этой школе нужен для жизни, и само учение есть самая настоя­щая жизнь.