Поэзия и русские поэты XX в кругу детского чтения. Серебрянный век

 

Эпоху между 1892 и 1917 годами принято называть Серебряным веком. Это сложный и насыщенный период в истории отечествен­ной культуры. Никогда еще картина литературного мира не была столь пестрой. Множество значительных имен представляли раз­нообразные течения — реализм, символизм, акмеизм, футуризм, новокрестьянское течение и пр. Объединяло деятелей культуры предчувствие глобальных перемен в масштабах всей Земли. XX век воспринимался как начало новой эры, как детство нового челове­чества.

Детство стало одной из ведущих тем литературы. «Человек-книга, в которую записана история мира» — эта модернистская формула выведена М.А.Волошиным из формулы средневековой культуры «Мир есть книга». С учетом единогласного среди мо­дернистов признания, что только детскому сознанию дано при­близиться к постижению истины, из волошинской формулы сле­дует: человек этот — ребенок, и книга эта написана для ребенка. Есть закономерность в том, что на рубеже веков большинство писателей перешло от разработки традиционной темы детства к участию в создании литературы для детей, к критике детских изданий. Писатели, игнорировавшие тему, остались в меньшин­стве.

Реалисты М.Горький и неореалист Л. Андреев искали ответ на загадку будущего, исходя из социальных условий детства; они по­казывали, как «свинцовые мерзости» уходящей в прошлое жизни закаляют детский характер (повесть «Детство» М.Горького) или губят детскую душу недостижимостью мечты о лучшей жизни (рас­сказы «Ангелочек», «Петька на даче» Л.Андреева). Темам народ­ного страдания и нравственного самоопределения ребенка посвя­щали свои произведения и другие писатели реалистического на­правления: П. В. Засодимский, А. И. Свирский, А. С. Серафимович, А.И.Куприн.

Символисты видели в ребенке современного Сфинкса, т.е. су­щество-загадку, поскольку будущее угадывалось только интуитивно. Это отношение выражено в стихах А. Блока:

 

И голос был сладок, и луч был тонок, И только высоко, у царских врат,

Причастный тайнам, — плакал ребёнок О том. что никто не придёт назад.

Акмеист О. Мандельштам провозгласил детское сознание же­ланной нормой человека Нового времени:

Только детские книги читать, Только детские думы лелеять, Всё большое далёко развеять. Из глубокой печали восстать...

Футурист Маяковский саму революцию назвал «детской» («Ода Революции»), а впоследствии назовет СССР «страной-подростком».

Несмотря на возросшую роль темы детства во взрослой литера­туре, литература для детей переживала не лучшие времена из-за ужесточения двойной цензуры — политической и педагогической. Количество детских книг и периодических изданий возросло, но это была в основном так называемая массовая литература, не об­ладавшая большими художественными достоинствами, зато тема­тически привлекательная. Вместе с тем с самого начала XX века, получившего название «века ребенка»¹ шли активные поиски мо­дели «новой» детской литературы. Свой вклад в критику «старой» детской литературы и становление «новой» внесли писатели всех литературных течений.

Элитарную литературу создавали для детей писатели-модер­нисты, такие как К.Бальмонт, А.Блок, В.Брюсов, Ф.Сологуб, С.Городецкий, М.Моравская, О.Белявская, П.Соловьева-АПевго. Центром модернистской детской литературы стал журнал «Тро­пинка».

^1 Название XX столетия возникло благодаря одноименному учению о свобод­ном воспитании ребенка в семье, разработанному шведской активисткой феми­нистического движения Эллен Кей (1849 1926). Русский превод ее книги, по­лучившей всеевропейскую известность, под названием «Век ребенка» вышел в 1905 году. «События в конце прошлого века послужили поводом к изображению нового столетия в виде нагого ребенка, — пишет Э. Кей, — который опустился было на землю, но испуганно отпрянул от нее при зрелище земного шара, усеянного оружием, — и не остается для него ни пяди свободной земли, куда бы он мог поставить ногу». При этом автор ссылается на драму Г. Готе «Отпрыск льва», в которой герой по имени Старший заявляет: «Следующий век будет веком ребен­ка, как этот век был веком женщины. И когда ребенок получит свои права, тогда нравственность станет более совершенной».

Уроки «детского», взятые литераторами у живописцев, спо­собствовали синтезу искусств, подготовившему новый тип дет­ской книги. В литературе для детей стала особенно цениться изоб­разительность. К оформлению книги стали предъявляться более высокие требования, рисунок должен был согласовываться не толь­ко с текстом, но и с подтекстом. От художника детской книги ждали выражения его собственной личности, непосредственно­сти рисунка и свободы интерпретации.

Писатели уже не ограничивались созданием текстов, они ста­ли очень внимательны к оформлению своих произведений. Имен­но в начале XX века сложилось само понятие детская книга как явление художественного порядка. Начало расцвету русской ил­люстрированной книги положила «Азбука в картинах» Александ­ра Бенуа, вышедшая в 1904 году¹.

Новые литературные течения принесли детям сравнительно не­много классических творений (среди них и стихотворения Есени­на, Саши Черного). Однако и в этих произведениях то или иное течение проявилось неотчетливо, будто поэты сами чувствовали, что язык модернизма не может быть понятен ребенку.

В 10-х годах возвращается мода на старинное народное искусст­во. Писатели, художники, музыканты и театральные деятели вос­принимают историю России через призму мифов и сказок. При­мером такого восприятия может служить стихотворение А. Блока «Русь» (1906):

Русь, опоясана реками

И дебрями окружена,

С болотами и журавлями,

И с мутным взором колдуна...

Эта мода продержалась довольно долго и в итоге дала жизнь целой области литературы, стилизованной под фольклорные про­изведения, использующей фантастические мотивы сказок, были-чек, поверий.

Благодаря увлечению писателей стариной дети получили кни­ги, дающие излюбленную пищу для их воображения и чувств. Среди произведений начала XX века, адресованных непосредственно де­тям, назовем короткие сказочки костромского крестьянина Ефи­ма Васильевича Честнякова (1874—1961) — «Иванушко», «Сер-гиюшко», «Лесное яблоко». Они отличаются прямым родством с народной культурой. Это единственные в своем роде авторские произведения для самых маленьких, передающие идеи народной философии и педагогики.

Увлечение стариной сопровождалось вниманием к миру ран­него детства, в котором совершается наиболее интимное, сокро­венное познание родины — через речь, сказки и песни нянек, кормилиц (о роли кормилицы очень сильно сказал поэт Влади­слав Фелицианович Ходасевич в стихотворении «Не матерью, но тульскою крестьянкой...»). Образ няни был вновь поднят на ту высоту, которую некогда задал в своих стихах Пушкин.

Искания модернистов значили очень многое для расцвета дет­ской литературы в 20—30-х годах XX века, для ее обновления в 80—90-х годах. Благодаря опыту модернизма литература для детей стала быстрее и точнее реагировать на современную жизнь, нача­лось освоение языка художественной публицистики. Литература для детей утратила деление по сословиям, обрела, наконец, под­линную демократичность. Писатели стали больше доверять малень­ким читателям и писать для них произведения с глубоким подтек­стом, сложные по художественному строению.

 

В круг детского чтения к началу 60-х годов уже широко и про­чно вошли лучшие образцы русской классической поэзии, пред­ставленные такими именами, как И.А.Крылов, В.А.Жуковский, А.С.Пушкин, А.В.Кольцов, М.Ю.Лермонтов, П.П.Ершов. Да и современные юным читателям поэты, тоже ставшие впоследствии классиками, находили к ним дорогу: это Ф.И.Тютчев, А.А.Фет, А. К.Толстой, А. Н. Майков. Особый интерес критиков, издателей, педагогов, разделявших демократические идеи, вызывали те по­эты, которые стремились рассказать детям о народе и его нуждах, о жизни крестьян, о родной природе: Н.А.Некрасов, И.З.Сури­ков, И. С. Никитин, А. Н. Плещеев. Поэтами-лириками были мно­гие авторы, чьи произведения в 60—70-х годах вошли в круг дет­ского чтения. Русская лирика обрела в их творчестве невиданную до тех пор глубину психологического и социально-философского подтекста, освоила новые, считавшиеся прежде «непоэтичными» темы.

Однако представители блестящей плеяды русских лириков 60— 70-х годов весьма различались по своим общественным позици­ям, по взглядам на поэзию, ее роль и назначение.

Поэтам, группировавшимся вокруг Н. А. Некрасова, таким как И.С.Никитин, А.Н.Плещеев, И.З.Суриков, ближе всего были традиции реализма; они разделяли идею открытой гражданствен­ности и демократизма, тяготели к социальной проблематике. Им было в высшей степени свойственно сочувствие к судьбе народ­ной, к тяжкой крестьянской доле. Они использовали разговорную лексику, чтобы приблизить свои произведения к простому чело­веку. Это было для них особенно важно, потому что они стреми­лись формировать у читателей активную жизненную позицию, высокие гражданские идеалы.

Под знаком «чистой поэзии», «чистого искусства» выступали те, кто развивал романтические традиции русской литературы и ее философскую, общечеловеческую направленность. Это по­эты Ф.И.Тютчев, А.А.Фет и др.

Цельность личности, утраченная современниками, непосред­ственность и яркость чувств зачастую виделись в античности. По­этому усиливается интерес к античной литературе, эстетической нормой признаются эллинская простота и естественность, ясность и прозрачность стиха. Такую поэзию называют антологической. Безмятежная созерцательность, которую поэты-эллинисты, на­пример А.Н.Майков, противопоставляли будням жизни, согрета у них искренностью и душевным теплом.

Федор Иванович Тютчев (1803— 1873) сложился как поэт в кон­це 20—начале 30-х годов. Судьба его была не совсем обычна: пе­чататься он начал в 15 лет, но долгие годы оставался почти безве­стным. Лишь в 1850 году в журнале «Современник» прозвучало высказанное Некрасовым суждение о нем как о замечательном русском поэте. В 1854 году появился первый сборник стихов Тют­чева. Такие шедевры из этого сборника, как «Я встретил вас...», «Есть в осени первоначальной...», «Летний вечер», «Тихо в озере струится...», «Как хорошо ты, о море ночное...» и др., вошли в золотой фонд русской лирики, в том числе и в круг детского чте­ния.

Творчество Тютчева наполнено глубоким философским содер­жанием. Его возвышенные лирические раздумья всегда тесно свя­заны с реальной жизнью, выражают ее общий пафос, главные ее коллизии. Человек видится поэту не только во всей широте даро­ваний и стремлений, но и в трагической невозможности их осу­ществления.

Тютчев беспредельно свободен в своем поэтическом языке и образности: он легко и гармонично сближает слова разного лек­сического ряда; метафора объединяет у него далекие друг от друга явления в цельные и яркие картины.

Главное в лирике Тютчева — страстный порыв человеческой души и сознания к освоению бесконечного мира. Юной, развиваю­щейся душе такой порыв особенно созвучен. Близки детям и те стихи, где поэт обращается к образам природы:

Люблю грозу в начале мая, Когда весенний первый гром, Как бы резвяся и играя, Грохочет в небе голубом...

От самого ритма такого стихотворения возникает чувство прича­стности к животворящим силам природы.

Неохотно и несмело Солнце смотрит на поля. Чу, за тучей прогремело, Принахмурилась земля.

Жизнь природы у поэта предстает драматично, порой в ярост­ном столкновении стихийных сил, а порой лишь как угроза бури. Так, в стихотворении «Неохотно и несмело...» конфликт не раз­вернулся, гроза ушла и вновь засияло солнце; в природе наступи­ло успокоение, как наступает оно и в человеке после душевных бурь:

Солнце раз ещё взглянуло Исподлобья на поля — И в сиянье потонула Вся смятенная земля.

Умение передать «душу природы» с удивительной теплотой и вниманием приближает стихи Тютчева к детскому восприятию. Олицетворение природы иногда становится у него сказочным, как, например, в стихотворении «Зима недаром злится...».

В стихотворении «Тихой ночью, поздним летом...» рисуется как будто неподвижная картина июльской ночи в поле — времени роста и созревания хлебов. Но главный смысл в нем несут гла­гольные слова — они-то и передают подспудное, невидимое, безо­становочное действие, происходящее в природе. В опоэтизирован­ную картину природы косвенно включен и человек: ведь хлеб на поле — дело его рук. Стихи, таким образом, звучат как лириче­ский гимн природе и труду человека.

Чувство слитности с природой характерно и для такого поэта, как Афанасий Афанасьевич Фет (1820— 1892). Многие его стихи — это непревзойденные по красоте картины природы. Лирический герой Фета полон романтических чувств, окрашивающих и пей­зажную его лирику. В ней передается то восхищение природой, то светлая грусть, навеянная общением с нею.

Я пришёл к тебе с приветом Рассказать, что солнце встало, Что оно горячим светом По листам затрепетало...

Когда Фет писал это стихотворение, ему было всего 23 года; молодая, горячая сила жизни, столь созвучная весеннему про­буждению природы, нашла свое выражение и в лексике стихотво­рения, и в его ритмике. Читателю передается владеюшее поэтом ликование оттого, «что лес проснулся. / Весь проснулся, веткой каждой...».

Вполне правомерно, что стихи Фета входят в детские хресто­матии и сборники: именно малышам свойственно чувство радо­стного постижения мира. А в таких его стихотворениях, как «Кот поет, глаза прищуря...», «Мама! глянь-ка из окошка...», присут­ствуют и сами дети — со своими заботами, своим восприятием окружающего:

Мама! глянь-ка из окошка — Знать, вчера недаром кошка

Умывала нос: Грязи нет, весь двор одело. Посветлело, побелело —

Видно, есть мороз...

Не колючий, светло-синий По ветвям развешан иней — Погляди хоть ты!

Радостен мир природы и в стихах Аполлона Николаевича Май­кова (1821 — 1897). Гармоничность, светлое мироощущение свой­ственны были эллинистической поэзии. Близость к ней поэт ощу­щал настолько сильно, что и на русскую природу смотрел, по выражению Белинского, «глазами грека». Майков много путеше­ствовал, и впечатления от заграничных странствий находили от­ражение в его творчестве. Он увлеченно переводил стихи с других языков, а в 1870 году перевел с древнеславянского «Слово о пол­ку Игореве». Его перевод до сих пор считается одним из лучших (1856).

Большое значение для Майкова имело личное знакомство с Белинским. Прогрессивные идеи критика, его стремление к со­вершенствованию общества побудили поэта обратиться к совре­менным темам. Именно тогда были написаны поэмы с явно выра­женными гражданскими мотивами — «Две судьбы» и «Машенька». Это был своего рода ответ на надежду великого критика, что «пре­красная природа» не будет заслонять от глаз поэта «явлений выс­шего мира — мира нравственного, мира судеб человека, народов и человечества...».

В детское чтение вошли те стихи Майкова, которые, по выра­жению Белинского, отмечены благотворной печатью простоты и рисуют «пластические, благоуханные, грациозные образы». Вот маленькое стихотворение Майкова «Летний дождь» (1856):

«Золото, золото падает с неба!» — Дети кричат и бегут за дождём... — Полноте, дети, его мы сберём. Только сберём золотистым зерном В полных амбарах душистого хлеба!

Идиллический взгляд на мир проявляется и в другом его хре­стоматийном стихотворении — «Сенокос» (1856):

Пахнет сеном над лугами... В песне душу веселя, Бабы с граблями рядами Ходят, сено шевеля.

Не нарушает этой благостной картины даже такая грустная строфа:

В ожиданьи конь убогий, Точно вкопанный, стоит... Уши врозь, дугою ноги И как будто стоя спит...

Все это — повседневная жизнь крестьянская, как бы говорит поэт; она протекает среди гармоничной природы и основана на истинных ценностях и радостях — на труде и награде за этот труд: богатом урожае, заслуженном отдыхе после его сбора, когда ам­бары наполнены «золотистым зерном».

Символически звучат и строки другого стихотворения — «Лас­точка примчалась...»:

Как февраль ни злися, Как ты, март, ни хмурься, Будь хоть снег, хоть дождик — Всё весною пахнет!

Здесь не просто вера в неизбежность смены времен года, но и выражение своей поэтической программы, основанной на гедо­нистическом, радостном ощущении бытия. Такое восприятие мира проступает и в «Колыбельной песне», где силы природы — ветер, солнце и орел — призываются, чтобы навеять сладкий сон мла­денцу.

Майков видел свое место среди тех поэтов, которые провоз­глашали целью искусства погружение человека в светлый мир ра­дости. Для Майкова поэзия — это прекрасная форма, в которую облекаются идеи и наблюдения; это вечные высокохудожествен­ные создания, заключающие в себе «божественную тайну», «гар­монию стиха».