Глава 17 Амнезия психотравматического события

«Что грызет и поедает,

то не скоро пропадает»

Русская пословица

В результате процесса диссоциации, при котором избы­точная по силе негативная эмоция приводит к частичной или полной (гораздо реже) амнезии психотравматического собы­тия. Этот феномен — естественная защита организма от пере­грузки негативной информацией, а также симптом диссоциа­ции участка нейронной сети. Встают чисто практические для терапевта вопросы:

Во-первых, диагностический — была ли психотравма?

Во-вторых, надо ли вскрывать амнезированный эпизод?

В-третьих, прогностический — как отразится в будущем на здоровье клиента?

В случаях, если у человека после психической травмы, ко­торую он совершенно не помнит, полное благополучие в пси­хологическом, соматическом и социальных аспектах, то вскрывать данную амнезию смысла нет. Другое дело, что не­обходимо постоянно помнить о травме и наблюдать этого че­ловека не менее 5 лет. Существует мнение, что травматичес­кий эпизод может оставаться амнезированным в течение всей оставшейся жизни человека и никак не проявиться. Но вот повторная психотравма способна «вскрыть» амнезирован­ный участок памяти и в таких случаях посттравматическое стрессовое расстройство протекает гораздо тяжелее и злока­чествен ее.

Но чаще всего амнезированная психотравма проявляется или в виде психологических проблем, или в виде психосома­тических заболеваний.

Можно выделить ряд симптомов, которые косвенно ука­зывают на наличие амнезированной психической травмы:

Флэшбэк — неожиданные, лишь частично связанные с на­стоящим контекстом вереницы образов, сопровождаемые ве-гето-сосудистыми паническими проявлениями и автоматичес­кими действиями.

«Уход» из контекста — в момент беседы человек «отклю­чается» на некоторое время (от мгновений до 2-3 секунд), тело в этот момент «застывает» в каталепсии. Включаясь в контекст, человек полностью амнезирует данный период. Очень похоже на маленький бессудорожный эпилептический приступ. Отличие в том, что при выходе из данного состоя­ния может появляться тремор, вегето-сосудистые проявления и чувство немотивированной тревоги.

Парадоксальное дыхание — в момент беседы человек начи­нает дышать «странным» образом — грудь делает вдох, а жи­вот выдох. Человек этого не замечает, продолжая говорить. Генерализованная немотивированная тревога. Кошмарные сновидения с повторяющимся сюжетом. «Распаковка» амнезии легче всего производится при по­мощи гипнотического подхода. Главное, что необходимо — это мощнейший ресурс безопасности. Иногда на создание раппорта и ресурса безопасности может уходить от несколь­ких месяцев, до нескольких лет.

Интересна работа американского врача Чика (Cheek, 1974), он с 1957 года изучал память у больных после хирурги­ческого наркоза. «Воспоминания о глубоко подавленной ин­формации следуют некоторой естественной последовательно­сти. Первое указание, что вспоминается нечто осмысленное, поступает из очень глубокой зоны центральной нервной сис­темы, в виде реакции на сенсорный стимул, связанный с фи­зиологической адаптацией. Это отражается в потении, в уча­щении дыхания и сердцебиения, еще до того, как появляется некоторый идеомоторный сигнал, свидетельствующий о распознании стресса. И в последнюю очередь сообщение по­лучается на более сознательном горизонте мышления, спо­собном перевести чувство в словесный язык. Эта триада име­ет важнейшее значение, если надо убедиться в достоверности конечной вербализации» (Cheek, 1974). Там же, он пишет:

«Когда субъекта побуждают повторно вспоминать событие на идеомоторном уровне сознания, прежде чем пытаются по­лучить от него словесный рассказ, из этого вытекает два пре­имущества. Первое связано с тем видимым фактом, что каж­дое повторение на уровне, глубже словесного сознания на­капливает все больше информации, по мере того как убывает переживание стресса. По-видимому, повторение повышает горизонт переживания после происшествия, когда оно вновь оживает в более высоких зонах мышления, развившихся в бо­лее поздние годы, и тем самым воспринимается в более отда­ленной перспективе. Таким образом, реальное событие мо­жет быть представлено силе разума и пересмотрено им».

Когда Чик просит пациента возобновить воспоминание о травматическом переживании или сновидении, он ориентиру­ет вначале на идеомоторный сигналинг с использованием со­знательно-подсознательной двойной связки: «Не пытайтесь ощутить это сознательно.... Сначала вы должны узнать эти чувства подсознательно, а уж потом пережить их сознатель­но» (Cheek, 1976).

Для диагностики амнезированной психической травмы в прошлом, можно использовать технику с длинной линейкой, на которой определенное количество делений = 1 году жизни. Просим клиента вспоминать самые яркие события за каждый прошедший год жизни. Указывая на отметку на линейке: «А вот это сколько Вам лет, хорошо 5, какое событие самое яр­кое? Не можете вспомнить, ну и ладно. А вот это 4 года. Что вспоминается?» При подходе к возрасту травмирования мо­жет нарастать физическое и нервное напряжение. Проявлять­ся вегето-сосудистые проявления: гипергидроз, побледнение или покраснение лица и т.д. Клиент может отказаться в этот момент продолжать делать упражнение: «Все, надоело глупо­стью заниматься». Это демонстрирует, что подобрались к травмирующему событию очень близко.

Так называемая «отложенная» форма ПТСР, которая воз­никает через 6 месяцев или много лет после перенесенной психотравмы. Это, на мой взгляд, не что иное, как «распа­ковка» амнезированного участка памяти и вторжение трав­матической информации в сознание.

Вспоминается случай из собственной практики, я его упо­минал выше, но хочу рассказать поподробнее. Мужчина, 46 лет, работает инженером, бывший военнослужащий. Женат, двое детей. В 1995 году по контракту участвовал в боевых действиях в Чечне, по возвращению из зоны боевых дей­ствий, появился сильный страх, вплоть до панической реак­ции, яркие навязчивые эхомнезии, вечером и ночью. В содер­жании эхомнезий совсем отсутствовали чеченские события, в которых участвовал и о которых он рассказывал достаточно спокойно. А постоянно был один и тот же эпизод из другого пласта памяти. В 70-е годы пациент служил в каких-то специ­альных войсках и в составе своей части был направлен с за­данием в джунгли Вьетнама. В живых осталось всего не­сколько человек, в том числе и он. Во время боевых действий, пациент попал в плен к противнику и подвергался пыткой крокодилом, т.е. будучи привязанным за кисти рук над ямой с огромным крокодилом, находился в абсолютно беспомощ­ном положении. И веревку постепенно удлиняли так, что он медленно приближался к голодному зверю. Именно этот об­раз вызывал в пациенте чувство сильнейшей паники.

Со слов жены, пациент никогда не рассказывал об этом эпизоде и не проявлял никакого страха перед крокодилами, неоднократно с детьми ходил в зоопарк, в том числе и в тер­рариум и все было нормально. А на приеме само слово «кро­кодил» вызывало выраженную вегетативную реакцию стра­ха. На протяжении многих лет, психотравматический эпизод был амнезирован и никак себя не проявлял, и «вскрылся» под воздействием новой боевой психотравмы.

А вот с частичной амнезией (когда человек помнит трав­мирующее событие, но не помнит деталей) психотравмирую-щего эпизода необходимо работать по полной программе и «вскрывать» все детали, особенно если наблюдаются какие-нибудь соматические проявления, особенно в виде каких-либо «непонятных» симптомов. Практически всегда такой пациент попадает в заботливые руки соматической медици­ны, где его обследуют как только можно и если накопают на какой-нибудь диагноз, то потом долго и безуспешно лечат, постепенно доводя до инвалидности, а если не находят ника-

ких особых «причин», то направляют к психиатру с диагно­зом «ипохондрия».

Иллюстрирую вышесказанное примером из собственной практики. Девушка, 19 лет, студентка одного из ВУЗов города. На консультацию ее привела мама. Жалобы на наруше­ние сна, тревогу, страх оставаться одной и ходить по улицам. Девушка только что выписана из хирургического стациона­ра, где ей была проведена диагностическая лапароскопия, без особых результатов, кроме постоперационной «Спаечной бо­лезни». В анамнезе, около 2-х месяцев назад, на улице девуш­ка подверглась нападению группы пьяных подростков. Напа­дение было неожиданным для пациентки, каких-либо серьез­ных повреждений она не получила, подростки нанесли ей не­сколько ударов, поиздевались, попугали и отпустили с ми­ром. Через 2 недели у пациентки появились все вышеперечис­ленные симптомы и сильные боли в животе в вечернее время. Во время первого сеанса, пациентке была проведена стандар­тная процедура дестабилизации психотравматического эпи­зода методом визуально-кинестетической диссоциации. На повторном сеансе, пациентка отметила значительное улучше­ние, практически восстановился сон, ночных кошмаров не было, несколько раз самостоятельно ходила в магазин. Но вечером перед сном отметила приступы удушья, которые и раньше были, просто на первом сеансе забыли рассказать психотерапевту об этом симптоме. Было применена реконст­рукция травмирующего события на основе все той же визу­ально-кинестетической диссоциации, и пациентка вспомни­ла, что нападение на нее было сзади, кто-то из нападавших, сзади схватил ее за шарф и немного придушил. Снова была проведена процедура дестабилизации, но на этот раз в основ­ном момента, связанного с удушением. На третьем сеансе, со­стояние удовлетворительное, стала посещать занятия в ин­ституте, приступы удушья более не повторялись. Сохрани­лись только тупые боли в животе. Еще раз была проведена реконструкция эпизода нападения и девушка вспомнила, что когда ее начали душить шарфом, другой нападавший ударил в живот. И эта деталь была проработана тем же способом. Катамнез через 3 месяца, проявления посттравматического

стрессового расстройства полностью отсутствуют, но имеется в наличии «Постоперационная спаечная болезнь».

Так что, если пациент с посттравматическим стрессовым расстройством имеет частичную амнезию травматического эпизода надо быть очень внимательным, и максимально щадя человека, реконструировать все происшествие в процес­се дестабилизации. Иногда пациент сознательно не говорит о наиболее болезненных моментах травматического эпизода, во-первых, из желания избежать боли при воспоминании о каких-то деталях, во-вторых, иногда из чувства стеснения пе­ред терапевтом за то, что в какой-то момент травматического события пациент повел себя, с его точки, зрения плохо, не ге­роически, не красиво. Не отработанные детали психической травмы могут, впоследствии, явиться причиной возвращения симптоматики и становятся основой для различных самоуни­чижающих убеждений последующей стадии ПТСР.

Существуют еще две группы людей, кроме психотерапев­тов, которые активно занимаются оживлением психической травмы у пациентов с ПТСР. Это «любители» и «профессио­налы».

«Любители» — это многочисленная когорта любящих родственников и заботливых знакомых. Движет ими обычное человеческое любопытство, а также убеждение, что, чем под­робнее они будут знать о происшествии, тем лучше смогут помочь. Встречаются настолько въедливые, что их умению задавать вопросы, могут позавидовать многие психотерапев­ты. А на естественный негативизм пациента с ПТСР вспоми­нать детали психотравмирующего эпизода, реагируют оби­дой и усиливают давление, «Неужели ты своей любимой ма­мочке не хочешь рассказать подробнее, что тогда происходи­ло? Нет, значит, ты мамочку не любишь, ты плохой(ая)». Ча­сто такая стратегия поведения родственников значительно ухудшает течение посттравматического стрессового рас­стройства. Создается почва для возникновения и укрепления еще одной проблемы — аддиктивной созависимости. С этим обязательно необходимо работать терапевту. С другой сто­роны, если в семье теплые эмоциональные отношения, реак­ция родственников становится мощным ресурсом. Именно той социальной поддержкой, так необходимой человеку с

ПТСР.

Другая группа людей, активно оживляющих психическую травму, «профессионалы». Это представители различных правоохранительных органов и члены различных комиссий. Им по роду своей деятельности приходится разбираться и восстанавливать подробную картину произошедших собы­тий. Задавая вопросы последовательно и детально, повторяя это много раз, представитель правоохранительных органов вполне может вскрыть амнезированный участок памяти и вызвать, таким образом, мощное проявление ПТСР. К счас­тью для пациентов, такое случается крайне редко. Обычно различные повторные допросы и разбирательства значитель­но утяжеляют течение клиники посттравматического стрессо­вого расстройства. Например, мальчика 10 лет, ставшего жертвой бандитского нападения на квартиру, в зале суда ос­тавили одного, попросив родителей выйти. Мальчик оказал­ся один перед бандитами, хоть они и находились в клетке, и их друзьями, сидевшими в зале. Ребенок пережил еще одну психотравму.

Отсутствует какая-либо юридическая база, учитывающая
последствия терапии на репрезентацию пациентом психо-
травмирующей ситуации. Ведь в процессе дестабилизации
травмирующего эпизода многие детали искажаются и «стира­
ются», что не может не оказывать влияния на показания по­
терпевшего. Другой вариант диссоциативной амнезии
обязательно присутствует на этапе посттравматических изме­
нений личности, травматические воспоминания подавлены и
вроде бы престали быть актуальными. А на первый план вы­
ходят патохарактериологические изменения личности, алек-
ситемия, аддиктивное поведение, которые провоцируют вто­
ричную травматизацию личности. А что делать с первичной
травмой? Единого мнения среди ученых нет. Одни утвержда­
ют, что раз первичная травма перестала быть актуальной, то
и не зачем ее трогать. Другие же, наоборот, считают, что все
равно необходимо «активировать и отрабатывать» основную
психотравму, несмотря на ее амнезию. Истина как всегда где-
то посередине, но в своей практике предпочитаю все-таки
«извлекать» первичную психотравму.

ГЛАВА 18 СЕМЕЙНАЯ ТЕРАПИЯ

«Семья — естественный контекст

как роста, так и исцеления»

Сальватор Мину хин

Декабрь 1994 года, серый зимний сибирский день. Около Окружного дома офицеров стоит кучка женщин, разные по возрасту и одежде, но с одинаковыми лицами, напряженны­ми от страха и «остановившимися» глазами. Это были сол­датские матери и жены, их жизнь в тот момент остановилась, их любимых людей направили в неизвестность — на войну.

Говоря о семейной терапии, необходимо выделять два ас­пекта направления деятельности:

• работа с людьми, подвергшимся той, или иной психи­ческой травме.

• оказание непосредственной специализированной меди­цинской, психологической и реабилитационной помощи са­мим членам семей.

Выходя из среды, порождающей одни психологические проблемы, связанные с угрозой для жизни, кровопролитием и другими негативными факторами, человек сталкивается с не менее серьезными проблемами непонимания, его ненужно­сти в обществе, проблемами трудоустройства, поиска достой­ного места в этой жизни, непонимания его другими людьми и т.д. И именно в этих условиях основной поддерживающей силой становятся самые близкие ему люди: родители, жена, настоящие друзья, а правильнее будет сказать — те особые отношения, которые должны и могут складываться между этими людьми. Несмотря на то, что в силу близости род­ственных и других человеческих связей уже предполагается изначальная способность близких взять на себя функции пси­хотерапевта очень часто, на самом деле, происходит обрат­ное. И это, без преувеличения, становится самой настоящей драмой, а часто и трагедией (Андреева И.А., Барыгин А.С. и др., 1998 г.). Кроме того, что родители и близкие этих лю­дей нуждаются сами в психологической помощи и реабилита­ции как сотравматики (вряд ли есть необходимость говорить о той психотравмирующей ситуации, в которой они

оказались, ежедневно и ежечасно ожидая самой страшной ве­сти, внимая сообщениям теленовостей и вглядываясь в кадры телерепортажей), есть и еще ряд существенных моментов, по которым семья и близкие люди не в состоянии реализовать тот потенциал психологичекой помощи и реабилитации, ко­торыми они не только обладают, но и должны его в полной мере задействовать. M.Bard и D.Sangrey (1979) указывают, что острота психических расстройств у этой группы может не уступать по степени выраженности нарушениям у людей на­прямую пораженными психической травмой. При этом кли­ническая картина в целом характерна для ПТСР и имеет за­тяжное течение без тенденции к успешной переработке. Авто­ры отмечают высокую частоту соматизации состояний пси­хических нарушений в виде повышения артериального давле­ния, расстройства желудочно-кишечного тракта, болевых синдромов (Rinear E., 1985, Rynearson E.K., Masters R. et al., 1988).

Необходимость выделения данных двух аспектов, при всей условности их выделения, объясняется тем, что при по­требности человека в первую очередь в понимании и поддер­жке его со стороны самых близких и родных людей, собствен­ные их психологические проблемы, которых более, чем дос­таточно, не только не позволяют создать необходимую пси­хологическую атмосферу, но и проецируются на него самого, усугубляют и без того непростую ситуацию в плане его ду­шевного равновесия и самочувствия. На основе анализа пси­хогенных расстройств у лиц, потерявших родных в Великую Отечественную войну, В.Г.Архангельский (1946) отмечает до­статочно специфическую картину, называемую им «комплек­сом гибели родных». Он выделяет два варианта таких реак­ций: по стеническому типу, со стремлением отомстить, и в це­лом, небольшой продолжительностью, и по астеническому типу, с преобладанием депрессивных реакций и тенденцией к более затяжному и даже циклическому течению. При этом второй вариант преимущественно связывается с наличием до­полнительных астенизирующих факторов (черепно-мозговые травмы, инфекции и т.п.), а цикличность течения объясняется циклоидными чертами в преморбиде и колебаниями давления ликвора.

Работа с семьей на период, пока их родственник находит­ся в опасной для жизни ситуации, должна складываться из

трех направлений:

— Психологическая коррекция тревоги, ожидания, страха

и т.д.

— Психотерапия и медикаментозная терапия (по показа­ниям) депрессии, бессонницы и т.д.

— Профилактика будущих психологических проблем, связанных с возвращением человека с ПТСР домой.

Родственников полезнее всего занять делом, в принципе любым, чтобы наполнить их жизнь необходимым смыслом. Замотивировать на то, что это дело принесет пользу челове­ку, находящемуся в опасности. Полезно направить внимание в сторону религии, даже не верующих. Молитва — отличная медитативная техника, проверенная веками.

Что делать родным, когда воин вернулся домой? В пер­вую очередь необходимо создать вокруг него, по слова запад­ных терапевтов «эмоциональный кокон безопасности». Это значит максимально оградить клиента с ПТСР от различного рода стрессов, даже незначительных бытовых. Родственни­кам необходимо подробно объяснить, что происходит с чело­веком. Что это состояние напряжения, в котором он находит­ся, является следствием того стресса, который он пережил. Что это состояние — явление временное и необходим какой-то промежуток времени, чтобы он справился с этими пережи­ваниями. Если пациент с ПТСР ничего не рассказывает, то и не надо специально расспрашивать. Полезно чаще говорить, что теперь он дома, что все закончилось. Необходимо отде­лять пациента от его поведения, по принципу детской психо­логии — он изначально хороший, а вот какой-то конкретный поступок или реакция могут быть достаточно неприятными для окружающих. Это не значит, что необходимо абсолютно все прощать, но понимать и аккуратно корректировать пове­дение.

Родственникам, особенно супругам, необходимо понять, что та же раздражительность, чаще всего не связана с внутри-родственными отношениями, а является не только симпто­мом посттравматического синдрома, но и своеобразным сиг­налом того, что происходит вторжение в область чего-то не-

гативного и болезненного для пациента. Необходимо на­учить близких родственников различать первые проявления признаков раздражения и гнева пациента, и говорить себе: «Стоп, дальше ни шагу», и делать или говорить что-нибудь другое или по-другому. Сложности возникают в семьях, в ко­торых супруги эмоционально холодные, не умеющие усту­пать другому, обидчивые и злопамятные, для которых важнее всего их правота. В таких семьях часто через некоторое время наблюдается провоцирование человека с ПТСР на проявле­ния гнева и агрессии, ради вторичной выгоды — роль жерт­вы и получаемое от окружающих сочувствие.

Еще одной проблемой важной для семейной терапии яв­ляется частое нарушение сексуальной функции у людей с ПТСР. Исследование ветеранов Афганистана показало следу­ющее: у комбатантов с проявлениями ПТСР сексуальные на­рушения встречались у 12,5%, а у комбатантов без явления ПТСР у 9% (Пушкарев, Доморацкий, Гордеева, 2000). Харак­терологические особенности тех же комбатантов не позволя­ют им признать, что это их проблема, а чаще всего наблюда­ется проекция на супругу. Что не улучшает семейного клима­та.

Достаточно часто в семейных отношениях, особенно мать-ребенок (даже взрослый), наблюдается своеобразная регрессия семейного функционирования по образцу более ранних схем взаимодействия. Из этой регрессии может на­чать формироваться различные формы созависимости, чаще всего матери, проявлений посттравматического стрессового расстройства, такие как тревожность, нарушения сна и т.д.

Важный момент семейной терапии — профилактика алко­голизма и других форм аддиктивного поведения. Обычно по возвращению ветерана из зоны боевых действий, семья, не то что поощряет алкоголизацию, но относится к алкоголю дос­таточно спокойно, и тревога по поводу злоупотребления ал­коголем возникает в лучшем случае через несколько месяцев, а чаще через несколько лет, когда зависимость уже сформи­ровалась. Необходимо объяснять родственникам, что, если алкоголизация, даже ситуативно вроде обусловленная, про­должается более семи дней подряд, то следует принимать меры, и в первую очередь нужна консультация терапевта. Почему именно неделя, а потому что более длительная алко-(98

голизация явно маскирует какие-нибудь симптомы ПТСР, скорее всего тревогу и депрессивные расстройства.

Кроме настороженности по поводу возможного формиро­вания алкогольной зависимости, необходима насторожен­ность родственников по поводу злоупотреблению наркоти­ческими препаратами. Легкая доступность во многих местах, где вынуждены воевать наши ребята, и атарактическое дей­ствие препаратов гашиша и опия, может привести к тому, что уже к возвращению домой, будет сформирована зависимость от этих веществ. Другой вариант, формирование зависимости уже дома, как осложнение течения посттравматического стрессового расстройства. Необходимо обучать родственни­ков разумной настороженности по поводу непонятных ве­ществ, лекарств, шприцов и возможности «странного» пове­дения людей, перенесших психическую травму.

Пережив трагедию вьетнамской войны и сделав весьма важные для себя выводы из ее уроков, американское обще­ство хорошо знало, что такое посттравматический стрессо­вый синдром и готовилось встретить возвращающихся в 1991 году из района Персидского залива после военной операции «Буря в пустыне» своих солдат, развернув целую программу по их достойной встрече. В обществе был выдвинут девиз: «Энтузиазм, прощение, забота». Одним из основных направ­лений в рамках данного девиза стала работа с семьями воен­нослужащих. Специалистами проводились специальные се­минары и распространялись памятки со следующими реко­мендациями:

Необходимо внимательное и заинтересованное выслуши­вание рассказов своего супруга о том, что ему пришлось пе­режить. Очень важно дать ему выговориться, особенно при моральной поддержке близкого и любимого человека.

Постарайтесь оказать психологическую помощь своему мужу, помогите вернуться в нормальную, привычную жизнь.

Проявите внимание и терпение к проблемам супруга, ко­торые неизбежно возникают после боевого стресса, к его пси­хологическому дискомфорту, к повышенной раздражитель­ности, возможному длительному депрессивному состоянию и т.п. Это временные явления, помогите ему с ними справиться.

Необходимо учитывать, что за это время разлуки вы оба несколько изменились. Нужно какое-то время, чтобы опять

привыкнуть друг к другу. Возвращение мужа к привычной совместной жизни может протекать не без осложнений. Про­явите понимание и терпение.

Особое внимание необходимо уделить детям. Важно, что­бы при восстановлении привычных отношений с супругом они не оказались без должного внимания и заботы.

Создайте благоприятную интимную обстановку. Дайте понять партнеру, что вы в нем нуждаетесь и что пойдете ему навстречу.

Не поощряйте употребление мужем алкоголя. Постарай­тесь тактично дать ему понять, что это весьма пагубно для него, ваших отношений и в целом для семьи.

По каждому из перечисленных пунктов можно развернуть более широкую программу действий, что наверняка и должно происходить при целенаправленной работе с семьями по со­зданию необходимых психологических условий успешной их реабилитации.

Исследования американских психологов показали долго­срочные эффекты на семейную жизнь, когда травматическое событие не было рассказано, и необходимое лечение не про­водилось (Фиглей,1989; Кругмен,1987).

Возможны четыре варианта развития семьи при наличии нелеченного человека с ПТСР.

Первый вариант — частые ссоры из-за повышенного воз­буждения. Акты вербального и физического насилия над дру­гими членами семьи, которые будут это терпеть. Развивается цикл насилия.

Второй вариант — развиваются очень «бедные» навыки близости в семье, не только сексуальные, но и все остальные межличностные навыки общения. Люди с ПТСР избегают эмоциональных тем, становятся очень скрытны в собствен­ных чувствах. Таким образом эмоционально отходят от дру­гих членов семьи. Через некоторое время такая коммуника­ция приводят к недостатку доверия и чувству фрустрации.

Третий вариант — общая неудовлетворенность всей се­мьи. Человек с ПТСР начинает злоупотреблять алкоголем или другими веществами. Семья испытывает периодически кризисы стабильности и в один из них может распасться.

Четвертый вариант — развитие созависимости других членов семьи. Созависимость — это нездоровая зависимость от одного человека до такой степени, что созависимый чело­век жертвует своими потребностями и эмоциями, своей жиз­нью, для удовлетворения потребностей и желаний другого че­ловека. Созависимый человек начинают помогать аддикции человека с ПТСР, скрывая от других, давая деньги и т.д.