Франсуаза Атенаис де Монтеспан (1641–1707)

Фаворитка короля Людовика XIV. В связь с королём вступила в 1667 году. До 1687 года пользовалась расположением монарха. От Людовика XIV имела троих детей, впоследствии узаконенных. Её место с помощью интриг заняла де Ментенон.

* * *

О самых знаменитых куртизанках Людовика XIV Французского довольно метко сказано, что Лавальер любила его, как любовница, Ментенон — как гувернантка, а Монтеспан — как госпожа. Последняя, среди многих других, которым удалось завоевать сердце любвеобильного короля, пожалуй, представляет наибольший интерес.

Происходила она из старинного рода (её отцом был Габриэль де Рошешуар, герцог де Мортемар), как и другие знатные дамы того времени, воспитывалась в монастыре. Её мать, Диана де Грансень, старалась привить дочери принципы благочестия.

Когда в девятнадцать лет Франсуаза-Атена стала придворной дамой королевы и прибыла в Версаль, она ходила к причастию каждый день, чем внушила набожной королеве-испанке очень высокое мнение о своей добродетели. Однако в то же время она сочетала набожность со светским непостоянством и полной снисходительностью к своей особе.

В возрасте двадцати двух лет она вышла замуж за дворянина из своей провинции, маркиза де Монтеспана. Он был моложе её на год. Это был блестящий брак, который соединил родовитость, положение и могущество. Супругам была предоставлена возможность жить вместе или поблизости друг от друга.

Но маркиза де Монтеспан решила рискнуть и подняться ещё выше, когда увидела, какой роскошью окружена любовница короля Луиза де Лавальер. Считая, что во всём превосходит соперницу, маркиза сделала её мишенью своих острот и откровенно явила свою зависть во многих злобных проделках.

В скором времени старания прекрасной интриганки увенчались успехом — она была замечена Людовиком и сделала всё для того, чтобы вытравить образ спокойной и нежной Лавальер из сердца короля. И это тоже удалось ей, а что именно она для этого предприняла, стало известно лишь значительно позднее узкому кругу её современников и самому королю…

Однако открытой связи с королём предшествовали долгие супружеские баталии. Маркиз де Монтеспан оказался весьма неуступчивым мужем. Как рассказывает мадам де Монпансье, это был необыкновенный человек, который при всех непочтительно высказывался в адрес короля, проявлявшего склонность к его супруге, устраивал ей бурные сцены и награждал пощёчинами.

Правда, и Людовик вёл себя крайне несдержанно, ссылаясь при этом на Библию, а именно на пример царя Давида. Он без обиняков заявил маркизу, что тот должен отдать ему жену, иначе Бог покарает его. Маркизу страшно злило, что муж откровенно рассказал о её проказах всем придворным: «Я стыжусь, что моя обезьяна вместе с ним развлекает чернь!»

Высказывания маркиза произвели сенсацию при дворе, и даже Людовик, при всём его властолюбии, почувствовал себя задетым и оскорблённым тем, что не осмеливается открыто преследовать человека, чья жена стала его любовницей…

Когда маркиз узнал, что его старания получить обратно жену бесполезны, а хлопоты при дворе грозят ему преследованиями со стороны тайной службы короля, он одел в траур весь свой дом, сам сел в чёрную карету, распрощавшись с родственниками, друзьями и знакомыми. Он вовремя скрылся, так как в это самое время король уже искал любой предлог, чтобы подвергнуть его судебному преследованию.

Итак, признанная всеми новая куртизанка короля с её безграничным влиянием, самовлюблённая и честолюбивая, стала надеждой и ужасом придворных, министров, генералов.

Она тотчас добилась возвышения своей родни. Само собой разумеется, её отец стал губернатором Парижа, брат — маршалом Франции.

В её салоне собирались сливки аристократии и мира искусств. Она покровительствовала Расину и Буало, добилась пенсии для старого Корнеля. Она помогала Люлли. Она знала, в чём нуждались художники и поэты. Сен-Симон со всей возможной скрупулёзностью и объективностью описывал события при дворе: «Она всегда была превосходной великосветской дамой, спесь её была равна грации и благодаря этому не так бросалась в глаза…»

Мадам де Севинье в письме к своей дочери описывала платье, подаренное одним из богатых и галантных придворных фаворитке: «Золото на золоте. Вышитое золотом, окаймлённое золотом, а всё это перевито золотом, и всё это перемешано с золотыми вещичками, а всё вместе составляет платье из необыкновенной ткани. Надо быть волшебником, чтобы создать такое произведение, выполнять эту немыслимую работу…»

В Версале маркиза занимала на первом этаже двадцать комнат, а королева на втором — одиннадцать. Старшая статс-дама де Ноай несла шлейф маркизы, а шлейф королевы — простой паж. При выездах Монтеспан сопровождали лейб-гвардейцы. Если она отправлялась куда-либо по стране, её должны были приветствовать лично губернаторы и интенданты, а города посылали ей подношения. За её запряжённой шестёркой каретой следовала такая же с придворными дамами. Затем следовали тележки со скарбом, 7 мулов и 12 человек конного конвоя…

Такой женщине, конечно же, были необходимы и подобающие апартаменты. И она получила их. Её резиденцией стал замок в Кланьи, второй Версаль, кстати, расположенный совсем недалеко от первого. Правда, сначала Людовик велел построить в Кланьи лишь небольшой загородный дом для своей возлюбленной, но, когда маркиза увидела его, она объявила, что для какой-нибудь оперной певички его бы вполне хватило…

Маркиза родила королю семерых детей, которые по указу парламента были признаны его законными детьми: старшего сына он произвёл в герцоги Мэна и дал ему поместья и привилегии, старшую дочь он выдал замуж за герцога Бурбонского, а другую — за своего племянника, герцога Шартрского, будущего регента.

Но при этом великолепии и могуществе, при всех этих бесконечных празднествах, которые устраивались самой маркизой или устраивали в её честь, только в первые годы её влияние было несомненным. Зная непостоянство Людовика, ей следовало опасаться появления более молодой, а также более красивой и умной соперницы. Маркиза никогда и ни в чём не была уверена, она постоянно была окружена толпой врагов и завистников. Многих раздражало её высокомерие, её острый язык, за ней постоянно следили, чтобы обо всём доносить королю и таким образом спровоцировать тихий дворцовый переворот. К этому заранее велись приготовления, и всегда под рукой была какая-нибудь дамочка, заветным желанием которой было занять место фаворитки.

Любовь и страсть Людовика к маркизе длились годы. Но уже в 1672 году гордая маркиза страдала от ревности. Она пребывала, как замечала мадам де Севинье, в неописуемом состоянии духа: в течение двух недель не показывалась перед двором, писала с утра до вечера и всё рвала в клочья перед сном… И никто не сочувствовал ей, хотя делала она немало добра. Через три года, когда все тревоги как будто улеглись и Людовик к ней вернулся, всё повторилось — и значительно серьёзнее. Людовик вдруг впал в глубокую набожность, наблюдательные люди сделали вывод — он пресытился маркизой…

Час окончательного прощания Людовика с Монтеспан ещё не наступил, так же как и окончательное воцарение Ментенон. И даже когда мадам де Людр была облагодетельствована королём, он снова вернулся к своей прежней возлюбленной и даже, похоже, с прежними чувствами.

Король и его возлюбленная в последующие месяцы были более близки и общались чаще, чем когда-либо прежде. Казалось, чувства прежних лет вернулись, все былые опасения исчезли и любой мог с уверенностью утверждать, что никогда не видел более прочного её положения.

«Мадам де Монтеспан с недавних пор всё больше покрывается бриллиантами, и стоит немало труда не отступить перед сиянием этой божественности. Их любовь, похоже, достигла наивысшей точки, кажется, она усиливается на глазах. Невиданное дело, чтобы такая страсть могла возобновиться…»

Однако, несмотря на все неожиданные и большие победы и почитание, какая-то тайная мысль терзала фаворитку, выражалось это в постоянном беспокойстве. Она всегда была страстным игроком в карты, а в 1678 году её азарт стоил ей более 100 000 экю ежедневно. В Рождество она потеряла уже 700 000 талеров, однако поставила на три карты 150 000 пистолей и отыгралась.

Ей исполнилось тридцать восемь лет, и её могла вытеснить соперница, годящаяся ей в дочери. В марте 1679 года она просила аббата Гоблена помолиться за короля, стоявшего на краю глубокой пропасти. Этой глубокой пропастью была восемнадцатилетняя мадемуазель де Фонтанж, с волосами цвета спелой ржи, огромными светло-серыми бездонными глазами, молочной кожей, розовыми щёчками. По словам современников, она вела себя как настоящая героиня из романов. Как и Людр, и Лавальер, она была придворной дамой королевы и, по свидетельству Лизелотты фон дер Пфальц, прелестна, как ангел, от кончиков пальцев ног до корней волос. Родственники послали её ко двору, чтобы она составила себе счастье как раз благодаря своей красоте.

«Неожиданно маркиза оставила двор по причине своей ревности к мадемуазель де Фонтанж», — указывал современник в своих заметках за март.

Однако Людовик любил своих подруг не так, как они хотели, а так, как ему больше нравилось. Он не разрешил ей покинуть его по её желанию. И как прежде Лавальер должна была послужить триумфу Монтеспан, так теперь она сама должна была служить фоном для новой фаворитки. Она хотела удалиться, надеясь что, возможно, в будущем, через определённое время, король опять обратит на неё внимание.

На озарённом королём-Солнцем небосклоне всхолила новая ослепительная звезда. Нежные чувства, проявляемые Людовиком к юной маркизе де Фонтанж, ни для кого уже не были секретом, и промедление грозило Монтеспан безжалостной отставкой.

Трижды она пробиралась в заброшенную церковь, чтобы возлечь нагой на холодную каменную столешницу. Перерезав во славу Асмодея и Астарота горло очередному младенцу, аббат Гибур трижды наполнял кровью колдовскую чашу, которую, согласно ритуалу чёрной магии, ставил между ног королевской любовницы, а колдовство всё не действовало.

Господство Фонтанж длилось не более двух лет. Уже в конце июня 1681 года она умерла от воспаления лёгких, осложнённого потерей крови при родах. Она умерла, убеждённая, что отравлена своей соперницей. Людовик думал так же и хотел было распорядиться произвести вскрытие, однако родственники герцогини выступили против этого. Установить истинную причину смерти не удалось. Несмотря на это, версия об отравлении получила распространение, и многие склонялись к ней.

Ещё в 1676 году, в период заигрывания короля с Субиз и Людр, Монтеспан прибегла к помощи месс прямо в жилище Монвуазен, чародейки и изготовительницы ядов. На два кресла был уложен матрац, рядом поставлены два табурета, а на них — светильники со свечами. Гибур прибыл в своём одеянии для месс и прошёл в заднюю комнату, а затем Монвуазен впустила маркизу, над телом которой он должен был служить мессу. Монтеспан пробыла у Монвуазен с одиннадцати часов вечера до полуночи. Снова был принесён в жертву ребёнок, а при заклинаниях произнесены имена Людовика де Бурбона и Монтеспан. Подробности жертвоприношения настолько ужасны, что можно было бы усомниться в их правдивости, если бы они не были ещё раз подтверждены различными свидетельскими показаниями…

В 1676 году маркиза не ограничилась только «чёрной мессой» для поддержания своего могущества, она послала двоих колдуний в Нормандию, к некоему Галле, занимавшемуся производством ядов и любовных напитков. Галле дал свой порошок. И снова маркиза ощутила волшебное могущество применённого ею средства: Людр потеряла благоволение короля, и Людовик вернулся к ней, своей прежней возлюбленной. Затем король увлёкся молодой и прекрасной Фонтанж, и позднее во время следствия дочь Монвуазен рассказывала Ларейни, что, когда она стала старше, мать заставляла её присутствовать на читаемых для Монтеспан «чёрных мессах». Мать говорила, что в это время маркиза беспокоилась больше всего и требовала от неё помощи, а матери было очень сложно осуществить это. Можно было догадаться, что речь шла о жизни короля… У Монтеспан в самом деле была мечта — лишить жизни оставившего её любовника и его новую пассию. Сначала Монвуазен хотела пропитать порошком его одежду или то место, где он должен был сидеть, чтобы он в конце концов ослабел и умер. Однако потом она выбрала другое средство, показавшееся ей более надёжным.

Когда всё открылось, король был сражён. Его многолетняя возлюбленная, мать его детей, обожаемых им, обвинялась в ужасных преступлениях! В августе 1680 года Лувуа, желавший во что бы то ни стало спасти Монтеспан, устроил ей встречу с королём. Ментенон, наблюдавшая за ними издали, заметила, что она очень волнуется. Сначала маркиза плакала, затем засыпала всех упрёками, заявила, что всё это ложь и что она пошла на эти преступления только потому, что её любовь к королю была необъятной.

Не только Лувуа, но и Кольбер, который незадолго до этого выдал свою младшую дочь замуж за племянника Монтеспан, и даже сама Ментенон пытались смягчить судьбу когда-то всемогущей фаворитки. И прежняя возлюбленная короля не была отлучена от двора, только сменила свои огромные апартаменты на первом этаже Версаля на другие, подальше от основной резиденции короля. Теперь король посещал её и беседовал с ней в присутствии других дам…

Однако Севинье, которая, конечно, не могла заглянуть за кулисы, отмечала, что Людовик очень сурово поступил с Монтеспан. Маркиза получила королевскую пенсию в 10 000 пистолей (100 000 франков) и с тех пор уединённо проводила свои дни в Бурбоне, в Фонтрево, в своих родовых владениях в Антене, но прошло много лет, прежде чем она окончательно покорилась своей судьбе. Ей было очень трудно отказаться от блеска высшего света, в котором проходила её жизнь. Однако в конце концов маркиза решилась на это. Она посвятила себя раскаянию и искуплению. В 1691 году она поселилась в ею самой основанном монастыре Святого Иосифа и здесь, как рассказывает Сен-Симон, ежедневно каялась и пыталась искупить свои грехи.

В мае 1707 года пришёл день, которого она боялась долгие годы. Она исповедалась в присутствии слуг, попросила прощения за все свои злодеяния, получила отпущение грехов и умерла.

Король очень холодно воспринял известие о её кончине, и когда герцогиня Бургундская заметила ему это, он отвечал, что, с тех пор как изгнал маркизу, он решил больше никогда не встречаться с ней, как будто она умерла для него ещё тогда…

Мата Харри (1876–1917)

Собственное имя — Маргарета (Грета) Гертруда Зелле. Экзотическая танцовщица, знаменитая своими скандальными и сенсационными выступлениями в обнажённом виде, Мата Хари прославилась на всю Европу в начале 20-го столетия. В 1917 году была расстреляна французами за шпионаж в пользу Германии, хотя до сих пор не доказано, что она была двойным агентом.

* * *

Её отец, Адам Зелле, был богатым фабрикантом-шляпником. Когда Грете было 10 лет, умерла её мать. Потом разорился отец, и она переехала жить к своему дяде в Гаагу. В школе девочка отличалась необычайной одарённостью и способностью к наукам, но учёбу бросила, так как хотела вырваться из-под семейной опеки и начать самостоятельную жизнь.

Однажды в газете Маргарета обнаружила брачное объявление: капитан голландской армии Рудольф Мак-Леод искал себе спутницу жизни. В июле 1845 года они поженились. Два года прожили в Голландии, у них родился сын Норман. Затем семья отправилась к новому месту службы капитана Мак-Леода на остров Яву в Индонезии, которая тогда была нидерландской колонией.

Там у Маргареты родилась дочь Джин. Маргарета начала флиртовать с молодыми офицерами и плантаторами, вызывая приступы ярости у мужа, и полюбила танцы, которые исполняли танцовщицы в храмах. Мак-Леод пил, изменял Маргарете и часто бил её. Однажды он даже угрожал ей заряженным пистолетом. Существует версия, правда, недоказанная, согласно которой сын Мак-Леодов был отравлен каким-то местным солдатом, поскольку этот солдат был сильно недоволен Мак-Леодом за то, что тот соблазнил его девушку, которая была нянькой мальчика. Позже Маргарета утверждала, что лично задушила отравителя. Сделала она это, естественно, голыми руками.

Мак-Леоды вернулись в Голландию. В 1899 году они развелись, грудного ребёнка забрал себе Мак-Леод, и вскоре Маргарета, не имевшая ни средств к существованию, ни образования, в поисках счастья отправилась в Париж. Её натура искала бурной жизни, приключений, любовных романов — всё это она рассчитывала найти во французской столице. Потом она говорила: «Мне казалось, что все женщины, которые сбежали от своих мужей, должны ехать непременно в Париж».

Она стала танцовщицей после того, как на сцене увидела номер в исполнении Айседоры Дункан. Грета решила построить свою карьеру на экзотике и эротике.

В Париже Маргарета познакомилась с Эмилем-Этьеном Гиме, владельцем музея восточного искусства. Именно в этом музее и состоялся дебют Маргареты в качестве исполнительницы восточных танцев. Выступала она практически обнажённой среди пальм, бронзовых статуэток и колонн, украшенных гирляндами.

Спустя несколько месяцев полицейский инспектор Кюрнье рапортовал своему начальству о том, что мадемуазель Зелле по прибытии в Париж для пополнения своих скудных ресурсов завела себе любовников и позировала художникам. Если с первым не возникало никаких проблем, то живописцы — в частности, известный импрессионист Гийоме — находили, что она слишком «плоская», и не желали запечатлевать её на своих полотнах. Маргарета запомнила эти слова и в дальнейшем, выступая с танцевальными номерами и став родоначальницей современного стриптиза, никогда полностью не открывала свою грудь.

К моменту своего дебюта Маргарета стала уже называть себя Мата Хари (в переводе с малайского — «глаз дня», солнце). Она придумала себе и соответствующее жизнеописание. Мата Хари утверждала, что её матерью была 14-летняя индианка, танцовщица в храме, умершая при родах. Её саму якобы воспитывали жрецы в храме, которые и научили её священным индуистским танцам, посвящённым Шиве. Она также утверждала, что впервые танцевала обнажённой ещё в 13-летнем возрасте перед алтарём индуистского храма. Внешность Маты Хари соответствовала придуманной ею легенде. Она была высокой, смуглой, с выразительными чертами лица и тёмными глазами. Выступления Маты Хари вызывали восторг и скандалы в крупных европейских городах.

Шпионские страсти, связанные с именем Маты Хари, начались в тот день, когда была объявлена Первая мировая война. В этой драматической истории многие события чрезвычайно запутаны и неясны: в ней нашлось место и для бутылочек с проявляющимися чернилами, которые ей дали немцы (а сама Мата Хари потом утверждала, что она выбросила их в реку), и для кода H-21, который был закреплён за ней как за немецким агентом, и для любовных связей Маты Хари с высокопоставленными военными и политическими деятелями. Что ею двигало: деньги? любовь? секреты?

Французская контрразведка на Мату Хари имела досье со множеством показаний, свидетельствующих о том, что она являлась немецким агентом. Неопровержимых доказательств её вины, впрочем, не существовало. У неё нашли флакончик с проявляющимися чернилами, но выяснилось, что это цианид ртути, укол которого Мата Хари делала себе, используя его как противозачаточное средство. Мэтр Клюне, один из любовников Мата Хари, выступал на суде в качестве защитника. Другой её любовник, Жюль Камбон, сотрудник министерства иностранных дел, давал на процессе показания от её имени и по её поручению. Ещё один её любовник, генерал Месими, прислал на процесс письмо, написанное его женой, в котором он просил освободить его от дачи показаний, поскольку он совершенно не знал обвиняемую. Мата Хари, услышав это, рассмеялась: «Ну да, конечно! Он меня не знает! Ну и нервы у старичка!» Весь суд захохотал, но чувство юмора не спасло Мату Хари.

Процесс над Матой Хари открылся 24 июля 1917 года. Все её попытки рассказать о том, что она служила Франции, с негодованием отвергались. «Я не виновна, — заявила Мата Хари на суде. — В какие игры играет со мной французский контршпионаж, которому я служила и инструкции которого я выполняла?» Для самой Маты Хари, наверное, самым тяжёлым разочарованием было то, что страстно любимый ею Вадим Маслов, вызванный в качестве свидетеля, в суд не явился. После этого она потеряла всякую охоту бороться за своё спасение. Да и никакая защита не повлияла бы на исход процесса. Он продолжался при закрытых дверях всего два дня и завершился приговором — расстрел.

Последнюю попытку спасти Мату Хари — или, по крайней мере, выиграть время — предпринял её бывший любовник 75-летний адвокат Эдуар Клюне, утверждавший, что она ждёт от него ребёнка. Грета Зелле поблагодарила старого друга, но отказалась от его помощи.

Мату Хари расстреляли на военном полигоне около города Венсенн.

Мата Хари охотно принимала деньги за оказываемые ею сексуальные услуги. Вместе с тем ей так нравились люди в военной форме, что она часто спала с солдатами совершенно бесплатно. С Мак-Леодом, например, она вступила в интимную связь задолго до того, как стала его женой. Позже у неё было множество любовников-военных из самых разных стран и армий, которые в то время находились в состоянии войны друг с другом. Когда секс был результатом делового соглашения с очередным партнёром, Мата Хари брала за услуги 7500 долларов за ночь. Так, по крайней мере, утверждала она сама. Иногда Мата Хари отвечала на очередное предложение отказом. Так, она отказала одному американцу, торговцу оружием. Ей крайне не понравилось то, как он вёл себя за столом.

Первым известным любовником Маты Хари стал богатый женатый немецкий офицер Альфред Киперт. В 1906 году он поселил её в хорошей квартире, где они в течение года постоянно встречались, после чего распрощались. Мата Хари вернулась в Париж, где рассказывала всем о том, что ездила поохотиться в Египет и Индию. В 1914 году они, однако, снова были вместе. В выборе любовников претензии Маты Хари не уступали сценическим амбициям. Предпочтение она отдавала высшим военным чинам.

В 1910 году Мата Хари стала любовницей Ксавьера Руссо, богатого биржевого дельца. Она жила в замке, все расходы нёс Руссо, но сам появлялся там только в выходные. В начале недели он возвращался в Париж, где жил с женой и детьми и занимался бизнесом. Хотя их связь длилась всего несколько месяцев, его банковские дела вскоре стали приходить в упадок. Ему пришлось отказаться от аренды замка и вместе с Матой Хари переехать в Париж. До банкротства банкир не жалел на любовницу никаких средств, щедро осыпая подарками. Так, он купил ей четыре превосходные лошади чистых кровей, чтобы она могла кататься верхом в окрестном лесу. Но когда для Руссо наступили трудные времена, любовники начали ссориться. Вскоре он покинул её и закончил карьеру как жалкий торговец шампанским.

После Руссо её любовником стал Эдуард Виллен ван дер Капеллен, который, естественно, был богат и женат. Кроме того, он был и полковником голландской армии.

В отношениях с мужчинами Мата Хари славилась решительностью. Например, генерала Мессими она буквально забрасывала приглашениями и письмами, даже приезжала в дом военного министра, чтобы подружиться с его женой, с которой он впоследствии развёлся. Однажды он пытался избежать нежелательной встречи с Матой Хари в Ницце. Когда же они встретились, генерал, сославшись на срочную поездку в Париж, отклонил предложение о встрече. Ничуть не смущённая ложью, Мата Хари устроилась в его купе, словно это был её собственный дом, где Мессими и обнаружил её на следующее утро.

Самым страстным романом в жизни Маты Хари стала её связь с капитаном русской армии Вадимом Масловым, к которому она приехала в 1916 году в Виттель, французский курорт, находившийся в то время в зоне боевых действий. Он залечивал там раны, полученные в бою, а она, возможно, занималась там шпионажем. Офицеров Мата Хари считала просто превосходными любовниками. «Они уходили с чувством радости, они никогда не говорили со мной о войне, и я никогда не задавала им нескромных вопросов. Единственный, к кому я привязалась, был Маслофф, потому что я обожала его». Когда Мату Хари арестовали, в её гостиничном номере было найдено несколько фотографий Маслова. На обратной стороне одной из них было написано: «Виттель, 1916 год. На память о самых прекрасных днях моей жизни, проведённых с моим Вадимом, которого я люблю больше всего на свете».

Маслов, правда, позже утверждал, что их отношения были обычной несерьёзной любовной связью, ничем особенно не выделявшейся среди других.

Мата Хари однажды заявила: «Я никогда не умела хорошо танцевать. Люди толпами приходили посмотреть на меня только потому, что я была первой, осмелившейся показаться перед публикой обнажённой».

Она остаётся одной из самых загадочных, мифических и обольстительных, словно Саломея, женщин, одной из тех, кто неподвластен времени.

Грейс Келли (1929–1982)

Американская актриса. Снималась в фильмах «Ровно в полдень» (1952), «Деревенская девушка» (1954, «Оскар»), «Высшее общество» (1956), в трёх фильмах А. Хичкока. Оставила карьеру в кинематографе, выйдя замуж за принца Монако Ренье III. Погибла в автокатастрофе.

* * *

Грейс была третьим ребёнком в семье трёхкратного олимпийского чемпиона по гребле Джека Келли, преуспевающего главы фирмы «Келли. Кирпичные работы», владельца трёхэтажного особняка на самой престижной Генри-Авеню в Филадельфии. Отец всегда поклонялся спорту и бизнесу, но не считал серьёзным делом театр и кино, которые избрала Грейс. В 1947 году, когда брат Келли выиграл «Королевскую регату», Грейс была принята в Американскую академию драматического искусства в Нью-Йорке — самую знаменитую частную театральную школу.

Незадолго до отъезда из родного города, будущая звезда Голливуда почти случайно лишилась девственности: она зашла к подружке, которой не оказалось дома, и очутилась в постели с её мужем.

В Нью-Йорке Грейс поселили в респектабельную «Барбизонскую гостиницу для женщин», но именно туда, словно магнитом, тянуло молодых вертопрахов. В первый же день занятий в Академии в Грейс влюбился Херби Миллер. «Моим глазам предстало ангельское создание», — вспоминал он. Они встречались в «Барбизонке», в комнате отдыха… Но они не забывали и об учёбе: вместе оттачивали мастерство, упражнялись в постановке голоса. Херби подрабатывал как манекенщик и однажды взял Грейс к своему фотографу. Тот сразу же обратил на неё внимание и сделал несколько снимков. Так фотография Грейс появилась на обложке журнала «Редбук», а потом и других. Не приложив к тому никаких усилий, она стала манекенщицей. С того времени Грейс сама стала зарабатывать на жизнь и на учёбу. Девушка, которая казалась совершенно беспомощной, умела прекрасно о себе позаботиться.

Когда Грейс в 1948 году встретила на вечеринке Алекса д'Арси, она не сказала, что готовится стать актрисой, хотя её новый знакомый был уже актёром с именем и снялся более чем в двадцати фильмах. Он был любимцем богемы, и особенно — женщин, но, по его словам, ни разу не ложился с девушкой в постель, если она сама этого не хотела. Он был почти вдвое старше Грейс и говорил с лёгким французским акцентом. Грейс произвела на него впечатление робкой застенчивой девушки из хорошей семьи, поэтому д'Арси не решился сразу предложить ей пойти к нему. Но когда он осторожно прикоснулся в такси к её колену, девушка прямо-таки бросилась в его объятия. Эта ночь стала первой в череде их страстных ночей. Алекс вспоминал, что Грейс была очень сексуальной, нежной и страстной. Она распрощалась с ним, когда актёр уехал работать в Париж.

На второй курс академии, после строгого отбора, попали лишь самые лучшие — и Грейс в их числе. Она оказалась в группе тридцатилетнего режиссёра Дона Ричардсона, еврея, чьё настоящее имя было Мелвин Шварц. Однажды в лифте Дон заступился за Грейс, над которой подшучивали однокурсники. На улице было холодно, а режиссёр никак не мог поймать такси чихающей и замёрзшей студентке. В конце концов он пригласил её к себе домой — настолько трогательной и беспомощной она ему показалась. В холостяцкой квартире было очень холодно. «Вскоре я разжёг камин, — вспоминал Дон, — и пошёл сварить кофе. Когда я вошёл в комнату, Грейс уже ждала меня на раскладушке. Она сняла всю одежду… Я никогда не видел ничего более прекрасного».

Их роман продолжался в тайне от посторонних, ведь Дон был её преподавателем. Вот почему в академии они едва замечали друг друга, но по выходным Грейс старалась обычно улизнуть к Ричардсону, чтобы провести с ним субботнюю ночь в его убогой квартирке. Но она не только занималась любовью со своим учителем — студентка строила честолюбивые планы по поводу их совместного будущего: она мечтала о театре в Филадельфии, где Дон будет главным режиссёром, а она — ведущей актрисой. Однако Ричардсон смотрел на неё придирчивым взглядом прожжённого импресарио и понимал, что у Грейс ещё недостаточно профессионализма, чтобы реализовать себя на сцене, да и ехать в провинцию ему не хотелось. И он решил попытаться устроить карьеру своей возлюбленной здесь, в Нью-Йорке. Дон нашёл ей влиятельного театрального агента — Эдди ван Клив.

На выпускном спектакле Грейс присутствовала вся её семья, и мать сразу догадалась, что у дочки роман с кем-то из участников спектакля. Так Дону пришлось поехать с визитом в Филадельфию. Ужин в семье Келли, по словам режиссёра, стал одним из самых чудовищных событий в его жизни. Во-первых, отец семейства, ирландский католик, ненавидел евреев. Во-вторых, бесцеремонно обыскав его вещи, родители узнали, что «жених» их дочери ещё не закончил бракоразводный процесс с первой женой. Он с позором был выставлен из благородного дома Келли, а дочери было запрещено ехать в Нью-Йорк.

Но Грейс, как одна из лучших выпускниц академии, получила роль в спектакле театра округа Бакс, блестяще с ней справившись, была приглашена для участия в спектакле на Бродвее. Родители вынуждены были отпустить её в Нью-Йорк. Здесь Грейс возобновила свидания с Доном Ричардсоном. Но семья не оставила их в покое: отец и брат постоянно донимали любовника Грейс угрозами и оскорблениями. Постепенно свидания становились всё более редкими. Наконец, Дон обнаружил, что он не единственный любовник молодой актрисы.

Клодиуса Шарля Филиппа, распорядителя банкетов знаменитого отеля «Уолдорф-Астория», трудно было назвать красавцем, но он обладал особым шармом и магнетизмом, и женщины находили его совершенно неотразимым. Сорокалетний Филипп совершенно околдовал Грейс, однако, судя по всему, влечение было взаимным. Он был из тех мужчин, к которым начинающая актриса Бродвея питала слабость. Зрелый, опытный, большой любитель пускать пыль в глаза, он вёл себя с юной женщиной как диктатор и покровитель. Он открыл для неё мир изысканных лакомств и вин, и ей хотелось с его помощью попасть в высший свет Нью-Йорка. Филипп, который порвал со своей второй женой, готов был жениться на Грейс. Но отец девушки, узнав о её новом романе, пришёл в ярость. Он и слышать не хотел о дважды разведённом муже для своей дочери, да ещё и заведовавшем банкетами. Так отец уже во второй раз помешал скоропалительному браку дочери, но она ещё некоторое время встречалась с Филиппом. Именно поэтому, проводя много времени в отеле «Уолдорф-Астория», Грейс сумела познакомиться с шахом Ирана Пехлеви, прибывшим для переговоров с президентом. Филипп представил её шаху на торжественном приёме, и Пехлеви пригласил её немного развлечься. Грейс и не подумала отказаться.

Роман симпатичной блондинки и красавца-шаха был замечен репортёрами светских хроник. Из газет мать Грейс узнала, что дочь получила в подарок от монарха несколько драгоценных вещиц. Она прилетела в Нью-Йорк и потребовала, чтобы дочь вернула подарки. Это были золотая косметичка, украшенная бриллиантами, золотой браслет с часами, тоже с бриллиантами и жемчугом, и брошь из золота в виде птички в клетке с бриллиантовыми крылышками и сапфировыми глазками. Перед отъездом шах сделал Грейс предложение, но она отказала, правда, оставив себе на память драгоценности на сумму в десять тысяч долларов. Позже, перед своей свадьбой, она раздарила их подружкам.

На Бродвее дебют Грейс состоялся 16 ноября 1949 года, спустя четыре дня после её двадцатилетия. Юная актриса полностью оправдала надежды режиссёра, с убедительностью и шармом сыграв растерянную, несчастную дочь. Но спектакль в целом был мрачноват и быстро сошёл с подмостков. После этого Грейс долго не могла получить роль: для того чтобы успешно конкурировать на жестоком, не знающем снисхождения бродвейском рынке рабочей силы, начинающей актрисе не хватало голоса и умения подать себя. Единственное, в чём ей нельзя было отказать, — это в целеустремлённости. Она учила роль за ролью, обивала пороги продюсеров, но безуспешно. Ей не хватало выразительности, огонька, — внешне она была слишком робка и застенчива — «заторможенная», говорили агенты. Но на театре свет клином не сошёлся: телевидение быстро набирало силу. Телепостановки, начиная с 1948 года, стали регулярно выходить в эфир. Грейс играла в спектаклях Си-би-эс и Эн-би-си. Видеозапись ещё не была изобретена, спектакли шли «вживую», и у актёров не было права на ошибку. Именно на телевидении Грейс Келли прошла хорошую актёрскую школу. С 1950 по 1953 год она сыграла более чем в шестидесяти телепостановках, она буквально хваталась за каждую новую роль, выучивая реплики за пару дней. О ней вспоминают как о настоящем профессионале, кроме того, она всегда была дружелюбно настроена и поднимала всем настроение своим присутствием.

Летом она играла в театре «Элитч гарденс» на гастролях, но её агент — та самая Эдди ван Клив, с которой её познакомил Дон Ричардсон — продолжала искать для неё более престижные контракты. И однажды она вызвала Грейс в Голливуд — на пробы на главную роль в фильме с Гари Купером. До этого она снялась один раз в крохотном эпизоде в фильме, который не имел успеха. На этот раз продюсер Стенли Крамер искал на главную роль ещё никому не известную актрису, поэтому он выбрал Грейс. Она произвела впечатление скованной, боязливой и невыразительной девушки. Именно такой и должна была быть героиня фильма — жена шерифа, который в одиночку вступает в борьбу с бандой негодяев. Пятидесятилетний Гари Купер в то время остро переживал затянувшуюся размолвку с супругой. Его донимал артрит, боли в спине и язва желудка. Но, благородный и обаятельный, он словно был создан для романа с Грейс. Однако этого не произошло.

Купер получил за эту роль «Оскара», как и композитор фильма. Блестящей была и работа оператора. Лишь Грейс была страшно недовольна собой. Она была в ужасе, посмотрев «Полдень», и поступила в класс к величайшему мэтру американского драматического искусства Мейснеру. Грейс снова училась актёрскому мастерству.

Предложенная вскоре роль в фильме «Могамбо» студии «Метро-Голдвин-Майер» (МГМ) была весьма заманчивой для Грейс. Ей предстояло сниматься со знаменитыми Кларком Гейблом и Авой Гарднер, но она должна была ради этого подписать семилетний кабальный контракт с МГМ. Грейс пошла на это и в результате оказалась на съёмках в Африке. Кларк Гейбл был на двадцать восемь лет старше Грейс Келли, и ему явно недоставало красноречия. Однако он был большой мастер хитро улыбаться в усы и без труда покорил сердце Грейс. Парочка и не думала притворяться, они почти всё время были неразлучны. Но когда труппа вернулась в Лондон, о романе прослышала мать Келли. Она прилетела к дочери, и Кларк Гейбл решил дать «отбой» молоденькой любовнице. Четырежды женатый, переживший бессчётное количество романов, Гейбл, умудрённый опытом, знал, когда нужно поставить точку.

Сразу же после съёмок в «Могамбо» великий Хичкок предложил Грейс роль в своём фильме «В случае убийства набирайте „М“». Юная актриса была единственной женщиной во всём актёрском составе. Хичкок снимал фильм для компании «Уорнер бразерс», которая вынуждена была заплатить за Грейс двадцать пять тысяч долларов студии МГМ. Однако, прежде чем сниматься у Хичкока, актриса успела поработать в телесп