Экономика СССР и «перестройка»

 

Итак, как мы писали выше, исчерпав экстенсивные пути развития, экономика СССР начала "пробуксовывать". Опыт нескольких десятилетий убедительно показал, что принятая в стране модель хозяйствования эффективна только в экстре­мальных условиях. Недаром на подавляющую часть советского периода истории приходится целая череда войн внутренних и внешних, локальных вооруженных конфликтов, целая эпоха не только политического, но постоянно наращиваемого воо­руженного противостояния "востока" и "запада" не как стран или регионов, а как социальных систем. Даже период коллективизации в нашей стране можно назвать весьма условно, если учесть методы, которыми она проводилась, и подсчитать чело­веческие потери.

Появление в конце 40-х гг. оружия подлинно массового уничтожения, а вскоре и новых средств его доставки, стало мощным фактором сдерживания мировых войн, но отнюдь не исключило локальные вооруженные конфликты, в которых охотно участвовали державы обоих противостоящих лагерей с целью как упрочения своих политических позиций, так и ис­пытания нового тактического вооружения и новых такти­ческих разработок.

Но если для западного лагеря, и прежде всего США, это было стимулом развития экономики, то в СССР мы наблюдали обратную картину. Развитие военно-промышленного комплек­са США и других западных держав при уже достигнутом высо­ком уровне потребления населения позволял избегать кризис­ных ситуаций в экономике, а государственное финансирова­ние научно-исследовательских и конструкторских разработок военной техники при достаточно налаженном механизме кон­версии давало дополнительный импульс гражданским техно­логиям. Наша же административная система хозяйствования чет­ко изолировала гражданское производство от военного, а по­стоянно растущие затраты на оборону сокращали и без того скудную "потребительскую корзину". Робкие попытки государства сломать перегородку в рамках все того же администри­рования воспринимать можно было только обладая чувством юмора. Так, за мощнейшим министерством авиационной промышленности СССР директивы закрепляли производство дет­ских "снегокатов" — модернизированный вариант снежных са­нок. Поэтому принятый администрацией США в период прези­дентства Джона Кеннеди курс на развал социалистического лагеря путем не военного, а экономического противостояния в рамках гонки вооружений надо признать достаточно успеш­ным.

Эти процессы в основном приходились на конец 60-х — начало 80-х гг., которые тогда было принято именовать пери­одом "развитого социализма", поскольку ранее объявленный коммунизм не состоялся, а теперь называют "эпохой застоя". Относительно стабильный уровень жизни населения поддер­живался в основном за счет продажи за рубеж первичных ре­сурсов, прежде всего энергоносителей, в которых Западная Европа испытывала и испытывает растущую потребность.

Другими характерными чертами этого периода нашей эко­номики были растущие народнохозяйственные диспропорции. Например, хронической стала нехватка рабочей силы — число рабочих мест стало избыточным. Но при этом за счет капи­тальных вложений мы создавали новые рабочие места, зара­нее обреченные на пустоту.

Наблюдался и явный кризис политической власти. Прове­денная в середине 70-х гг. сверхсекретная проверка выполне­ния постановлений ЦК КПСС и Совета Министров СССР дала ужасающие результаты. Решения верховной власти страны (в первую очередь экономические) выполнялись лишь на 3 (три) процента. Да другого и нельзя было ожидать, учитывая, что ежегодно, например, ЦК и Совмин принимали постановление "О дополнительных мерах по обеспечению уборки сахарной свеклы".

Участились вспышки недовольства и в странах социалис­тического содружества, которые в Польше уже переросли в открытое противостояние властям. Советские люди наблюдали эти процессы даже в сглаженном в средствах нашей массовой информации виде с удивлением. Раньше хватило бы одного окрика из Кремля для полного "наведения порядка".

Идея о необходимости реформ витала в воздухе. Мало кому тогда приходило в голову, что проводимые изменения могут перехлестнуть рамки существующей социально-экономической системы.

Слово "перестройка" перекочевало из русского в между­народный лексикон, как в свое время "спутник", а отождеств­лять ее принято с именем М. С. Горбачева. Действительно, став в 1985 г. Генеральным секретарем ЦК КПСС, он возглавил в стране движение по проведению значительных перемен в по­литике и экономике СССР, лозунгами которых стали "ускоре­ние", "гласность", "социализм с человеческим лицом" и мало кем понимаемый термин "консенсус".

Это были реформы, проводимые по инициативе сверху, хотя и при молчаливом саботаже партийно-хозяйственного аппарата страны, который за время правления Горбачева при­шлось обновить на 40%. По исконной российской традиции, традиции, определяемой чертами азиатского способа произ­водства, реформы, равно как и социальная активность населе­ния, в первую очередь затронули политическую жизнь обще­ства. Это одна сторона медали. Вторая — та, что, как и любые другие попытки реформирования в рамках сложившегося со­циального уклада, перемены носили половинчатый характер.

Так, новыйорган управления страной — Съезд народных депутатов СССР и формируемый им Верховный Совет СССР впервые как постоянно действующий орган — по советской традиции, на 3/4 состояли из практически назначаемой партий­но-административной номенклатуры. Но и оставшейся части, в которую входили в основном представители критически мыс­лящей интеллигенции, хватило, чтобы заседания Съезда выш­ли из-под контроля. Немногие в то время обладатели видео в нашей стране тогда записывали все первые заседания, спра­ведливо опасаясь, что такое зрелище может не повториться.

Общественное сознание захлестнула волна газетных и журнальных публикаций, блестящих и по форме, и по содер­жанию. Критической разборке подвергли все, начиная от по­литики и экономики и заканчивая спортом. Однако волна схлы­нула довольно быстро. Дело в том, что критиковать проще, а дать конструктивные предложения гораздо сложнее. Для пос­ледних просто не было теоретической базы. Выяснилось, что четкого понимания социализма нет как у его сторонников, так и у противников.

Пытаясь создать новую идеологическую платформу, ко­манда Горбачева вновь подняла на щит труды Бухарина и Чаянова, предсмертные записки Ленина, ранее замалчиваемые, как не соответствовавшие сталинской программе построений, социализма.

Исходя из ленинского постулата о том, что "социализм это строй цивилизованных кооператоров", власти предприняли попытку развернуть кооперативное движение и превратить его в одну из основных опор перестройки. Как мы видели, исторически положительный отечественный опыт кооперативно­го движения подкрепляет пример сибирских крестьянских хозяйств в ходе столыпинской реформы, уроки нэпа. Но, во-первых, тогда кооперирование осуществлялось на базе собственных средств производства, а теперь объединять предлагалось лишь усилия. Во-вторых, идея кооперации морально была подорвана достаточно длительным существованием колхозов. Наконец, что особенно важно, за годы советской власти мы получили в лице большинства советских людей истори­чески новый психологический тип, характеризующийся соци­альной пассивностью. Субъективную основу нового кооперативного движения составляли в основном спекулянты и "цехови­ки", получившие возможность хотя бы частично легализовать свою подпольную деятельность. Во взаимоотношениях с госу­дарством первой задачей новых предпринимателей было от налогов. В этих целях модно стало привязывать создающиеся фирмочки к различным общественным организациям де Комитета защиты мира.

Создаваемые кооперативы в большинстве своем были из­начально ориентированы на сферу обращения и использова­ние дефицита на рынке товаров народного потребления и услуг и устойчивой перспективы не имели. Разрешенная "индивидуальная трудовая деятельность" тоже сводилась к реализации кустарных изделий и, например, домашней выпечки.

Доля кооператоров в совокупном объеме за весь период перестройки не превысила %. В общем итоге кооперативное движение, если не захлебнулось, то и не стало денежным экономическим костылем для власти с ее прогрессирующим параличом.

Особняком стоит вопрос о законодательном оформлении экономических реформ того периода, которое тоже носило половинчатый характер. Так, закон о кооперации в СССР давал низшему звену управления огромные права. Без его поддержки ни оформление, ни существование любого кооперати­ва возможны не были, и аппаратчики получали свою долю до­ходов, причем немалую.

Законодательно были закреплены права личной собствен­ности граждан на полностью оплаченные кооперативные квар­тиры и домики в садоводческих кооперативах. В рамках суще­ствовавшей системы это уже был предел возможности пере­смотра прав собственности.

Половинчатый характер носили и попытки демократиза­ции управления экономикой, вернее ее первичных звеньев — предприятий, работникам которых было предоставлено право выбирать директоров. Но, во-первых, избранный директор подлежал утверждению в более высоком звене управления, что само по себе всегда проблематично. Во-вторых, выборные про­граммы практически всех новых кандидатов на директорские посты отдавали демагогией.

Внесли свой вклад и подрастерявшиеся было идеологи, перед которыми в новых условиях встала реальная угроза ока­заться не у дел. Они решили продолжить борьбу за Светлый образ советского человека, развернув кампанию против пьян­ства, экономически никак не обсчитанную и ничем не под­крепленную. Итогами всесоюзной схватки стали небывалый ви­ток самогоноварения, спекуляции спиртными напитками, уничтожение элитных виноградников. Но, главное — невидан­но мощный удар по бюджету государства, от которого совет­ская экономика так и не смогла оправиться.

Мощнейшим, дестабилизировавшим народное хозяйство СССР фактором стал почти мгновенный по историческим мер­кам распад социалистического содружества. В послевоенные годы экономика стран Восточной Европы развивалась в доста­точно тесной кооперации с предприятиями нашей страны, а наш внешнеторговый оборот в основном был построен на това­рообмене внутри Совета Экономической Взаимопомощи. Отказ от этих связей, ставших традиционными, особенно сильный удар нанес отраслям промышленности СССР, производящим готовую продукцию, а следовательно, расположенным в наи­более густонаселенных районах страны, и по продовольствен­ным прилавкам магазинов. Потребность в западных кредитах опять возросла, а перед отечественными предприятиями зама­ячила угроза пустых рабочих мест.

Авторитет М. С. Горбачева сейчас необычайно высок рубежом. Западные столицы соревнуются по признанию своим почетным гражданином, а Австралия даже провозгласила человеком столетия. Сердца же большинства соотечественников первого и последнего президента СССР для него пока закрыты, как свидетельствуют итоги выборов президента Рос­сии 1996 г. Кто прав, покажет будущее, когда все это станет историей.

Тут невольно вспоминается тезис Уинстона Черчилля от неблагодарности великих народов к своим великим людям сформулированный им, когда его партия потерпела поражение на выборах в парламент немедленно вслед за победой Англии в войне с фашистской Германией.

Распад социалистической системы стал объективным стимулом для денонсации союзного договора СССР, который, потом выяснилось, в нормальной юридической форме не существовал и до того. Инициатива здесь принадлежала нарождающейся новой верхушке союзных республик, для которой разжигание националистических настроений, игра на воспоминаниях, нарочито окрашенных только в мрачные тона, иногда и просто вновь сочиненных, была самой короткой дорогой к власти. Думается, грядущие поколения некогда дружным народов им спасибо не скажут, да их это и не волнует. После нас — хоть потоп, как любил говаривать Людовик XV.

В любом случае центробежные силы подорвали и рынок СССР, и кооперированные производственные связи, этого очень тесные и разветвленные. Достаточно привести только один пример. Ведущая отрасль текстильной промышленности — хлопчатобумажная, чьи производственные мощности основном были сосредоточены на территории РСФСР, по источникам сырья зависела от Средней Азии и Закавказья на сто процентов. Она практически и "встала", причем надолго, свою очередь новые суверенные государства — производители хлопка — испытывают большие проблемы с его реализацией.

Вряд ли можно найти специалистов для объективной оценки этих центробежных процессов на территории бывшего СССР ибо в любом случае эта "оценка" будет излишне эмоционально окрашена. А вот специальная экспертная группа ООН в своем докладе, представленном пару лет назад, дает заключение: экономическое отделение бывших союзных республик от России — решение поспешное и непродуманное. Примером может служить то, что весьма значительным источником националь­ного дохода новых балтийских государств служат их порты в качестве перевалочной базы для российских экспортных гру­зов. Но ведь в перспективе для России не исключено расши­рение сети собственных грузовых терминалов на Балтике.

Интересно и другое. В выступлении Билла Клинтона во время его первого официального визита в Россию содержалась прямая поддержка нашего тезиса о том, что с экономической точки зрения Россию, а вслед за ней и СССР надо признать "империей наоборот". Так называемые "национальные окраи­ны" всегда были в той или иной степени дотируемые, а уровень жизни их населения всегда был немного выше, чем в Центре (исключая Москву и Петербург).

Представляется, что экономическое воссоединение быв­шего СССР — процесс неизбежный и вопрос времени. Другое дело, на каких условиях оно будет проходить. Не исключено, что со стороны России они станут более жесткими.

Мешало "перестройке сверху" и внутреннее сопротивле­ние бюрократического аппарата, порожденное прежде всего простым непониманием того, что перемены объективно назрели. И лучше их провести самим, чем дожидаться социального взрыва. Оговоримся, были и трезвые головы, честно пытав­шиеся разобраться в логике происходящего. Так, один из авто­ров книги сам участвовал в научном исследовании по разра­ботке "потребительской корзины москвичей", заказанном Мос­ковским горкомом КПСС, который тогда возглавлял Б. Н. Ель­цин. Нас ошеломил сам беспрецедентный по тем временам факт "партийного заказа" (правда, официально его оплачивало одно из управлений Моссовета, но "конечным потребителем" стал МГК). Были, разумеется, и активные противники реформ как таковых. Беда в том, что высший эшелон бюрократии давно не имел объективной картины советской действительности, так как информация о реальных процессах многократно искажа­лась по мере ее продвижения наверх. Историческая же кар­тина развития была искажена еще в школьных учебниках.

Все это убедительно подтверждает полностью непрофес­сиональная попытка государственного переворота по форме и реставрации власти по сути в августе девяносто первого.

На самом деле зачинщики путча заслуживают благодар­ности от активных сторонников реформ, ибо именно они дали последний разрушающий толчок в стену советской системы, фундамент которой давно прогнил. Де-факто заслуги признали, когда членов ГКЧП распустили из камер Матросской тишины по приватизированным дачам.

Что же получило новое общество в экономике России наследство от перестройки? Рвущиеся с треском хозяйственные связи. Начавшийся спад производства. Неимоверно возросшую внешнюю государственную задолженность (долг целиком унаследованный новой Россией, достигает 100 млр. долларов США). Пустые прилавки магазинов. Огромный по численности, но непригодный к употреблению государственный аппарат. И, как всегда, надежды на светлое будущее.

Общей закономерностью является то, что при переходе от одного способа производства к следующему сначала складывается экономическая база нового способа производства, а затем, путем революции или реформ, в соответствие с ней приводится политическая надстройка. В 1917 году такого не было.

Революция создала только новое государство. Поэтому было решено, что социалистическую экономику следует строить созна­тельно, и тем самым еще раз нарушить законы экономического развития. История Советского государства — это цепь экспериментов, поиски путей строительства социалистического хозяйства.

Сложность заключалась в том, что буржуазное государства не имело функции управления хозяйством, а следовательно, не было соответствующих органов. Надо было впервые создавать такие органы и вырабатывать методы государственного управления хозяйством. Но тут-то и сыграла свою роль особенность России, где на протяжении всей истории существовал большойгосударственный сектор хозяйства, государство регулировало хозяйственную жизнь, а во время войны функции государственного управления хозяйством усилились и существовал бюрокра­тический аппарат такого управления. И этот аппарат был теперь использован.

В 1918 году была национализирована промышленность и внешняя торговля.

Военный коммунизм означал полную национализацию, централизацию управления и внеэкономические методы хозяйствования. Он был направлен на мобилизацию всех ресурсов на нуж­ды обороны.

Новая экономическая политика (нэп, начало в 1921 г.) — политика восстановления товарооборота между городом и дерев­ней, а следовательно, политика восстановления товарно-денеж­ных отношений вообще. А восстановление товарно-денежных, т. е. экономических, отношений требовало в первую очередь перехо­да от административных к экономическим методам хозяйствова­ния.

Главным направлением государственной политики в деревне было содействие кооперированию крестьян. Товарность сельско­го хозяйства была очень низкой — крестьянин проедал почти все, что производил.

К 1926 г. в стране не только было восстановлено хозяйство после страшной разрухи, но и сложились благоприятные усло­вия для дальнейшего развития. Действовали рыночные отноше­ния, стимулировавшие развитие производства. Наряду с госу­дарственными предприятиями, вполне успешно приспособивши­мися к условиям рынка, в хозяйственной жизни участвовали ка­питалистические предприятия, кооперативы, а крестьянство все более вовлекалось в кооперативные объединения.

В 1926—1928 гг. существовало два возможных пути индустри­ализации и развития хозяйства.

Первый заключался в том, чтобы использовать европейский и американский опыт (конечно, с поправками на социалистический способ производства): продолжать развитие сельского хозяйства и легкой промышленности, накапливать в этих отраслях сред­ства, а затем использовать эти средства для развития новых от­раслей тяжелой промышленности. Этот путь означал использова­ние разных форм собственности, товарно-денежных отношений, предприимчивости ради получения прибыли. Этот путь означал продолжение нэпа.

Второй путь, административный, который стал проводиться с 1929 г., означал концентрацию всего хозяйства в руках госу­дарства и использование административных, внеэкономических методов мобилизации ресурсов для индустриализации. Индустриализация и в этом случае должна была проводиться за счет сель­ского хозяйства и легкой промышленности, но не за счет их раз­вития, а путем административного изъятия средств из этих от­раслей.

Переход от рынка и хозрасчета к централизованной системе распределения ресурсов. Отмирали товарно-денежные отноше­ния и при обмине продукцией между городом и деревней. Сначала свободная торговля была заменена контрактацией, а потом переросла в систему обязательных государственных поставок. Хозяйственная техника направилась в деревню по условным ценам в порядке нормированного распределения, а затем стала поступать в распоряжение МТС. Так централизованная распределительная система охватила все хозяйство. А хозяйственные реформы 1929—1933 гг. покончили с остатками хозрасчета. Инвестиции теперь делались не за счет собственных средств пред­приятий, а за счет госбюджета. В условиях государственного распределения ресурсов цена теряла стимулирующее значение, да и, строго говоря, переставала быть ценой, потому что определялась не законами рынка, а решениями государственных органов.

Резко повысилась товарность сельского хозяйства — с 15% накануне коллективизации до 36% в конце второй пятилетки Государственные заготовки зерна для экспорта и снабжения городов выросли с 1925—1928 гг. до 1938—1940 гг. приблизите на 20 млн т. Из этой суммы 2—3 млн т шли на экспорт. Эти цифры и явились результатом, ради которого проводилась коллективизация.

Индустриализация страны начала осуществляться по адми­нистративному пути. В 1932 г. ни одной из ведущих отраслей промышленности план выполнен не был.

В условиях мирового кризиса 1933 г. все запреты на прода­жу оборудования СССР были сняты, и на закупку этого оборудо­вания были брошены все средства в ущерб другим отраслям.

В условиях коллективизации с 1926 по 1939 г. от голода по­гибли до 6 млн крестьян.

Главная особенность второй пятилетки (1932—1937 гг.) зак­лючалась в том, что осваивались вновь построенные предприятия. Из-за нехватки кадров важнейшим условием роста стало обуче­ние.

К концу второй пятилетки:

1.Была обеспечена экономическая независимость.

2.Аграрная страна превращена в индустриальную. Третья пятилетка (1938—1942 гг.) объявлялась пятилеткой качества и пятилеткой начала строительства материально-технической базы коммунизма.

К началу войны в 1941 г. СССР имел высокий военно-про­мышленный потенциал, но не произошло мобилизации про­мышленности, перевода ее на военные рельсы.

Эвакуация и мобилизация — два главных процесса в экономике в 1942 г.

К концу войны по производству оружия СССР обогнал не только Германию, но и своих союзников — Англию и США.

По официальным данным, довоенный уровень промышлен­ности был восстановлен в 1948 г., по расчетам некоторых совре­менных исследователей, — в 1950 г. Сельское хозяйство постра­дало от войны сильнее, чем промышленность. В 1960—1980 гг. экономика СССР развивалась по пятилетним (семилетним) пла­нам и управлялась на основе командно-бюрократической систе­мы. Фактически плановые задания не выполнялись.

РАЗДЕЛ X

ЭКОНОМИКА СТРАН ВОСТОЧНОЙ

ЕВРОПЫ В 1945—1990 гг.

Глава 1