Исламский Центр при мечети Эль-Пасо

Эль-Пасо, Техас

Фатима стояла на коленях, обратившись лицом к востоку, и молилась. Она медленно опустила лоб на коврик, продолжая славить имя Аллаха. Она искала направления. Она искала защиты. Но более всего она искала отваги, чтобы встретить то, что, как она знала, приближается.

Она молилась многие часы, как и много ночей до того. Она знала, что ее не станут прерывать. В этот поздний час здесь не было никого, кроме маленькой команды уборщиков, а с ними она нашла взаимопонимание сразу, как прибыла в Эль-Пасо.

Присутствие, которое она так долго чувствовала, тяжко давило на ее разум. Оно временно перемещалось за пределы, в которых она могла бы его преследовать. Она знала это, не зная, откуда она знает. И потому, вместо того, чтобы гоняться за ним по всему земному шару, она решила ждать.

Прошли недели, и, наконец, она снова ощутила его приближение. Она начала преследовать его, двигаясь на север, в Соединенные Штаты, но потом передумала. В Эль-Пасо она по чистой случайности наткнулась на Исламский Центр. Кроме того, вес чужого присутствия, который она ощущала разумом и душой, становился все сильнее. Она знала, что больше не гонится за ним. Оно шло к ней. И, раз Аллах привел ее в это святое место, то здесь она и встанет.

И так она ждала, молясь, ночь за ночью.

Еще до того, как начал дуть ветер, она уже знала, что больше ждать не придется.

Горячий ветер пронесся по комнате, растрепав ее волосы, сдув с места несколько ковров и настенных украшений мечети. Фатима ощутила запах крови, сильный, как от только что убитой жертвы. Глядя прямо перед собой, не желая попусту гоняться за ветром по комнате, она поднялась на ноги.

«Все, что я сделала, - начала она говорить на арабском, мягко, но твердо, - я сделала во имя Аллаха, но также, где возможно, и во имя твое. Все ради Его славы, но и ради твоей». Она ощутила, что ее голос дрожит. Смертоносная убийца из клана Ассамитов уже не помнила, как давно она не чувствовала настоящего страха. Ну что ж, если тот, к кому она говорит, вменит ей это в вину, да будет так. С ее стороны было бы глупостью не бояться.

«Я любила моих братьев, любила мой клан, с самых первых моих ночей. Тысячу раз я с радостью пожертвовала бы своим существованием ради них, умерла бы новой смертью в каждую ночь, что ходила по Земле. Я любила тебя.

Но я не стала – не смогла – предать моего Бога, даже по велению Ур-Шульги, твоего глашатая. И я думаю, что твои древние учения не стали бы от меня действительно этого требовать. Те, кто верен Ур-Шульги, зовут меня предательницей. Я говорю, что, оставшись верной Аллаху, и самой себе, я осталась верна и нашему клану.

Карай меня по своей воле. Но я не извиняюсь».

Проявив, возможно, величайшую отвагу за всю свою жизнь, Фатима подавила инстинкт тела и Зверя закрыть глаза. Она увидит его появление. Она посмотрит смерти в лицо, как делала всегда, один последний раз.

Горячий ветер подул сильнее…

И пропал.

Фатима аль-Фахади, как и многие до нее, предстала на суд. И – единственная – была оправдана.

Слезы крови покатились по щекам никогда не плакавшего Сородича. То были слезы облегчения, да, но прежде всего слезы радости. Всякое сомнение, которое она когда-нибудь ощущала, оказалось развеяно этим последним порывом пустынного ветра, ибо величайший из всех судий, кроме Самого Аллаха, объявил ее достойной. Пусть завтра придут смерть или Геенна – она встретит их с улыбкой.

«Спасибо тебе, Праотец Хаким» - тихо прошептала Фатима в темноту. Затем, подобно фантому, ушла и она.

 

Среди хаоса

Калат ат-Шеркат, Ирак

Объятые ужасом смертные бежали с воплями или застыли на месте, окаменев от страха, когда звезды над их головами просто исчезли, перестав существовать, а огни на улицах и даже в их домах померкли и потухли. Беккет и остальные метнулись в ближайшие убежища, оказавшись в комнатах, уже занятых перепуганным стадом. Беккет практически перепрыгнул через какого-то мальчика, оказавшегося на пути, и приземлился в центре комнаты, рядом с Капанеем и Люситой. Куда делись остальные, он не знал.

В воздухе разлился странный запах. Нет, даже не запах, а отсутствие запаха. Душок пота от смертных вокруг, кровь, пульсирующая в их жилах, пыль и камень, из которых состоял город – все это просто исчезло.

Тьма затекла внутрь с улицы снаружи. Часть ее казалась плотной, вливаясь в открытые окна, подтекая под двери. Другие части великой тени, однако, выглядели бесплотными, проявляясь из самих стен, словно они были лишь иллюзией.

На тех смертных, кто бежал от наползавшей тени, она не обращала внимания; те, кто застывал на месте, оказывались поглощены, их тела и души оказывались проглочены темнотой, которая сама по себе была намного хуже, чем все, что она могла скрывать. Она поднималась и над городом, проходя сквозь крышу над головой Беккета, волны, щупальца и абстрактные образы черноты, клякса Роршаха, выплеснутая на лицо мира.

За все свои годы Беккет не видел ничего, хотя бы отдаленно похожего. Люсита – видела, и бесстрашную хищницу среди хищников била дикая дрожь, ибо она с ужасом понимала, с чем они столкнулись. Она уже имела дело с кошмарами Бездны, но они не были такими огромными, не имели столько чистой силы. И, что еще хуже, она чувствовала свою связь с ним, какой никогда не имела даже со своим сиром, кардиналом Монкада.

Она ощущала его почти как родителя.

Словно ее ужасающую догадку еще требовалось чем-то подтверждать, Люсита ощутила, что оставшиеся у нее скудные силы покидают тело, будто кто-то выдернул заглушку. Ее мышцы обмякли, кровь оскудела, даже ее плоть, казалось, съежилась на костях, оставив от нее иссушенную пародию на былую себя. Ее колени подогнулись, и только быстрые рефлексы Капанея не дали ей осесть на пол.

Но тень жаждала не Люситу. Дергась, словно ядовитые щупальца медузы, нити тьмы потянулись к Беккету.

Конечности из тени достаточной физической силы, чтобы сокрушать здания, и достаточной мистической силы, чтобы посрамлять величайших оставшихся в мире чародеев крови, метнулись вперед и вниз, и, даже если бы они двигались не со скоростью молнии, Беккету некуда было деваться. Он не смог сделать ничего, кроме как дернуться в сторону, когда щупальца хлестнули по нему…

И прошли прямо сквозь него, словно он был призраком. Он ощутил странный, болезненный холод, прошедший по его душе, почувствовал, как Зверь внутри сжимается, но никакого вреда ему нанесено не оказалось.

На какой-то долгий (и, потенциально, последний в своей жизни) миг Беккет не мог делать вообще ничего – настолько его шокировало то, что он остался цел. Он дикими глазами огляделся вокруг, столкнулся с таким же напряженным взглядом Капанея. Если Люсита, свисавшая из рук старейшины, и увидела произошедшее, то у нее не было даже сил как-то отреагировать.

Тень взвилась, как испуганная лошадь, частично пройдя сквозь потолок. Щупальца били снова и снова, и каждый раз они проходили сквозь Беккета, или разбивались о него, истаивая, как дым.

«Люсита?! Беккет?! – Кричали снаружи; секундой позже дверь вышибла нога в тяжелом ботинке. В проеме стоял Белл с дробовиком в руках. – Вы как? Мы не знали, куда вы делись, и… Ебаная срань!!!» Белл прыгнул в сторону, когда какое-то шальное щупальце небрежным жестом махнуло в его направлении, обрушившись на то место, где он стоял.

Этого хватило, чтобы вывести Беккета из оглушенного ступора. «Капаней, беги!» - выкрикивая это, он сам уже пронесся к двери, ухватил Белла за рубашку и вытащил его за собой. Капаней, перекинув Люситу через плечо, словно пожарный, следовал на пару шагов позади. Райциэль и Чезаре ждали в дверном проеме через дорогу, глядя вверх, на клубящуюся тьму, которая теперь заполнила все ночное небо.

«Разрази его Бог! – Беккет настолько ошалел от ярости, выбравшись на улицу со всеми остальными, что она временно перекрыла страх. – Почему все пытаются убить именно меня? Какого хера ему от меня надо?!»

«Возможно, - мягко предположила Райциэль, - нам следует задаться этим вопросом несколько позже, и в каком-нибудь ином месте?»

«Я с ней» - объявил Белл.

«Ну да, - ответил Беккет, - если не считать того, что оно, похоже, почему-то не может мне повредить. Хотел бы знать, почему, но это значит, что оно на самом деле может разве что пытаться напугать меня до…»

Та часть тени, что напала на Беккета, вырвалась из здания, словно огромный кит, прорвав поверхность камня. Огромные куски камня и бетона, обломки мебели и куски тел взмыли в ночное небо и дождем обрушились на улицы Калат ат-Шерката. Даже бомбы, которые падали на город в войну, не вызывали такого страха, ибо они, по крайней мере, были не настолько необъяснимы и непонятны. Тонны обломков приземлились на здания, на дома, на машины. Десятки людей погибли под этим ударом, сотни оказались ранены.

Беккет вытащил себя из-под старой ванны, скривившись, когда его левая рука согнулась где-то между локтем и запястьем: он закрылся ей от летевшего куска бетона. Он заставил себя не обращать внимания на боль, заставил тело влить в рану столько крови, чтобы хватило усилить кость, и не больше. Он сможет полностью вылечиться позже; прямо сейчас, как он предполагал, сила ему понадобится для другого.

Капаней стоял на коленях, укрывшись в дверном проеме через улицу, Райциэль была рядом, Люсита все еще была переброшена через его плечо. Как он сумел так быстро туда добраться, Беккет не знал. Чезаре лежал на улице и стонал, по его волосам бежала кровь, на животе была болезненного вида рана, но, насколько можно было видеть, немедленная помощь ему не требовалась.

Большой кусок дома отвалился в сторону, и из обломков поднялся Тео Белл; по его лицу стекала кровь, в глазах стояло желание убивать. «Я думаю, - огрызнулся он в направлении Беккета, - эта штука очень даже способна выколотить из тебя дерьмо».

«Беккет, - обманчиво спокойным голосом позвал из двери Капаней. – Я думаю, у меня есть план «Б», о котором ты спрашивал в Мишкольце».

«Бежать, словно на подходе рассвет, а мы стоим лицом к западу?»

«Нечто вроде того, да».

«Очень своевременно с твоей стороны. – Беккет поглядел вверх, на нависшую тьму, которая, разнеся укрывавшее их здание, похоже, замерла без движения. – Давайте убираться прежде, чем эта штука осознает, что у нее в арсенале есть еще одно оружие, и…»

Раздался скрежет разрываемого металла и грохот камня, и верхние два этажа ближайшего здания просто разлетелись, превратившись в град смертоносных обломков: на них с размаху обрушилось сотканное из тени щупальце толщиной больше городского автобуса. И снова на Беккета обрушился целый дождь из металла, и камня, и стекла, и тел – некоторые из которых кричали до того самого момента, как ударялись о землю. Но на сей раз это уже не было случайным последствием какого-то беспорядочного действия. На сей раз удар был прицельным. Беккет почувствовал, как что-то рвануло его левый бок, оставив болезненную рану, почувствовал, что его правая нога оказалась раздроблена в колене и еще минимум в двух местах, а правое плечо выбито из сустава, а потом его поле зрения стремительно заполнил собой летящий экран от старого телевизора. Потом был удар, и чернота почти такая же кромешная, как пришедшая за ним сущность из тьмы, поглотила его с головой.

 

Долина Тигра