Фабрика «Объединения Двигательных Цехов» (закрытая) 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Фабрика «Объединения Двигательных Цехов» (закрытая)



Нью-Бедфорд, Массачуссетс

«Вы могли одурачить прочих, кого послали вас найти! Долго и далеко могли вы бежать от места ваших прегрешений! Но нет такой тени, что скроет от взора Господня! Нет такого места, чтобы укрыться от гнева Его!»

Взмах бича содрал еще одну полосу плоти со спины одного из приговоренных, и глаза вампира, известного только под именем Праведного Устремления, при виде этого вспыхнули от удовольствия. Он снял долгополый сюртук своего старомодного одеяния и стоял над заключенными, одетый в брюки и белую рубашку с закатанными рукавами. Широкополая шляпа, которую он упорно продолжал носить как знак своего «священного» прошлого, легкомысленно болталась на торчащем шипе одного из нечеловеческих существ, что его сопровождали. «Шляхта» - могучие и отлично тренированные боевые гули, которым искусство лепки плоти клана Цимисхи придало их нынешний извращенный облик, - служили равно его охранниками и его инструментами в задачах вроде нынешней.

Будучи одновременно ведьмой и охотником на ведьм из темнейших дней Салема, Праведное Устремление после Обращения не оставил ни своей веры, ни своей любви добывать «признания» из еретиков и грешников. Став жрецом и неофициальным инквизитором Шабаша, он немного сместил свой фокус, и все.

Четыре неоната, стоявшие перед ним на коленях, были всего лишь очередными «грешниками», с которыми ему предстояло разобраться. Получив задание разведать позиции Камарильи в городах и городках помельче вокруг Нью-Йорка, они вместо этого нарвались на шерифа и ее костоломов, уже готовых к их приезду. Они заключили сделку с Камарильей, выдав секреты Шабаша ради своего собственного выживания – непростительное прегрешение, с точки зрения их руководителей по секте, - и лишь недавно оказались загнаны в угол. Комната, в которой им предстояло встретить свою судьбу, была практически лишена деталей интерьера: четыре бетонных стены да цементный пол, к которому были пристегнуты их цепи. Воздух был густым от резкого запаха крови, пролитой из ран и выступившей из пор Сородичей с потом, - вполне буквального запаха страха.

«Мы суть орудия Всемогущего! – продолжал Праведное Устремление, снова и снова опуская свой бич. – Мы суть руки Его! – Щелк! – Мы суть гнев Его! – Щелк! – «Мне отмщение», сказал Господь, и мы суть это отмщение! Меч Каина есть Меч Господа, и Господу неугодны орудия, которые ломаются!»

Щелк!

Неонаты вопили от боли, но не делали ни одного движения, чтобы уклониться от кожаных полос, в которые были вплетены куски битого стекла. Дело было не в том, что они не могли сделать этого физически. Цепи, что их удерживали, были слабыми, едва ли более чем просто церемониальными. Дело было и не в том, что они страшились «шляхту»: быстро умереть от когтей этих чудовищ было бы заметно легче, чем продолжать сносить бесконечную пытку от напыщенного проповедника с бичом. Нет, дело было в ауре самого жреца, в ощущении могущества, злобы и бесстрашия, которое, заметное почти физически, расходилось от него по комнате, словно мираж в пустыне. Именно оно силой удерживало их на коленях, не давало поднять глаз, не позволяло и пальцем шелохнуть. Они были не более способны поднять руку на Праведное Устремление, чем выступить с оружием против утренней зари.

«Вы ущербны! – Щелк! – Вы слабы! – Щелк! – Вы прокляты, как и все мы, но вы не принимаете ваше проклятие! Вы бежите от него! Вы бежите от боли и смерти на службе Господней, и через это бежите от Него! – Щелк! – Вы отвернулись от Него! Вы презрели Его! И вы разгневали Его! – Щелк! – Что вы посеяли, то и пожинаете, ибо аз есмь могучая десница Господня, аз есмь отмщение Господа и Меча Каина, и так говорю я вам: дважды вы прокляты!»

«Члены Стаи Серебряного Молота, - формальным тоном продолжил жрец Цимисхи, сворачивая бич и не утруждая себя вытереть с него кровь и обрывки кожи. – Я нахожу вас виновными в ереси против слова Божьего и законов Шабаша. Перед глазами моими, как и перед глазами Господа, вы уже мертвы. Во имя Его я сделаю, чтобы стало так».

«Прикончите их».

Когда «шляхта» скользнули вперед, Праведное Устремление вновь взял свою шляпу и отвернулся, собираясь с удовлетворением выслушать, как грешники будут разорваны по кускам.

И он услышал звуки, о да, - но они были совершенно не те, что он ожидал услышать.

Проповедник резко развернулся и вытаращился на своих драгоценных боевых гулей: они бились, словно отравленные. Более крупный из двоих дернулся раз, другой, и затем умер. Второй мучился намного сильнее: казалось, что силы, которые придали ему форму существа одновременно большего и меньшего, чем человек, взбесились. Конечности удлинялись и укорачивались, искажаемые и изгибаемые. Раскрывались раны, и куски плоти свешивались из них, точно языки из разинутых ртов.

Праведное Устремление почти утратил дар речи. Как такое могло происходить? «Что… Что?..»

«Вот что, лицемерный ты ублюдок!»

Проповедник рухнул на пол, в его черепе отдавалась агония. Он посмотрел снизу вверх на одного из заключенных: цепи, которые приковывали его к стене, теперь свисали с его запястий, порванные, и несколько звеньев были в крови.

Это было невозможно! Его сила, чистый вес его сверхъестественного присутствия, должна была удержать их, скорчившихся, как наказанных детей, несмотря на смерть их стражей. Что ж, им предстояло узнать, как опасно вмешиваться в дело Господа.

Праведное Устремление напрягся, позволяя ярости самых воинственных ангелов Божьих хлынуть сквозь него. Она должна была преобразить его в ужасающее создание, демона Бездны с шипами, зеленой кожей и руками, способными рвать бетон с той же легкостью, как слабую плоть.

Вместо этого, могучий охотник на ведьм Цимисхи рухнул на колени, когда его тело начало извергать находившуюся внутри кровь. Он изрыгал ее обильным потоком, пока его рта не перестало хватать, и он не почувствовал, как кровь течет из его носа и даже из слезных пазух.

«Господь мой, - выдавил он из себя, и голос его был почти не слышен сквозь кровь. – Почему ты… - еще один приступ рвоты – оставил меня?»

«Может, потому, - услышал он над собой голос неоната, полный ярости и ненависти, - что ему твое дерьмо так же надоело, как нам».

К тому времени, как стае Серебряного Молота надоело их развлечение, и они решили окончить его, выпив все, что оставалось от души Праведного Устремления, проповедник мог только поблагодарить Бога, что все закончилось.

 

Аэропорт Хилтон, международный аэропорт Лос-Анджелеса

Лос-Анджелес, Калифорния

Для Сородича, известной лишь под именем Тары, бывшей предводительницы анархов, а теперь – князя, пользующегося поддержкой Камарильи, последний год выдался не сильно хорошим. Будь на то ее воля, она предпочла бы оставаться дома в Сан-Диего, ее настоящем домене, несмотря на его многочисленные проблемы и еженощные катастрофы.

Вместо этого она уже третий месяц как выполняла обязанности «регента» Лос-Анджелеса. Катаяны, эти странные азиатские вампиры, которые сумели заявить о своих правах на значительную часть Западного Побережья, внезапно отступили, и их ряды в Лос-Анджелесе съежились до незначительной части прежнего размера. Старейшины Камарильи не знали, были они уничтожены, или вернулись домой, или еще что, - и не заботились этим. Несколько группировок анархов уже двигались в Лос-Анджелес, чтобы вернуть себе этот город, когда-то бывший центром так называемых Свободных Штатов Анархов. Этого Камарилье тоже не хотелось. Юстициарии не собирались ни допускать, чтобы в ЛА сформировалась еще одна враждебная группировка, ни оставлять город легкодоступным для Катаянов, если те вернутся.

Соответственно, когда князь ЛаКрой был убит примерно в то же время, как Катаяны начали исчезать, понадобилось, чтобы кто-то занял место. Кто-то опытный, кто-то, знающий местность, кто-то, знающий анархов.

Тара была князем ее собственного города, и приказать ей это сделать они не могли. Но она чертовски хорошо знала, что они могли сделать ее существование еженощным адом, если она не сделает этого. Так что Сан-Диего теперь находился под управлением ее детей – и она уже пообещала им все возможные виды вечных мучений, если они с готовностью не отдадут власть обратно, когда она вернется, - а сама она, взмыленная и обезумевшая, пыталась жонглировать многочисленными группировками Лос-Анджелеса.

«Раймонд, мне нужно, чтобы ты доставил сообщение», - сказала она в трубку старого телефона. Хотя в ее речи этого почти не ощущалось (разве что по редким перепадам тона), но застывшее на ее лице выражение отчетливо показывало, насколько же сильное отвращение она испытывает от того, что собирается сделать.

«Будь добр уведомить Умысел Четырех Ветров, - Боги, как же она ненавидела произносить вслух имена Катаянов: это всегда заставляло ее чувствовать себя полной идиоткой, - что, после тщательного рассмотрения, суверенный домен Лос-Анджелеса принимает последнее предложение, переданное его вышестоящими. Мы заплатим Мандаринату Нового Обещания Лос Анджелеса дань в размене пяти миллионов долларов. В обмен, МНО обещает воздержаться от вмешательства в нашу текущую борьбу в анархическими элементами – как с так называемыми МакНилами, так и с худокровками Кросс. Сообщи ему, что я ожидаю получить подтверждение того, что его вышестоящие понимают и принимают мое соглашение, в течение месяца».

Тара повесила трубку прежде, чем ее гуль мог ответить. Пластик под ее пальцами лопнул: ярость грозила пробудить в ней Зверя. МакНилы, которые взяли свое название в честь Джереми МакНила, вожака анархов, убитого, когда Катаяны захватили Сан-Франциско в 2000м году, были ведущей группировкой анархов в Лос-Анджелесе, и все еще гнули старую партийную линию про изничтожение князей и сект и управление собственным существованием. Можно подумать, у них было хоть какое-то представление о том, с чего начать! Их было много, и они были хорошо вооружены, но тонкости им не хватало. Будь она только против них, Тара знала бы, что со временем возьмет верх.

Но теперь в салат добавилась еще одна группа вампиров. Эти худокровки, вампиры, столь удаленные от Каина, что едва могли считаться большим, чем смертные, были недавним явлением в обиходе Сородичей, и они были не более чем забавной диковинкой – до недавнего времени.

«Князь Тара?» Вперед – явно без большой охоты становиться перед ней при подобных обстоятельствах – шагнул второй вампир, находившийся в комнате. Она выполняла роль сенешаля, прибыла вместе с госпожой из Сан-Диего и, как и сама князь, когда-то была анархом. «Ты уверена, что это мудро? Ода из главных причин того, что мы находимся здесь – удержать Катаянов от того, чтобы вернуть себе…»

«Думаешь, я не знаю? – Тара резко вскочила, кулаки ее были сжаты. Клыки, выпирающие под кожей губ, чудовищно исказили контуры ее лица, обычно округлые и мягкие. Второй вампир – фактически, правнучка самой Тары, соответственно тому, как подобные вещи отсчитывают Сородичи, - отступила на несколько шагов и вжалась спиной в дальнюю стену. – Черт его раздери, и черт раздери тебя, Диона, я знаю!» Князь зашагала вперед, пока младшая из двоих Сородичей не ощутила, что мощь гнева Тары, проявившаяся сквозь ее сверхъестественную природу, кажется способной продавить ее сквозь стену.

«Я знаю, что я сделала! Я знаю, что, если Катаяны вернутся большим составом, у них на руках будет отличный стартовый капитальчик, чтобы начать все отстраивать заново. Я знаю, что мне теперь предстоит заискивать перед этими уродскими ублюдочными дерьмососами с этого дня и пока не разразится Геенна, если только мне не повезет чертовски сильно!

И скажи-ка мне, есть ли у меня хоть какой-то ебаный выбор? МакНилы две ночи назад спалили убежище Родригеса. Дженна Кросс и ее скопище клятых неудачников убили еще двоих моих граждан и заняли еще девять районов за последние три месяца! Я едва держусь в войне на два фронта с теми силами, что у меня есть, Диона, и я никаким боком не смогу в одиночку сражаться на три! А высокая, могучая и злоебучая Камарилья, столь вежливо потребовав, чтобы я усмиряла для них Лос-Анджелес, пока здесь не сможет установиться постоянный князь, не утруждает себя прислать подкрепление! «Слишком много необъясненных происшествий в других частях света». Мне придется разбираться с врагами по одному за раз. Я думаю, что смогу управиться с МакНилами, я знаю, как они думают, как они работают. Так что сейчас «армия угнетенных» Кросс – дело более неотложное».

«Было время, - мягко ответила Диона, - когда ты сама была угнетенной».

Когда Тара стиснула челюсти, ее зубы по-настоящему щелкнули и скрежетнули. Одна ее рука, почти самостоятельно, поднялась к шее Дионы, и князю потребовалось величайшее усилие, чтобы не позволить себе раздавить гортань своего сенешаля. Для вампира подобное увечье, конечно, не было бы неизлечимым, но на какое-то время она бы точно заткнулась.

«Да, я была, - рыкнула примоген. – А потом я повзрослела».

«Обзвони выживших примогенов, - приказала она, развернувшись и зашагав к двери. – Я хочу, чтобы весь совет собрался в начале следующей недели, и неважно, что им придется ради этого бросить. Нам предстоит разобраться с Кросс, и нам предстоит сделать это сейчас».

После того, как Тара хлопнула дверью с такой силой, что рама затрещала, Диона несколько долгих мгновений стояла недвижно и смотрела ей вслед. Потом, с очень человеческим вздохом, она вытащила из внутреннего кармана куртки сотовый телефон (предоплаченный, неотслеживаемый, в любой момент можно выкинуть).

«Это я, - представилась она в микрофон. – Ожидавшаяся встреча назначена на следующую неделю. Да, я об этом позабочусь. Ты уверена, что вы готовы… Ладно, тебе решать. Ты ведь понимаешь, что, если дело пойдет кисло, я буду громче всех призывать оторвать тебе голову, так? Хорошо, что мы друг друга понимаем.

И тебе удачи, Дженна. Увидимся на неделе».

 

Дворец Альхаферия,

Сарагосса, Испания

«Извините, кардинал Мисанкта не может с вами говорить в данный момент».

«Да. – Люсита, древняя Ласомбра, погибель столь многих Сородичей за прошедшие века ее существования, а с недавних пор – новоназначенный архиепископ Арагона, практически шипела в динамик коммуникатора на тяжелом столе красного дерева. – Ты мне уже говорил. И даже много раз. Я желаю знать, почему он не может говорить со…»

«Извините, кардинал Мисанкта не может говорить с…»

Щупальце чистой тьмы, клубящейся тени, которая двигалась независимо от рассеянного освещения, хлестнуло из полумрака позади Люситы. Лишь в последний момент она восстановила достаточный контроль, чтобы просто прервать соединение, а не разнести динамик (возможно, вместе со всем столом) на осколки.

Это потребовало намного больше усилий, чем должно было. Вызвать подобное щупальце – одно из так называемых «рук Бездны» - было простым делом для того, кто настолько искусен в умениях манипулировать тенью, как она. Однако Люсита чувствовала легкую усталость, словно только что занималась не особенно тяжелым физическим трудом.

Она не в первый раз за последнее время сталкивалась с подобной нестабильностью своих сил. Не так уж много времени прошло с тех пор, как она повстречала, и еле сумела одолеть, врага, способного на много более впечатляющие деяния по части призывания Бездны, чем она сама, врага, властного мешать способностям других делать то же самое. Но сейчас было не как тогда. Тогда она ощущала активное противодействие своим усилиям. Сейчас, и в нескольких других случаях за последние недели, у нее было такое чувство, что она просто пытается поднять вес немного тяжелее, чем ожидала. Никто ей не мешал. Казалось, что ее попыткам противостоят сами тени.

Это само по себе могло озаботить Люситу, хотя и не обеспокоить попусту. Бездна была странным местом, странной сущностью, и ее не понимали полностью даже те, кто подчинял себе силы, извлекаемые из нее. Если течения, идеи и концепции, которые были самыми близкими к физическим чертам характеристиками Бездны, смещались и изменялись – особенно в свете случившегося несколько лет назад – это было бы не так уж удивительно.

Но недавние странности не ограничивались тем, что у одной Ласомбра стало несколько хуже получаться управляться с тенями. Люсита использовала свое положение архиепископа, чтобы вести досье событий, происходящих на территориях, которые Шабаш считал подвластными – или желаемыми. К ней начали просачиваться доклады, мелкой, но постоянно нарастающей струйкой, о Каинитах, которые сталкивались с ослаблением или полным отказом своих способностей. Будь эти доклады более разрозненными, Люсита отмахнулась бы от них как от случайностей, решила бы, что пострадавшие вампиры сначала слишком мало питались, а потом слишком много пытались сделать, либо же что какие-нибудь тешащие себя иллюзиями дураки сами начали верить в собственное всемогущество.

Но доклады не были разрозненными. Более того, ее анализ выявил определенную и беспокоящую тенденцию. У более старых вампиров подобные явления встречались чаще и были сильнее, чем у молодых. В сочетании с ее собственными трудностями этого было достаточно, чтобы побудить ее поделиться своим открытием с кардиналами Шабаша.

То, что ей не удалось связаться с несколькими из них, привело ее к еще более неприятному умозаключению, а именно, что некоторые из вожаков Шабаша пропали. Не все, и даже не большинство. Однако в последние несколько ночей Люсита выслушала достаточно вежливых уклончивых ответов от разного рода лизоблюдов, которые явно не знали, где их хозяева, и отчаянно пытались скрыть этот факт. Она осознала: происходило что-то неправильное.

А этой ночью события ухудшились еще сильнее. Поступали жесткие, быстрые доклады, доставляемые по факсу, по телефону и с посыльными, на тему кровопролития среди личного состава. Само по себе это не было необычным: доктрина Шабаша о силе и могуществе вела к тому, что многие внутренние конфликты разрешались кровью и разрушением. Но масштабы происходящего изумляли. Целые стаи, похоже, истребляли друг друга подчистую, и несколько епископств и архиепископств, видимо, объявили друг другу войну и установили осады такого вида, какой обычно приберегался для городов Камарильи.

Хмм… Необычайная жестокость. Исчезающие старейшины. Люсите внезапно пришла в голову мысль, и она решила ей последовать. Сознательно используя щупальце тени, хотя можно было обойтись рукой (она была настроена сохранить за собой полную степень контроля, даже если ради этого ей пришлось бы выучить все свои навыки заново с самого начала), она нажала кнопку интеркома на коммуникаторе.

«Свяжи меня с Ахавом Каном».

Целую секунду ответом ей было лишь молчание. Затем: «Ваше превосходительство, вы бы не могли… пожалуйста, повторить это?»

«Ты очень хорошо меня расслышал. Серафим Ахав Кан из Черной Руки».

«Ваше превосходительство, я не вполне уверен, что знаю, как…»

«Так узнай. И быстро». Люсита отключила интерком.

Тайная, воинственная под-секта внутри Шабаша, называемая Черной Рукой, не была легко доступной – даже в сравнении с теми кардиналами, которые использовали десятки уровней тайных передач, пакетов шифрованных данных и многочисленных кодовых фраз, чтобы просто ответить на телефон, - но она знала, что кто-то из числа иерархов знает, как связаться с ее вождями. А если это может сделать кто-то, то сможет и она.

Прошло несколько часов; Люсита провела их, чередуя чтение дальнейших докладов с упражнениями по контролю за тенями, а иногда и совмещая эти занятия, когда она переворачивала страницы с помощью крохотных щупалец темноты. Было уже далеко за полночь, когда интерком зазвонил вновь.

«Ты его достал?» - спросила Люсита, не давая собеседнику возможности заговорить.

«Боюсь… боюсь, что нет, ваше превосходительство. Очень немногие из моих контактов выразили желание предоставить контактную информацию, связывающую с серафимом. И все те немногие каналы связи, что мне удалось проверить, привели в тупики. Либо среди моих зацепок не было ни одной корректной, либо Ахав Кан более не доступен. Ни для кого. Я прошу прощения, ваше превосходительство».

Люсита практически зашипела: «Тебе следовало подумать прежде, чем извиняться передо мной. В следующий раз сделай дело лучше».

И все же Люсита не могла по-настоящему винить своего помощника. Не то чтобы ей самой последнее время сильно больше везло по части того, чтобы с кем-то связаться.

Что-то определенно происходило, что-то, чреватое далеко идущими последствиями. Она слишком долго ходила по Земле и видела слишком много ходов Джихада, чтобы даже помыслить, что все это соединение событий – странная, распространяющаяся среди старейшин слабость крови, зашкаливающая жестокость в рядах секты и исчезновение нескольких вожаков Шабаша, - могли быть просто совпадением. Кому-то предстояло в этом разбираться, и, хотя она потратила немало времени, пытаясь придумать альтернативу, правда была такова: Люсита знала лишь одну личность, которой достаточно доверяла для проведения подобного расследования.

Какого черта? Она же сама хотела больше практики, в любом случае…

Еще один щелчок по интеркому: «Пожалуйста, подготовь дела к моему продолжительному отсутствию, и приготовь самолет. Я собираюсь попутешествовать».

 

Отель «Гранитные Ступени»

Саванна, Джорджия

«Ты, конечно, понимаешь, - спокойно сказал Анатоль, поднимая к губам чашку кофе, - что это не может происходить на самом деле».

«О, я знаю, - ответил Беккет, прихлебывая из собственной чашки. Он огляделся вокруг, на пустующие столики. Он и его друг-пророк были единственными, кто сидел в уличном кафе. Оно выглядело по-парижски, но Беккет почему-то не мог рассмотреть остаток квартала, чтобы убедиться в своем предположении. – Хотя не уверен, откуда я это знаю. Почему этого не может происходить?»

«Потому, что в этом часу практически невозможно найти порядочное кафе открытым, - объяснил ему Анатоль. Чашка в его руках стала кубком такого вида, какой часто можно было увидеть в Средние Века на причастии в богатейших церквях. – А если бы у тебя получилось, оно вряд ли было бы пустым».

«А-а. - Беккет сделал еще глоток. Вкус все еще был как у кофе, но жидкость в его собственной кружке – нет, кубке, - была густой и красной. – Знаешь, ты говоришь как-то по-другому».

«Да, из-за смерти такое случается. Я еще никогда не встречал никого, кто, умерев, продолжал бы говорить как раньше».

«Ну… наверное, логично».

«Ты в курсе, что у тебя неприятности, да?»

«Ну да, сливок нет».

«Я серьезно. Смотри».

Беккет обернулся и понял: дело было не в том, что он не мог видеть остаток квартала; остатка квартала просто не существовало. Прямо на его глазах ничто подползло еще на несколько дюймов ближе, сопровождаемое жующими звуками.

«Это еще что за чертовщина?»

«Я бы тебе рассказал. Но я мертв».

 

Беккет проснулся.

«Это, - пробормотал он в пустой ванной комнате отеля, - было странно».

Несколько мгновений он просто лежал в ванне – дополнительная мера безопасности в виде лишней стены между ним и любыми окнами, не говоря уже о дополнительном замке на дверях ванной, вполне компенсировала некомфортное пробуждение с телом, затекшим от фаянса, - и размышлял. Это был далеко не первый сон, который он в последнее время видел. Даже не первый, в котором фигурировал его старый друг и наставник Анатоль. Беккет был в замешательстве, и, хотя он никогда не признался бы в этом никому другому, уже начинал беспокоиться. Все то время, что он существовал в качестве одного из не-мертвых, Беккет проводил свои дни в дреме без сновидений – или же, если он все-таки видел сны, то они не были достаточно запоминающимися и не вспоминались ему после захода солнца. Но последние несколько месяцев, с той самой ночи, что он провел у входа в Каймаклы, Беккет видел сны не реже двух раз в неделю, а иногда и каждый день. Первое время он предполагал, что сны были вызваны теми воспоминаниями, что подняли со дна и исказили призраки под землей, но он ожидал, что они угаснут. Беккет на своем веку видел слишком много пророков и пророчеств, которые оказывались правдивыми, чтобы не верить в знамения, и те, что он, похоже, переживал сейчас, ему не нравились.

Внезапная трель спутникового телефона – а точнее, личная мелодия, которую Беккет назначил только для одной личности, - выдернула его из того, что грозило перерасти в занявшую всю ночь задумчивость.

Беккет слегка ухмыльнулся, нажимая кнопку ответа: «Как самочувствие, старик?»

«Я старше тебя, - с преувеличенной напыщенностью отозвался Окулос, - менее чем на десять лет».

«Точно. Так как самочувствие, старик?»

Голос с той стороны рассмеялся: «Лучше, спасибо. Физические раны уже давно зажили. В том числе, - добавил он, и в его голосе зазвучали нехорошие нотки, - и несколько очень поганых разрывов у меня под коленями».

«Ну, просто имей в виду, что еще на выбор были твои кишки и твое горло».

«А-а. Ну да, физические раны зажили. Но я все еще… устал. Опустошен. Я не знаю, как много времени я был нездоров…»

На эту формулировку Беккет ухмыльнулся. Окулосу никогда не нравилось думать о ситуациях, когда он терял контроль, так что он редко использовал слово «ярость», разве что про кого-то еще.

«…но, похоже, это продлилось достаточно долго, чтобы отнять у меня действительно много», - завершил мысль Окулос.

Беккету оставалось только согласиться, хотя он и не собирался что-то говорить. По словам Капанея, Окулос оставался в хватке Зверя много месяцев. Беккета по-настоящему впечатлило, что его другу хватило силы воли вообще восстановить человечность.

«Я думаю, - продолжил Окулос, - что я уже был бы в порядке, если бы смог просто хорошенько отдохнуть, если бы эти клятые сны не заставляли меня проводить половину дня с открытыми глазами».

Сны? И опять Беккет подумал, не сказать ли что-нибудь, но закрыл рот с почти различимым хлопком. Он еще не был готов признаться кому бы то ни было в собственных снах, по крайней мере до тех пор, пока не разгадает их значение – если таковое есть.

«Но хватит о стариковских жалобах, - с усмешкой продолжил Окулос. – Как тебе Каир?»

«Разочарование. И опасность. Здесь что-то происходит. Холодная война между местными Ассамитами и Сетитами, похоже, подогревается, и ни одна из сторон не имеет большого интереса в возне с чужаками».

«Понятно. Но… разочарование? Я не бываю в Каире так часто, как ты, но никогда его таким не находил».

«Ну, Капанею он вроде понравился», - признал Беккет.

«Он все еще с тобой путешествует?» - В этом вопросе прозвучало неприкрытое удивление.

«Да. Пока мы говорим, он в соседней комнате. – Беккет нахмурился. – Но, честно сказать, я не знаю, почему он все еще со мной. У него есть действительно раздражающая манера не отвечать по-настоящему ни на один из моих вопросов о прошлом, а когда он все же отвечает, то делает это поверхностно и невнимательно. Но каждый раз, как я к нему повернусь, он задает мне вопросы о современном мире, и я отвечаю на них, не задумываясь. Я вообще не знаю, какого черта все еще с этим мирюсь».

На самом деле это было не совсем правдой. Беккет был вполне уверен, что знал, почему, и это было не из-за остатков надежды выжать из Капанея информацию. Он последнее время не особо занимался копанием в собственной душе, если не считать снов, но подозревал, что настоящий ответ заключался в банальном одиночестве. У него теперь оставалось очень немного спутников по путешествиям, и было приятно делить ночь хоть с кем-то – даже если этот кто-то задавал больше вопросов, чем трехлетний ребенок.

(А где-то в глубине души он задался вопросом: а смог бы он, если бы захотел, заставить Капанея уйти, учитывая его предполагаемый возраст?)

«В любом случае, само открытие было бесполезно, - пояснил Беккет, переводя тему обратно на Египет и на раскопки, которые он обследовал в пустыне. – Только на одном из артефактов были «таинственные надписи», и это был всего лишь обычный отрывок из Книги Нод, который у меня уже есть в трех других видах. Это ценная находка, - ты не поверишь, сколько Эш оказалась готова заплатить за возможность добавить его в свою коллекцию, - но применительно к моим исследованиям она бесполезна».

«Ах, восхитительная Виктория Эш. А я еще удивился, с чего бы тебе тратить время на американском Юге. Полагаю, ты отбываешь этой ночью, так?»

«Следующей. – Беккет нахмурился от мысли о том, что предстояло. – Прежде, чем я ушел из ее офиса, Эш позвонили и спросили меня. На эту ночь у меня назначена встреча с Голландским Подлизой. Камарилье потребовались мои услуги «эксперта» по какому-то вопросу».

На то, чтобы перестать смеяться, Окулосу потребовалось несколько минут: «А Питерзун знает, что ты так о нем думаешь?»

«Ян Питерзун – это безотказный инструмент и фанатик Камарильи худшего рода из возможных. Если он не знает моего мнения, я буду рад ему сказать».

«Так почему ты с ним встречаешься?»

Беккет почувствовал очень человеческое желание вздохнуть: «Потому что он еще и агент Внутреннего Круга Камарильи, и дитя Хардештадта, одного из основателей секты. И мне проще потратить несколько часов, чтобы их развлечь, чем ждать несколько лет, пока им надоест злиться на то, что ими пренебрегли».

«Разумно».

«О да, я очень разумен. На самом деле, я настолько разумен, что уже опаздываю. Поговорим позже, Окулос. Рад, что тебе лучше».

 

Плантация Томпсон



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-06-19; просмотров: 165; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 34.201.37.128 (0.096 с.)