В законодательстве государств

 

Права человека – неотъемлемое свойство личности и человеческого бытия. Поэтому процесс формирования концепции прав человека прошел длительный путь, тесно связанный с историей развития человеческого общества. Начало его восходит к первым формам общественной жизни людей, вызвавшим необходимость регулирования их поведения в окружающем мире.

По поводу происхождения прав человека существуют две теории: естественно–правовая и позитивистская. Для первой характерно выведение прав человека «из области морали, критериев справедливости безотносительно к юридическим порядкам», вторая «подчеркивала позитивную природу современного права как норм, установленных или гарантированных государством».[1]

Однако изолированно рассматривать доктринальные концепции относительно естественной природы прав человека и их правового регулирования было бы ошибочно. При всей разновременности указанных процессов они взаимодействуют друг с другом. Любое философское или религиозное воззрение без юридической защиты со стороны государства остается лишь абстракцией. Весь ход формирования философско–правовой концепции прав человека подтверждает данный аргумент.

Идеи естественного равенства людей – равенства по природе, существенные для понимания прав человека, были высказаны древнегреческими и китайскими мыслителями.

Известно изречение Протагора: «Человек есть мера всех вещей в том, что они существуют и в том, что они не существуют».[2] Эта знаменитая аксиома, по словам итальянских философов Дж. Реале и Д. Антисери, стала впоследствии чем–то вроде «magna charta», великой хартией западного релятивизма. В VI в. до н. э. греческий архонт Солон разработал конституцию, которая закрепляла некоторые принципы демократического устройства общества, касающиеся привлечения к ответственности чиновников за произвол по отношению к населению.[3]

Идеи равенства всех людей можно найти и в раннем христианстве, для которого характерны такие постулаты: каждый получает награду по своему труду; где нет закона, там нет преступления.

Древнеримским юристам принадлежит заслуга в разработке понятия субъекта права и равенства всех субъектов перед законом. «Под воздействие закона должны подпадать все», – утверждал Цицерон.[4] Правда, равная субъектность касалась лишь свободных римских граждан, исключая рабов.

В период средневековья с его сословно–иерархичной структурой общества права человека рассматривались лишь как привилегия отдельных сословий, а равенство прав обуславливалось принадлежностью к одному сословию. Вместе с тем сословная ограниченность прав человека не умаляет значения английского документа – Великой Хартии Вольностей 1215 г., впервые закрепившего право на неприкосновенность личности. Статья 39, провозгласившая, что «ни один свободный человек не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен владения, или каким–либо способом обездолен … иначе, как по законному приговору … и по закону страны»,[5] создает непреходящую славу этому документу.

Ключевую роль в формировании естественно–правовой концепции прав человека играли философы эпохи Просвещения XVI–XVIII вв.: англичанин Дж. Локк, американцы Т. Пейн и Т. Джефферсон, голландец Г. Гроций, французы Ж. Руссо, Ш. Монтескье, Вольтер, белорусы Ф. Скорина, М. Литвин, А. Волан, Д. Олизаровский, Л. Сапега. Так, белорусский философ XVI в. А. Волан, анализируя врожденные свойства человеческой природы, выделяет те, которые формируют естественные права человека: свобода, равенство, разум. Причем свободу он рассматривает как важнейшее природное свойство.[6] «В том, что человеческой природе наиболее приличествует свобода, в соответствии с которой никто не рождается невольником, ни один мудрец в этом никогда не сомневается», – писал Волан.[7] Однако он не признавал абсолютного состояния свободы, указывая, что она находится под влиянием дурных человеческих наклонностей, таких, как алчность и жажда господства. Поэтому он предостерегал от злоупотреблений свободой, считал, что свобода существует только тогда, когда она никому не причиняет вреда.[8] Весьма ценным в белорусской просветительской философии было признание роли права в защите людей от произвола и регулировании роли права в защите людей от произвола и регулировании их поведения. Ф. Скорина утверждал, что закон должен воздействовать на людей злых … «або боячися казни, усмирили смелость свою» и не могли другим навредить».[9] Государственный деятель Великого княжества Литовского Л. Сапега ставил две задачи перед правом: охранять обывателя государства от злоупотреблений со стороны монарха, не допускать насилия, притеснения слабых, своеволия «можных и потужных», обеспечивая в государстве внутренний мир и порядок.[10] Наделяя право карательными функциями, белорусские философы выдвигали прогрессивные принципы его применения. С точки зрения А. Волана «если больше будет наказание, чем вина, – то это можно назвать зверством, а если меньше, чем вина, – произволом, ни одно из этих наказаний не соответствует справедливости»,[11] что соответствует принципу современного судопроизводства: наказание должно соответствовать тяжести преступления.

Гуманистические идеи белорусских просветителей получили воплощение в Статуте Великого княжества Литовского 1588 г., который был подготовлен к изданию канцлером Л. Сапегой. Они выражены в следующих положениях Статута: равенство всех перед законом – «все обыватели Великого князства Литовского ты модным правом писаным и от нас данным сужоным быти мають» (ст. 1); невозможность наказания по заочному обвинению, даже если это касается оскорбления королевского достоинства или государственной измены – «никого не карати на заочное ображенья поведанье, хотя бы дотыкалося маестату нашого госпадарского абы здрады речы посполитое» (ст. 2); ответственность каждого за свое преступление – «не маеть нихто не за кого терпети, только кождый сам за себе» (ст. 18); свобода передвижения, право покидать страну проживания – «о вольности выеханья с паньств наших до инших паньств християньских» (ст. 16); свобода веротерпимости – «о захованьне в покою всих поданных наших, обывателей того паньства з стороны рознага розуменья и уживанья набоженьства христианьскага (гл. II ст. 3).[12] Указанные статьи весьма показательны и выходят за рамки устоев феодального общества. Поэтому столь долговечной оказалась судьба Статута Великого княжества Литовского. Статут лег в основу буржуазной конституции 1791 г. Речи Посполитой. После ее раздела и включения белорусских земель в состав Российской империи применялся на их территории до начала XIX в.

Естественно–правовая теория получила развитие и детализацию в трудах западных философов–просветителей и была закреплена в конституциях и ином законодательстве периода буржуазных революций и становления буржуазных государств: в Англии – в Петиции о правах 1628 г. и Билле о правах 1689 г.; в США – в Декларации независимости 1776 г., Билле о правах 1791 г.; во Франции – в Декларации прав человек и гражданина 1789 г.

Определяющее значение для введения в доктринальный и международно–правовой обиход термина «права человека», их трактовки, классификации имела теория американского философа и публициста Томаса Пейна, которого в современной американской литературе называют величайшим мыслителем англосаксонской расы. В своих памфлетах и статьях «Здравый смысл», «Права человека», «Век разума» и «Рассуждения об основных принципах правительства» он не только проявил себя как последователь идей английских и французских просветителей, но и критически осмыслил и развил их. Концепция Т. Пейна состоит из следующих основных положений:

1. Все права делятся на естественные и гражданские. «Естественные права суть те, которые принадлежат человеку по праву его существования». Т. Пейн называет их «интеллектуальными правами» или «правами человеческого духа» и относит к ним: право личности на счастье, без ущемления естественных свобод, свободу религий, свободу слова. В качестве отличительных признаков естественных прав он выделяет возможность их осуществления самим человеком, а поэтому государство не может посягать на них либо лишать их. К гражданским правам относятся те, которые принадлежат человеку как члену общества. Подчеркивая взаимосвязь естественных и гражданских прав, Пейн указывает, что каждому естественному праву соответствует гражданское право, характеризующееся тем, что человек не может сам осуществить его. Поэтому гражданскими правами он называет права на безопасность и защиту. Базируясь на данной классификации, Пейн делает вывод о равенстве прав для всех людей, их уникальности. «Каждое поколение людей имеет равные права и поэтому права, принадлежащие одному поколению, не могут быть узурпированы другим поколением».[13]

2. Подобно французским просветителям, Пейн исходил из договорного происхождения государства. Государство создается для защиты прав на свободу и безопасность людей, образовавших его. При этом, целью государства является обеспечение всеобщего блага и всеобщего счастья. Но, в отличие от французских философов, считавших конституционную монархию наилучшей формой правления, Пейн заявляет, что «всякая монархия противоестественна и позор для человеческой природы. Только республика соответствует природе и ее законам», потому что республиканская форма правления учреждается как в индивидуальных, так и в коллективных интересах общества.[14]

3. «Базовой основой республики должна быть конституция, которая предшествует государству и на ее принципах зиждется государственная власть и все, что касается гражданского общества. Пейн провозглашает абсолютный приоритет закона. Закон должен быть королем и не должно быть никакого другого».[15]

4. Пейн предлагает двухзвенную систему организации власти: парламент – законодательный орган, избираемый всеми мужчинами, с правом народа отозвать своих представителей, «если они не осуществляют своих полномочий справедливо и в соответствии с интересами народа»; законодательная власть контролирует исполнительную власть, что гарантирует большую безопасность нации, чем монархия.

Пейн рассматривает представленную им модель политической системы как универсальную для всех стран мира. Сходство с современными концепциями правового государства несомненно.

Среди законодательных актов, в которых идеи философов–просветителей получили наиболее полное воплощение, особое место занимает французская Декларация прав человека и гражданина 1789 г.[16] В ней в четкой и лаконичной форме было раскрыто содержание прав человека, подчеркнута ценность человеческой личности, определена роль государства в установлении статуса личности в гражданском обществе.

Согласно Декларации, права человека объявлялись естественными, неотъемлемыми и священными. Причем термин «священный» использовался, чтобы подчеркнуть наивысшую степень значимости декларируемых прав. Целью государства («политического союза») провозглашалось «обеспечение естественных и неотъемлемых прав». Таковые – «свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению» (ст. 2). Среди свобод человека на первое место выдвигалась свобода выражений мыслей и мнений, которая определялась «как одно из драгоценнейших прав человека» (ст. 11).

Признавая неотъемлемость прав и свобод как обязательных для полноценной жизнедеятельности человеческой личности, Декларация отрицала их абсолютный характер. «Осуществление естественных прав каждого человека ограничено теми пределами, которые обеспечивают другим членам общества «пользование теми же правами» (ст. 6). Иными словами, пользование свободой не может наносить вреда другому человеку. Причем пределы пользования правами и свободами могут быть установлены законом.

Несомненная значимость Декларации заключается в том, что она не только содержала основные права и свободы, обусловив необходимость государственной власти для их гарантии, но и сформировала принципы ее организации в этой области, весьма созвучные с принципами современного правового государства. К ним относятся:

a. верховенство закона (все, что не запрещено законом, то дозволено; никто не может быть принужден делать то, что не предписано законом (ст.5); наказание и задержание лица, лишение собственности возможно только на основании закона) (ст. 7, 8, 17);

b. представительная форма правления (все граждане имеют право лично или через своих представителей участвовать в создании закона; все граждане имеют равный доступ ко всем должностям согласно их способностям) (ст. 6);

c. подотчетность всех органов и должностных лиц («общество может требовать у любого должностного лица отчета о его деятельности») (ст. 15).

Таким образом, несмотря на более чем двухсотлетнюю давность, положения Декларации сохраняют свою актуальность до настоящего времени. Именно поэтому Декларацию можно рассматривать как фундамент Всеобщей декларации прав человека при несомненном влиянии на последующие национальные законодательства других стран в области прав человека.

В XIX–XX вв. признание основных прав становится органической частью конституций значительного числа государств: Швеции – в 1809 г., Испании – в 1812 г., Норвегии – в 1814 г., Дании – в 1849 г., Пруссии – в 1850 г., Швейцарии – в 1848 и 1874 гг. Конституция Либерии 1847 г. начиналась с билля о правах, а французская конституция 1848 г. признавала «права и обязанности, предшествующие позитивным законам и превосходящие их».[17]

Латиноамериканские государства в XIX–XX вв. практически без исключения следовали в своих конституциях общей тенденции. Они расширили сферу применения основных прав путем увеличения обязанностей государства в социально–экономической сфере, а также путем значительного усиления гарантий прав (например, конституция Мексики 1917 г.).

В России не было демократических традиций и правовых документов типа Великой Хартии Вольностей, Декларации Независимости, Декларации прав человека и гражданина; либеральные идеи начали проникать в политико–правовую мысль во второй половине XIX – нач. XX в. Стремление осмыслить опыт французской революции характерно для большой плеяды русских юристов и историков. Отсюда и идеи естественного права и правового государства, которые исследуются в трудах Б. Н. Чичерина, П. И. Новгородцева, Б. А. Кистяковского, В. М. Гессена, Л. И. Петражицкого и др. Правда, большинство из них были сторонниками позитивистской, а не естественно–правовой теории происхождения прав человека. В частности, Б. Чичерин считал, что учение о неотчуждаемых и ненарушаемых правах человека, которые государство должно только охранять, но которых оно не смеет касаться, есть учение анархическое. В здравой теории так же, как в практике, свобода только тогда становится правом, когда она признается законом, а установление закона принадлежит государству.[18] Причем русские дореволюционные философы акцентировали внимание на либеральных идеях, касающихся взаимоотношений индивида и государства в экономической области. Так, Б. Чичерин писал о приоритете свободы и недопустимости вмешательства государства в экономическую сферу, т. к. экономическая свобода несовместима с равенством: «Если бы государство вместо установления одинаковой свободы для всех вздумало обирать богатых в пользу бедных – это было бы извращением коренных законов человеческого общежития».[19] В. Соловьев и П. Новгородцев придерживались другой позиции: отстаивая право человека на достойное существование, они выдвигали идею государства, обязанность которого выравнивать социальное неравенство. Причем П. Новгородцев справедливо отмечал, что задача уравнивания в правах, которую ставила французская революция, была необычайно легкой по простоте по сравнению с программой социальных реформ.[20] Однако, по словам В. Кистяковского, эти идеи имели весьма узкую сферу распространения только среди профессионалов и были неизвестны не только народным массам, но и большей части интеллигенции.

Что касается правового регулирования прав человека во втором десятилетии XX в., то следует выделить Конституцию Веймарской республики 1919 г. В ней содержались 63 статьи, посвященные правам. При этом, в отличие от вышеупомянутых, европейских конституций, впервые закреплялся ряд социально–экономических прав: возможность добывать себе содержание трудом, право н социальное страхование по старости, болезни.[21]

Хотя приоритет западноевропейских стран и США в формировании концепции прав человека, их правовом регулировании неоспорим, Советский Союз внес важную лепту в расширение содержания прав и свобод человека. Ему принадлежит авторство в законодательном закреплении и детальной трактовке социально–экономических прав, что нашло отражение в Конституции СССР 1936 г.

Что касается реализации концепции прав и свобод человека, то она имела весьма ограниченное территориальное действие, не распространяясь на огромное количество населения, проживающего в регионах Африки и Азии, являющихся колониальными владениями развитых цивилизованных государств.

Этому способствовало и классическое международное право, признававшее в качестве своих субъектов только цивилизованные народы.