Акцентуации В «сложных» текстах

Из числа литературных текстов следует особо вы­делить тексты с усложненной семантикой и синтакси­сом, содержание которых составляет описание теоре­тических положений, умозрительных концепций и те­орий. Такие тексты встречаются достаточно часто в сфере науки, прежде всего в философии и логике.

На наш взгляд, порождение многих из них обус­ловлено шизоидностью.

Шизоидная акцентуация

Шизофренические расстройства в целом характе­ризуются фундаментальными и специфическими рас­стройствами мышления и восприятия, а также неадек­ватным или сниженным аффектом. Как правило, со­храняются ясное сознание и интеллектуальные спо­собности, хотя с течением времени могут появиться некоторые когнитивные нарушения. Расстройства, свойственные шизофрении, поражают фундаменталь­ные функции, которые придают нормальному челове­ку чувство своей индивидуальности, неповторимости и целенаправленности. Зачастую наиболее интимные мысли, чувства и действия как будто становятся изве­стными другим или ими разделяются. В таких случаях может развиться разъяснительный бред, будто суще­ствуют естественные или сверхъестественные силы, которые воздействуют, часто причудливым образом, на мысли и действия человека. Такие люди могут рас-

Глава 2. Отражение черт личности в текстах

 

сматривать себя как центр всего того, что происходит. Нередки слуховые галлюцинации, комментирующие поведение или мысли человека. Восприятие также ча­сто нарушается: цвета или звуки могут казаться нео­бычно яркими или качественно измененными, мало­значащие черты обычных вещей могут казаться более значимыми, чем весь предмет в целом или общая си­туация. Растерянность также часто встречается на ран­них стадиях заболевания и может привести к мысли, что повседневные ситуации обладают необычным, чаще зловещим, значением, которое предназначено исключительно для данного человека. Характерным нарушением мышления при шизофрении является то, что незначительные черты какой-либо концепции (ко­торые подавлены при нормальной целенаправленной психической деятельности) становятся преобладаю­щими и заменяют те, которые более адекватны для данной ситуации. Таким образом, мышление стано­вится нечетким, прерывистым и неясным, а речь иног­да непонятна.

Одним из проявлений шизофрении может быть нарушение коммуникативной способности личности. Возможно, что весьма существенную роль в нарушении речевого и неречевого поведения шизофреников игра­ют генетические факторы. Имеются также гипотезы о нарушениях нейронных механизмов, межполушарного баланса и, следовательно, изменении функциональной асимметрии мозга при шизофрении. Возможно, что па­тология (врожденная или приобретенная) правого по­лушария вызывает своего рода избыток функций лево­го полушария. Образно говоря, речь левого полушария, высвобожденная из-под контроля правого полушария, и есть речь шизофреника.

Речь шизофреника абстрактна, псевдонаучна и не ориентирована на собеседника; она может быть фоне­тически однотонной и содержать слова, произнесен­ные собеседником (эхолалия), или бессмысленные вы­крикивания одного и того же слова (вербигерация). Мысли больного непоследовательны и разорваны, на­писанные им тексты приобретает форму зашифрован-

192 Белянин В. Психологическое литературоведение

ного письма, не подчиняются правилам правописания и с трудом поддаются пониманию.

Все или ничего — так называется цель, которая ущем­ляет здоровье. Исключения из правил — это достигнутые цели, которые даны на счастье. Правилом является и под­писанный шизоидом текст, иначе говоря, больным шизо­френией. В качестве псевдонима изымается вещь — объект здоровье. Вопрос о деньгах действует так же просто, как рубль. Глупость является преимуществом богатых. Это все­гда раздражает бедных. Манифест — это импульс ожида­ния своего перевоплощения. Террористы заслуживают при­ветствия. Для успеха этого манифеста необходим только террор. Для того чтобы дать горилле исходную точку, нуж­но сказать последние главные слова. Перескакивание мыс­лей на бумагу — это результат интеллекта и прежде всего Кельнского суда. Мировая революция для меня — исход­ная точка, польза с помощью работы. Труд освобождает, как заверял Вальдхейм папу римского.

Высказывания больных этой категории часто бы­вают долгими, а если попытаться изложить их содер­жание, то порой совершенно невозможно дойти до сути вещей, понятной для слушателя. Обычно в таких вы­сказываниях неявно содержатся признаки символичес­кого мышления; возникают странные ассоциации, боль­ной создает причудливые неологизмы (и даже целые оригинальные словари и своеобразные языки). Бывает и так, что при странном и в целом непонятном содер­жании сохраняется, в общем, правильная фонетика, грам­матика и даже синтаксис. Словотворчество адекватно, хотя и содержит иногда необычные словосочетания. Языковые ошибки чаще всего не отличаются от оши­бок, которые бывают у здоровых людей.

Одни и те же больные могут временами говорить вполне нормально, а иногда — диссоциированно (рва­но). Высказывания пульсируют либо нарастают, могут появляться диссоциированные фрагменты. Это явно выражено, например, в следующей иронической жало­бе больного с диагнозом бредовой шизофрении.

Глава 2. Отражение черт личности в текстах 193

Я действительно крайне ослабевший благодаря бе­зответственным махинациям семей и редактора X, кото­рый нахальным образом считал уместным вмешиваться в мою жизнь и личные взгляды. Врачи, которые все это одобряли, — это одна клиника, послушная приказам тех, кто из Нафты, нафтовцев, нафцяжей, нафциков, нафцю-ков. Это они хотят меня эаканистировать, кастрировать, да, я — психический кастрат, не верю ни в какие лекар­ства врачей, не доверяю людям, потому что это помача-не, помахтане, вэрхмахтане, Вэрмахт. Я это знаю, ты не имеешь понятия об этом. Я знаю эти скелеты рыб, это подговаривание в пивнушках, потому что это все пивнуш­ка, говорят, может, селедка, может, компотик, может, без компотика, может, чай, может, бата. Знаю это хоро­шо, о чем тут говорить.

Склонность к игре слов и высмеиванию вообража­емых врагов реализуется в этом высказывании посред­ством нагромождения похожих по звучанию слов, вклю­чая неологизмы, исходным для которых является на­звание учреждения (Нафта) и которые больной ис­кусно довел до совершенно иных, негативных понятий (Вэрмахт). Здесь имеются сохранная правильность грам­матики, модификация суффиксов, выражающих эмо­циональные оттенки (нафц-ик, нафц-юк), плавное из­менение корня слова, но ассоциации необычайные. Подобная игра со словотворческими конструкциями, своеобразная ирония и абсурдный юмор, встречаемый у больных, позволяют выделить в рамках шизофрени­ческого стиля «гебефренический стиль». Такие боль­ные могут использовать понятные только им «закли­нания», отгоняя мучающих их «дьяволов».

На потрылу! На фуку! На выбратнэ!

В целом галлюцинации (восприятие без объекта) рождают очень причудливое языковое поведение.

Обратимся к жанру, который в значительной сте­пени представлен «сложными» текстами, а именно — к научной фантастике.

I I Литературоведение

Белянин В Психологическое литературоведение

 

Научная фантастика

Своим возникновением научная фантастика как жанр художественной литературы обязана связи с нау­кой как логической формой постижения мира (по ан­глийски science fiction — «научный вымысел»). В част­ности, Р. Нудельман пишет: «Фантастическая гипотеза по природе своей — логическая конструкция, квазина­учное допущение, и как таковое оно допускает и пред­полагает именно логическое свое развитие путем над­стройки и все большего усложнения исходной идеи и последующих вариантов. Фантастические идеи, — про­должает он, — играют в фантастике ту же роль, что в науке ее методы, и имеют сходную природу. Вот поче­му так сходны пути их развития» (Нудельман, 1970, с. 8).

Иногда в научной фантастике события разворачи­ваются в двух плоскостях — в плоскости реального мира и мира вымышленного. Причем между ними воз­можен взаимопереход.

Рассмотрим в качестве примера рассказ Р. Брэдбери «И грянул гром». В нем описывается, как во время путе­шествия группы экскурсантов на машине времени в да­лекое прошлое оказалась раздавленной бабочка. В результате этого произошли такие изменения, кото­рые привели к смене политического режима (в сторону диктатуры) в том времени, откуда отправились путеше­ственники. В этом рассказе налицо существование двух планов. Первый план: имеющаяся в данный момент (ху­дожественного времени) определенная политическая ситуация. Второй план: некогда существовавший и дос­тупный благодаря машине времени мир прошлого.

В «Пикнике на обочине» братьев Стругацких каждое столкновение Сталкера с новым проявлением внеземной цивилизации происходит по своим правилам, подобно тому как в шахматах за каждой фигурой закреплен свой ход.

Разнообразие тем, к которым обращается научная фан­тастика, не позволяет достаточно полно описать законо­мерности структурного построения этих текстов. Отме­тим лишь несколько моментов, касающихся преимуще­ственно построения второго — вымышленного — плана.

Глава 2. Отражение черт личности в текстах

Как правило, второй план текстов занят миром «на порядок» выше обычного, это второй этаж по отноше­нию к первому миру, традиционному. Это описание сверхвысоких или подземных городов, транспорта со сверхвысокими скоростями, сочетающего в себе досто­инства нескольких привычных нам видов (летающие машины, атомные такси, безрельсовые поезда и т п) роботов, обладающих человеческими способностями, и др. Социальные последствия могут оцениваться и как положительные, и как отрицательные. В последнем слу­чае изображаемый в научной фантастике мир «на по­рядок» хуже обычного: техника выходит из-под конт­роля человека, загоняет супергород под землю, роботы порабощают людей, человека подавляет урбанизация (С. Лем «Возвращение со звезд») и т.д.

Мир «второго этажа» существует вне пространства словно сам по себе. Действие может происходить в па­раллельных пространствах, пространств много или они существуют в разных плоскостях (Р. Силверберг «Тихий вкрадчивый голос»; Л. Кэрролл «Алиса в стране чудес» «Алиса в Зазеркалье», Д. Финней «Меж двух времен») '

В научной фантастике может существовать и третий план («этаж»), особенностью которого является его де-формированность во времени. Можно предположить что у автора, говоря словами Л. Кэрролла, возникает «состоя­ние своего рода транса, когда человек, вернее, его немате­риальная сущность, не осознавая окружающего и будучи погружена в сон, перемещается в действительном мире или в Волшебной стране и осознает присутствие фей»

Время в «сложных» научно-фантастических текстах останавливается (Г. Уэллс «Чудесные таблетки»), по­вторяется (Ф. Пол «Туннель под миром»), замедляет или убыстряет свой бег (Ф. Колупаев «Качели отшельни­ка»), коллапсирует, а прошлое может идти навстречу настоящему (см. линию А-Януса и У-Януса в повести А. и Б. Стругацких «Понедельник начинается в субботу»).

Если на «втором этаже» перемещение во времени происходит с помощью техники, то на «третьем эта­же» — с помощью мысли (Д. Финней «Меж двух вре­мен»). Возникает так называемая фантастика внутрен-

Белянин В. Психологическое литературоведение

 

него ландшафта, в текстах появляется упоминание о телепатии, телекинезе и прочих «гипотетических спо­собностях». Форма перестает сковывать содержание, со­знание становится бестелесным (А. Кларк «Космичес­кая одиссея 2001») или свободно меняется тело (Р. Шек-ли «Обмен разумов»), «выворачиваются наизнанку» глубины подсознания (С. Лем «Солярис»; А. и Б. Стру­гацкие «Пикник на обочине»), возникает мир «чисто­го разума». В разреженном мире чистых идей и суще­ствует «сложный» научно-фантастический текст.

В плане социологии чтения интересно отметить, что опубликованный в 70-е годы в СССР роман А. Кларка «Космическая одиссея 2001» в русском издании не имел авторского завершения. Дело в том, что советских изда­телей смутило присутствие в конце романа «высшего космического разума», который не имеет вещественной оболочки и представляет собой чистую энергетическую «субстанцию», свободно перемещающуюся в простран­стве. «Последние страницы романа, — объяснял извест­ный советский фантаст И.А. Ефремов, — совершенно чужды <...> реалистичной атмосфере романа <и это о жанре фантастики! — В.Б.У, не согласуются с собствен­ным, вполне научным мировоззрением Кларка, что и вызвало отсечение <! — В.Б. > их в русском переводе».

Для «сложных» текстов характерно стремление к использованию знаков, символов, иероглифов. Здесь можно провести параллели литературы с другими ви­дами искусства. Так, к примеру, художник В. Кандин­ский говорил о треугольниках как об «абсолютных ду­ховных сущностях», в том же ключе описывал квадра­ты К. Малевич, а П. Мондриан — прямые углы. В лите­ратуре у Г. Гессе появляется особая игра с особыми правилами («Игра в бисер»), у Дж. Стейнбека — обра­щение к символике дзен-буддизма («Девять рассказов»), а у Дж. Джойса — к древней мифологии («Улисс»), вво­дит свои символы В. Хлебников:

Эль — это легкие Лели. Точек возвышенный ливень, — Эль — это луч весовой,

______ Глава 2. Отражение черт личности в текстах 197

Воткнутый в площадь ладьи.
39 Нить ливня и лужа.

1^ Эль — путь точки с высоты,

/ Остановленный широкой

J Плоскостью.

*^!< (S. Хлебников «Слово об Эль»)

Психолингвистический анализ научно-фантасти­ческих текстов показал, что чем «фантастичнее» («слож­нее») такой текст, тем дальше находятся его лексичес­кие элементы от норм смысловой сочетаемости.

Приведем пример, взятый из рассказа Р. Силвер-берга «Тихий вкрадчивый голос». Герой рассказа Ро-бертсон приобрел шкатулку, которая подсказывала ему наиболее вероятный исход того или иного события и позволяла неоднократно избегать смерти и разорения. Явившийся из будущего пришелец пытается объяснить ему назначение предмета:

Вариостат миновал один дехрониксный интервал и был утерян в Риг-241 241 форре в 7-68/8 абсолютного време­ни. Он описал внепространственную кривую, которая вер­нула его в континуум, в девятое августа по местному ис­числению. В цепи событий вы были первым, кто послушал­ся совета вариостата, а потому все ваши поступки с того момента до настоящего времени образуют несомненный и все расширяющийся противотемпор, который следует отрегулировать. Я создам дехрониксный интервал, пере­несу сначала вариостат, а затем и вас по вселенской трубе к моменту приобретения и помогу вам вернуться в поло­женную фазу. Этим делом лучше заняться безотлагатель­но, иначе противотемпор будет расширяться.

Затем пришелец возвращает героя в прошлое и тем самым ликвидирует результаты изменений, произве­денных с помощью шкатулки-вариостата.

Создавая такого рода неологизмы, фантасты слов­но следуют совету автора абсурдистских пьес С. Бекке-га: «Писатели должны следовать примеру художников и композиторов, отказываясь от буквальных значений и разрешая поверхностям слов растворяться».

Белянин В. Психологическое литературоведение

 

Создание неологизмов происходит за счет вычле­нения разных основ слова и дальнейшей агглютина­ции их в одно слово или изменением устоявшегося значения слова. Это похоже на процессы, имеющие место при расщеплении сознания (шизофрении). Выс­казанное положение подтверждается также результа­тами исследований P.M. Фрумкиной, которая связыва­ет появление необычных слов в тексте с аутизмом ав­тора (Фрумкина, 1981).

При исследовании границ «образа тела» было вы­явлено, что у больных шизофренией ощущаемые гра­ницы тела иногда размываются или даже исчезают. Смещаются события, которые происходят внутри и вне физических границ тела. Как отмечают специалисты, при шизофрении наблюдаются отгороженность лич­ности от внешней жизни (аутизм), преобладание хо­лодной, рассудочной оценки действительности, склон­ность к символической форме мышления.

В.В. Налимов приводит следующий диалог из «Звезд­ных дневников Иона Тихого» С. Лема, который должен был бы прояснить значение слов сепульки, сепулъкарии и сепулвние: герой, оказавшись на планете Интеропия, за­интересовался назначением предмета по названию се-пулька и зашел в магазин с рекламой сепулек.

Я подошел к прилавку и с наигранным безразличием спросил сепульку.— Для какого сепулькария? — поинте­ресовался продавец, снимаясь со своей вешалки.— Ну, для какого... Для обычного, — ответил я.— Как для обычно­го? — удивился он. — Мы держим только сепульки с при­свистом...— Вот и дайте одну...— А где у вас щересь? — Э, мгм... Я не захватил с собой...— Но как же вы возьмете ее без жены? — произнес продавец, в упор посмотрев на меня. Он медленно мутнел.— У меня нет жены! — воскликнул я неосторожно.— У вас... нет... жены?! — пробормотал по­черневший продавец, глядя на меня с ужасом. — И вы хоти­те сепульку?.. Без жены?.. — Он дрожал всем телом.

Комментируя этот диалог, Налимов пишет, что «про­странный и логически правильно построенный текст

Глава 2. Отражение черт личности в текстах

 

оказывается недостаточным для понимания смысла чуж­дого нам слова. Как математик, он поясняет: «В нашем распоряжении нет того множества смысловых значе­ний, на котором можно было бы построить функцию распределения. Мы не можем не только понять, но даже смутно уловить смысл слова. Логически нормальное его употребление еще не раскрывает его смысл» (Налимов, 1974, с. 103).

Символы в «сложном» тексте олицетворяют нечто такое, что иным путем, помимо символов, не может быть выражено и тем самым может быть понятно толь­ко через символ. Получается замкнутый круг, замкну­тое само на себя мышление, которое посылает сооб­щение самому себе.

Такие соображения вполне укладываются в ре­зультаты исследований психологических особеннос­тей писателей-фантастов, которые показывают, что писатели научной фантастики отличаются от гене­ральной популяции. В исследовании, осуществлен­ном с помощью опросника Кэттелла в рамках изуче­ния креативности, участвовали люди, занятые твор­ческим трудом (писатели и художники), и предста­вители обычных профессий. В выборке была группа писателей-фантастов.

Результаты показали, что среднегрупповой профиль личности писателей-фантастов отличается от профи­ля лиц, не занимающихся писательским трудом, по всем факторам. Содержательно эти различия характе­ризуют писателей-фантастов следующим образом: они отличаются более высоким уровнем тревожности, что показывает их обеспокоенность будущим. Это застав­ляет думать о превентивных мерах для предотвраще­ния грядущих неудач и неприятностей. В решении вставших перед ними жизненных проблем они пола­гаются только на себя, не идут на поводу у группы и общественного мнения, могут действовать смело и решительно, без колебаний. Писатели-фантасты не считают необходимым придерживаться общеприня­тых норм поведения и морали. Во всех их поступках много нестандартного, неожиданного и нетривиаль-

Белянин В. Психологическое литературоведение

ного. Мир фантазий, вымысла для них так же реален и вещественен, как окружающая действительность поэтому, несмотря на высокий интеллект они часто ведут себя непрактично, мало внимания проявляют к повседневным бытовым проблемам.

Писатели-фантасты отличаются и от писателей других жанров. В частности, у них ниже уровень созна тельного контроля над своим поведением, в своих по­ступках они в большей степени руководствуются чув ствами и эмоциональными порывами, менее последо­вательны и аккуратны в выполнении дел.

Таким образом, результаты описанного эксперимен та позволяют выделить особенности личности отли чающие писателей-фантастов от других групп Аюдей

Можно найти соответствие между особенностя­ми научно-фантастического текста, описанными ли­тературоведами, и эмоционально-смысловой доми нантои авторов. Так, описание опасностей котооые могут возникнуть в будущем, может быть связано с выявленной тревожностью (факторы F-, Q4+V ф_ан тастичность, нереальность содержательных построе" нии текста может быть связана с рационализмом и мечтательностью (факторы Q1+, М+); необычность предлагаемых решений, очевидно, связана со смелое тью и стремлением к доминантности писателей кя* личностей (Е+, Н+). Как писал канадский фантаст F. Ьрэдбери, «лучшую научную фантастику пишут в конечном счете те, кто чем-то недоволен в совре менном мире и выражает свое недовольство ленно и яростно».

Конкретная поэзия

К «сложным» следует отнести и произведения на писанные в жанре так называемой конкретной' по-

ЭЗИИ1

EYEYE (Можно перевести как глазалг)

(Aram Saroyan)

Глава 2. Отражение черт личности в текстах 201

Или вот такое произведение, посвященное Шенбер­гу*, чья музыка тоже может быть признана «сложной»

Schoenberg

SChoenberg

SCHoenberg

SCHOenberg

SCHOEnberg

SCHOENberg

SCHOENBerg

SCHOENBERg

SCHOENBERG

(John Shakley)

А вот как мысль о возможности свободного обра­щения со словом представлена в известном диалоге Шалтая-Болтая:

— Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше, — сказал Шалтай презритель­но.— Вопрос в том, подчинится ли оно вам, — сказала Алиса.— Вопрос в том, кто из нас здесь хозяин, — ска-' зал Шалтай-Болтай. — Вот в чем вопрос.

(Л. Кэрролл «Алиса в Зазеркалье»)

Вяч. Иванов, рассматривая процесс усвоения речи ребенком, пишет, что «на раннем этапе усвоения род­ного языка ребенок еще не знает значений подавляю­щего большинства слов, но быстро выучивается их сво­бодному грамматическому соединению». Исследователь полагает, что в сказку «Алиса в стране чудес» Кэрролла подобные «грамматически правильные, но неосмыс­ленные тексты» проникли именно под влиянием дет­ской речи. Вслед за этим Иванов пишет, что сходными оказываются и высказывания при некоторых формах

*Арнольд Шенберг (1874—1951) — австрийский ком­позитор, теоретик и педагог. Представитель музыкального экспрессионизма, глава Новой Венской школы. Основопо­ложник додекафонии.

202 Белянин В. Психологическое литературоведение

нарушения мышления, в частности, шизофрении (Ива­нов, 1978, с. 29).

Приведем еще один пример из сказки Л. Кэррола:

Twas brillig, and the slithy toves Варькалось. Хливкие шорьки Did gyre and gimble in the wabe; Пырялись по наве. All mimsy were the borogoves, И хрюкотали зелюки, And the mome raths outgrabe. Как мюмзики в мове.

(«Алиса в Зазеркалье»).

Дальше следует комментарий, объясняющий, что, к примеру, хливкие — это хлипкие и ловкие, а шорьки — это помесь хорька, ящерицы и штопора (там же).

«Понимаешь, — говорит Шалтай Алисе, — это сло­во (хливкие. — В.Б.) как бумажник. Раскроешь, а там два отделения! Так и тут — это слово раскладывается на два».

Трудно не увидеть аналогии между отмеченными лингвистическими особенностями «сложных» текстов и упоминаемыми состояниями сознания при шизоид­ной акцентуации.

СМЕШАННЫЕ» ТЕКСТЫ