Стандарты речевой коммуникации

О КУЛЬТУРЕ РЕЧИ АДЫГОВ

Красноречие высоко ценилось и ценится среди адыгов.
Можно в связи с этим ещё раз сослаться на высказыва-
ние Дж. Лонгворта, цитированное выше по другому по-
воду: «Есть три качества, которые в этих краях дают че-
ловеку право на известность — храбрость, красноречие и
гостеприимство; или... острый меч, сладкий язык и сорок
столов» (Лонгворт, стр. 516). Сочетание этих качеств слу-
жило, кроме того, показателем ума, мудрости; «Человек,
отличающийся храбростью, знанием обычаев и красноре-
чием,— пишет К. Ф. Сталь,— назывался у черкес... тле
губзыгъ» * (1900, 156), то есть — мужчина умный.

Действительно, в условиях бесписьменной феодальной
Черкесии заявить о себе, отстоять свои права, приобрести
авторитет в глазах народа можно было в значительной
мере только благодаря силе красноречия. Не зря Т. Ла-
пинский, при упоминании о джегуако — профессиональ-
ных певцах и стихотворцах, заметил: «Этих патриархаль-
ных певцов уважают и боятся» (1862, 82). Дело в том,
что адыги, высоко ценившие искусство слова, вмиг под-
хватывали и распространяли любое произведение, отли-
чающееся высокими эстетическими свойствами и отве-
чающее их настроениям, интересам. Опровергнуть содер-
жащиеся в них суждения было чрезвычайно трудно, по-
этому «адыг,— по словам Т. Лапинского,— больше всего
на свете боится быть названным трусом в националь-
ных песнях — в этом случае он погиб, ни одна девушка не

* К. Ф. Сталь ошибочно переводит данное словосочетание как
«язык народа».

захочет быть его женой, ни один друг не подаст ему ру-
ки, он становится посмешищем в стране». (1862, 83).

Красноречие вырабатывалось, оттачивалось в по-
стоянных упражнениях. В детстве для этого использова-
лись народные куплеты различных жанров: скороговор-
ки, загадки, пословицы, поговорки, колыбельные и дру-
гие детские песни (См. Нало, 1960, Мафедзев, 1974). Де-
ти изучали их под руководством старших, чтобы затем,
опробовать их в общении между собой. Многие из куп-
летов имели воспитательное значение, способствовали
познанию, освоению правил адыгского этикета. Среди
произведении этого типа особенно популярны были куп-
леты под названием «Псалъэ пэж» (Слова верные),
бытующие и по сей день в различных вариантах:

«Хьэщ1эр ирагъэблагъэ,

Еблэгъам сэлам ират,

Ятам хущ1емыгъуэж,

Гъунэгъур благъэм нэхъапэ,

Зи гуапэ яшДыр шыпхъу,

Шыпхъуф1ым ф1ыгъуэ къыдок1уэ,

Къэк1ухьырей насыпыншэщ.

Нэхъыжьыр блэк1ым хуотэдж,

Жыджэрым жьыуэ зеужь,

Зи ужь уимык1ыр мэк1уатэ,

Хьэтыр зымыщ1ыр щ1огъуэж» (Нало, 1960, 50—60).

Гостя приглашают [в дом],

Пришедшего в гости приветствуют,

О даренном не жалеют,

Сосед важнее родственника,

Угождают сестре,

С сестрой хорошей благо приходит,

Бродяга всегда несчастлив.

Проходит старший — в его честь встают,

Расторопный [человек]рано поднимается,

Дело, которым упорно занимаешься, продвигается,

Услуг [людям]не оказывающий об этом [по] жалеет.

В юности ораторские умения и навыки совершенство-
вались на вечеринках, устраиваемых в доме кого-либо из
девушек или парней. В этих случаях разговор устремлял-
ся нередко в русло соперничества между отдельными
группировками: между парнями и девушками, между

парнями из-за девушки и т. п. Каждая из сторон изощря-
лась в остроумии, стараясь превзойти другую, в итоге —
выигрывали наиболее красноречивые, проигрывали кос-
ноязычные. В этих условиях часто пользовались языками,
которые мы условно обозначаем молодежными, а также
специальными языками, известными под названием щ1а-
гъыбзэ (букв.— подъязык), хъуэрыбзэ (полемический
язык).

В тайных молодежных языках в качестве элемента,
маскирующего содержание высказываний, выступает осо-
бый ключевой слог или слово. Ключевые слоги препози-
тивно или постпозитивно присоединяются к каждому сло-
гу в высказывании. Языки, образуемые с их помощью,
можно назвать силлабическими. Ключевые слова, в отли-
чие от этого, присоединяются к каждому слову во фразе,
при этом происходит распределение звуков: один из со-
гласных в ключевом слове и какой-либо из согласных (но
только не начальный) предыдущего слова регулярно за-
мещают друг друга. Тайные молодежные языки такого
типа можно назвать лексематическими. Приведем не-
сколько вариантов того и другого типа:

Тайный язык

обычн. кабар-
динский

клю-
чевое
слово

Перевод
на рус-
ский

1. Фисыт фитщЬ-

финур? фи

2. Ирисытри тщ1э-

ринури? ри

3. Сыникыт тщэни-

кынур? Сыт тщЬнур ники Что будем

4. Сыл уэтей тщ1э- делать
лур уэней уэлей

5. Сыл уэтахьи

тщ1элур уэнахьи уэлахьи

Парни и девушки использовали молодежные языки
(щ1алэгъуалэбзэ), чтобы скрыть от посторонних содер-
жание разговора, носящего нередко фривольный харак-
тер. В настоящее время эти языки, также как и у многих
других народов, служат большей частью лишь забавой
для детей и молодёжи. Но раньше они могли употреб-

ляться в самых различных ситуациях, всякий раз, когда
возникает необходимость скрыть от кого-либо из присут-
ствующих содержание разговора. Г. Клапрот, например,
отмечает, что описанный им язык (второй в ряду выше-
приведенных), использовался «в разбойничьих набегах»
(Клапрот, стр. 170). Видимо, тайные языки выступали
здесь в качестве атрибута мужских союзов, типологиче-
ски сходных с таковыми в Средней Азии (См.: Снесарев,
1964).

Щ1агъыбзэ построен по типу метафорических языков
и, в известном смысле, тоже является тайным. Но иноска-
зание здесь не утилитарное, но можно сказать художест-
венное, придающее речи известную изысканность. Вла-
дение этим языком предполагает не только знание неко-
торых условностей, но сильно развитое образное мышле-
ние. Без этого трудно бывает уловить смысл высказы-
ваний, так как они насыщены словами, суждениями, не
связанными непосредственно с прагматикой речевого
действия. Отсюда и термин щ1агъыбзэ — подъязык. По
содержанию и, отчасти, по форме он напоминает куртуаз-
ный язык западно-европейских средневековых рыцарей,
изъясняющихся с дамами своего сердца. Приведем при-
мер из повести «Черная бурка» С. X. Мафедзева: «К'ъур-
шыщхьэм дыгъэ щопс, къурш лъапэм псынэ щ1ок1 Зу-
мыусыгъуэджэм псы щ1ы1э шынакъ дыздефэнт» (Ма-
ф1эдз, 1974, 114) — На вершине скалы солнце сияет, а из
подошвы ее течет холодная ключевая вода. Если бы ты
была более благосклонна, мы бы вместе выпили чашу хо-
лодной воды. Таким, как видите, довольно замысловатым
образом главный герой повести сообщает о своих чувст-
вах полюбившейся ему гордой и своенравной девушке.

Надо сказать, что и сейчас еще, также как и в про-
шлом, прямое объяснение в любви считается грубым, не-
приличным. В Адыгее, например, в студенческой среде
бытует следующий способ объяснения в любви:

Псым хэлъы такъэр мэшъу,
Бгъэм дэлъы гур мапэ,
Сэпэти уадэжь сыкъэк1уагъ.
Пень в воде гниет,
Сердце в груди томится,
Изнемогая, к тебе пришел.

Щ1агъыбзэ, по всему видно, древняя форма общения.
Вопрос о том, имел ли этот язык когда-либо сакральную

мотивировку, остается пока открытым, хотя мы склонны
считать, что не имел. Во всяком случае адыгский нарт-
ский эпос фиксирует его в виде «светского языка», вы-
полняющего эстетическую, а не магическую функцию *.
Особенно показательны в этом отношении сказания о
Малечипх. Необычайно умную и находчивую девушку
Малечипх мать посылает за солью к соседке. Увидев в
доме рядом с хозяйкой много гостей и соразмерив с этой
ситуацией незначительность и неуместность своей прось-
бы, она прибегает к иносказанию:

«Нанэ пшэрым и уэд,

Уэдмм и дагъэ,— жери сыкъигъэк1уащ»

(Нарты, 1974, 171)
Нана «что жирное делает постным,
А постное жирным» — принеси, сказала и прислала.

В другой раз, получив через гонцов подарок от му-
жа — два куска материи — она отправляет их (гонцов)
обратно и просит передать супругу следующее:

Вагъуэм из,

Мазэм ит1,

Тхьэрыкъуэ пщэхуит1ым я псэ,

Къуанщ1э ф1ыц1ит1ым ягу хыумыгъэшЛын.

От звезды — один,

От месяца — два,

Ради двух белогрудых голубей

Не омрачай сердца двум черным воронам.

(Нарты, 1974, 173 и 329)

Ничего не поняв из этих слов, гонцы передали их свое-
му господину с вопросом: «Что бы это могло значить?»
Это значит, ответил тот, что от одного куска материи чер-
ные вороны, то есть вы, отрезали один локоть, а от друго-
го — два. Но Малечипх просит ради двух белогрудых го-
лубей, то есть от своего имени и от имени своей свекрови,,
не наказывать вас.

Чтобы составить более полное представление о сфере

* Именно эпос, по справедливому замечанию 3. М. Налоева,
знаменует использование в художественных целях различных приемов
иносказания, первоначально возникших под влиянием религиозно-
мифических представлений человека хак необходимый, результат
табуирования.—См.: Нале, 1977.

использования щ1агъыбзэ, о его возможностях и технике,
можно, наконец, сослаться на один весьма любопытный
факт, фиксированный Н. Дубровиным. «У убыхов,— пи-
шет он,— существовал особый способ сообщать родствен-
никам об убитых. Один из односельцев, подойдя к сакле
убитого или взятого в плен, становился на возвышенном
месте и вызывал родственника убитого.

— Возвратился ли такой-то из похода? — спрашивал
он вызванного. Это означало, что того, о ком спраши-
вают, нет в живых, и тогда в семействе убитого начина-
лось оплакивание». (Дубровин, 1927, 176).

Данное сообщение уникально в плане техники иноска-
зания. Метафорический образ создается здесь за счет ис-
пользования «перевернутой» синтаксической структуры
высказывания: вместо повествовательного предложения
используется вопросительное.

ИЦагъыбзэ, на наш взгляд, следует отличать от язы-
ка, известного под названием хъуэрыбзэ — языка полеми-
ки, полемического языка. Также как и щ1агъыбзэ, он ис-
пользуется парнями и девушками, как форма установле-
ния, выяснения отношений, перерастающая нередко в сло-
весную перепалку, своеобразное соперничество. Иносказа-
ние является здесь лишь одним из приемов воздействия, в
то время как щ1агъыбзэ предполагает не
просто метафорическое обозначение от-
дельных понятий, а перевод целых выс-
казываний в иную плоскость общения.
Чтобы убедиться в этом, достаточно сопоставить образцы
того и другого наречия. (См. АФ, 1963, 197—204).

Композиционная структура хъуэрыбзэ являет собой
типичный пример полемики, словесной перепалки, борь-
бы, иногда — скандала. Каждая законченная реплика
есть особое словесное произведение — хъуэр. Когда ка-
бардинцы говорят: Хъуэр къызидзащ (букв, хъуэр бросил
в меня), то это следует понимать именно как реплику, но
реплику особого рода — критическую, полемическую, яз-
вительную.

Щ1агъыбзэ и хъуэрыбзэ, таким образом, различаются
как по структуре, так и по выполняемым функциям. Од-
нако это не мешало сосуществованию этих двух наречий
в рамках одного и того же (если так можно выразиться)
жанра общения — жанра словесной игры, перепалки, со-
перничества.

Поводом для такого рода забав служила не только ве-
черинка, свадьба или какое-либо другое торжество, но
также болезнь (чаще всего ранение или перелом кости)
кого-либо из молодых людей. Песнопения, танцы и весе-
лые игры, устраиваемые при этом у постели больного,
использовались как средство отогнать злых духов и уско-
рить его выздоровление, хотя подобная мотивировка дан-
ного обряда, известного у кабардинцев под названием
щ1опщак1уэ (у черкесов— щ1апщэ, у адыгейцев — к1ап-
щэ)_у уже в XIX в. отходит на задний план. В XIX — пер-
вой половине XX вв. обряд щ1опщак1уэ предстает в виде
своеобразного увеселения, стимулирующего развитие му-
зыкального, танцевального, поэтического искусства,
имевшего в отдельных случаях ярко выраженную общест-
венную направленность. Поэтому можно вполне согла-
ситься с утверждением 3. М. Налоева о том, что на ка-
ком-то этапе развития в щ1опщак1уэ начинает преобла-
дать карнавальное начало (Налоев).

Беседа в этих условиях характеризовалась полной
непринужденностью. На нее не распространялся корпус
норм, предписаний, ограничений «куртуазного» адыгско-
го этикета. Не будет большим преувеличением сказать,
что здесь у постели больного, нередко умирающего чело-
века, можно было говорить на любые темы, не стесняясь
в выражениях. В этом плане обряд щ1опщак1уэ, впрочем,
как и любой другой обряд *, являет собой нечто выходя-
щее за рамки этикета, даже vise versa противополож-
ное ему. Вольный, смеховой характер общения в данном
случае является пережитком того периода, когда функция
обряда щ1опщак1уэ состояла только в том, чтобы создать
шумовой фон, заключающий в себе идею жизни, воскре-
сения, преодоления смерти. В обрядах такого типа, рас-
пространенных по всему земному шару, «содержание слов
игоает naHMeHbiuvK) ооль, наибольшее их произнесение»
(Фрейденберг, 1936, 145); «основное значение имеет не
фактическое содержание... фраз, а семантика их произне-
сения, их существования, самого себя, так как фактиче-
ское содеожание только повторяет акт слова как таково-
то» (Фрейденберг, 1936, 135). Сохранив за собой эту сво-
боду от канонизированных форм общения в условиях «од-

* «Обряд,— по словам М. Бахтина,— дает право на известную
свободу и фамипьяпность. на нарушение обычных ночм общежи-
тия».— Бахтин, 1966, 218. См. об этом также: Семенов, 1966, 299.

носторонней серьезности тона» (Бахтин), характерной
для официальной средневековой идеологии, обряд щ1оп-
щак1уэ сыграл значительную роль в развитии различных
форм искусства, в том числе и красноречия.

То же можно сказать и о свадебном обряде, в составе
которого большое место занимали церемониальные сло-
вопрения различного рода, например, полемика родствен-
ников жениха с родственниками невесты, требующими
плату за прикосновение к ней, за вывоз ее со двора, уве-
щевание родителей жениха, долгое время отказывающих-
ся принять свадебный экскорт с невестой и т. п.

Хан-Гирей сообщает еще об одной «забаве», способст-
вующей развитию красноречия у адыгов. «Князья и дво-
ряне,— пишет он,— преимущественно во время пребыва-
ния в поле или на съездах, разделяются на две партии и
одна из них объявляет на другую свои претензии под ка-
ким-либо предлогом. Тут избирают судей, перед которы-
ми ответчик защищается силою красноречия, а претен-
дующие не щадят могучих выражений для побежденных
своих противников. Таким образом, открывается здесь
поле, где старшины, князья и дворяне показывают могу-
щество своего красноречия и знание существующих уза-
конений народных и феодальных прав древних фамилий
своей нации. Забава эта лучше упражнения в словеснос-
ти служит у черкесов школою, образующей непреклонных
их ораторов» (1836,303—304).

Таким образом, вся жизнь адыгов вольно или неволь-
но была ориентирована на развитие красноречия. Благо-
даря этому они не раз посрамляли иностранных послан-
ников и шпионов, вступавших с ними в переговоры разно-
го рода. Это заставило К- Карлгофа признать, что
«между черкесами есть много людей, говорящих с необык-
новенным искусством длинные речи, замечательные по
составу, логическому порядку выводов и силе убеждения»
(Карлгоф, 1864,537).

Чтобы заслужить славу красноречивого, по понятным
причинам, недостаточно только природных данных. Необ-
ходимо, кроме того, освоить все богатство традиционно-
бытовой культуры общения, накопленное шаг за шагом
предыдущими поколениями. Каждому адыгу вменялось в
долг знать, где, когда, для кого и какие стандарты рече-
вой коммуникации уместны, предпочтительны или обяза-
тельны. Знания такого рода служили прочным фундамен-

Б. X. Бгажноков 97

том, на котором строилось здание адыгского красноречия.
Рассмотрение традиционно-быювой культуры общения
под этим углом зрения, начатое в начале книги, мы про-
должим в настоящем разделе.

ФАТИЧЕСКАЯ КОММУНИКАЦИЯ

Термин фатическая коммуникация введен в 1923 г.
английским этнологом Б. Малиновским. Он подразуме-
вал под этим неинформативные сообщения, которыми об-
мениваются собеседники в целях поддержания контак-
та — из вежливости, из уважения, чтобы заполнить пау-
зу, прервать молчание. Отсюда определение фатической
коммуникации как «типа речи, в котором узы согласия,
единения образуются посредством простого обмена сло-
вами» (Malinovski, 1923,315).

Социальная функция фатической коммуникации, по
мнению Малиновского, целиком поглощает непосредст-
венное значение речевых действий и движений: «Пустые
фразы вежливости, используемые среди многих диких
племен также как и в европейских гостиных, выполняют
функцию, к которой значения этих слов всегда совершен-
но иррелевантны. Расспрашивания о здоровье, сообщения
о погоде, подтверждение некоторых в высшей степени оче-
видных состояний вещей — все это возникает не для того,
чтобы информировать, не для того, чтобы вовлечь людей
в действие, не для того, чтобы выразить мысль» (Mali-
novski, 1923, 313). Фатическая коммуникация происте-
кает из «тенденции к конгрегации, желания быть вместе,
радовать друг друга» (Malinovski, 1923, 314).

Следует по этому поводу сказать, что конечно же не
всегда принятые у тех или иных народов формулы веж-
ливости совершенно пусты в смысле отражения каких-
либо мыслей и намерений за пределами тех, что указаны
Малиновским (см., например: Laver, 1973). К тому же
трудно бывает порой отделить фатическую коммуника-
цию от реальной и наоборот — реальную от фатической.
В процессе взаимодействия людей они взаимно допол-
няют друг друга. Но факт остается фактом — коммуника-
тивное поведение всех народов мира изобилует стереотип-
ными фразами для соблюдения приличий и поддержания
разговора. Можно поэтому считать этот ритуал — этни-
ческой универсалией. Другое дело, что он по-разному

представлен у разных народов, хотя имеется множество
типологически единых элементов.

С психологической точки зрения фатическая комму-
никация является квазидеятельностью в том смысле, что
она носит условный характер. Это игра своего рода, кото-
рую обязаны поддерживать члены общества. Есть, конеч-
но, множество не предусмотренных этикетом, ситуативно
обусловленных коммуникативных событий такого типа,
но нас интересуют, прежде всего, стереотипные, ритуали-
зованные формулы фатической коммуникации. У адыгов
в этом плане особенно распространены разговоры о ново-
стях, о здоровье, о семье, о делах, об урожае и (часто в
связи с этим) о погоде.

При встрече людей, хорошо знакомых друг с другом,
после взаимных приветствий один из собеседников задает
обычно вопрос: Сыт хъыбар — Что нового, на что неизмен-
но следует ответ: Хъерщ—Хорошо, неплохо. Это своеоб-
разный зачин беседы, который особенно у женщин, рас-
полагающих временем, приобретает довольно длительный
обмен новостями с нередкой в этих случаях оценкой сооб-
щаемого. Фатическую функцию выполняют также рас-
спросы о здоровье, о делах: Фи узыншагъэр сыт хуэдэ —
Ваше здоровье как; Дауэрэ ек1уэк1рэ фи 1уэхухэр — Как
идут ваши дела.

В высшей степени характерно для адыгов осведом-
ляться о здоровье и делах членов семьи и других родст-
венников собеседника. Эта тема часто целиком поглощает
внимание общающихся, и коммуникация из фатической
превращается в реальную. Даже в том случае, когда че-
ловек не знаком с членами семьи и родственниками со-
беседника, он может, более того — считает своим долгом
поинтересоваться состоянием дел последних. Восточные
адыги в этих целях задают обычно стереотипный вопрос:
Дызыщ1эупщ1энк1э дауэ фыщыт или Дызыщ1эупщ1эн
хуздэхэр дауэ щыт — Относительно тех, о ком нам спра-
шивать положено, как ваши дела. Ответ в этом случае не-
редко соединяется с встречным вопросом — Дыф1щ, ды-
хъарзынэщ, /ейкъым. Фэ-щэ, фэ дауэ фыщытхэ — Хоро-
шо, благополучно, неплохо. А вы, как вы живете. У запад-
ных адыгов наблюдается примерно то же самое. Вопрос:
Шъыд, тхьэм ы1омэ, шыдэу шъущыт, псаухэба зэк1э
укъызыхэк!ыгъэхэри, шъыд и — Ну, как вы там, с божьей
помощью, живы, здоровы те, кто (дома) остался. Ответ:

7* 99

Тыщы1 к1о тхьэм ык1уач1эджэ. Шъо шъыдэу шъущьп,
шъупсаухэба, шъуузынчъэхэба ц!ык1уи ини? — Живем
с божьей помощью. А как у вас дела, живы, здоровы
мал и велик?

При встрече с человеком, которого давно не видел,
принято выражать радость по поводу встречи формулой
У и лъагъуж ф1ы ухъу — Добром тебя видеть снова и воп-
росами типа: Дэнэ ущыхэт — Где обитаешь (в смысле где
живешь, где работаешь); Тэ ущык1одыгъагъ джы нэсы,
узэрытымылъэгурэр илъэс мин1эолы хъугъэ (адыг.) —
Где пропадал до сих пор, не видели тебя целую вечность.

Форма расспроса (щ!эупщ!э) является, пожалуй, са-
мой распространенной для фатической коммуникации
всех народов. Будучи стереотипной, она порождает сте-
реотипный ответ, после которого может быть осуществлен
переход к реальной коммуникации. Причем адыгский эти-
кет предусматривает различные формулы расспросов для
старших и младших. Например, формула Сыт бгъахъэр —
Какие дела вершишь (чем занимаешься), содержащая в
себе элемент иронии, закреплена за старшим и совершен-
но исключается у младшего. Последний в ответ на это
использует обычно вежливо-скромную формулу: Дгъэ-
хъэшхуэ щы/экъым, допсэу — Ничего не вершим особен-
ного, [просто] живём.

К фатической коммуникации примыкает у адыгов це-
ремония приглашения в дом. По традиции один из собе-
седников приглашает другого в свой дом, чтобы там в
спокойной обстановке поговорить. Во многих случаях
этот акт — квазионален (особенно в настоящее время), и
собеседник путем.ориентировки в ситуации улавливает
условность приглашения, благодарит за него и вежливо
отказывается. Но приглашение в дом настолько вошло в
привычку адыгов, что многие, даже не будучи готовы к
приему гостей, все же зовут их к себе и порою весьма на-
стойчиво. В связи с этим заслуживает внимания широко
известная в народе притча об одном бедняке. Поддавшись
первому побуждению, то есть привычке, свойственной
каждому адыгу, он пригласил к себе группу всадников,
проезжавших мимо. Спешившись, те спросили: «Где мож-
но привязать коней?». Незадачливый хозяин, не имевший
в своем дворе даже коновязи, ответил: «Привяжите их к
моему языку, над которым я сам не властен».

Приглашение в дом — акт приличия. Он уместен и не-

обходим даже в тех случаях, когда обе стороны, и адре-
сант и адресат, понимают, насколько это условно. Часто
еще можно услышать осуждение людей, не посчитавших
нужным соблюсти эти приличия: Късблагъэ къыджи1а-
къым — Кеблага (добро пожаловать) не сказал нам.

Если кто-либо хочет, чтобы его приглашение было
действительно принято, следует повторить его несколько
раз в различных вариантах, со все большей настойчивос-
тью. Для собеседника (который в соответствии с этике-
том сначала отказывается даже в том случае, когда
испытывает желание дать согласие) это будет свидетель-
ством того, что он является объектом реального комму-
никативного воздействия, а не ритуального. Равным об-
разом и отказ, чтобы он возымел действие, необходимо
дать в категорической форме, с достаточно убедительной
мотивировкой. В противном случае все может быть по-
нято наоборот*.

Типичным для ситуаций такого рода является следую-
щий диалог:

— Неблагъэ, т1эк1у дыщысынщ, дыуэршэрынщ —
Заходи, будь гостем, посидим, поговорим.

— Берычэт бесын, соп1ащ1э — Спасибо, я спешу.

— Кхъы1э, неблагъэ, т1эк1уи уедзэкъэнщ — Пожа-
луйста, заходи и покушаешь немного.

— Хьэуэ, куэд щ1акъым сызэрышхэрэ, пэж дыдэу со-
п1ащ1э, 1уэху си1эщ — Нет, я недавно кушал; я действи-
тельно спешу по делам.

— Зыягъэ к1ынкъым зэ закъуэ уи 1уэху къэбгъанэмэ.
Икъук/э си гуапэ хъунут уныщ1ыхьамэ, ди унэ щ1эсми
1ыхьэлейуэ и гуапэ хъунт.

— Ничего не случится, если раз оставишь свое дело.
Мне было бы очень приятно, если бы ты зашел, и в нашем
доме сидящая** необыкновенно обрадовалась бы.

О том, насколько поведение такого типа напоминает
поведение арабов в аналогичной ситуации, можно судить
по следующей «зарисовке» Дж. Олдриджа: «Двое хоро-
шо одетых мужчин кричат друг на друга и впечатление
такое, что рушится долголетняя дружба. Ничего подобно-

* Между прочим, это характерная черта многих восточных на-
родов и не только соседствующих с адыгами, но и весьма отдален-
ных территориально, в частности, арабов, китайцев. См.: Schouby,
1956, Пан Ин, 1977.

** Имеется в виду жена.

го. Скорее всего они решают, кто к кому придет обедать.
Если вас приглашают зайти и выпить чашку чая, вы
должны вежливо отклонить приглашение, по крайней ме-
ре двадцать раз, прежде чем согласиться. Основа обычно-
го диалога между египтянами — протесты» (Олдридж,
1970,244).

Вежливость, выступающая в данном случае в утриро-
ванной форме, вовсе не означает, что арабы лицемерны.
То же можно сказать о японцах, китайцах, о всех кавказ-
цах, включая адыгов; «игры» такого рода и их правила
предусмотрены.этикетом указанных народов; за счет ка-
жущейся бессмысленности речевых поступков, их откло-
нения от настоящего «дела», создается ощущение кур-
туазности общения. Для адыгов словопрения куртуазного
типа весьма характерны. Их можно услышать в автобу-
се, когда решают вопрос кому сесть на свободное место,
за столом, когда гостю предлагают покушать или выпить
и в других аналогичных ситуациях. Следующий фрагмент
повести «На холме» А. Кешева тоже может служить ил-
люстрацией данного ритуала: «Проезжие, стоя на ярмах,
прощались с заседателями холма, благодарили их в от-
борнейших выражениях за предложенный им ночлег. За-
седатели холма, со своей стороны, не хотели тоже усту-
пить им в знании черкесских обычаев и упорно настаива-
ли на своем.

— Смотрите, уже наступила ночь,— говорили они,—
куда вы так торопитесь? Переночуйте у нас, ради бога.

— Пошли вам бог тысячелетнее довольство и столько
же лет здравия! — пели хором возницы, пока не отъеха-
ли от нас на ружейный выстрел» (Кешев, 1977, 256).

Облигаторность подобных стандартов не означает,
что они сплошь и рядом условны. Они осуществляют сво-
его рода функцию социального контроля за соблюдением,
поддержанием основных принципов адыгства, являются
выражениями готовности услужить другому, доставить
ему удовольствие. В этом смысле вежливость адыгов не-
сколько отличается от вежливости арабов, китайцев,
японцев; она не столь гипертрофирована.

ЬЛАГОПОЖЕЛАНИЯ

Благопожелания—небольшие по объему речевые фор
мулы, используемые в повседневном общении по тому
или иному поводу: рождение ребенка, оказание услуг,

покупка, постройка дома, женитьба и т. п. У всех наро-
дов мира они производны от заклинаний, молитв, с помо-
щью которых, по понятиям древнего человека, можно
было воздействовать на сверхъестественные силы (духов,
демонов, богов) и, через их посредство, на внешний мир.
Когда Э. Фрэзер писал: «магия — близкая родственница
науки» (Фрэзер, 1928, 75), он имел в виду, надо полагать,
общность задач, решаемых той и другой, хотя ясно, что
магия пыталась решать эти задачи иначе, чем наука.

В процессе исторического развития культуры многие
заклинания, и особенно молитвы, утрачивают свой пер-
воначальный смысл, получают новую специализацию:
выражение благодарности, дружеского единения или про-
тивоположных чувств (ненависти, презрения) в общении
с окружающими людьми. В первом случае осуществляет-
ся трансформация заклинаний и молитв в благопожела-
нии и тосты, во втором — в проклятия. При этом фор-
мально многие из них все еще обращены к сверхъестест-
венным силам, но фактически адресованы человеку,
выступают одним из средств регуляции межличностных
отношений.

Говоря в прошлом времени о магических функциях
тех или иных стандартов общения, нельзя забывать все
же о том, что речь и по сей день выполняет работу по
изменению мира. Магия внутренне присуща речи, неот-
делима от нее. Она обнаруживает себя не только в тен-
денции «вызывать изменение внешнего мира, вызывая
действие» (Валлон, 1956, 230), но еще и в том, что вну-
шает людям мысль, что это изменение и действие возмож-
но. Первое не существует без второго и наоборот—стрем-
ление внушить не существует без намерения изменить
внешний мир; «суггестия,— по справедливому замечанию
Б. Ф. Поршнева,— добивается от индивида действия, ко-
торого не требует от него совокупность его интерорецеп-
торов, экстерорецепторов и проприорецепторов» (Порш-
нев, 1974, 199).

Укрепляясь постепенно в том мнении, что магические
словесные произведения непригодны для познания мира и
малоэффективны в плане прямого воздействия на него,
человек вместе с тем все больше убеждался и убеждает-
ся в необычайных возможностях слова в плане регуля-
ции людских мыслей и чувств, отношений и взаимоотно-
шений. Последнее отражено у адыгов в пословицах типа:

юз

Псалъэ дахэм гуауэр пщегъэгъупщэ — Слово красивое
заставляет забыть горе; Псалъэ дахэм гъущ1ыр къе-
гъэш — Красивое слово (даже) железо гнет; Джатэм
пиупщЫр мэк1ыжри, жьэм пиупщ1ыр к1ыжыркъым — Ме-
чом раненное заживает, словом раненное не заживает
и др.

У каждого народа, пожалуй, имеются пословицы тако-
го типа. Они ориентируют на то, чтобы присущую слову
способность суггестии использовать для развития и под-
держания хорошего настроения, взаимной симпатии. Та-
кая ориентация порождает с одной стороны использова-
ние традиционных формул императивной и оптативной
речи, а с другой — предписания, определяющие кто в ка-
кой ситуации и какую формулу может актуализовать. Ко-
ротко говоря, суггестивность, присущая императивной и
оптативной речи, «врастает» в акт вежливости и в таком
виде закрепляется в этикете всех народов мира.

У адыгов благопожелания известны под названием
хъуэхъу. Также обозначаются тосты, а иногда и молитвы,
которым соответствует кроме того термин тхьэлъэ1у —
бога просьба. Что же касается заклинаний и заговоров,
то они имеют специальные обозначения: те1уэ — предре-
кание; тебжэ, епщэ — заговор.

Рассмотрим некоторые наиболее употребительные
адыгские благопожелания:

1. Тем, у кого родился ребенок (мальчик или девоч-
ка), адресуют одно из пожеланий типа: Алыхьым къыф-
хуигъэхъу — Аллах для вас пусть даст ему вырасти; Псэ
быдэ тхьэм фхуищ1 — Душу его крепкой бог для вас пусть
сделает; Алыхьым фхуигъэпсэу, и гущэпс тхьэм быдэ
ищ1 — Аллах жить ему для вас пусть даст, лямки его
люльки да будут прочными; Тхьэм шъудегъэтхъэжь
(адыг.) — Бог вам жить с ним в довольстве пусть даст;
И хъер тхьэм фигъэлъагъу — Добро от него увидеть бог
пусть вам даст; И нэщ1эбжьэ тхьэм фимыгъэлъагъук1э —
Его горя, чтоб вы не видели, бог пусть даст.

2. По случаю рождения мальчика говорят: Лъэпкъ
тхьэм фхуищ! — Родом его бог для вас да сделает.

3. Если ребенок родился в бездетной семье, исполь-
зуют пожелание: Щэуэ фхуигъэбагъуэ — Сотней для вас
да размножится.

4. Родственникам вступивших в брак обычно говорят:
Зэблагъэ зэхуэмахуэ фыхъу — Пусть будет родство ва~

ше взаимно счастливым; Фи благъэр угъурлы тхьэм
фхуищ1 — Вашего родственника да сделает бог для вас
хорошим (родственником) и т. п.

5. Родственникам невесты, кроме того, говорят:
Лъэдакъэ махуэ къыфхущинэ, лъапэ махуэ иригъэхьэ —
(букв.) — Пятку счастливую пусть у вас оставит, носок
счастливый пусть понесет; Алахьэм сыхьэтмафэ регажь
(адыг.)— Аллах в счастливый час да отправит ее; Лъэ-
пэмафэ тхьэм рихьыжьагъэу къыч1егъэк1 (адыг.) — Но-
сок счастливый чтоб понесла, бог да сделает.

6. При посещении дома жениха в период свадьбы и
после этого его отцу, матери и другим близким родствен-
никам говорят: Гуф1эгъуэ к1ыхь тхьэм фхуищ/ — Радость
долгой бог для вас пусть сделает; Къуэбынщэбын
фхуищ1 — Сотню сыновей пусть вам родит; Алахьэм нэ-
сыпы щэхъу къымыхьыгъэу еш1 (адыг.) — Принесшей
только счастье [в ваш дом] аллах пусть ее сделает; Ала-
хьэм лъэпэмафэ къырырегъэдз (адыг.) — Дай бог, что-
бы [она] вступила в ваш дом счастливым носком; Нысэм
шъуиунэ къызэлъерэгъэнэф (бжед.) — Невеста ваш дом
светом да озарит; Тхьэм акъылэгъу пфеш1 (бжед.) — Бог
да даст вам сойтись характерами; Тхьэм нысэ мафэ феш1
(бжед.) — Бог невесткой счастливой для вас пусть сде-
лает.

7. Старшие полушутливо говорят жениху: Пы1э махуэ
ухъу, Уи пы1эр угъурлы ухъу, Уипа/о мафэ фэхъу

(адыг.) — Твоя шапка * доброй (счастливой) пусть бу-
дет; а друзья: Тхьэм жьы фызэдиш/ — Дай вам бог вмес-
те состариться.

8. Во время похорон и после этого родственникам по-
койного говорят: Тхьэм фщимыгъэгъупщэк1э — Бог да не
даст вам забыть [это горе от еще худшего]; Тхьэм фык\э-
лъигъэпсэу — Бог дай вам жить после него; Ужыпкъэ ма-
фэ тхьам феш1 (адыг.) После [этого горя] счастье бог вам
пусть даст; Тхьэм ахърэтыф! кърит — Бог хорошую за-
гробную жизнь пусть даст ему; Жэнэтыр унап1э хухъу —
Рай местом жизни его да будет; Дунеягъэк1э тхьэм къи-
мыгъэхъуапсэк1э — Об этом мире бог да не даст ему по-
жалеть; Тхьэм бэу к1элъыуегъэгъаш1 (адыг.) — Бог мно-
го после него жить пусть вам даст; Тхьэм джэнэтэр къы-

Под шапкой подразумевается невеста: до замужества и в пе-
риод свадьбы она одевала шапочку, украшенную золотым шитьем —
дыщэ пы1э.

*

рет (адыг.) — Бог рай ему пусть даст; Тхьэм игонахъ
фегъэгъу (адыг.) — Бог его грехи да простит ему.

9. Если умерший был молод, то его родственникам мо-
гут сказать: Абы къимыгъэщ1ар фи гъащ1эм тхьэм къьг
пищэ — То, что он не дожил, к вашей жизни бог да при-
бавит.

10. Когда умирают дети, их родственникам говорят:
Шэфихьэт шууэ тхьэм къывитыж — Шафихатным* всад-
ником бог пусть вам его вернет; Шэфихьэт фхухъу —
Шафихатом пусть для вас станет.

11. Одевшему новое платье говорят Ф1ык1э угъэлажьэ,
нэхъыф1ыжк1э щыухыж — Добром износить, еще более
добрым сменить; Тегъуатэ фэхъу (адыг.) — Дальнейши-
ми приобретениями пусть умножится [это платье]. Если
парень появился в обновке, ему говорят часто Къриу-
шэ — Чтобы ты женился в этом [платье], если девушка—
Ураушэ — Чтобы ты вышла замуж в этом [платье]. Одев-
шему новое платье говорят — Бэлэут** — Много раз сшей.

 

12. Если человек приобрел новую вещь, ему говорят:
И хъер улъагъу — Добро от нее увидеть тебе; Угъурлы
пхухъу — Счастье приносящим да будет для тебя; Утеу-
нык1 (адыг.) — Чтобы ты богател благодаря этой (ве-
щи); Ф1ык1э зыухьэ — Добром носи;

13. Тому, у кого пропала вещь, говорят: У и насып
тхьэм химыхк1э