Табу, связанные с половозрастной специализацией

КОММУНИКАТИВНОГО ПОВЕДЕНИЯ

Дифференциация форм выражения одного и того же
содержания по половозрастному признаку выступает у
всех народов в роли своего рода знаков различия — со-
циального и, отчасти, биологического. Нарушение пра-
вил, предусматривающих символику такого типа, издрев-
ле считается недопустимым; например, у инков, по сви-
детельству средневекового историка И. Г. де ла Вега,
дифференциация определенной части лексики по призна-
ку пола поддерживалась-«страхом превращения мужчины
в женщину, а женщины в мужчину» (Вега, 1974, 215).
Специальный женский лексикон имеется у алтайских ту-
рок (Самойлович, 1929), а у чукчей даже дифференци-
рованное мужское и женское произношение, при котором
«мужское произношение считается для женщины непри-
личным» (Богораз, 1934, 7), также, вероятно, как и жен-
ское для мужчин. И в современных высокоразвитых
обществах половозрастная специализация языка — суть
живая реальность поведения. Р. Лакофф и С. Б. Флекс-
нер находят ее у англичан (См.: Швейцер, 1977, 93),
вообще же она «сохраняется практически во всех совре-
менных языках, даже в таких высокоразвитых, как рус-
ский, французский, китайский, немецкий и т. д.» (Сте-
панов, 1975, 167). Следова1ельно, половозрастная спе-
циализация языка сама по себе не является безусловным
свидетельством низкого уровня общественного развития.
На это указывал в свое время Ж- Вандриес. «Вообще не
следует преувеличивать различия между дикими и циви-
лизованными народами, — пишет он. Причины, вызы-
вающие создание специальных языков у тех и других, по
существу, те же. В наших наиболее культурных языках
мы находим много таких фактов, относящихся к спе-
циальным языкам, которые мы охотно объяснили бы
магическим мышлением, если бы их встретили на Зем-
бези или на Суматре» (Вандриес, 1937, 238).

У адыгов половозрастная специализация коммуника-
тивного поведения распространяется как на речевые,
так и на неречевые средства общения.

К числу первых относится специализация стандартов
коммуникации по признаку «старший — младший». Пре-
рогативой старшего является, например, использование

выражений Насыпыф1э ухъу — Будь счастлив, упсэу
(живи) в знак благодарности. Адресация этих формул
старшему — поступок, в высшей мере бестактный. Для
этого случая имеются специальные вежливо-скромные
выражения: Жьыщхьэ махуэ ухъу — Старцем счастли-
вым будь. У и нэмыс нэхъ лъагэ ухъу — Намыс твой да
будет еще выше и др.

Почтение к старшему обнаруживается, кроме того, в
запрете на обращение к нему по имени. Чем больше
разница в возрасте между коммуникантами, тем строже
соблюдается это правило. Также общемусульманская
приветственная формула сэлам алейкум (особенно у ка-
бардинцев) считается непригодной для обращения детей
к взрослым, молодого мужчины к пожилому.

В речи женщин, как об этом указывалось выше, от-
сутствуют формулы приветствия пахарей, охотников, ча-
банов, косарей и т. п. Дифференциация такого типа яв-
ляется пережитком разделения труда по половому приз-
наку. Пахари, охотники, чабаны, косари — как правило,
мужчины. Для женщин занятия такого рода недопусти-
мы, следовательно, для них недопустимы и коммуника-
тивные действия, исполнения которых предписывают даь-
ные позиции.

По аналогии с этим социальное разделение мужчин
и женщин привело к дифференциации их коммуника-
тивного поведения и во многих других случаях. Причем,
здесь действовал, вероятно, и другой мотив — стремление
сигнализовать о биологической разнице полов и возра-
стов. В силу этого обстоятельства мужчина, использую-
щий в своей речи элементы женского языка, восприни-
мается как женоподобный (фызыфэ), а женщина, в устах
которой звучат слова и выражения мужского языка,
оценивается как мужеподобная, вульгарная. Использо-
вание же взрослыми фрагментов детского языка сооб-
щает их поведению инфантильную окраску.

Сказанное относится особенно к междометным сло-
вам, которых у женщин насчитывается гораздо больше,
чем у мужчин. Совершенно недопустимы в речи мужчин
женские междометия, выражающие удивление, сожале-
ние, досаду: а-1ей, а-1ей мыгъуэ, а-1ей гущэ, анна, анна
гущэ, а-дыдыд гущэ, а-сымыгъуэ, а-сымыгъуэ зырабг,
а-джыдэ, я-алыхь и др. Они в тех же целях используют
звуковые жесты 1эгъу, 1агъ, 1эу, уэ1, уий, уит1. Специ-

фически женскими являются также выражения Сыл1а
мыгъуэм нэхъыф1ти абы нэхърэ — Лучше бы я умерла,
чем это произошло; Уэуит1 мыгъуэр си махуэти; Уэ ды-
дыд мыгъуэ, причем последние два используются глав-
ным образом во время похорон, в момент оплакивания
покойного.

Дети выражают удивление чаще всего с помощью
междометии уарэ, уэ-1э1эн. Мальчики (иногда и взрос-
лые мужчины), используют в этих целях нелитературное
уэ-ц1ыц1ыц1. О болевых ощущениях дети и реже жен-
щины сигнализуют звукосочетанием ууу, уау, уэй, уэу.
Только дети пользуются звуковыми жестами 1ы, 1ы-1ы,
выражающими отрицание, детский каприз своего рода.

Вообще детский язык имеет гораздо больше сходст-
ва с женским, нежели мужским. Женщины и дети упо-
требляют отсутствующие в лексиконе взрослого муж-
чины звуковые жесты уэ-дыдыд, а-нынын. Кроме того,
им свойственно включать в состав речи слово тхьэ и сло-
восочетание тхьэм и псэ в знак правдивости, искренно-
сти утверждения: Тхьэм и псэ, сымылъэгъуа — [Клянусь]
душой бога, не видела, Тхьэ, сымыщ1э —[Клянусь] богом,
не знаю. У мужчин произнесение слова тхьэ в той же
функции также возможно, но обязательно в сочетании
со строго определенными словами: Тхьэ со1уэ — Богом
клянусь; Тхьэм и ц1эк1э со1уэ — Бога именем клянусь;
Тхьэр согъэпэж — Бога оправдываю [своей честностью];
Тхьэр согъэпц! — Бога отрицаю [если говорю неправду].
В противном случае их поведение приобретает женст-
венный характер, противоречащий статусу мужчины.

Общемусульманское алыхь, употребляемое кабардин-
скими женщинами с тем же значением, что и тхьэ, также
как и у многих других народов, имеет «мужские» ва-
рианты— Уэлэхьи (валлаги); Уэлэхьи билэхьи; Уэлэ-
хьи — билэхьи — талэхьи*, Уэлэхьи хьэзим (араб.) —
Клянусь аллахом великим, Уэлэхьи хьэзим, билэхьи чэ-
рим (араб.)— Клянусь аллахом великим, клянусь ал-
лахом щедрым.

Половозрастная специализация коммуникативного
поведения адыгов неодинаково представлена в различ-
ных этнографических группах. Наиболее характерна она
для восточных адыгов, у западных — менее выражена.

* Каждый из этих элементов означает в арабском языке —
«Клянусь аллахом». — См. Баранов, стр. 61, 118, 1104.

Например, у бжедугов, абадзехов для женщины вполне
естественны выражения тхьэ со!уэ, уэлэхьи, уэлэхьи
билэхьи и т. п., а многие мужчины в свою очередь счи-
тают для себя вполне приемлемым выражения типа тхьэ,
сымыщ1э, являющиеся у кабардинцев, как было ука-
зано выше, исключительно женской и детской привиле-
гией. Впрочем, это справедливо только для жителей
Большой Кабарды, малокабардинцы в этом плане стоят
ближе к западным адыгам.

Что касается неречевых компонентов общения, то
здесь дифференциации подвержены опять-таки в пер-
вую очередь приветственные движения и жесты. Напри-
мер, только женщины используют тройное объятие как
компонент приветствия. Но у них исключаются, по впол-
не понятной причине, приветственные жесты всадников,
а также жесты, актуализуемые во время похоронных об-
рядов. Среди жестов, неприемлемых для женщин, осо-
бенно показателен императивный жест тхамады: про-
тянутая вперед рука с покачиванием кисти книзу. Та-
ким образом, обычно успокаивают сидящих за столом.
Аналогичный жест, с той лишь разницей, что здесь тыль-
ная сторона ладони обращается книзу и сгибается ука-
зательный палец, используется старшими мужчинами
для того, чтобы подозвать к себе младших, в особен-
ности детей. Вообще адыгскому мужчине часто доста-
точно взгляда, мимического движения, жеста там, где
женщина не обходится без речевых действий.

Однако это только общее правило. Женщины тоже
располагают достаточно действенными и выразительны-
ми средствами, стандартами неречевой коммуникации.
Например, в их арсенале имеется запретное для мужчин
мимическое движение 1упщ1э — выпячивание нижней гу-
бы, используемое для демонстрации иронического, пре-
небрежительного отношения к собеседнику.

Некоторые различия наблюдаются и в сфере пара-
языка эмоций. Мужчины для усиления словесного
утверждения хлопают тыльной стороной правой ладони
по ладони левой. В конфликтных ситуациях, в целях де-
монстрации наступательного духа, подбородок припод-
нимается выше обычного. Однако вообще мужчине вме-
няется в долг быть сдержанным, особенно в присутствии
старших и женщин любого возраста. Возбуждение у
них редко выплескивается за рамки демонстративных

форм. Резко контрастирует с этим поведение женщин
в аналогичных ситуациях. Выражая сожаление, страда-
ние, они сильно хлопают ладонями по бедрам, горестно
покачивают головой и верхней частью корпуса из сто-
роны в сторону, а в конфликтных ситуациях сопровож-
дают угрозу энергичным покачиванием правой руки над
головой.

Факты дифференцированного речевого и неречевого
выражения эмоциональных состояний у носителей одно-
го и того же языка лишний раз свидетельствуют о су-
щественном отпечатке, который накладывают социо-
культурные нормы и установления на (порою инстинк-
тивные и полуинстинктивные) реакции людей. С. Л. Ру-
бинштейн писал в связи с этим: «Форма и употребление
наших выразительных движений преобразовываются и
фиксируются той общественной средой, к которой мы
принадлежим, в соответствии со значением, присвоенным
ею нашим выразительным движением. Общественная
фиксация этих форм и их значения создает возможность
чисто конвенциональных выразительных движений (кон-
венциональная улыбка), за которыми нет чувства, ими
выражаемого. Но и подлинное выражение действитель-
ных чувств получает обычно установленную, стилизо-
ванную, как бы кодифицированную социальными обы-
чаями форму. Нигде нельзя провести грани между тем,
что в наших выразительных движениях природно и что
в них социально; природное и социальное, естественное
и историческое здесь, как и повсюду у человека, обра-
зует одно неразложимое единство. Нельзя понять вы-
разительных движений человека, если отвлечься от того,
что он общественное существо» (Рубинштейн, 1946,
486).

Действительно, человек, вовлеченный в коммуника-
тивный процесс, не просто выражает свои чувства, как
это делает животное, но чаще демонстрирует его
строго определенным путем в соответствии с освоенной
культурой. Более того, самая возможность возникнове-
ния того или иного чувства в той или иной ситуации
оказывается нередко в прямой зависимости от культу-
ры данного человека вообще и от его национальной
культуры, в частности. Можно поэтому согласиться с
тем, что в целом ряде случаев именно культура «опре-
деляет тип ситуации, возбуждающий данную эмоцио-

нальную реакцию, степень ее внешнего проявления и
частные формы, которые она может принимать» (Kline-
berg, 1935., 286).