Психологические закономерности восстановления системы мотивов

Исследованные типы психологических конфликтов — тру­довые, любовные и у ослепших — во многих отношениях очень различны. Они значительно отличаются по характеру объек­тивной ситуации, вызвавшей конфликт, по затронутым в них мотивам, по объективным условиям, в которых протекает кон­фликт, по конечному его исходу и т. п. И тем не менее, несмот­ря на все эти различия, основные ступени восстановления системы мотивов — бездеятельность, процессуальная деятель­ность, действия и поступки — в общем и целом у них совпада­ют. Это дает нам основание утверждать, что в ступенях восста­новления проявляются общие закономерности развития лич­ности в психологическом конфликте. Для того чтобы их характеризовать, посмотрим, в каких направлениях изменяет­ся деятельность по мере восстановления.

1. По мере восстановления деятельность отличается все меньшей процессуальностъю и все большей направленностью на объективный результат. Так, например, после наиболее тя­желого депрессивного состояния во второй фазе восстановле­ния, в «занятиях» человек выполняет какую-либо деятель­ность, в том числе и трудовую, стремясь лишь отвлечься от тяжелых переживаний и развлечься. Конечный результат и продукт деятельности имеет совершенно второстепенное зна­чение. Поэтому человек, довольно активно выполняя свою производственную работу, безразлично относится к качеству работы, отсутствует прежняя старательность в работе и тща­тельность выполнения.

Во второй фазе «действий» человек стремится к достиже­нию определенного конкретного результата, продукта, по воз­можности наглядно обозримого, материально воплощенного. При этом сначала человек ставит перед собой очень близкую цель, достижение которой возможно в сравнительно короткий промежуток времени. Так как деятельность складывается из ряда отдельных действий, не связанных друг с другом общей целью и общими задачами, то она сохраняет свой процессуаль­ный характер, хотя в значительно меньшей степени. И только в последней фазе «поступка», когда человек выбирает или со­знает общее направление своей деятельности (например, по­высить свою квалификацию или рационализировать свою ра­боту), цели отдельных действий подчиняются конечной цели, и деятельность полностью утрачивает свой процессуальный характер.

2. Вторая линия восстановления заключается в том, что человек ставит себе, с одной стороны, все более отдаленные, а с другой стороны, все более общие цели. Так, на ступени «дей­ствий» сначала цель определяется неотложными требованиями работы, возникающими в каждый данный момент (напри­мер, у нашей наблюдаемой А. Д. П. — бухгалтера — своевре­менно провести по книгам финансовые документы), затем у человека возникает известная перспектива действия: напри­мер, иметь каждый день итог всех выполненных финансовых операций. Наконец, на ступени поступка осознается конечная цель всей деятельности. По мере того как цель в меньшей сте­пени определяется неотложными требованиями данного мо­мента, она становится также все более общей целью.

3. Третья линия восстановления заключается во все боль­шей обобщенности и нравственной существенности мотивов. Так, на ступени действия мотивом является изолированный мотив данного конкретного действия, например интерес к нему или его особая важность и значение для предприятия, неотложная материальная потребность и т. п. Мотивировано лишь действие, а не деятельность. Отсутствует обобщенная форма и, в частности, идейная форма трудовой направленно­сти. Человек не выбирает или не мотивирует общего направ­ления своей деятельности.

Существенной причиной расширения целей и мотивов яв­ляется изменение уровня притязаний личности. Важную роль в таком повышении уровня притязаний имеют достигнутые ра­нее успехи в выполнении отдельных действий, успешные, про­дуктивные результаты этих действий. Благодаря повышению уровня притязаний человек считает возможным и реальным достижение наиболее далеких и общих целей деятельности.

При этом, однако, между осознанием целей и мотивов дея­тельности и их реальным осуществлением имеется более или менее значительный разрыв во времени. Это позволяет ду­мать, что полное восстановление трудовой направленности требует, помимо ясного и отчетливого осознания целей и мо­тивов, еще формирования каких-то автоматизмов поведения типа установок личности.

4. Четвертая линия восстановления характеризуется посте­пенным формированием системы взаимосвязанных мотивов; подчинением, соподчинением и координацией мотивов. Так, на ступени «действия» поведение имеет всецело ситуативный характер. Один и тот же человек в различных случаях руководствуется очень различными, противоречащими друг другу мотивами. Наблюдаемый может с большой старательностью и интересом выполнять какое-либо одно трудовое действие и очень небрежно и неряшливо выполнять другие действия в своей профессии. Так, например, наша наблюдаемая А. Д. П. на ступени «действия» с удовлетворением отмечает, что руко­водитель ее похвалил за быстрое и своевременное проведение по книгам документации. К этому виду своей работы она от­носится теперь очень старательно и аккуратно, мотивируя это особой важностью быстрого проведения документации. Однако все другие свои обязанности по работе выполняет не­брежно. Работой в целом тяготится и хочет с нее уйти. Вооб­ще, в действии будущий тип личности, который восстановится в конечном счете, дает о себе знать лишь в виде восстановле­ния соответствующего ситуативного типа поведения. Наобо­рот, в поступке направление деятельности мотивировано не одним каким-либо изолированным мотивом, а всей системой мотивов, общим отношением личности. При этом различные мотивы находятся в определенном отношении друг с другом. Одни являются господствующими, другие — подчиненным», одни — более общими, другие — более частными. Одни сотрудничают друг с другом, другие антагонистичны. Так наша наблюдаемая А. Д. П. на ступени «поступка» по совету психо­лога решает учиться на краткосрочных бухгалтерских курсах. Мотивирует это тем, что, повысив свою квалификацию, она добьется большего уважения коллектива. Бросать же свою профессию она не хочет, так как привыкла к ней, имеет извест­ный опыт и будет здесь гораздо полезнее, чем в какой-либо новой профессии. Кроме того, на какой-либо канцелярской работе она будет получать гораздо меньше. Благодаря нали­чию обобщенных мотивов и возникновению системы мотивов наблюдается большая обоснованность деятельности, размыш­ления о выборе поступка, в некоторых случаях борьба мотивов и, в конечном счете, большая активность и избирательность деятельности.

5. Последняя наиболее синтетическая характеристика на­правления восстановления — становление социальной типич­ности системы мотивов.

Индивидуальное своеобразие деятельности проявляется уже в 1-й фазе конфликта, когда деятельность не имеет целе­направленного характера. Индивидуально своеобразны невро­тические реакции и реакции фрустрации, жалобы наблюдае­мых. Но все эти проявления не представляют прямо отношений личности. Истерические реакции или неврастенические син­дромы или депрессивные реакции, жалобы самообвинения или жалобы, имеющие агрессивный характер, наблюдаются в этой фазе у людей с самой различной направленностью, с са­мыми различными отношениями личности. В наибольшей сте­пени эти проявления обусловлены темпераментом и типом в. н. д. С точки зрения понимания личности как системы отно­шений к действительности, отражающейся в сознании и пове­дении, проявления в 1-й фазе психологического конфликта не характерны для личности, хотя в них очень хорошо выражены свойства индивидуума. В стадии занятий уже больше прояв­ляются индивидуальные отношения личности. Чтобы от­влечься от травмы, одни наблюдаемые выбирают трудовые занятия, тогда как другие — посещение знакомых. Однако ин­дивидуальные отношения выражаются здесь косвенно, не­адекватно.

Занятия — деятельность процессуальная. Между тем в нор­мальных условиях мотивы стимулируют целенаправленную продуктивную деятельность. Более адекватно проявляется личность в стадии «действия» (например, у нашей наблюдае­мой счетовода А. Д. П. в том, что она старается проводить до­кументацию в «ажуре»). Но мотивы действия, как мы видели, имеют узкий частный, ситуативный характер. А. Д. П. очень добросовестна в проведении документации по книгам, но не­брежна в выполнении остальной работы.

Таким образом, на этой стадии проявляется индивидуаль­ное своеобразие ситуативных типов поведения, но не социаль­но-типичная направленность. Социальная типичность систе­мы мотивов полностью проявляется только на ступени по­ступков, когда возникает общая перспектива деятельности. Только на этой ступени вместо разрозненных ситуативных мотивов возникает целостная система мотивов, выражающая систему отношений личности к действительности. Точно так же и социально типичное содержание мотивов в наименьшей степени проявляется в реакциях фрустрации 1 -и фазы восста­новления и в наибольшей степени, когда возникают отдален­ные цели и перспективы деятельности и мотивы в наибольшей степени обобщены, т. е. на ступени поступков.

Все указанные направления изменения деятельности в психологическом конфликте характеризуют вместе с тем и изменения в структуре личности. В психологическом кон­фликте дезинтеграция личности проявляется в распаде систе­мы мотивов, в отсутствии их подчинения и соподчинения друг с другом, в замещении целенаправленных активных действий разрозненными и не целенаправленными невротическими ре­акциями и реакциями фрустрации, в вытеснении обобщенных и нравственно существенных отношений личности частными мотивами, в том, что при сохранении свойств темперамента, т. е. свойств индивидуума, теряется одновременно и индиви­дуальность и социальная типичность личности. Восстановле­ние личности в психологическом конфликте характеризуется прямо противоположными изменениями. Развитие личности происходит в процессе деятельности. Фазный характер этого процесса заставляет предполагать, что в каждой предшеству­ющей фазе создаются необходимые физиологические и психо­логические условия для возникновения последующей фазы. Так, можно думать, что бездеятельность 1-й фазы создает условия для снятия парабиотического состояния и делает та­ким образом возможным возникновение доминант. В резуль­тате восстанавливаются отдельные частные мотивы, регули­рующие процессуальную деятельность (занятие). В занятиях функциональный уровень нервной деятельности повышается таким образом, что становится возможным более длительные и устойчивые доминанты, лежащие в основе целенаправлен­ных предметных, трудовых действий. В действиях формиру­ются обобщенные отношения личности, благодаря которым становится возможным создание более или менее далеких перспектив деятельности, необходимых для совершения по­ступка.

Разумеется, все эти предположения должны быть проверены специальными экспериментальными исследованиями.

Однако каковы бы ни были конкретные физиологические механизмы и психологические закономерности развития лич­ности в деятельности в психологическом конфликте, кажется бесспорным психологическое значение конечного этапа кон­фликта — поступка. Именно от поступка зависит все дальней­шее развитие личности после конфликта. Так, например, если конфликт ослепшего разрешается тем, что человек отказыва­ется от всякой подготовки к трудовой деятельности для того, чтобы жить на пенсии, то, как показывает катамнез, это при­водит к большей или меньшей деморализации и извращениям личности. Точно так же наоборот, если выход из трудового конфликта человек нашел в том, чтобы путем упорной и си­стематической работы повысить свою профессиональную ква­лификацию, то этим определяется все последующее развитие личности. Поступок определяет общее направление последу­ющей деятельности, в процессе которой будет происходить дальнейшее развитие личности. Поэтому поступок, в конеч­ном счете, определяет дальнейшее развитие личности после конфликта.

Но чем определяется, в свою очередь, поступок, т. е. исход конфликта? Какова зависимость поступка от всей предше­ствующей конфликту истории личности?

Как мы могли видеть, направленность личности, сложив­шаяся на протяжении всей ее предшествующей истории, су­щественным образом влияет на все течение конфликта. От нее зависит, каково будет психологическое содержание возникше­го конфликта при одной и той же объективной ситуации. Так, например, при отрицательной социальной оценке труда кон­фликт может заключаться в том, что человек осознает, что его возможности не соответствуют требованиям его работы. Но конфликт может заключаться также и в том, что отрицатель­ная оценка грозит ему понижением служебного положения или заработка.

От направленности личности зависит и весь ход конфлик­та. Так, мы видели, что первые две фазы конфликта наиболее длительны при преобладании идейных мотивов. Наконец, от направленности личности зависит и исход конфликта, например будет ли разрешен конфликт тем, что человек решится на поступок, сохраняющий или повышающий его социальную ценность, или же на поступок, защищающий от угрозы его ма­териальным потребностям и влечениям.

Благодаря такому глубокому и непрерывному влиянию на развитие конфликта направленности личности, развитие в психологическом конфликте определяется не только конфликтной ситуацией, но и всей историей личности.

И вместе с тем история личности не предопределяет с фа­талистической неизбежностью исход конфликта, а следова­тельно, и развитие личности. Зависимость исхода конфликта от предконфликтной системы мотивов лишь вероятностная. Зная, какова была преморбидная направленность личности, мы можем с большей или меньшей степенью вероятности предвидеть ход и исход конфликта. Однако при одной и той же направленности личности исход конфликта может быть раз­личен в зависимости от совершенно случайного сочетания условий. Эти случайные переменные факторы являются и субъективными и объективными. Различна острота пережива­емого конфликта, различно психофизиологическое состояние человека в критической ситуации, требующей разрешения и выбора поступка. Различна может быть также и внешняя ситу­ация, в которой протекает конфликт, — социальное окружение, коллектив, условия госпитализации или условия домашней жизни. Возможные сочетания этих субъективных и объектив­ных условий бесконечно многообразны. Поэтому зависимость поступка, которым разрешается конфликт, от направленности личности и объективной ситуации не может быть однознач­ной. Но от исхода конфликта, от конечного поступка, на кото­рый решится человек, зависит все дальнейшее развитие лич­ности. Поэтому и развитие личности в конфликте не опреде­ляется однозначно предконфликтной направленностью личности. В каждом психологическом конфликте, переживае­мом человеком на протяжении всей его жизни, он вновь и вновь создает свою личность своими поступками.

 

 

В, В. Сталин

КОНФЛИКТНЫЙ ЛИЧНОСТНЫЙ СМЫСЛ — ЕДИНИЦА САМОСОЗНАНИЯ ЛИЧНОСТИ [52]

Человек, стремящийся лишь к одному какому-то мотиву, не более чем абстракция. Реально человек в любой период своей жизни реализует некоторую совокупность жизненных отно­шений. С повзрослением человека число его связей с миром расширяется. При этом «чем более расширяются связи субъек­та с миром, тем более они перекрещиваются между собой. Его действия, реализующие одну его деятельность, одно отноше­ние, объективно оказываются реализующими и какое-то дру­гое его отношение». Одни и те же по своему содержанию об­стоятельства, действия, их последствия, вовлекаемые в разные жизненные отношения, т. е. в разные деятельности, могут иметь различный личностный смысл: позитивный смысл в от­ношении к одному мотиву и иной, негативный смысл в отно­шении к другому.

Этот противоречивый смысл можно назвать конфликтным смыслом действия. Он будет позитивным для личности в той мере, в которой отражает связь действия с достижением одного мотива, и негативным в той мере, в которой отражает удаление от другого мотива. Так, длительная командировка может слу­жить реализации профессиональных планов и, следовательно, обладать позитивным смыслом в рамках профессиональной деятельности, но если командировка одновременно требует разлуки с близкими, то она приобретает в отношении к потреб­ности в общении с ними и иной, горький смысл разлуки.

Действие, объективно связанное с двумя мотивами так, что служит шагом в направлений к одному из них и одновременно шагом в направлении от другого и в силу этого обладающее конфликтным смыслом, будем называть поступком.

Отметим, что смысл, вкладываемый в этот термин, близок традиционному его употреблению в литературе и обыденной речи. Так, мы говорим: героический поступок — при этом име­ется в виду, что человек совершил что-то, одновременно пре­одолевая страх, инстинкт самосохранения, общественное дав­ление и т. п. Бесчестный поступок — это тоже преодоление соб­ственных нравственных запретов и общественного осуждения. Смысл «Я» возникает в результате соотнесения собствен­ных свойств с мотивом деятельности. Расширяются связи че­ловека с миром, расширяется его мотивационная сфера — воз­никает множественность смыслов «Я». Если представить себе эту совокупность смыслов «Я» вне факта реального пересече­ния деятельностей субъекта, то будет ли в сознании «наведен порядок», т. е. будут ли собственные свойства и их смыслы объе­динены в целостную и непротиворечивую картину («Я-образ»), или подогнаны под взятый «напрокат» эталон, или они будут слабо структурированы, разобщены — все это будет представ­лять собой лишь формальные и несущественные для деятель­ности субъекта характеристики. Если бы деятельности нико­гда не пересекались, т. е. не существовало бы действий с кон­фликтным смыслом и каждая деятельность проходила бы в своем собственном измерении, то оказалось бы справедливым утверждение Джемса о том, что человек имеет столько соци­альных личностей, «сколько имеется различных групп людей, мнением которых он дорожит». В известных пределах так и происходит: пока две человеческие деятельности не столкну­лись в жизни человека, он может иметь непротиворечивый об­раз, состоящий из потенциально противоречивых свойств. На­пример, человек может считать себя принципиальным и нели­цеприятным и одновременно преданным другом, или добрым и мягким человеком и строгим преподавателем — в обоих случа­ях речь идет о совмещении позитивных смыслов «Я», выделен­ных разными деятельностями. Повторим, сами по себе эти смыслы «Я» и соответствующие им свойства нейтральны друг к другу. Такими же нейтральными могут оказаться даже и ло­гически более противоречивые черты: я осторожен и я смел, я честен и я хитер, я беспомощен и я умел. Эта нейтральность в сознании как раз и достигается разнесением свойств и их смыс­ловых характеристик по различным ситуациям, обстоятель­ствам, т. е. по различным деятельностям («Я осторожен в выборе знакомств, но смел в туристических походах», «Я беспомо­щен в рукоделии, но умел в общении с людьми»).

Но деятельности пересекаются в -«жизненном простран­стве» индивида. Поступок — это и есть перекресток, пересече­ние двух деятельностей. Конфликтный смысл поступка пере­живается уже до его свершения либо как сознательная дилем­ма, либо и чаще — как субъективная трудность, нежелание, т. е. в форме эмоциональной сигнализации об этой конфликтно­сти. Однако, пока поступок не свершен — смыслы «Я» не на­ходятся в противоречии. Конфликтный смысл «Я» возникает после свершения поступка.

Рассмотрим воображаемую ситуацию. Пусть человек считает себя преданным товарищем. Его опыт общения с друзьями дает ему основание для такого мне­ния о себе — он открыт, готов помочь, откровенен, бескорыс­тен. Пусть тот же человек, участвуя в общественной жизни, стремится к установлению принципиальных, требовательных, справедливых отношений в коллективе. Он высоко оценивает себя и как друга, и как общественного деятеля. Его смысл «Я» позитивен в обеих сферах: Я хорош как друг (предан) и я хо­рош как общественник (принципиален и справедлив). Но вот (и это один из излюбленных сюжетов литературы и кинема­тографа) возникает ситуация, в которой наш герой должен выступить против интересов друга, если, конечно, он хочет быть последовательным в проведении своей общественной линии. Что он ни сделает: пойдет ли против интересов друга или против общественных интересов, он должен совершить поступок. Поступок — это всегда выбор, а выбор — всегда тру­ден. Пока поступок не совершен, пока он только в возможно­сти, два мотива и два смысла «Я» продолжают непротиворе­чиво сосуществовать в сознании: я люблю своего друга, и я хо­роший друг, но я люблю также свое общественное дело, и я справедливый человек.

Но вот поступок совершен, выбор сделан. Вне зависимости от того, в чью пользу произошел этот выбор, смысл «Я» ока­зывается объективно противоречивым. «Я — человек, который стремится к дружбе, и я — хороший друг. Но я предпочел дру­гие интересы интересам друга — я плохой друг». Или: «Я - человек, который стремится к справедливости и принципиаль­ности, я — справедливый человек. Но я совершил непринци­пиальный поступок — я несправедливый человек».

Возникшее противоречие — противоречие смыслов «Я», т. е. противоречие самосознания. Но его происхождение не в про­тиворечивости сознания, не в его сбое, но в реальной жизнен­ной ситуации и в реальном человеческом поступке.

Итак, множественность деятельностей приводит к множе­ственности смыслов «Я», пересечение деятельностей — к по­ступкам, поступки — к конфликтным смыслам «Я», конфлик­тный смысл «Я» запускает дальнейшую работу самосознания^ Эта работа и проявляется в особенностях когнитивного и эмо­ционального содержания конфликтного смысла. Можно ска­зать, что конфликтный смысл как отношение к себе, опреде­ленное участием в собственном поступке, запускает самопо­знание и эмоциональное переживание по поводу себя.

Какие же конкретные процессы самосознания могут запус­каться конфликтным смыслом «Я» и к каким результатам мо­гут приводить эти процессы? Другими словами, какие воз­можны личностные решения задачи на конфликтный смысл?

Введем два «измерения». Первое — обозначим его как «со­знание поступка» — касается субъективного признания того факта, что поступок состоялся. Напомним, что поступок суще­ствует лишь там, где объективно одно и то же действие служит двум мотивам, но так, что «приближает» субъекта к одному из них и «отдаляет» от другого. Очень трудно игнорировать факт действия, т. е. реального совершения чего-то, но вполне воз­можно игнорирование поступка. Так, в частности, можно «не увидеть» одну из двух (или более) деятельностей, в которую поступок включен, т. е. воспринять его как обычное действие. В рамках этого «измерения» будем рассматривать лишь две крайние возможности: факт совершения поступка признается, и факт совершения поступка не признается.

Второе «измерение» относится к направлению работы са­мосознания «зау или «против» того реального выбора, кото­рый заключен в самом поступке. Это измерение обозначим как личностный выбор». Внутри него будем рассматривать три возможные ситуации. Личность и в своей осмысляющей работе «голосует» против уже реально, в поступке сделанного вы­бора и за отвергнутый мотив[53]. Личность в своем самосознании поддерживает уже сделанный выбор и выступает против от­вергнутого мотива. Личность отказывается от решения в само­сознании той дилеммы, которая уже решена ею в поступке.

Таблица 3.4 Виды осмысления своего «Я» как следствие совершения поступка

Личностный выбор	Сознание поступка
Факт свершения поступка признается	Факт свершения поступка отвергается
В пользу отвергнутого мотива	Раскаяние	Самообман
Против отвергнутого мотива	Ужесточение	Дискредитация
Нерешенность выбора «за» и «против»	Смятение	Вытеснение

На табл. 3.4 представлена классификация вариантов ос­мысления своего «Я» как следствие совершения поступка.

Раскаяние. Относится к ситуациям, когда человек призна­ет факт совершения поступка, т. е. признает уже свершенный, реальный выбор, но раскаивается в нем. Так, в пашей вообра­жаемой ситуации выбора между интересами друга (мотивом дружбы) и интересами принципиального подхода к делу вы­бор мог быть сделан в пользу интересов дела (или в пользу интересов друга — для нашей логики это не имеет значения). Но эмоции, чувства подсказывают человеку, что выбор он сде­лал не верный, пошел против самого себя. На самом деле друг и дружба для него важнее интересов дела (или наоборот). Ход процесса самосознания можно представить себе следующим образом: «Я считал, что дружба важна для меня (значимый для меня мотив). Я считал себя хорошим другом. Но я сделал вы­бор не в пользу друга. Значит, я плохой друг. Я раскаиваюсь в своем выборе — друг и дружба важнее для меня того, что я вы­брал. Я постараюсь будущими поступками заслужить право считать себя хорошим другом». Отвергнутый в поступке соб­ственный мотив (ценность, идеал) вновь возвращается само­сознанием в «Я»; при этом личность признает свершившийся поступок, переживает его конфликтный смысл и готова нести ответственность. Ф. М. Достоевский в «Преступлении и нака­зании», пожалуй, наиболее психологически точно и детально описал и логику поступка, и логику раскаяния. Пока Расколь­ников еще не совершил убийство, смерть старухи-ростовщи­цы выступала лишь как действие, как шаг на пути к своему идеалу личности; другой возможный смысл поступка как раз­рушающего нравственные основы взаимоотношений людей преуменьшается, поскольку Раскольниковым для себя вообще отрицается мотивирующая роль нравственных и моральных норм обычных людей. Лишь постепенно и уже после соверше­ния поступка происходит его осознание именно как поступка, как выбора, а затем и признание этого выбора ложным, неадек­ватным себе самому, для которого нравственные заповеди, как оказалось, не пустой звук, а вслед за этим и раскаяние. Эта же тема: поступок, осознание конфликтного смысла, несогласие с заключенным в нем выборе, возврат в сознании к отвергнуто­му и раскаяние, влекущее за собой новые поступки с выбором в пользу ранее отвергнутого, раскрыты Л. Н. Толстым в «Вос­кресении» в истории нравственного развития Нехлюдова.

Возможно, что живучесть христианской религиозной прак­тики, по крайней мере отчасти, объясняется тем, что она опи­рается на и проповедует как раз анализируемый вид самосо­знания. Человек может согрешить — хотя и лучше избегать греха, однако важнее осознать свой грех (признать поступок), раскаяться и искупить вину «праведными» поступками.

Ужесточение. Относится к ситуациям, в которых человек признает факт совершения поступка и сознательно узаконива­ет выбор. Так, в нашей ситуации с дружбой и делом такой че­ловек мог бы сказать себе:

«Я думал, что я хороший друг и дружба для меня ценность. Я сделал выбор не в пользу дружбы и не в пользу друга. Зна­чит, я плохой друг и есть для меня вещи поважнее, чем дружба». Человек признает лежащую за поступком неравноцен­ность мотивов и очищает, ужесточает внутреннюю иерархию своих мотивов. Можно сказать, что и сам человек с точки зре­ния его «мотивационного скелета» становится более жестким, «одновершинным».

Подобная трансформация самосознания — также одна из излюбленных тем мировой литературы. Цезарь, перешедший через Рубикон и осознавший себя как Цезаря после этого по­ступка — наиболее емкий символ подобной трансформации. Образ отца Сергия из одноименной повести Л. Н. Толстого — другой яркий пример личности, сознающей поступок и прини­мающий заключенный в нем выбор.

Смятение. Относится к ситуациям, при которых признание факта поступка сопровождается внутренними колебаниями, неуверенностью в правильности сделанного выбора, возвра­том отвергнутого и вновь утверждением своей правоты. Это ситуация человека, для которого любой выбор оказывается недостаточно внутренне мотивированным, любой отказ — неоправданным.

Весь левый столбец таблицы, т. е. все три вышеуказанные ситуации характеризуют мотивационный вариант решения проблемы конфликтного смысла «Я». Взвесив свои мотивы на весах поступка, человек либо отвергает результат и активно стремится к отвергнутому мотиву, либо принимает его и укрепляет сознанием сделанный выбор, либо не может решить задачу на иерархизацию мотивов, хотя и пытается это сделать. На две первые ситуации указывал А. Н. Леонтьев: «Но вот на­ступает минута, когда человек как бы оглядывается и мыслен­но перебирает прожитый день, в эту-то минуту, когда в памя­ти всплывает определенное событие, его настроение приобре­тает предметную отнесенность: возникает аффективный сигнал, указывающий, что именно это событие и оставило у него эмоциональный осадок. Может статься, например, что это его негативная реакция на чей-то успех в достижении общей цели, единственно ради которой, как ему думалось, он дей­ствовал, и вот оказывается, что это не вполне так и что едва ли не главным для него мотивом было достижение успеха для себя. Он стоит перед "задачей на личностный смысл", но она не решается сама собой, потому что теперь она стала задачей на соотношение мотивов, которые характеризуют его как лич­ность.

Нужна особая внутренняя работа, чтобы решить такую за­дачу и, может быть, отторгнуть от себя то, что обнажилось».

В целом, однако, к несчастью психологии, все три мотива-ционных варианта решения проблемы личностного смысла «Я», отличающиеся осознанностью поступка и его внутренних следствий и характеризующие действительно зрелую, здоро­вую человеческую личность, не оказались в фокусе эмпири­ческих психологических исследований: они и по сей день со­ставляют почти исключительно предмет литературы и искус­ства. Собственно научный анализ оказался сосредоточенным вокруг проблем, возникающих в связи с пониманием видов самосознания, составляющих правый столбец нашей таблицы. Речь идет о тех решениях проблемы конфликтного смысла «Я», которые достигаются путем изменения действительнос­ти лишь в сознании субъекта. Поясним сказанное: мотивационный вариант решения предполагает сознание поступка и заключенного в нем выбора, последующее принятие или от­вержение этого выбора в форме принятия или отвержения стоящего за ним мотива, следование санкционированному сознанием выбору. Это последнее предполагает реальную де­ятельность, новые поступки, утверждение своих мотивов, сво­его «Я» в делах.

Другой вариант решения предполагает, что осознание ре­ального выбора, заключенного в уже свершенном поступке, избегается. Но поскольку полностью отрицать поступок нельзя, решение достигается за счет изменения содержания сознания, причем такого, которое позволило бы избежать кон­фликтного смысла «Я». Результатом такого варианта самосо­знания является не утверждающая себя в поступках деятель­ность в реальном мире, но особые внутренние действия, про­исходящие в эмоциональной и когнитивной сфере и направленные на сохранение непротиворечивого «Я-образа». Проблемы, связанные с анализом этих особых внутренних действий личности, разрабатывались в психологии с двух до­статочно различных позиций. Речь идет о разработке представлений о защитных механизмах, осуществленной в психо­анализе или с близких психоанализу позиций, и о разработке проблем когнитивного диссонанса в когнитивистской психо­логии.

Представление о психологической защите и защитных меха­низмах было намечено уже в работах 3. Фрейда. Первоначаль­но «механизмы защиты выступали как средство разрешения конфликта между сознанием и бессознательным, как способ "канализирования" энергии либидо в социально приемлемые формы деятельности». В поздней версии психоанализа «пси­хологическая защита рассматривается как основная функция "Эго", отвечающая целям интеграции и адаптации». Однако и в этой поздней версии учения 3. Фрейда необходимость защи­ты возникает вследствие недопустимости выхода инстинктив­ных (сексуальных и агрессивных) влечений в сознание и в ре­альную деятельность.

Позднее представления о защитных механизмах были раз­виты, прежде всего, в работах А. Фрейд и других представите­лей психоанализа, подробно описана феноменология психи­ческой защиты. В этих работах в общих чертах верно схвачена суть проблемы: самосознание человека вырабатывает особые приемы и способы переработки чувств, мыслей из-за (по при­чине) конфликта в движущих силах поведения и для интегра­ции «Я», обеспечивающей регуляцию, направленность этого поведения.

Известные и подробно раскрытые в марксистской литера-Туре методологические ошибки психоанализа не позволили, однако, его представителям сделать эту постановку проблемы по настоящему эвристичной. Во-первых, в качестве движущих сил человеческого поведения рассматриваются не мотивы (в нашей терминологии), а неопредмеченные потребности, ко­торые, в свою очередь, связаны с инстинктивным влечением. Последние же в своей не сублимированной форме всегда ан­тагонистичны к требованиям социальной действительности, а раз так, то сознающему себя субъекту не оставляется право выбора мотива (вместе с этим и выбора жизненного пути) — влечения, идущие из Оно, должны быть вытеснены, подмене­ны, изолированы, рационализированы — короче говоря, побеждены или хотя бы отогнаны. Другими словами, в рамках классического психоанализа принципиально невозможно описать процесс сознательного взвешивания мотивационных детерминант. Во-вторых, сведение движущих сил поведения к инстинктоидным влечениям снимает проблему поступка, так как влечение пытается прорваться в сознание и до действия, и помимо действия — в сне, в мечтах, в иных превращенных формах. В результате нет никакой разницы между самосозна­нием личности, совершившей реальный поступок и вступив­шей тем самым в отношения с людьми, и самосознанием лич­ности, бездействующей, но тем не менее раздираемой внутрен­ними противоречиями.

В то же время психоаналитики обогатили психологичес­кую фактологию тщательными и тонкими описаниями тех изощренных способов, которые использует сознающий себя субъект для избежания внутренней противоречивости.

Психологи когнитивистской ориентации подошли к про­блеме анализа работы сознания и самосознания иначе. Если для психоанализа первичен мотивационный конфликт, кон­фликт движущих сил, пусть и неадекватно понятых, то для представителей когнитивной психологии, прежде всего рабо­тающих в русле теории когнитивного диссонанса Л. Фестишгера, первичной является когнитивная несогласованность самих содержаний сознания.

Теория когнитивного диссонанса, ее основные понятия, методология и экспериментальные приемы и конкретные экс­периментальные результаты, полученные в ее русле, недавно подробно проанализированы в отечественной литературе.

Главная идея теории когнитивного диссонанса Л. Фестингера состоит в том, что наличие в сознании двух психологически противоречивых знаний (установок, мнений) — когнитивный диссонанс — побуждает человека к поиску их согласованности (консонанса) или иного варианта ослабления несогласованно­сти. Соответственно эмпирически изучались условия, в кото­рых диссонанс наступает, а также способы и формы ослабления диссонанса. В соответствии с общей когнитивистской ориента­цией под условиями возникновения диссонанса понимались не варианты «диссонансов» человеческих деятельностей и их мотивов, которые отражаются в сознании, а условия диссони­рования, противоречия самих отражений — когнитивных эле­ментов, в терминологии Л. Фестингера и его последователей.

В исследовании этого направления был сделан тем не ме­нее принципиальный шаг, поз<