V. Значение окраин. Внутренний или внешний рынок.

 

В первой главе было указано на ошибочность той теории, которая связывает вопрос о внешнем рынке для капитализма с вопросом о реализации продукта (стр. 25[755] и следующие). Необходимость внешнего рынка для капитализма объясняется вовсе не невоз­можностью реализовать продукт на внутреннем рынке, а тем обстоятельством, что капитализм не в состоя­нии повторять одни и те же процессы производства в прежних размерах, при неизменных условиях (как это было при докапиталистических режимах), что он неизбежно ведет к безграничному росту производства, перерастающему старые, узкие границы прежних хо­зяйственных единиц. При свойственной капитализму,' неравномерности развития, одна отрасль производства перегоняет другие и стремится выйти за пределы ста­рого района хозяйственных отношений. Возьмем, напр., текстильную индустрию в начале пореформенной эпохи. Будучи довольно высоко развитой в капиталистиче­ском отношении (мануфактура, начинающая перехо­дить в фабрику), она вполне овладела рынком централь­ной России. Но крупные фабрики, которые росли так быстро, не могли уже удовлетвориться прежними раз­мерами рынка; они стали искать себе рынка дальше, среди того нового населения, которое колонизовало Новороссию, юго-восточное Заволжье, Северный Кав­каз, затем Сибирь и т. д. Стремление крупных фабрик выйти за пределы старых рынков несомненно. Озна­чает ли это, что в районах, служивших этими старыми рынками, большее количество продуктов текстильной промышленности, вообще, не могло быть потреблено? означает ли это, что, напр., промышленные и централь­ные земледельческие губернии не могут уже, вообще, поглощать большего количества фабрикатов? Нет; мы знаем, что разложение крестьянства, рост торгового земледелия и увеличение индустриального населения продолжали и продолжают расширять внутренний ры­нок и этого старого района. Но это расширение внутрен­него рынка задерживается многими обстоятельствами (главным образом, сохранением устарелых учрежде­нии, задерживающих развитие земледельческого капи­тализма); и фабриканты не станут, конечно, ждать, чтобы другие отрасли народного хозяйства догнали в своем капиталистическом развитии текстильную ин­дустрию. Фабрикантам нужен рынок немедленно, и если отсталость других сторон народного хозяйства суживает рынок в старом районе, то они будут искать рынка в другом районе или в других странах или в ко­лониях старой страны..

Но что такое колония в политико-экономическом смысле? Было уже указано выше, что, по Марксу, основ­ные признаки этого понятия следующие: 1) наличность незанятых, свободных земель, легко доступных переселенцам; 2) наличность сложившегося мирового разде­ления труда, мирового рынка, благодаря которому колонии могут специализироваться на массовом произ­водстве сельскохозяйственных продуктов, получая в об­мен за них готовые промышленные изделия, “которые, при других обстоятельствах, им пришлось бы изготов­лять самим” (см. выше, стр. 189[756], прим., гл. IV, § II). О том, что южные и восточные окраины Европейской России, заселявшиеся в пореформенную эпоху, отли­чаются именно указанными чертами и представляют из себя, в экономическом смысле, колонии централь­ной Европейской России, — было уже говорено в своем месте[757]. Еще более приложимо это понятие колонии к другим окраинам, напр., к Кавказу. Экономическое “завоевание” его Россией совершилось гораздо позднее, чем политическое, а вполне это экономическое завое­вание не закончено и поныне. В пореформенную эпоху происходила, с одной стороны, сильная колонизация Кавказа[758], широкая распашка земли колонистами (особенно в Северном Кавказе), производившими на продажу пшеницу, табак и пр. и привлекавшими массы сельских наемных рабочих из России. С другой сто­роны, шло вытеснение туземных вековых “кустарных” промыслов, падающих под конкуренцией привозных московских фабрикатов. Падало старинное производ­ство оружия под конкуренцией привозных тульских и бельгийских изделий, падала кустарная выделка железа под конкуренцией привозного русского про­дукта, а равно и кустарная обработка меди, золота и серебра, глины, сала и соды, кож и т. д.[759]; все эти продукты производились дешевле на русских фабри­ках, посылавших на Кавказ свои изделия. Падала обработка рогов в бокалы вследствие упадка феодаль­ного строя в Грузии и ее исторических пиров, падал шапочный промысел вследствие замены азиатского костюма европейским, падало производство бурдюков и кувшинов для местного вина, которое впервые стало поступать в продажу (развивая бочарное производство) и завоевывало в свою очередь русский рынок. Русский капитализм втягивал таким образом Кавказ в мировое товарное обращение, нивелировал его местные особен­ности — остаток старинной патриархальной замкну­тости, — создавал себе рынок для своих фабрик. Страна, слабо заселенная в начале пореформенного периода или заселенная горцами, стоявшими в стороне от мирового хозяйства и даже в стороне от истории, пре­вращалась в страну нефтепромышленников, торговцев вином, фабрикантов пшеницы и табака, и господин Купон безжалостно переряживал гордого горца из его поэтичного национального костюма в костюм евро­пейского лакея (Гл. Успенский)[xciv]. Рядом с процессом усиленной колонизации Кавказа и усиленного роста его земледельческого населения шел также (прикры­ваемый этим ростом) процесс отвлечения населения от земледелия к промышленности. Городское население Кавказа возросло с 350 тыс. в 1863 г. до ок. 900 тыс. в 1897 г. (все население Кавказа возросло с 1851 г. по 1897 г. на 95%). Нам нет надобности добавлять, что то же самое происходило и происходит и в Средней Азии, и в Сибири, и т. д.

Таким образом возникает естественно вопрос, где же граница между внутренним и внешним рынком? Взять политическую границу государства было бы слишком механическим решением,, да и решение ли это? Если Средняя Азия — внутренний рынок, а Персия — внеш­ний, то куда отнести Хиву и Бухару? Если Сибирь — внутренний рынок, а Китай — внешний, то куда от­нести Маньчжурию? Подобные вопросы не имеют важ­ного значения. Важно то, что капитализм не может существовать и развиваться без постоянного расшире­ния сферы своего господства, без колонизации новых стран и втягивания некапиталистических старых стран в водоворот мирового хозяйства. И это свойство капи­тализма с громадной силой проявлялось и продолжает проявляться в пореформенной России.

Следовательно, процесс образования рынка для капи­тализма представляет две стороны, именно: развитие капитализма вглубь, т. е. дальнейший рост капитали­стического земледелия и капиталистической промыш­ленности в данной, определенной и замкнутой террито­рии, — и развитие капитализма вширь, т. е. распро­странение сферы господства капитализма на новые территории. По плану настоящей работы мы ограни­чились почти исключительно первой стороной процесса, и поэтому считаем особенно необходимым подчеркнуть здесь, что другая сторона его имеет чрезвычайно важ­ное значение. Сколько-нибудь полное изучение про­цесса колонизации окраин и расширения русской территории, с точки зрения развития капитализма, потребовало бы особой работы. Нам достаточно отме­тить здесь, что Россия находится в особенно выгодных условиях сравнительно с другими капиталистическими странами вследствие обилия свободных и доступных колонизации земель на ее окраинах[760]. Не говоря уже об Азиатской России, мы имеем и в Европейской Рос­сии такие окраины, которые — вследствие громадных расстояний и дурных путей сообщения — крайне еще слабо связаны в хозяйственном отношении с централь­ной Россией. Возьмем, напр., “дальний север” — губернию Архангельскую; необъятные пространства земли и природных богатств эксплуатируются еще в самой ничтожной степени. Один из главных местных продук­тов, лес, шел до последнего времени, главным образом, в Англию. В этом отношении, след., данный район Европейской России служил внешним рынком для Англии, не будучи внутренним рынком для России. Русские предприниматели, конечно, завидовали англий­ским, и теперь, с проведением железной дороги до Архангельска, они ликуют, предвидя “подъем духа и предпринимательскую деятельность в разных отраслях промышленности края”[761].

VI. “МИССИЯ” КАПИТАЛИЗМА

 

Нам остается еще в заключение подвести итоги по тому вопросу, который получил в литературе название вопроса о “миссии” капитализма, т. е. об его истори­ческой роли в хозяйственном развитии России. Призна­ние прогрессивности этой роли вполне совместимо (как мы старались подробно показать на каждой сту­пени нашего фактического изложения) с полным при­знанием отрицательных и мрачных сторон капитализма, с полным признанием неизбежно свойственных капи­тализму глубоких и всесторонних общественных про­тиворечий, вскрывающих исторически преходящий характер этого экономического режима. Именно на­родники, которые тщатся из всех сил представить дело так, будто признавать историческую прогрессивность капитализма значит быть апологетом его, именно на­родники грешат недостаточной оценкой (а подчас и замалчиванием) наиболее глубоких противоречий русского капитализма, затушевывая разложение кре­стьянства, капиталистический характер эволюции нашего земледелия, образование класса сельских и промысловых наемных работников с наделом, зату­шевывая полное преобладание низших и худших форм капитализма в пресловутой “кустарной” промышлен­ности.

Прогрессивную историческую роль капитализма можно резюмировать двумя краткими положениями: повышение производительных сил общественного труда и обобществление его. Но оба эти факта проявляют­ся в весьма разнообразных процессах в различных областях народного хозяйства.

Развитие производительных сил общественного труда наблюдается с полной рельефностью лишь в эпоху крупной машинной индустрии. До этой высшей стадии капитализма сохранялась еще ручное производство и первобытная техника, которая прогрессировала чисто стихийным путем и с чрезвычайной медленностью. По­реформенная эпоха резко отличается в этом отноше­нии от предыдущих эпох русской истории. Россия сохи и цепа, водяной мельницы и ручного ткацкого станка стала быстро превращаться в Россию плуга и моло­тилки, паровой мельницы и парового ткацкого станка. Нет ни одной отрасли народного хозяйства, подчи­ненной капиталистическому производству, в которой бы не наблюдалось столь же полного преобразования тех­ники. Процесс этого преобразования по самой природе капитализма не может идти иначе, как среди ряда неравномерностей и непропорциональностей: периоды процветания сменяются периодами кризисов, развитие одной отрасли промышленности ведет к упадку другой, прогресс земледелия захватывает в одном районе — одну, в другом — другую сторону сельского хозяйства, рост торговли и промышленности обгоняет рост земле­делия и т. д. Целый ряд ошибок народнических пи­сателей проистекает из их попыток доказать, что это непропорциональное, скачкообразное, азартное развитие не есть развитие[762].

Другая особенность развития капитализмом общест­венных производительных сил состоит в том, что рост средств производства (производительного потребления) далеко обгоняет рост личного потребления: мы указы­вали не раз, как проявляется это в земледелии и в промышленности. Эта особенность вытекает из общих законов реализации продукта в капиталистическом обществе и находится в полном соответствии с антаго­нистической природой этого общества[763].

Обобществление труда капитализмом проявляется в следующих процессах. Во-первых, самый рост товар­ного производства разрушает свойственную натураль­ному хозяйству раздробленность мелких хозяйственных единиц и стягивает мелкие местные рынки в громад­ный национальный (а затем мировой) рынок. Произ­водство на себя превращается в производство на все общество, и чем выше развит капитализм, тем сильнее становится противоречие между этим коллективным характером производства и индивидуальным харак­тером присвоения. Во-вторых, капитализм создает на место прежней раздробленности производства неви­данную раньше концентрацию его как в земледелии, так и в промышленности. Это — наиболее яркое и наиболее рельефное, но отнюдь не единственное про­явление рассматриваемой особенности капитализма. В-третьих, капитализм вытесняет те формы личной за­висимости, которые составляли неотъемлемую принад­лежность предшествующих систем хозяйства. В Рос­сии прогрессивность капитализма в этом отношении сказывается особенно резко, так как личная зависи­мость производителя существовала у нас (отчасти про­должает существовать и поднесь) не только в земледелии, но и в обрабатывающей промышленности (“фаб­рики” с крепостным трудом), и в горнозаводской про­мышленности, и в рыбной промышленности[764], и пр. По сравнению с трудом зависимого или кабального крестьянина, труд вольнонаемного рабочего представ­ляет из себя во всех областях народного хозяйства явление прогрессивное. В-четвертых, капитализм необ­ходимо создает подвижность населения, которая не тре­бовалась прежними системами общественного хозяй­ства и была невозможна при них в сколько-нибудь широких размерах. В-пятых, капитализм уменьшает постоянно долю населения, занятого земледелием (в ко­тором всегда господствуют наиболее отсталые формы общественно-хозяйственных отношений), увеличивает число крупных индустриальных центров. В-шестых, капиталистическое общество увеличивает потребность населения в союзе, в объединении и придает этим объ­единениям особый характер, сравнительно с объеди­нениями прежних времен. Разрушая узкие, местные, сословные союзы средневекового общества, создавая ожесточенную конкуренцию, капитализм в то же время раскалывает все общество на крупные группы лиц, за­нимающих различное положение в производстве, и дает громадный толчок объединению внутри каждой такой группы[765]. В-седьмых, все указанные изменения ста­рого хозяйственного строя капитализмом неизбежно ведут также и к изменению духовного облика населе­ния. Скачкообразный характер экономического раз­вития, быстрое преобразование способов производства и громадная концентрация его, отпадение всяческих форм личной зависимости и патриархальности в от­ношениях, подвижность населения, влияние крупных индустриальных центров и т. д. — все это не может не вести к глубокому изменению самого характера производителей, и мы имели уже случай отметить соот­ветствующие наблюдения русских исследователей.

Обращаясь к народнической экономии, с представи­телями которой нам приходилось постоянно полемизи­ровать, мы можем резюмировать причины нашего разно­гласия с ними следующим образом. Во-первых, самое понимание того процесса, как именно идет в России развитие капитализма, а равно и представление о том строе хозяйственных отношений, который предшество­вал в России капитализму, мы не можем не признать у народников безусловно неправильным, причем осо­бенно важным представляется, с нашей точки зрения, игнорирование ими капиталистических противоречий в строе крестьянского хозяйства (как земледельче­ского, так и промыслового). Далее, что касается до вопроса о медленности или быстроте развития капи­тализма в России, то все зависит от того, с чем сравни­вать эго развитие. Если сравнивать докапиталистиче­скую эпоху в России с капиталистической (а именно такое сравнение и необходимо для правильного решения вопроса), то развитие общественного хозяйства при ка­питализме придется признать чрезвычайно быстрым. Если же сравнивать данную быстроту развития с той, которая была бы возможна при современном уровне техники и культуры вообще, то данное развитие капи­тализма в России действительно придется признать медленным. И оно не может не быть медленным, ибо ни в одной капиталистической стране не уцелели в таком обилии учреждения старины, несовместимые с капита­лизмом, задерживающие его развитие, безмерно ухуд­шающие положение производителей, которые “стра­дают и от капитализма и от недостаточного развития капитализма”[xcv]. Наконец, едва ли не самая глубокая причина расхождения с народниками лежит в разли­чии основных воззрений на общественно-экономические процессы. Изучая эти последние, народник делает обыкновенно те или другие морализирующие выводы; он не смотрит на различные группы участвующих в производстве лиц, как на творцов тех или иных форм жизни; он не задается целью представить всю сово­купность общественно-экономических отношений, как результат взаимоотношения между этими группами, имеющими различные интересы и различные истори­ческие роли... Если пишущему эти строки удалось дать некоторый материал для выяснения этих вопро­сов, то он может считать свой труд не напрасным.

 

---

 

 

ПРИЛОЖЕНИЕ II (к главе VII, стр. З61 )