IX. Развитие лесопромышленности и строительной промышленности

 

Одним из необходимых условий роста крупной машин­ной индустрии (и чрезвычайно характерным спутником ее роста) является развитие промышленности, дающей топливо и материалы для построек, и строительной промышленности. Начнем с лесопромышленности.

Рубка леса и первоначальная обработка его для собственного потребления составляют исконное занятие крестьянства, входящее почти повсюду в общий круг работ земледельца. Но под лесопромышленностью мы разумеем исключительно приготовление леса на про­дажу. Пореформенная эпоха характеризуется особен­ным ростом этой промышленности: спрос на лес быстро возрастал и как на предмет личного потребления (рост городов, увеличение неземледельческого населения в деревнях, потеря крестьянами своего леса при их эман­сипации) — и, в особенности, как на предмет произво­дительного потребления. Развитие торговли, промыш­ленности, городской жизни, военного дела, железных дорог и пр. и пр. — все это вело к громадному увеличению спроса на лес для потребления его не людьми, а капиталом. В промышленных, напр., губерниях цены на дрова росли “не по дням, а по часам”: “в последние 5 лет” (к 1881 г.) “цена дров более чем удвоилась”[621]. “Цена на лес стала возрастать гигантскими шагами”[622]. В Костромской губ. “с истреблением дров фабри­ками цена на дрова за 7 лет поднялась вдвое”[623] и т. д. Отпуск лесного товара за границу поднялся с 5947 тыс. руб. в 1856г. до 30 153 тыс. руб. в 1881 г. и 39 200 тыс. руб. в 1894 г., т. е. возрос в пропорции 100: 507: 659[624]. По внутренним водным путям в Европейской России перевозилось лесных строитель­ных материалов и дров в 1866—1868 годах в среднем по 156 млн. пудов в год[625], а в 1888—1890 гг. в сред­нем по 701 млн. пудов в год[626], т. е. размеры пе­ревозок увеличились более чем вчетверо. По железным дорогам перевозилось в 1888—1890 годах в среднем по 290 млн. пуд.[627], тогда как в 1866—1868 годах, вероятно, не более 70 млн. пуд.[628] То есть вся перевозка лесного товара в 60-х годах была около 226 млн. пуд., а в 1888—1890 гг. — 991 млн. пуд. — уве­личение более чем вчетверо. Громадный рост лесопро­мышленности именно в пореформенную эпоху стоит, таким образом, вне сомнения.

Какова же организация этой промышленности? — чисто капиталистическая. Лес закупается у землевла­дельцев предпринимателями— “лесопромышленниками”, которые нанимают рабочих для рубки, пилки леса, сплава его и пр. Напр., в Московской губ. земские статистики считали только 337 лесопромышленников из 24-х тыс. занятых лесными промыслами крестьян[629]. В Сло­бодском уезде, Вятской губ., считали 123 лесопро­мышленника (“мелкие состоят большей частью под­рядчиками у крупных”, а последних только 10), а рабочих, занятых лесным делом, 18 865 чел. с зара­ботком по 19½ руб. на рабочего[630]. Г-н С. Короленко считал, что во всей Евр. России занято лесными рабо­тами до 2-х миллионов крестьян[631], и это число вряд ли преувеличено, если, напр., в 9 уездах Вятской губ. (из 11) считали ок. 56 430 лесорабочих, во всей Кост­ромской губ. — около 47 тыс.[632] Лесные работы принадлежат к наиболее дурно оплачиваемым; гигие­нические условия их отвратительны, и здоровье ра­бочих подвергается сильнейшему разрушению; положе- 1 ние рабочих, заброшенных в лесную глушь, наиболее | беззащитное, и в этой отрасли промышленности царят во всей своей силе кабала, truck-system и тому подоб­ные спутники “патриархальных” крестьянских промыс­лов. Приведем в подтверждение этой характеристики несколько отзывов местных исследователей. Московские статистики указывают на “обязательный забор харчей”, понижающий обыкновенно в значительной степени заработки лесорабочих. Костромские лесорабочие “жи­вут в лесах артелями в устроенных наскоро и плохо избушках, в которых нет печей, а отапливаются они очагами. Плохая пища из плохого приварка и хлеба, обратившегося за неделю в камень, отвратительный воздух... постоянно полусырая одежда... все это должно производить пагубное влияние на здоровье лесопромыш­ленников”. Народ в “лесных” волостях живет “гораздо грязнее”, чем в отхожих (т. е. волостях с преобладанием отхожих промыслов)[633]. О Тихвинском уезде Новго­родской губ. читаем: “Земледелие составляет побочный источник дохода, хотя во всех официальных данных вы найдете, что народ занимается хлебопашеством... Все, что получает крестьянин на существенные свои надобности, зарабатывается им на заготовке и сплаве леса у лесопромышленников. Но скоро настанет кризис: лет через 5—10 лесов уже не будет...” “Занимающийся на лесных промыслах скорее бурлак; зиму он проводит в стану лесной трущобы... а на весну, по отвычке от домашних работ, его уже тянет на сплав и сгонку дров; одна только страдная пора да сенокос заставляют его сделаться оседлым”... Крестьяне находятся в “вечной кабале” у лесопромышленников[634]. Вятские исследо­ватели отмечают, что наем на лесные работы приурочи­вается обыкновенно ко времени взыскания податей, что забор жизненных припасов у хозяев сильно пони­жает заработки... “Как лесорубы, так и дроворубы получают около 17 коп. за летний день и около 33 коп. в день с лошадью. Такая ничтожная плата — недоста­точное вознаграждение за труд, если вспомнить, что промысел этот выполняется при самой антигигиениче­ской обстановке”[635] и т. д. и т. д.

Итак, лесные рабочие представляют из себя одну из крупных составных частей сельского пролетариата, имеющего ничтожные клочки земли и вынужденного продавать свою рабочую силу на самых невыгодных условиях. Занятие это в высшей степени неправильное и непостоянное. Лесорабочие образуют поэтому ту форму резервной армии (или относительного перена­селения в капиталистическом обществе), которую тео­рия назвала скрытою [636]: известная (и, как мы видели, емалая) часть сельского населения должна быть постоянно готова взяться за подобную работу, должна постоянно нуждаться в ней. Таково условие сущест­вования и развития капитализма. По мере того, как истребляются леса при хищническом хозяйстве лесо­промышленников (а этот процесс идет с громадной быстротой), — все сильнее чувствуется нужда в замене дров каменным углем, все быстрее развивается камен­ноугольная промышленность, которая одна только в состоянии служить прочным базисом для крупной машинной индустрии. Наличность дешевого топлива, которое бы можно было получить в любое время в любом количестве за определенную и малоколеблющуюся цену, — таково требование современной фабрики. Лесо­промышленность не в состоянии удовлетворить этому требованию[637]. Поэтому преобладание лесопромышлен­ности над каменноугольной промышленностью в деле доставки топлива соответствует малоразвитому состоя­нию капитализма. Что касается до общественных отно­шений производства, то в этом отношении лесопромыш­ленность относится к каменноугольной промышленности приблизительно так же, как капиталистическая ману­фактура относится к крупной машинной индустрии. Лесопромышленность означает самое примитивное со­стояние техники, эксплуатирующей первобытными спо­собами природные богатства; каменноугольная промыш­ленность ведет к полному перевороту в технике и к широкому употреблению машин. Лесопромышлен­ность оставляет производителя крестьянином, камен­ноугольная промышленность превращает его в фабрич­ного. Лесопромышленность оставляет почти в полной неприкосновенности весь старый, патриархальный строй жизни, опутывая заброшенных в лесной глуши рабочих худшими видами кабалы, пользуясь их темнотой, беззащитностью и раздробленностью. Каменноуголь­ная промышленность создает подвижность населения, образует крупные индустриальные центры и неизбежно ведет к общественному контролю за производством. Одним словом, описываемая смена имеет такое же про­грессивное значение, как смена мануфактуры фабри­кою[638].

Строительное дело первоначально входило точно так же в круг домашних работ крестьянина, — и про­должает входить поныне, поскольку сохраняется по­лунатуральное крестьянское хозяйство. Дальнейшее развитие ведет к тому, что строительные рабочие превращаются в спепиалистов-ремеслекннков, которые работают по заказу потребителей. В деревнях и в неболь­ших городах такая организация строительной промыш­ленности значительно развита и в настоящее время; ремесленник сохраняет обыкновенно связь с землей и работает на весьма узкий круг мелких потребителей. С развитием капитализма сохранение этого строя про­мышленности становится невозможным. Рост торговли, фабрик, городов, железных дорог предъявляет спрос на совершенно иные постройки, непохожие ни по своей архитектуре, ни по своей величине на старинные здания патриархальной эпохи. Новые постройки требуют очень разнообразных и дорогих материалов, требуют коопе­рации масс рабочих самых разнообразных специальностей, требуют продолжительного времени для своего завершения; размещение этих новых построек совер­шенно не сообразуется с традиционным размещением населения: они возводятся в больших городах или пригородах, среди незаселенных мест, по линиям строящихся жел. дор. и т. п. Местный ремесленник превращается в отхожего рабочего, которого нанимает предприниматель- подрядчик, постепенно втирающийся между потребителем и производителем и превраща­ющийся в настоящего капиталиста. Скачкообразное развитие капиталистического хозяйства, смена про­должительных плохих годов периодами “строительной горячки” (подобно переживаемой ныне, в 1898 г.) дает громадный толчок расширению и углублению капита­листических отношений в строительном деле.

Такова, по данным русской экономической литера­туры, пореформенная эволюция рассматриваемой про­мышленности[639]. Особенно рельефно выражается эта эволюция в территориальном разделении труда, в обра­зовании отдельных обширных районов, в которых рабочее население специализируется на том или ином виде строительных работ[640]. Подобная специализация районов предполагает уже образование крупных рын­ков на строительные работы, а в связи с этим образова­ние капиталистических отношений. Приведем для иллю­страции данные об одном из таких районов. Покров­ский уезд Владимирской губернии издавна славится плотниками, которые уже в начале столетия состав­ляли более половины всего населения. После реформы плотничество продолжает усиливаться[641]. “В плотницком районе элементом, аналогичным мастеркам и фабри­кантам, являются подрядчики”, которые обыкновенно выходят из наиболее ловких членов плотничьей артели. “Нередки случаи, когда подрядчик в 10 лет наживает 50—60 тыс. рублей и более чистой прибыли. Некоторые подрядчики имеют по 300—500 плотников и сдела­лись уже настоящими капиталистами... Недаром говорят здешние крестьяне, что “нет выгоднее торговли плотни­ками”” [642]. Трудно рельефнее охарактеризовать самую суть современной организации промысла! “Плотниче­ство наложило глубокий отпечаток на весь склад здеш­ней крестьянской жизни... Крестьянин-плотник мало-помалу отвыкает от земледелия, а впоследствии и совсем бросает его”. Жизнь в столицах наложила на плотника отпечаток культурности: он живет несравненно чище окрестных крестьян и резко выделяется своей “интелли­гентностью”, “сравнительно высокой степенью умствен­ного развития”[643].

Все число строительных рабочих в Европейской Рос­сии должно быть весьма значительно, судя по имею­щимся отрывочным данным. В Калужской губ. строи­тельных рабочих считалось в 1896 г. 39 860, и местных и отхожих. В Ярославской губ. в 1894/95 г. — по официальным данным — 20 170 чел. отхожих. В Кост­ромской губ. — около 39¹/2 тыс. отхожих. В 9-ти уездах Вятской губ. (из 11) — около 3Q1/2 тыс. отхожих (в 80-х годах). В 4-х уездах Тверской губ. (из 12) — 15 585, и местных и отхожих. В Горбатовском уезде Нижегородской губ. — 2221, и местных и отхожих. 11з Рязанской губ., по официальным данным 1875— 1876 гг., выходило в год не менее 20-ти тыс. одних плотников. В Орловском уезде Орловской губ. — 2 тыс. строительных рабочих. В 3-х уездах Полтавской губ. (из 15)' — 1440. В Николаевском у. Самарской губ. — 1339[644]. Судя по этим цифрам, число строительных рабочих в Европейской России должно составлять не менее 1 миллиона человек[645]. Эту цифру надо скорее признать минимальною, ибо все источники свидетель­ствуют, что число строительных рабочих быстро воз­растает в пореформенную эпоху[646]. Строительные ра­бочие представляют из себя образующийся промыш­ленный пролетариат, связи которого с землей, — очень слабые уже в настоящее время[647], — с каждым годом ослабевают все более и более. По своему положению строительные рабочие резко отличаются от лесных рабочих, приближаясь более к фабричным. Работают они в крупных городских и промышленных цент­рах, которые, как мы видели, значительно поднима­ют их культурный уровень. Если падающая лесная промышленность характеризует малоразвитые формы капитализма, мирящегося еще с патриархальным строем жизни, то развивающаяся строительная промышлен­ность характеризует высшую стадию капитализма, ведет к образованию нового класса промышленных ра­бочих и знаменует глубокое разложение старого кре­стьянства.

X. ПРИДАТОК ФАБРИКИ

 

Придатком фабрики мы называем те формы наемного труда и мелкой промышленности, существование кото­рых непосредственно связано с фабрикой. Сюда отно­сятся прежде всего (в известной своей части) лесные и строительные рабочие, о которых мы уже сказали и которые иногда прямо входят в промышленное насе­ление фабричных центров, иногда принадлежат к на­селению окрестных деревень[648]. Далее, сюда относятся рабочие на торфяных болотах, разрабатываемых иногда самими владельцами фабрик[649]; возчики, грузчики, укладчики товара и вообще так называемые чернора­бочие, которые составляют всегда немалую часть на­селения фабричных центров. В Петербурге, напр., пе­репись 15 дек. 1890 г. зарегистрировала 44 814 чел. (об. пола) в группе “поденщиков, чернорабочих”; затем 51 тыс. чел. (об. пола) в перевозочной промышленности, из которых 9½ тыс. специально занимаются перевозкой тяжестей и кладей. Затем, некоторые вспомогательные для фабрики работы ведутся мелкими “самостоятель­ными” промышленниками; в фабричных центрах или в окрестностях их появляются такие промыслы, как приготовление бочонков для маслобойных и винокуренных заводов[650], плетение корзин для укладки стек­лянной посуды[651], выделка коробов для укупорки ско­бяных и слесарных изделий, изготовление колодок для плотничьих и слесарных инструментов[652], изготовле­ние шпилек для сапожных заведений, “дуба” для кожевенных заводов и пр.[653], плетение рогож для укупорки фабричных продуктов (в Костромской и дру­гих губерниях), приготовление “соломы” для спичек (в Рязанской, Калужской и других губерниях), клеение бумажных коробок для табачных фабрик (в окрестно­стях Петербурга)[654], изготовление древесного по­рошка для уксусных заводов[655], обработка мел­кими прядильнями (в Лодзи) отпадочной пряжи, развившаяся вследствие требования крупных фаб­рик[656] и т. д. и т. д. Все эти мелкие промышлен­ники точно так же, как и вышеуказанные наемные рабочие, либо принадлежат к промышленному населе­нию фабричных центров, либо к полу земледельческому населению окрестных селений. Далее, когда фабрика ограничивается производством полуфабриката, она вы­зывает иногда к жизни мелкие промыслы, занятые дальнейшей обработкой его; напр., механическое про­изводство пряжи дало толчок кустарному ткачеству, около горных заводов появляются “кустари”, произ­водящие металлические изделия и пр. Наконец, и капиталистическая работа на дому является нередко придатком фабрики[657]. Эпоха крупной машинной индустрии характеризуется во всех странах широким развитием капиталистической домашней работы в таких отраслях промышленности, как, напр., конфекционная. Выше мы уже говорили о том, насколько распространена такая работа в России, какими условиями она отли­чается и почему нам представляется более правильным описать ее в главе о мануфактуре.

Для сколько-нибудь полного описания придатка фабрики необходима полная статистика занятий насе­ления или монографические описания всей экономи­ческой жизни фабричных центров и их окрестностей. Но и те отрывочные данные, которыми мы должны были ограничиться, показывают, как неправильно рас­пространенное у нас мнение об оторванности фабрич­ной промышленности от других видов промышленно­сти; — фабричного населения от населения, не занятого в стенах фабрик. Развитие форм промышленности, как и всяких вообще общественных отношений, не может происходить иначе, как с большой постепенностью, среди массы переплетающихся, переходных форм и кажущихся возвращений к прошлому. Напр., рост мелких промыслов может выражать (как мы видели) прогресс капиталистической мануфактуры; теперь мы видим, что и фабрика может развивать иногда мелкие промыслы. Работа на “скупщика” тоже бывает придат­ком и мануфактуры и фабрики. Чтобы правильно оценить значение подобных явлений, необходимо поста­вить их в связь со всем строем промышленности на данной стадии ее развития и с основными тенденциями этого развития.