VIII. Что такое “кустарная” промышленность.

 

В двух предыдущих главах мы имели дело глав­ным образом с той промышленностью, которую у нас принято называть “кустарною”; можно попытаться те­перь дать ответ на поставленный в заголовке вопрос.

Начнем с некоторых статистических данных, чтобы судить о том, какие именно из анализированных выше форм промышленности фигурируют в литературе в общей массе “кустарных промыслов”.

Московские статистики, в заключение своего иссле­дования крестьянских “промыслов”, подвели итоги всем и всяческим неземледельческим занятиям. Насчи­тали 141 329 чел. (т. VII, в. III) в местных промыслам (изготовляющих товары), причем однако сюда попа­ли и ремесленники (часть сапожников, стекольщиков и мн. др.), распиловщики леса и пр. и пр. Не менее 87-ми тысяч из них представляют из себя (по нашему подсчету отдельных промыслов) рабочих на дому, за­нятых капиталистами[486]. Наемных рабочих по 54-м про­мыслам, о которых мы могли свести данные, 17 566 из 29 446, т. е. 59,65%. По Владимирской губ. мы по­лучили такие итоги (по пяти выпускам “Пром. Влад. губ.”): всего 18 286 работников в 31 промысле; из них 15 447 в промыслах с господством капиталистической работы на дому (в том числе 5504 наемных рабочих, т. е. наймитов, так сказать, второй степени). Затем 150 сельских ремесленников (из них 45 наемных) и 2689 мелких товаропроизводителей (из них 511 наем­ных). Итог капиталистически занятых рабочих равен (15 447 + 45 + 511 =) 16 003, т. е. 87,5%[487]. По Костромской губ. (на основании таблиц г. Тилло в “Тру­дах куст. ком.”) насчитывается 83 633 местных про­мышленника, из них 19 701 лесных рабочих (тоже “кустари”!), 29 564 чел. домашних рабочих на капита­листов; около 19 954 чел. в промыслах с преобладанием мелких товаропроизводителей и около 14 414 сельских ремесленников *. По 9 уездам Вятской губ. насчиты­вается (по тем же “Трудам”) 60 019 местных промышлен­ников; из них 9672 мельника и маслобойщика; 2032 — ремесленники чистого типа (окраска тканей); 14 928 — отчасти ремесленники, отчасти товаропроизводители с громадным преобладанием самостоятельного труда; 14 424 — в промыслах, отчасти подчиненных капиталу;

14 875 — в промыслах с полным подчинением капи­талу; 4088 — в промыслах с полным преобладанием наемного труда[488]. По данным “Трудов” об остальных губерниях мы составили таблицу тех промыслов, об организации которых имеются более или менее подроб­ные данные. Получили 97 промыслов с 107 957 работ­никами, суммой произв. 21 151 тыс. руб. Из них в.промыслах с преобладанием наемного труда и капита­листической работы на дому — 70 204 раб. (18 621 тыс. руб.); в промыслах, в которых наемные рабочие и рабочие, занятые капиталистами на дому, составляют лишь меньшинство — 26 935 раб. (1706 тыс. руб.); и, наконец, в промыслах с почти полным преобладанием самостоятельного труда — 10 818 раб. (824 тыс. руб.). По данным земско-статистических материалов о 7-ми про­мыслах Горбатовского и Семеновского уездов Нижего­родской губ. насчитывается 16 303 кустаря, из которых 4614 работают на базар; 8520 — “на хозяина” и 3169 в наемных работниках; т. е. 11 689 капиталисти­чески употребляемых рабочих. По данным пермской кустарной переписи 1894/95 г. из 26 тыс. кустарей — 6,5 тыс. (25%) наемных рабочих и 5,2 тыс. (20%) ра­ботающих на скупщика, т. е. 45% капиталистически употребляемых рабочих[489].

Как ни отрывочны эти данные (других в нашем рас­поряжении не было), но они все-таки ясно показывают, что, в общем и целом, в число “кустарей” попадает масса капиталистически употребляемых рабочих. Напр., работающих по домам на капиталистов насчитывается (по вышеприведенным данным) свыше 200 тыс. чел. Это по каким-нибудь 50—60 уездам, из которых далеко не все обследованы сколько-нибудь полно. Во всей России таких рабочих должно быть, вероятно, до двух миллионов человек[490]. Прибавляя же к ним наемных рабочих у “кустарей”, — число этих наемных рабочих, как видно из вышеприведенных данных, вовсе не так мало, как у нас иногда думают, — мы должны при­знать, что цифра 2 млн. промышленных рабочих, ка­питалистически занятых вне так называемых “фабрик и заводов”, есть скорее цифра минимальная[491].

На вопрос: “что такое кустарная промышленность?” изложенные в двух последних главах данные застав­ляют ответить так, что это — абсолютно непригодное для научного исследования понятие, под которое под­водят обыкновенно все и всяческие формы промышлен­ности, начиная от домашних промыслов и ремесла и кончая наемной работой в очень крупных мануфакту­рах[492]. Это смешение самых разнородных типов экономи­ческой организации, господствующее в массе описаний “кустарных промыслов”[493], было перенято без вся­кой критики и без всякого смысла экономистами-народ­никами, которые сделали гигантский шаг назад по сравнению, напр., с таким писателем, как Корсак, и воспользовались господствующей путаницей понятий для создания курьезнейших теорий. “Кустарная про­мышленность” рассматривалась как нечто экономически однородное, само себе равное, и противополагалась (sic!) “капитализму”, под которым, без дальних око­личностей, разумели “фабрично-заводскую” промыш­ленность. Возьмите, напр., г. Н. —она. На стр. 79-ой “Очерков” вы прочтете заглавие: “капитализация (?) промыслов”[494], и затем прямо, без всяких оговорок или пояснений, “данные о фабриках и заводах”... Простота, как видите, умилительная: “капитализм” = “фабрично-заводская промышленность”, а фабрично-заводская про­мышленность = то, что значится под этим заголовком в официальных изданиях. И на основании столь глубо­кого “анализа” со счета капитализма скидываются те массы капиталистически занятых рабочих, которые попадают в число “кустарей”. На основании такого “анализа” совершенно обходится вопрос о различных формах промышленности в России. На основании такого “анализа” складывается один из самых нелепых и вредных предрассудков о противоположности нашей “кустарной” и нашей “фабрично-заводской” промышленности, об оторванности второй от первой, об “ис­кусственности” “фабрично-заводской” промышленности и т. п. Это именно предрассудок, потому что никто никогда и не пытался даже прикоснуться к данным, которые по всем отраслям промышленности показы­вают самую тесную и неразрывную связь между “ку­старной” и “фабрично-заводской” промышленностью.

Задача этой главы и состояла в том, чтобы показать, в чем именно состоит эта связь и какие именно особые черты техники, экономики и культуры представляет та форма промышленности, которая стоит в России между мелкой промышленностью и крупной машинной ин­дустрией.

 

---

 

ГЛАВА VII

РАЗВИТИЕ КРУПНОЙ МАШИННОЙ ИНДУСТРИИ

I. НАУЧНОЕ ПОНЯТИЕ ФАБРИКИ

И ЗНАЧЕНИЕ “ФАБРИЧНО-ЗАВОДСКОЙ” СТАТИСТИКИ [xci]

 

Переходя к крупной машинной (фабричной) промыш­ленности, надо прежде всего установить, что научное понятие ее вовсе не соответствует обыденному, ходя­чему значению этого термина. У нас в официальной статистике и в литературе вообще под фабрикой разу­меют всякое более или менее крупное промышленное заведение с более или менее значительным числом наемных рабочих. Теория же Маркса называет крупной машинной (фабричной) индустрией лишь определенную, именно высшую, ступень капитализма в промышлен­ности. Основной и наиболее существенный признак этой стадии состоит в употреблении для производства системы машин[495]. Переход от мануфактуры к фабрике знаменует полный технический переворот, ниспровер­гающий веками нажитое ручное искусство мастера, а за этим техническим переворотом неизбежно идет самая крутая ломка общественных отношений производства, окончательный раскол между различными группами участвующих в производстве лиц, полный разрыв с тра­дицией, обострение и расширение всех мрачных сторон капитализма, а вместе с тем и массовое обобществление труда капитализмом. Крупная машинная индустрия является, таким образом, последним словом капита­лизма, последним словом его отрицательных и “поло­жительных моментов”[496].

Отсюда ясно, что именно переход от мануфактуры к фабрике имеет особенно важное значение в вопросе о развитии капитализма. Кто смешивает эти две стадии, тот лишает себя возможности понять преобразующую, прогрессивную роль капитализма. Именно эту ошибку делают наши экономисты-народники, которые, как мы уже видели, наивно отождествляют капитализм вообще с “фабрично-заводской” промышленностью, которые ду­мают решить вопрос о “миссии капитализма” и даже о его “объединяющем значении”[497] посредством простой справки с данными фабрично-заводской статистики. Но говоря уже о том, что в вопросах фабрично-завод­ской статистики эти писатели проявили (как мы по­дробно покажем ниже) удивительное невежество, — еще более глубокая ошибка их состоит в поразительно шаблонном и узком понимании теории Маркса. Во-первых, смешно сводить вопрос о развитии крупной машинной индустрии к одной фабрично-заводской ста­тистике. Это вопрос не только статистики, а вопрос о тех формах и стадиях, которые проходит развитие капитализма в промышленности данной страны. Лишь после того, как выяснена сущность этих форм и их отличительные особенности, — имеет смысл иллюстри­ровать развитие той или другой формы посредством обработанных надлежащим образом статистических дан­ных. Если же ограничиваются данными отечественной статистики, то это неизбежно ведет к смешению самых различных форм капитализма, к тому, что из-за де­ревьев не видят леса. Во-вторых, сводить всю миссию капитализма к увеличению числа “фабрично-заводских” рабочих — значит проявлять столь же глубокое пони­мание теории, какое проявил г. Михайловский, удив­лявшийся, почему это толкуют люди об обобществлении труда капитализмом, когда все это обобществление сводится-де к тому, что несколько сот или тысяч рабочих пилят, рубят, режут, строгают и т. д. в одном поме­щении[498].

Задача дальнейшего изложения двоякая; с одной стороны, мы подробно рассмотрим вопрос о состоянии нашей фабрично-заводской статистики и вопрос о при­годности ее данных. Эта, в значительной части отрица­тельная, работа необходима ввиду того, что в нашей литературе прямо-таки злоупотребляют цифрами этой статистики. С другой стороны, мы разберем те данные, которые свидетельствуют о росте крупной машинной индустрии в пореформенную эпоху.