VIII. Значение машин в сельском хозяйстве

 

Установив факт в высшей степени быстрого развития сельскохозяйственного машиностроения и употребле­ния машин в русском пореформенном земледелии, мы должны теперь рассмотреть вопрос об общественно-экономическом значении этого явления. Из изложен­ного выше об экономике крестьянского и помещичьего земледелия вытекают следующие положения: с одной стороны, именно капитализм является фактором, вызы­вающим и расширяющим употребление машин в сель­ском хозяйстве; с другой стороны, применение машин к земледелию носит капиталистический характер, т. е. ведет к образованию капиталистических отношений и к дальнейшему развитию их.

Остановимся на первом из этих положений. Мы ви­дели, что отработочная система хозяйства и неразрывно связанное с ней патриархальное крестьянское хозяй­ство, по самой своей природе, основаны на рутинной технике, на сохранении старинных способов произ­водства. Во внутреннем строе этого хозяйственного режима нет никаких импульсов к преобразованию тех­ники; напротив, замкнутость и изолированность хозяй­ства, нищета и приниженность зависимого крестьянства исключают возможность введения усовершенствований. В частности, укажем на то, что оплата труда в отрабо­точном хозяйстве гораздо ниже (как мы видели), чем при употреблении вольнонаемного труда; а известно, что низкая заработная плата составляет одно из важ­нейших препятствий к введению машин. И факты, Действительно, говорят нам, что широкое движение, направленное к преобразованию земледельческой тех­ники, началось только в пореформенный период раз­вития товарного хозяйства и капитализма. Созданная капитализмом конкуренция и зависимость земледельца от мирового рынка сделали преобразование техники необходимостью, и падение цен на хлеб особенно обост­рило эту необходимость[163].

Для пояснения второго положения мы должны рас­смотреть особо помещичье и крестьянское хозяйство. Когда помещик заводит машину или улучшенное ору­дие, он заменяет инвентарь крестьянина (работавшего на него) своим инвентарем; он переходит, следовательно, от отработочной системы хозяйства к капиталистиче­ской. Распространение сельскохозяйственных машин означает вытеснение отработков капитализмом. Воз­можно, конечно, что условием, например, сдачи земли ставятся отработки в форме поденной работы при жатвенной машине, молотилке и пр., но это будут уже отработки второго вида, отработки, превращающие крестьянина в поденщика. Подобные “исключения”, следовательно, лишь подтверждают то общее правило, что обзаведение частновладельческих хозяйств улуч­шенным инвентарем означает превращение кабального (“самостоятельного”, по народнической терминологии) крестьянина в наемного рабочего, — совершенно точно так же, как приобретение собственных орудий произ­водства скупщиком, раздающим работу на дома, озна­чает превращение кабального “кустаря” в наемного рабочего. Обзаведение помещичьего хозяйства собствен­ным инвентарем ведет неизбежно к подрыву среднего крестьянства, снискивающего себе средства к жизни посредством отработков. Мы уже видели, что отработки это — специфический “промысел” именно среднего кре­стьянства, инвентарь которого является, следовательно, составной частью не только крестьянского, но и поме­щичьего хозяйства[164]. Поэтому распространение с.-х. машин и улучшенных орудий и экспроприация кре­стьянства, это — явления, неразрывно связанные друг с другом. Что распространение улучшенных орудий в крестьянстве имеет такое же значение — это вряд ли требует пояснения после изложенного в предыдущей главе. Систематическое употребление машин в сельском хозяйстве с такой же неумолимостью вытесняет патри­архального “среднего” крестьянина, с какой паровой ткацкий станок вытесняет ручного ткача-кустаря.

Результаты применения машин к земледелию под­тверждают сказанное, показывая все типические черты капиталистического прогресса со всеми свойственными ему противоречиями. Машины в громадной степени повышают производительность труда в земледелии, кото­рое до современной эпохи оставалось почти совершенно в стороне от хода общественного развития. Поэтому одного уже факта растущего употребления машин в рус­ском земледелии достаточно для того, чтобы видеть полную несостоятельность утверждения г-на Н. —она об “абсолютном застое” (стр. 32 “Очерков”) производства хлеба в России и даже о “понижении производитель­ности” земледельческого труда. Мы еще вернемся ниже к этому утверждению, которое противоречит общеуста­новленным фактам и которое понадобилось г. Н.—ону для идеализации докапиталистических порядков.

Далее, машины ведут к концентрации производства и к применению капиталистической кооперации в зем­леделии. Введение машин, с одной стороны, требует значительных размеров капитала и потому доступно только крупным хозяевам; с другой стороны, машина окупается только при громадном количестве обраба­тываемого продукта; расширение производства стано­вится необходимостью при введении машин. Распро­странение жатвенных машин, паровых молотилок и пр. указывает поэтому на концентрацию земледельческого производства, — и мы действительно увидим ниже, что тот район русского земледелия, который особенно развил употребление машин (Новороссия), отличается также весьма значительными размерами хозяйств. За­метим только, что было бы ошибочно представлять себе концентрацию земледелия в одной только форме экстенсивного расширения посевов (как это делает г. Н. —он); на самом деле концентрация земледельче­ского производства проявляется в самых разнообраз­ных формах, смотря по формам торгового земледелия (см. об этом следующую главу). Концентрация произ­водства неразрывно связана с широкой кооперацией рабочих в хозяйстве. Мы видели выше пример крупной экономии, которая для уборки своего хлеба пускает в дело сотни жатвенных машин одновременно. “Кон­ная молотилка, на 4—8 лошадей, требует от 14 до 23 и более рабочих, из которых половину составляют женщины и мальчики-подростки, т. е. полурабочие... Паровые молотилки на 8—10 сил, существующие во всех крупных хозяйствах” (Херсонской губ.), “требуют одновременно рабочих от 50 до 70 человек, из которых большую половину составляют полурабочие, девушки и мальчики в возрасте от 12 до 17 лет” (Тезяков, 1. с., 93). “Крупные хозяйства, где одновременно собирается по 500—1000 рабочих, могут смело быть приравнены к промышленным заведениям”, — справедливо заме­чает тот же автор (стр. 151)[165]. Таким образом, пока наши народники толковали о том, что “община” “могла бы легко” ввести кооперацию в земледелие, — жизнь шла своим чередом, и капитализм, разложив общину на противоположные по своим интересам экономические группы, создал крупные хозяйства, основанные на широкой кооперации наемных рабочих.

Из предыдущего ясно, что машины создают внутрен­ний рынок для капитализма: во-1-х, рынок на средства производства (на продукты машиностроительной, гор­ной промышленности и пр. и пр.) и, во-2-х, рынок на рабочую силу. Введение машин, как мы уже видели, ведет к замене отработкой вольнонаемным трудом и к созданию батрацких крестьянских хозяйств. Массо­вое употребление с.-х. машин предполагает существо­вание массы с.-х. наемных рабочих. В местностях с наи­более развитым земледельческим капитализмом этот процесс введения наемного труда наряду с введением ма­шин перекрещивается другим процессом, именно: вы­теснением наемных рабочих машиной. С одной стороны, образование крестьянской буржуазии и переход земле­владельцев от отработков к капитализму создают спрос на наемных рабочих; с другой стороны, там, где уже давно хозяйство было основано на наемном труде, машины вытесняют наемных рабочих. Каков общий результат обоих процессов для всей России, т. е. уве­личивается ли или уменьшается число с.-х. наемных рабочих, — об этом нет точных и массовых статисти­ческих данных. Не подлежит сомнению, что до сих пор это число увеличивалось (см. следующий параграф). Мы полагаем, что и теперь оно продолжает увеличи­ваться[166]: во-1-х, данные о вытеснении наемных рабочих в земледелии машинами имеются об одной Новороссии, а в Других районах капиталистического земледелия (прибалтийский и западный край, восточные окраины, некоторые промышленные губернии) этот процесс не был еще констатирован в широких размерах. Остается еще громадный район с преобладанием отработков, и в этом районе введение машин создает спрос на наемных ра­бочих. Во-2-х, увеличение интенсивности земледелия (введение корнеплодов, напр.) увеличивает в громадных размерах спрос на наемный труд (см. гл. IV). Умень­шение абсолютного числа с.-х. наемных рабочих (в про­тивоположность промышленным) должно наступить, конечно, на известной ступени развития капитализма, именно, когда сельское хозяйство всей страны сорга­низуется вполне капиталистически и употребление машин для самых различных операций земледелия сделается всеобщим.

Что касается до Новороссии, то местные исследова­тели констатируют здесь обычные следствия высокораз­витого капитализма. Машины вытесняют наемных ра­бочих и создают в земледелии капиталистическую резервную армию. “Время баснословных цен на рабочие руки в Херсонской губернии миновало. Благо­даря... усиленному распространению с.-х. орудий...” (и другим причинам) “цены на рабочие руки системати­чески понижаются” (курсив автора)... “Распределение земледельческих орудий, освобождая крупные хозяй­ства из-под зависимости от рабочих[167] и в то же время понижая спрос на рабочие руки, ставит рабочих в затруднительное положение” (Тезяков, 1. с., 66—71). То же констатирует и другой земский санитарный врач, г. Кудрявцев, в своей работе: “Пришлые с.-х. рабочие на Николаевской ярмарке в местечке Каховке Таври­ческой губернии и санитарный надзор за ними в 1895 году” (Херсон, 1896). — “Цены на рабочие руки... все падают, и значительная часть пришлых рабочих остается за бортом, не получая никакого заработка, т. е. создается так называемая на языке экономической науки резервная рабочая армия — искусственное из­быточное население” (61). Вызываемое этой резервной армией понижение цен на труд доходит иногда до того, что “многие хозяева, имея свои машины, предпочи­тали” (в 1895 г.) “ручную уборку машинной” (ibid., 66, из “Сборника Херсонского земства”, 1895, август)! Этот факт нагляднее и убедительнее, чем всякие рас­суждения, показывает всю глубину противоречий, свойственных капиталистическому употреблению ма­шин!

Другим следствием употребления машин является усиленное применение женского и детского труда. Сло­жившееся капиталистическое земледелие создало вообще известную иерархию рабочих, очень напоминающую иерархию фабричных рабочих. Так, в южнорусских экономиях различаются: а) полные рабочие — взрослые мужчины, способные ко всем работам; б) полурабочие, женщины и мужчины до 20 лет; полурабочие делятся на две категории: аа) от 12, 13 до 15, 16 лет — полура­бочие в тесном смысле и бб) полурабочие большой силы; “на экономическом языке “три четверти” рабочего”[168], — от 16 до 20 лет, способные исполнять все работы пол­ного рабочего, за исключением косьбы. Наконец, в) полурабочие малой помощи, дети не моложе 8 и не старше 14 лет; они исполняют обязанности свинарей, телятников, полольщиков и погонычей у плугов. Слу­жат они нередко из-за одних харчей и одежды. Введе­ние земледельческих орудий “обесценивает труд пол­ного рабочего” и дает возможность заменять его более дешевым трудом женщин и подростков. Статистические данные о пришлых рабочих подтверждают вытеснение мужского труда женским: в 1890 г. в местечке Каховке и городе Херсоне было зарегистрировано 12,7% жен­щин в числе рабочих; в 1894 г. во всей губернии — 18,2% (10 239 из 56 464); в 1895 г. — 25,6% (13 474 из 48 753). Детей в 1893 г. — 0,7% (от 10 до 14 лет), в 1895—1,69% (от 7 до 14 лет). Среди местных эконо­мических рабочих Елисаветградского уезда Херсон­ской губ. дети составляют 10,6% (ibid.).

Машины увеличивают интенсивность труда рабочих. Например, наиболее распространенный вид жатвенных машин (с ручным сбрасыванием) получил характерное название “лобогреек” или “чубогреек”, так как работа на ней требует от рабочего чрезвычайного напряже­ния: рабочий заменяет собой сбрасывающий аппарат (ср. “Произв. силы”, I, 52). Точно так же увеличивается напряженность работы и при молотилках. Капитали­стически употребляемая машина создает и здесь (как и везде) громадный импульс к удлинению рабочего дня. Появляется и в земледелии невиданная раньше работа ночью. “В годы урожайные... работы в некоторых экономиях и во многих крестьянских хозяйствах производятся даже и по ночам” (Тезяков, 1. с., 126), при искусствен­ном освещении — факелами (92). Наконец, система­тическое употребление машин ведет за собой травма­тизм сельскохозяйственных рабочих; работа девушек и детей при машинах ведет, естественно, к особенному обилию повреждений. Земские больницы и лечебницы Херсонской, например, губернии наполняются во время сезона сельскохозяйственных работ “почти исключи­тельно травматическими больными”, являясь “своего рода полевыми лазаретами для постоянно выбывающих из строя огромной армии сельскохозяйственных ра­бочих жертв беспощадной разрушительной деятельности сельскохозяйственных машин и орудий” (ibid., 126). Создается уже специальная медицинская литература о повреждениях, причиненных сельскохозяйственными машинами. Являются предложения об издании обяза­тельных постановлений относительно употребления сель­скохозяйственных машин (ibid.). Крупная машинная индустрия и в земледелии, как и в промышленности, с железной силой выдвигает требования общественного контроля и регулирования производства. О попытках подобного контроля мы еще скажем ниже.

Отметим в заключение крайне непоследовательное от­ношение народников к вопросу об употреблении машин в сельском хозяйстве. Признавать пользу и прогрес­сивность употребления машин, защищать все меры, развивающие и облегчающие его,—и в тоже время иг­норировать, что машины в русском земледелии употреб­ляются капиталистически, это значит спускаться до точки зрения мелких и крупных аграриев. А наши народники именно игнорируют капиталистический характер употребления сельскохозяйственных машин и улучшенных орудий, не пытаясь даже анализиро­вать, какого типа крестьянские и помещичьи хозяй­ства вводят машины. Г-н В. В. сердито называет г. В. Черняева “представителем капиталистической тех­ники” (“Прогресс, течения”, 11). Должно быть, именно г. В. Черняев или какой другой чиновник м-ва земле­делия виноват в том, что машины в России употреб­ляются капиталистически! Г-н Н. —он, — несмотря на велеречивое обещание “не отступать от фактов” (“Очерки”, XIV), — предпочел обойти тот факт, что именно капитализм развил употребление машин в на­шем земледелии, и сочинил даже забавную теорию, по которой обмен понижает производительность труда в земледелии (стр. 74)! Критиковать эту теорию, декре­тированную без всякого анализа данных, нет ни воз­можности, ни надобности. Ограничимся приведением маленького образчика рассуждений г-на Н. —она. “Если бы производительность труда у нас поднялась вдвое, то за четверть пшеницы платили бы теперь не 12 руб., а шесть, вот и все” (234). Далеко не все, почтеннейший г. экономист. “У нас” (как и во всяком обществе товарного хозяйства) повышение техники предпринимают отдельные хозяева, и лишь постепенно перенимают его остальные. “У нас” повышать технику в состоянии только сельские предприниматели. “У нас” этот прогресс сельских предпринимателей, мелких и крупных, неразрывно связан с разорением крестьян­ства и образованием сельского пролетариата. Поэтому, если бы повышенная в хозяйствах сельских предприни­мателей техника сделалась общественно-необходимой (только при таком условии цена понизилась бы вдвое), то это означало бы переход почти всего земледелия в руки капиталистов, означало бы полную пролетари­зацию миллионов крестьян, означало бы гигантский рост неземледельческого населения и рост фабрик (для того, чтобы производительность труда в нашем земледелии поднялась вдвое, необходимо громадное развитие машиностроения, горной промышленности, парового транспорта, постройки массы нового типа сельскохозяйственных строений, магазинов, складов, каналов и т. д. и т. д.). Г-н Н. —он повторяет здесь обычную маленькую ошибку своих рассуждений: он пе­репрыгивает через те последовательные шаги, которые необходимы при развитии капитализма, перепрыги­вает через тот сложный комплекс общественно-хозяй­ственных преобразований, который необходимо сопро­вождает развитие капитализма, — и затем сетует и плачется об опасности капиталистической “ломки”.