О докапиталистической экономике нашей деревни

 

У нас нередко сущность вопроса о “судьбах капита­лизма в России” изображается так, как будто бы глав­ное значение имел вопрос: как быстро? (т. е как быстро развивается капитализм?). На самом же деле несравнен­но более важное значение имеет вопрос: как именно? а вопрос: откуда? (т. е. каков был докапиталистиче­ский хозяйственный строй в России?). Главнейшие ошибки народнической экономии состоят в неправиль­ном ответе именно на эти два вопроса, т. е. в неверном изображении того, как именно развивается капитализм в России, в фальшивой идеализации докапиталисти­ческих порядков. Во II (отчасти в III) и в настоящей главе мы рассматривали наиболее примитивные стадии капитализма в мелком земледелии и в мелких крестьян­ских промыслах, при таком рассмотрении неизбежно приходилось многократно указывать на черты докапи­талистических порядков. Если мы теперь попытаемся свести вместе эти черты, то мы получим тот вывод, что докапиталистическая деревня представляла из себя (с экономической стороны) сеть мелких местных рын­ков, связывающих крохотные группы мелких производи­телей, раздробленных и своим обособленным хозяйни­чаньем, и массой средневековых перегородок между ними, и остатками средневековой зависимости.

Что касается до раздробленности мелких производи­телей, то она всего рельефнее выступает в том разло­жении их, которое было констатировано выше и в земледелии и в промышленности. Но раздробленность далеко не ограничивается этим. Будучи объединены об­щиной в крохотные административно-фискальные и зем­левладельческие союзы, крестьяне раздроблены массой разнообразных делений их на разряды, на катего­рии по величине надела, по размерам платежей и пр. Берем хоть земско-статистический сборник по Саратов­ской губернии; крестьянство делится здесь на следу­ющие разряды: дарственники, собственники, полные собственники, государственные, государственные с об­щинным владением, государственные с четвертным вла­дением[lxxix], государственные из помещичьих, удель­ные, арендаторы казенных участков, безземельные, собственники б. помещичьи, на выкупной усадьбе, соб­ственники б. удельные, поселяне-собственники, пере­селенцы, дарственные б. помещичьи, собственники б. государственные, вольноотпущенники, безоброчные, свободные хлебопашцы ¹²⁸, временно-обязанные, б. фаб­ричные и т. д., а затем еще крестьяне приписные, при­шлые и пр. Все эти разряды отличаются историей аграр­ных отношений, величиной наделов и платежей и пр., и пр. И внутри разрядов подобных же различий масса: иногда даже крестьяне одной и той же деревни разде­лены на две совершенно отличные категории: “бывших г-на NN” и “бывших г-жи М. М.”. Вся эта пестрота была естественна и необходима в средние века, во времена далекого прошлого; в настоящее же время сохранение сословной замкнутости крестьянских обществ является вопиющим анахронизмом и чрезвычайно ухудшает положение трудящихся масс, нисколько не гаран­тируя их в то же время от тяжести условий новой, капиталистической эпохи. Народники обыкновенно за­крывают глаза на эту раздробленность, и когда мар­ксисты высказывают мнение о прогрессивности раз­ложения крестьянства, — народники ограничиваю! ся шаблонными восклицаниями против “сторонников обез­земеления”, прикрывая ими полную неправильность своих представлений о докапиталистической деревне. Стоит только представить себе ту поразительную раз­дробленность мелких производителей, которая была неизбежным следствием патриархального земледелия, чтобы убедиться в прогрессивности капитализма, кото­рый разрушает в самом основании старинные формы хозяйства и жизни с их вековой неподвижностью и рутиной, разрушает оседлость застывших в своих средневековых перегородках крестьян и создает новые общественные классы, по необходимости стремящиеся к связи, к объединению, к активному участию во всей экономической (и не одной экономической) жизни госу­дарства и всего мира.

Возьмите крестьян как ремесленников или мелких промышленников, — и вы увидите то же самое. Их интересы не выходят за пределы мелкого округа окрест­ных селений. Вследствие ничтожных размеров мест­ного рынка они не приходят в соприкосновение с про­мышленниками других районов; они боятся как огня “конкуренции”, которая беспощадно разрушает пат­риархальный парадиз мелких ремесленников и про­мышленников, не тревожимых никем и ничем в их рутинном прозябании. По отношению к этим мелким промышленникам конкуренция и капитализм делают полезную историческую работу, вытаскивая их из их захолустья, ставя перед ними все те вопросы, которые уже поставлены перед более развитыми слоями насе­ления.

Необходимой принадлежностью мелких местных рынков, кроме примитивных форм ремесла, являются также примитивные формы торгового и ростовщическ­ого капитала. Чем захолустнее деревня, чем дальше она стоит от влияния новых капиталистических поряд­ков, железных дорог, крупных фабрик, крупного ка­питалистического земледелия, — тем сильнее монопо­лия местных торговцев и ростовщиков, тем сильнее подчинение им окрестных крестьян и тем более грубые формы принимает это подчинение. Число этих мелких пиявок громадно (по сравнению с скудным количеством продукта у крестьян), и для обозначения их сущест­вует богатый подбор местных названий. Вспомните всех этих прасолов, шибаев, щетинников, маяков, ивашей, булыней и т. д., и т. д. Преобладание нату­рального хозяйства, обусловливая редкость и дорого­визну денег в деревне, ведет к тому, что значение всех этих “кулаков” оказывается непомерно громадным по сравнению с размерами их капитала. Зависимость крестьян от владельцев денег приобретает неизбежно форму кабалы. Подобно тому, как нельзя себе предста­вить развитого капитализма без крупного товарно-торгового и денежно-торгового капитала, точно так же немыслима и докапиталистическая деревня без мелких торговцев и скупщиков, являющихся “хозяевами” мел­ких местных рынков. Капитализм стягивает вместе эти рынки, соединяет их в крупный национальный, а затем и всемирный рынок, разрушает первобытные формы кабалы и личной зависимости, развивает вглубь и вширь те противоречия, которые в зачаточном виде наблюдаются и в общинном крестьянстве, — и таким образом подготовляет разрешение их.

 

ГЛАВА VI

КАПИТАЛИСТИЧЕСКАЯ МАНУФАКТУРА

И КАПИТАЛИСТИЧЕСКАЯ РАБОТА НА ДОМУ

I. ОБРАЗОВАНИЕ МАНУФАКТУРЫ

И ЕЕ ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ

 

Под мануфактурой разумеется, как известно, коопе­рация, основанная на разделении труда. По своему возникновению мануфактура непосредственно примы­кает к описанным выше “первым стадиям капитализма в промышленности”. С одной стороны, мастерские с более или менее значительным числом рабочих вво­дят постепенно разделение труда, и таким образом капиталистическая простая кооперация перерастает в капиталистическую мануфактуру. Приведенные в пре­дыдущей главе статистические данные о московских промыслах наглядно показывают процесс такого воз­никновения мануфактуры: более крупные мастерские всех промыслов четвертой категории, некоторых про­мыслов третьей категории и единичных промыслов второй категории применяют систематически разде­ление труда в широких размерах и потому должны быть отнесены к образцам капиталистической ману­фактуры. Ниже будут приведены более подробные данные о технике и экономике некоторых из этих промыслов.

С другой стороны, мы видели, как торговый капитал в мелких промыслах, достигая высшей ступени своего развития, сводит уже производителя на положение наем­ного рабочего, обрабатывающего чужое сырье за сдель­ную плату. Если дальнейшее развитие ведет к тому, что в производство вводится систематическое разделение 1руда, преобразующее технику мелкого производителя, если “скупщик” выделяет некоторые детальные опера­ции и производит их наемными рабочими в своей ма­стерской, если наряду с раздачей работы на дома и в неразрывной связи с ней появляются крупные ма­стерские с разделением труда (принадлежащие нередко том же скупщикам), — то мы имеем перед собой дру­гого рода процесс возникновения капиталистической мануфактуры[361].

В развитии капиталистических форм промышлен­ности мануфактура имеет важное значение, будучи промежуточным звеном между ремеслом и мелким то­варным производством с примитивными формами ка­питала и между крупной машинной индустрией (фаб­рикой). С мелкими промыслами мануфактуру сближает то, что ее базисом остается ручная техника, что крупные заведения не могут поэтому радикально вытесни ib мелкие, не могут совершенно оторвать промышленника от земледелия. “Мануфактура не была в состоянии ни охватить общественное производство во всем его объеме, ни преобразовать его до самого корня (in ihrer Tiefe). Она выделялась как архитектурное украшение на экономическом здании, широким основанием ко­торого было городское ремесло и сельские побоч­ные промыслы”[362]. С фабрикой мануфактуру сближает образование крупного рынка, крупных заведений с наемными рабочими, крупного капитала, в полном под­чинении у которого находятся массы неимущих ра­бочих.

В русской литературе так распространен предрассу­док об оторванности так наз. “фабрично-заводского” производства от “кустарного”, об “искусственности” первого и “народном” характере второго, что мы счи­таем особенно важным пересмотреть данные о всех важ­нейших отраслях обрабатывающей промышленности и показать, какова была их экономическая организация после того, как они выросли из стадии мелких кресть­янских промыслов, и до того, как они были преобра­зованы крупной машинной индустрией.