Материал 1. Рынок - одно из величайших достояний цивилизации

Никогда еще со времен нэпа понятия “рыночная экономика”, “регулируемый рынок”, “механизм рынка” не оказывались в такой мере в центре внимания нашей общественности. Растущее понимание необходимости восстановления задушенного в конце 20-х – начале 30-х годов рыночного механизма с трудом пробивает дорогу сквозь дремучие заросли идеологических мифов, обывательских предрассудков и просто экономического бескультурья.

Многие все еще упорно отождествляют рыночную экономику с капитализмом, с эксплуатацией, социальной несправедливостью и т. п.

В последнее время даже консерваторы и догматики, правда, под давлением начавшегося обвала нашей экономики вынуждены согласиться с необходимостью перехода к рынку. Но какому! Небезызвестная Н. Андреева, возглавившая Всесоюзное общество “Единство – за ленинизм и коммунистические идеалы”, полагает, например, что социализм нельзя “улучшить капитализмом”. “...Когда говорят о рынке, то у нас имеют в виду только капиталистический рынок”. Мы же считаем, что при социалистическом способе производства, естественно, есть и социалистический рынок. Он определяет свой спрос и предложение”,– таковы ее представления. На социалистическом рынке настаивают и другие, в том числе и весьма высокопоставленные защитники непреходящих ценностей созданного в нашей стране общественного строя.

В наше сознание глубоко въелась идеологическая догма, разрубавшая все, что есть, надвое – на капиталистическое и социалистическое. Вспомните: “социалистическая индустрия”, “социалистическое разделение труда”, “соцналистическая наука” и т. п. А ведь все эти привычные штампы – такая же нелепость, как, скажем, “социалистический трактор”, “социалистическая дойная корова” или “социалистическая многопартийная система”. Как тут не вспомнить ироничного А. Твардовского, бессмертный герой которого Василий Теркин, попав однажды в мир иной, и там обнаружил “наш тот свет” и “их тот свет”.

Так что же такое рынок, рыночный механизм, система товарного производства? Если коротко: рынок – одно из величайших достижений человеческой цивилизации. А чтобы лучше понять этот сложный экономический феномен, проследим его развитие от примитивных зачатков в глубокой древности до развитых форм в наши дни.

ПУТЬ ДЛИНОЮ В 30 000 ЛЕТ

На первый взгляд всякая экономика – это две неразрывно взаимосвязанные сферы: производство и потребление. На протяжении многих тысячелетий на заре человечества так оно и было. Что произвел (точнее, что добыл, собирая дары природы или охотясь), то и потребил. Ведь поначалу труд “человека разумного”, появившегося на Земле 200 – 300 тысяч лет назад, был настолько непродуктивным, что дневных усилий нашего далекого предка хватало лишь на то, чтобы прокормить самого себя и свое потомство, обеспечить собственное выживание и продолжение рода. Прошли многие тысячи лет, пока первые орудия труда – палка и камень – были заменены более совершенными. Это позволило повысить производительность труда охотника и собирателя плодов настолько, что трудоспособный член первобытной общины мог создавать уже не толъко необходимый – для выживания и продолжения рода,– но и так называемый прибавочный продукт. На этой основе появилась возможность устойчивого разделения труда внутри общины: одни ее члены могли сосредоточиться, скажем, на изготовлении орудий труда и охоты, другие – на охоте, третьи – на выделке шкур убитых животных, четвертые – на создании украшений и т. п. Такая специализация и разделение труда внутри общины повышали производительность совокупного труда ее членов.

И вот тут между производством и потреблением стала вклиниваться стадия обмена добытыми продуктами природы, охоты, равно как и изготовленными орудиями труда, украшениями и т. п. Сначала обмен шел лишь внутри общины, подобно естественному обмену веществ в биологическом организме. Но, соприкасаясь друг с другом, разные общины не только враждовали, но и проявляли добрую волю, как бы мы теперь сказали, к мирному сосуществованию. Знаками такого дружелюбия чаще всего бывали взаимные подарки. А поскольку соседи жили не всегда в одинаковых природных условиях и имели разный опыт собирательства и охоты, они могли располагать излишками качественно разных полезных вещей.

Так шаг за шагом возникал осознанный обмен различными потребительскими ценностями. По наблюдениям этнографов, на острове Калимантан и в районах нынешней Малайзии это происходило так: “Продавцы”, положив свои продукты для обмена, удалялись, дабы дать возможность “покупателям” подойти и осмотреть предметы, предложенные для обмена. Если “покупатели” хотели приобрести предложенные им предметы, они, в свою очередь, оставляли свои и удалялись. Тогда возвращались “продавцы” и в случае согласия забирали оставленные предметы и взаимно оставляли свои”.

Открылась возможность приобщиться к плодам иной микроцивилизации. Обмен, писал выдающийся французский историк Фернан Бродель, “это освобождение, прорыв, возможность доступа к иному миру... Деятельность людей, излишки, которые они обменивают, мало-помалу проходят через этот узкий пролом поначалу с таким же трудом, а каким проходил через игольное ушко библейский верблюд. Затем отверстия расширились, число их возросло, а общество в конце концов сделалось “обществом со всеобщим рынком”.

Но не будем забегать вперед и посмотрим, как первобытный обмен проходил через это “игольное ушко” и перевоплощался во всеобщее товарное производство. Сначала случайные, нерегулярные межобщинные (межплеменные) обмены постепенно превратились в устойчивые, традиционные, стали необходимостью. Более того, со временем пришло понимание того, что такого рода обмены позволяют закрепить стихийно сложившееся разделение труда и тем самым повысить его производительность.

Наблюдения за жизнью доземледельческих общин аборигенов Центральной Австралии обнаружили поразительные формы межобщинной кооперации труда. Одна община производит заготовки для каменных топоров или древки копий, которые затем посредством обмена попадают в другие общины, владеющие разработкой камня, где местные умельцы завершают изготовление топоров или копий.

Межобщинное разделение труда и обмен возникли, таким образом, не в связи с отделением скотоводства от земледелия, как это принято считать во многих наших учебниках, а гораздо раньше, еще на стадии собирающего хозяйства.

Как давно это было? Сегодня, конечно, трудно заглянуть в глубь веков. Но граница начала регулярного обмена отодвигается все дальше в прошлое. Новейшие исследования археологов и этнографов показали, что обитатели Новой Гвинеи уже за 30 тысяч лет до нашей эры умели из стволов хлебного дерева строить парусные морские пироги “дальнего плавания”, а главное – точно ориентироваться в открытом океане даже в условияк облачности и преодолевать расстояния в тысячи морских миль до островов Фиджи, Самоа, Тонга, до Аастралии, где обнаружены предметы обихода, идентичные по орнаменту с теми, какими пользовались сами гвинейцы.

Из поколения в поколение передавалось и мастерство строительства таких пирог, и искусство морской навигации (на острове Сатавал несколько тысячелетий действовала своеобразная “школа мореходов”). Все это свидетельствует о том, что дальние рейсы были регулярными. И осуществлялись они не ради морского промысла (продуктов моря было вдосталь и в ближних водах) и не ради любопытства или жажды географических открытий. Остается единственно разумный вывод: уже более 30 тысяч лет назад в Полинезии существовал более или менее регулярный обмен местных изделий на заморские.

Но регулярный обмен продуктами с хозяйственной целью экономически оправдан лишь тогда, если никто из его участников не останется внакладе. В ходе тысяч актов обмена выработалось понимание, что он должен быть справедливым, или, по современной терминологии, эквивалентным. Но как этого достичь, если обмениваются качественно разные предметы? Единственным возможным мерилом справедливости обмена (например, шкур на ножи или стрелы, бананов на мясо диких животных) могло быть то, что присуще всем продуктам труда,– сам вложенный в них труд, его продолжительность. Поначалу это оценивалось “на глазок” по принципу: “Я бы затратил на добычу (или изготовление) такого предмета примерно столько-то времени». На том этапе речь могла идти лишь о соизмерении индивидуальных затрат труда. Пока обмен происходил лишь между соседними общинами и ассортимент обмениваемых полезных предметов был весьма узким, это было несложно делать на основе собственного опыта.

Но география и предметы обменов расширялись, охватывая и более отдаленные племена. Определить на глаз индивидуальные затраты труда на то или иное изделие становилось все труднее. Собственный опыт оказывался тут все менее надежным подспорьем, а сам обмен становился своеобразной лотереей: повезет – будешь в выигрыше, нет – останешься внакладе.

На протяжении новых столетий методом проб и ошибок решение проблемы было найдено. Постепенно пришло понимание того, что если предмет “А” можно справедливо (эквивалентно) обменять не только на предмет “Б”, но и на “В”, или “Г”, или “Д”, то, по-видимому, каждый из них равноценен предмету “А”. А раз так, то, обменяв, скажем, “Б” на “А”, даже если последнее в данный момент не нужно для собственного потребления, можно будет затем выменять на него и “В”, и “Г”, и “Д”. Предмет “А” (точнее, определенное его количество) выделился из других объектов обмена в некий общепризнанный эквивалент многих других товаров. Поначалу эта роль мимолетно и случайно отводилась то одному, то другому предмету. Но с развитием обмена она закрепляется за каким-то одним предметом, имеющим важное значение в обиходе данного региона. У скотоводов – это голова скота, у хлебопашцвв – определенная мера зерна, у охотников Севера – шкура пушного зверька и т. д. Эти предметы стали выполнять в локальных масштабах роль денег.

Такой избранный предмет становится носителем определенного количества труда вообще. Это общественно-экономическое открытие оказало громадное влияние на всю последующую хозяйственную жизнь человечества. Оно позволило вести обмен на многосторонней основе: продав свое изделие одному участнику обмена, теперь можно было приобрести нужную вещь у другого, третьего, десятого или даже у нескольких участников сразу. Тем самым на многостороннюю основу переводилось и разделение труда, повышая его эффективность.

Появление денег открыло далее путь к производству тех или иных товаров специально ради продажи, чтобы накопить богатство в денежной форме, так сказать, про запас. Тогда только и смогло появиться товарное производство в подлинном смысле слова, то есть производство таких изделий, которые нужны их производителю не для собственного потребления, а в качестве носителя меновой ценности, позволяющей получить взамен десятки других полезных для него предметов. Иными словами, появилось производство на рынок, для удовлетворения чужих потребностей.

Простейшая форма рынка, где все, что предназначено для продажи, сбывается самим товаропроизводителем из рук в руки, а все, что покупается, сразу же забирают и оплачивают, уходит в глубь веков. “Этот очень старый тип обмена, – пишет Ф. Бродель,– практиковался уже в Помпеях, в Остии или Тимгаде Римском (Северная Африка.– В. Ю.), да и веками, тысячелетиями раньше: свои рынки имела Древняя Греция, они существовали в Китае классической эпохи, как и в фараоновском Египте и в Вавилонии... А в Эфиопии истоки рынков теряются во мраке времен”.

С появлением денег и рынка обмен превращается в обращение товаров через куплю-продажу. Возникшая много тысячелетий назад щель между производством и потреблением заполняется все более сложным опосредующим механизмом. Между продавцом и покупателем со временем вклиниваются, с одной стороны, перекупщик, позднее купец, а в наши дни целая отрасль – торговые услуги, а с другой стороны – меняла денег, позднее банкир, а в наши дни – сложнейшая кредитно-финансовая сфера.

С тех пор, как натуральный обмен развился в обращение товаров, совершенствование и усложнение механизма, вклинившегося между производством и потреблением, стало происходить с нарастающей быстротой. Сами товарные рынки начали специализироваться. Розничные рынки, где приобретаются товары конечного потребительского спроса, отделились от оптовых, где совершаются крупные сделки купли-продажи сырья, оборудования и прочих средств производства. Часть из этих товаров продается на ярмарках, товарных биржах (главным образом сырьевых и продовольственных) и других специализированных торгах. Со временем наряду с товарными рынками возникли самостоятельные рынки услуг: транспортных, туристических, консультационных и т. п.

Денежное обращение породило свою собственную сферу купли-продажи денежного товара или его представителей в обращении – коммерческих и казначейских векселей, облигаций, акций и других ценных бумаг. Здесь в античную эпоху возникла система банковских учреждений, а с ХV века появились фондовые биржи, где осуществляется купля-продажа акций, государственных, муниципальных и иных облигаций.

Уже в глубокой древности с возникновением рабовладельческого способа производства появилась работорговля, известными рынками “живого товара” были Афины (V век до н. э.), остров Делос (III – I века до н. э.), в средние века – Рим, Лион, Венеция, в ХVII – ХVIII веках – Восточная Гвинея, Ливерпуль, Нант и другие города Западной Европы. По мере перехода к экономическим формам принуждення к труду складывались рынки свободной рабочей силы, которые сейчас существуют практически во всех странах рыночной экономики.

В условиях научно-технической революции быстро развиваются рынки патентов и лицензий, других видов интеллектуальной собственности.

Развитие рыночного механизма происходило не только вглубь, но и вширь. По мере развития производительных сил сначала в ремесленных мастерских, потом в мануфактурах и, наконец, в условиях фабричного машинного производства создавались условия для все более крупномасштабного товарного производства. Рамки городских рынков и ярмарок для такого производства становились тесными. Шаг за шагом они расширялись сначала до локальных (региональных), потом национальных и, наконец, мировых масштабов.

Все мировое хозяйственное пространство (за исключением сохранившихся до наших дней небольших очагов натурального хозяйства да стран с административно-распределительной экономикой) представляет сегодня целостное рыночное пространство с очень сложной внутренней структурой.

ВЫСОКОЭФФЕКТИВНЫЙ ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ МЕХАНИЗМ

Итак, развитие рыночного механизма – неотъемлемая составная часть восхождения человеческой цивилизации. Подобно тому, как в процессе естественного отбора природа создала изумляющие по своей целесообразной приспособленности к окружающей среде животные и растительные организмы, в процессе общественного отбора шаг за шагом выкристаллизовывались все более совершенные формы хозяйствования. Это происходило рука об руку с углублением разделения труда, с развитием производительных сил вообще. Дополняя и подталкивая друг друга, оба эти процесса делали человечество все сильнее. Один давал обществу возможность постоянно повышать эффективность труда. другой позволял все более рационально организовывать само общественное производство и все более продуктивно распоряжаться его результатами. Рыночный механизм – такое же великое детище цивилизации, как, скажем, высшая математика, электроника, генная инженерия и другие достижения коллективного человеческого гения.

Капитализм как способ производства, основанный на личной свободе непосредственного труженика и личной материальной заинтересованности каждого предпринимателя, создал оптимальные социальные условия, при которых рыночный механизм смог развернуть заложенные в нем потенции в полную силу. За каких-нибудь три-четыре столетия это позволило создать гораздо большие материальные, научные и культурные ценности, чем за всю предшествующую историю человечества. Это, конечно, не означает, что капитализм, как и любая социальная система, не имеет своих пороков и узких мест. Но обусловлены они не рыночной системой хозяйствования, а скорее недостаточно разумным ее использованием (особенно это проявлялось на ранних стадиях развития данной формации).

Общество же “реального социализма” предпочло в свое время отбросить вместе с пороками капиталистического социального организма и рыночный механизм. С конца 20-х годов мы тщетно пытались заменить его чем-то более рациональным, не стихийным, “научно обоснованным”. На деле же был создан чудовищно неэффективный механизм хозяйствования. Достаточно сказать, что на его основе непроизводительные расходы и потери в народном хозяйстве СССР оцениваются сейчас в 580 – 630 миллиардов рублей ежегодно, что составляет 38 – 48 процентов валового общественного продукта страны. В сущности, мы ушли не вперед, а в сторону от магистрального пути цивилизации и зашли в тупик, из которого сейчас и пытаемся выкарабкаться. При этом то ли в силу инерционности мышления, то ли чтобы сохранить лицо, часть нашего общества мечтает создать некий особый, “социалистическкй рынок”. Это все равно, что изобретать свой, социалистический велосипед. Впрочем, дело не в прилагательных. Важно лишь понимать, что это такое, как действует, какие функции выполняет.

Современный рыночный механизм – это сложная система отношений хозяйствования, способная решать широкий круг жизненно важных задач в общественном производстве, обмене и распределении. Остановимся лишь на четырех важнейших его функциях.

Прежде всего рынок опосредует общественное разделение труда между экономически обособленными производителями материальных благ и услуг. Без рынка практически невозможно определить, насколько взаимовыгодной является та или иная технологическая связь между двумя конкретными участниками общественного производства. Скажем, между поставщиками удобрений, сельскохозяйственных машин и использующим их фермером. В нормальной рыночной экономике с достаточно развитой конкуренцией сельскохозяйственное предприятие имеет возможность выбора оптимального поставщика (с точки зрения качества нужной ему продукции, ее цены, сроков поставки, послесбытового обслуживания и множества других параметров).

В нашей хозяйственной системе это даже трудно себе представить, так как у нас поставщики и потребители вступают в экономический “брак” не по любви и даже не по расчету, а по предписанию высоких планирующих инстанций. Как встарь, когда женились по воле родителей, а то и самого феодала-крепостника. Ни о каком экономическом оптимуме тут говорить не приходится. Расторгнуть такой плановый “брак” при отсутствии оптового рынка средств производства крайне трудно. Поэтому неизбежны явные и тайные связи на стороне: тысячи “толкачей” рыщут в поисках необходимого оборудования, сырья, материалов, финансовых ресурсов по городам и весям, по кабинетам больших и малых начальников. Такая система не только экономически неэффективна, но и служит благодатнейшей почвой для взяточничества, коррупции, спекуляции и тому подобных достопримечательностей “плановой экономики”. По оценкам специалистов, к настоящему времени криминальный капитал в Советском Союзе достиг 210 – 240 млрд. руб.

Другая важнейшая функция рынка – информационная. Через постоянно меняющиеся цены товаров и услуг, процентные ставки на кредит и т. п. рынок дает участникам производства объективную информацию об общественно необходимых издержках производства и общественно необходимом качестве и ассортименте тех товаров и услуг, которые каждый продает или покупает. Следует иметь в виду, что в развитом рыночном хозяйстве стоимость товаров и услуг определяется не индивидуальными издержками товаропроизводителя и не их индивидуальными качественными характеристиками, как было на заре обмена. В процессе внутриотраслевой и межотраслевой конкуренции рынок, с одной стороны, постоянно выявляет средневзвешенные издержки всей совокупности производителей данного товара, а с другой – определяет конечный спрос на различные альтернативные товары сходного назначения (скажем, моторы разных типов и мощности, телевизоры разных марок и т. п). В результате такого одновременного двойного “взвешивания” – и в плане издержек производства, и с точки зрения структуры спроса – стихийно, за спиной производителей и покупателей того или иного вида товаров определяется его рыночная (или общественная) стоимость. На ее основе в зависимости от соотношения спроса и предложения формируются оптовые, розничные и другие цены.

Во всех этих стихийно протекающих операциях рынок выступает как гигантский суперкомпьютер, собирающий, перерабатывающий в реальном режиме времени колоссальные объемы точечной информации и выдающий обобщенные данные по всему тому хозяйственному пространству, которое он охватывает. Это позволяет каждому предприятию постоянно сверять собственное производство с меняющимися условиями рынка и заблаговременно принимать меры по снижению своих индивидуальных издержек или повышению качества продукции, изменению ее ассортимента и т. п. Тем самым обеспечивается непрерывный технический прогресс всего общественного производства.

Практикуемая же у нас система “научно обоснованных” издержек и рассчитываемых на этой основе цен, утверждаемых свыше на более или менее длительный период, отличается от рыночного выявления общественной стоимости и цены, наверное, не меньше, чем каменный топор от автоматизированной конвейерной линии. Эта система просто не способна улавливать постоянно изменяющиеся условия в разных отраслях и регионах страны, не говоря уже о технологических и организационных сдвигах на отдельных крупных предприятиях. Стабильные плановые цены не стимулируют предприятия повышать качество своей продукции, удешевлять ее или совершенствовать ассортимент, а благоприятствуют застою и прозябанию. В итоге Советский Союз отстал от США в области оптических волокон на 3 – 5 лет, станков с программным управлением – на 5 – 9 лет, гибких автоматических систем – на 7 – 10 лет и т. д.

Предприятия – потребители такой продукции, не имея другого выбора, вынуждены мириться с тем, что получают по разнарядке. Лишь на рынке товаров народного потребления, где покупатель обладает некоторой (весьма ограниченной) свободой выбора, выявляются результаты нашего хозяйствования. Даже в условиях постоянного дефицита в магазинах и торговых базах в 1980 году скопилось неходовых товаров более чем на 1 миллиард рублей, а к 1988 году – уже на 1,4 миллиарда рублей.

Стимулировать постоянную оптимизацию пропорций отраслевого и территориального разделения труда – еще одна функция рынка. Межотраслевая конкуренция вынуждает предприятия постоянно следить за альтернативными вариантами эффективного вложения своего капитала и своевременно менять ассортимент продукции либо даже вообще перепрофилировать свое производство. Посредством же внутриотраслевой конкуренции рынок подсказывает предпринимателю те регионы, где издержки по изготовлению и сбыту его продукции можно было бы снизить. Так, в зависимости от изменяющихся технических, экономических, налоговых или политических условий отраслевая и географическая структура обшественного производства постоянно изменяется, стремясь в каждый данный период к оптимальной как для конкретных товаропроизводителей, так и для общества в целом.

Наша командно-распределительная система крайне неповоротлива и по этой части. Как уже сказано, цены здесь не отражают ни реальных издержек, ни реального соотношения спроса и предложения. Более того, на многие товары (сельскохозяйственные, уголь и др.) установлены планово заниженные либо планово завышенные цены (прежде всего на потребительские) даже по отношению к нормативным издержкам. Масштабы такого перекоса в ценах огромны: дотации из госбюджета на покрытие разрыва между закупочными и оптовыми ценами производителя в 1985 году составили 66,4, а в 1988 году – 86,3 миллиарда рублей. Поскольку такие заведомо искаженные цены одних товаров входят в себестоимость других, вся система цен совершенно запутывается и не дает представления о реальном соотношении общественных издержек в разных подотраслях, отраслях, регионах страны.

Приходится оглядываться на страны рыночной экономики: что там у них сегодня считается перспективным, а что устаревшим. Но и это мало помогает.

Наконец, рыночный механизм выполняет санирующую функцию. С помощью конкуренции очищает общественное производство от экономически слабых, нежизнеспособных хозяйственных единиц и, напротив, дает зеленый свет более эффективным и перспективным. В этой своей функции рынок – наиболее объективный судья и самый демократичный механизм экономического отбора полезных обществу хозяйственных единиц, в результате чего непрерывно повышается средний уровень эффективности народного хозяйства в целом.

Разумеется, в условиях концентрации производства и капитала монополизация рынка деформирует этот демократизм рыночного отбора. И все же в капиталистическом мире монополизация нигде и никогда не подавляла конкуренцию настолько, чтобы такой отбор прекратился. Просто конкуренция перешла в иное качество, усложнилась, приняла более масштабные формы.

Наша же система хозяйствования с ее супермонополистическими ведомственными структурами практически полностью удушила конкурентный механизм отсева неэффективных предприятий, колхозов и т. п. В результате к началу 1989 года в стране насчитывалось 24 тысячи не то что недостаточно эффективных, а совсем убыточных предприятий. Такие предприятия живут за чужой счет и обходятся нашему обществу в 10 – 11 миллиардов рублей ежегодно. Потери же от сохранения сотен тысяч малорентабельных предприятий, по всей вероятности, намного больше.

Конечно, рыночный механизм не идеален. У него есть и негативные стороны, включая потенциальное социальное расслоение, жесткость по отношению к слабым в конкурентной борьбе, неизбежность текущей (временной) безработицы и т. д. Но, во-первых, весь мировой опыт показывает, что его недостатки намного перекрываются его достоинствами. А во-вторых, современное общество научилось амортизировать нежелательные последствия рыночного хозяйствования с помощью некоторой корректировки оптовых и розничных цен, перераспределения доходов с помощью налогов и бюджетных ассигнований на переквалификацию работников, пособия по безработице, социальное обеспечение и т. п.

В развитых странах Запада, как выяснилось, социальная и правовая защищенность трудящихся в целом не ниже, а нередко заметно выше, чем у нас. Целенаправленное регулирование капиталистической экономики со стороны крупных корпораций и государства не отрицает стихийных рыночных сил, не закрепощает их, а взаимодействует с ними, образуя весьма сложный и тонкий хозяйственный механизм, способный, как показала практика, успешно выдерживать любые экономические и социальные испытания.

Овладеть таким механизмом после долгих десятилетий отупляющего господства командно-административной системы, конечно же, дело непростое. Здесь возможны на первых порах и перегибы и неудачи, как это бывает и при освоении принципиально новой техники. Но пытаться соединить обломки старого, разваливающегося на глазах планово-распределительного механизма с рыночным – это такая же бесплодная затея, как, скажем, создание управляемой компьютером конной повозки. Тратить на это силы, средства и драгоценное время – значит оставаться на обочине магистрального пути цивилизации.

Профессор В. ЮРЬЕВ

“Наука и жизни” №9 1990