Материал 4. Бюджет сильного государства не может страдать водянкой

В 580 году королева Фредегонда сожгла все налоговые ведомости королевства франков. Причина, побудившая королеву пересмотреть столь радикальным образом налоговую систему, была весьма весома: в стране началась эпидемия чумы, и дама была уверена, что сыновья ее заболели непосрдственно по причине некоторого увеличения податей в городе Лиможе.

Причина, по которой российские власти взялись пересматривать налоги, не менее серьезна, чем чума, - это перерождение всей налоговой системы, катализатором (но ни в коем случае не причиной) которого послужили выборы.

Современные российские власти не понаслышке знают о том, что такое малые налоги: Беловежскому соглашению предшествонала длительная и искусная борьба по переигрыванию союзного правительства. Меньшие ставки российских налогов по сравнению с союзными были одним из самых мощных рычагов, побуждавших предприятия поступать в российское подчинение. Так в свое время один боярин переманивал крестьян от другого: у меня-де и барщины меньше, и подати легче.

Прошло несколько лет, и подати заметно возросли. Примечательно, что самые конфискационные составляюшие налогов определялись не Законом, не Указом, не Налоговым Кодексом, а подзаконным актом - положением 1992 года "О составе затрат по производству и реализации продукции (работ, услуг) и порядке формирования финансовых результатов, учитываемых при налогообложении прибыли". Согласно этому положению себестоимость определяется ценами на момент приобретения сырья, а выручка - ценами на момент реализации продукции. Таким образом, инфляционная составляющая цены превращается в налогооблагаемый доход предлриятия. Нетрудно заметить, что балансы предприятий, выпускающих наукоемкую продукцию, и, следовательно, имеющих более длительный производственный цикл, худеют опережающими темпами. Сначала подписывали такую бумагу, а потом удивлялись, почему бывший производитель ракет выпускает титановые кастрюли со сверхкоротким промышленным циклом.

О кособокой структуре российских налогов говорено достаточно. О низком удельном весе подоходного налога (9,4% в России по сравнению с 72,1% в США) сказано тоже немало, как и об оставшемся еще с советских времен порядке, при котором предприятия являются главным объектом налогообложения, благодаря чему налог на прибыль предприятий дает 30,6% всех налоговых поступлений (по сравнению с 7 - 4% в европейских странах).

О внебюджетных фондах лучше и не вспоминать. Благодаря Фонду обязательного медицинского страхования расходы на медицину возросли с 2,6% ВВП в 1992 году, до 4,1% ВВП в 1994 году, что не помешало стремительной деградации отечественного здравоохранения. Отчисления в Фонд занятости должны направляться на финансирование программ по созданию рабочих мест, но любой директор, открывающий на своей фабрике цех, в котором работает сто человек, может получить деньги даже в том случае, если новый цех замещает устаревшее производство, где работала тысяча человек. Доступ к фонду определяется не параметрами проекта, а степенью внушаемости чиновника, выделяющего финансирование.

И хотя наиболее одиозные налоги - спецналог и налог на превышение фонда заработной платы, в законодательном порядке перераспределявшие прибыль от наиболее эффективных к наименее эффективным предприятиям, - были отменены, именно такое перераспределение стало сутью российских налогов.

Одной рукой государство облагало инфляционную составляющую дохода, а другой выдавало централизованные кредиты по отрицательным процентным ставкам. При этом объекты усиленного налогообложения и объекты усиленного кредитования не обязательно совпадали. Все захотели попасть в число избранных; чем шире становился круг избранных, тем тяжелее становился налоговый гнет для оставшихся. Чем тяжелее был налоговый гнет для оставшихся, тем острее становилась необходимость вырваться из-под него любыми способами.

Размер невыплаченных налогов стал скорее показателем силы предприятия, нежели его слабости: в лидерах по неплатежам оказались всероссийские "голубые фишки". Многомиллиардные долги крупнейших предприятий стали инструментом их давления на правительство. Явочным порядком образовались налоговые сословия, - на высшей ступени находились те, кто получает льготы, на низшей - те, кто платит налоги. Низшие налоговые сословия оказывались неконкурентоспособными вследствие слишком высоких налогов, а высшие - вследствие их принципиально нерыночной природы и привычки сидеть на "игле" привилегий.

Налоговая система стремительно архаизировалась. Те же налоговые освобождения суть позволение частному лицу тратить свои налоговые поступления частным образом. С одной стороны, они явно благотворны как попытка исключить разжиревший бюджет из финансовых потоков (в конце концов, частник всегда лучше распорядится деньгами, чем государство). С другой, это фактическая приватизация налогов. Тут уже попахивает средневековьем, когда слабое государство делает право употребления налогов с данной местности собственностью част-ного лица.

В России началось не просто количественное падение собираемости налогов, но качественное перерождение налогового процесса, при котором лоббисты заинтересованы в исключении государства из числа получателей доходов и заинтересованы в государстве как источнике дотаций. Иначе говоря, при таком положении дел государство приватизируется, превращаясь в инструмент перераспределения денег от наиболее слабых к наиболее сильным. В отличие от рынка, который является инструментом перераспределения денег от наименее эффективных к наиболее эффективным предприятиям.

Страдающий водянкой бюджет - признак слабого государства и сильных предприятий, перераспределяющих в свою пользу чужие налоги. Вот почему, как это ни странно, в похудании государственных доходов заинтересовано прежде всего правительство, вернее, те чиновники, которые не желают банкротить Россию, лишь бы получить свои тридцать сребреников в виде процентов от предоставленных частной компании льгот.

Юлия Латынина

"Сегодня" 26.07.96