Источник: DRI/McGraw-Hill, ОЭСD, Business Week, Альберто Алесина

В развивающихся странах нестабильность влечет за собой сокращение инвестиций и отток капиталов; в индустриальных государствах она лежит в основе неудачных политических решений. “Перспектива неизбежной отставки правительства побуждает его к особенно близорукой политике”, – отметил Алесина. Из-за нескончаемой череды сменяющих друг друга правительств в Италии (после Второй мировой войны в отставку подавало в среднем одно правительство в год) дефицит государственного бюджета возрос до уровня 14% валового внутреннего продукта. Между тем центральный банк Италии пытается сдержать инфляцию. Избиратели же, которые сыты по горло скандалами и сообщениями о новых фактах коррупции, недавно решили отказаться от системы пропорционального представительства.

Раньше, когда демократия была скорее идеей, чем государственной системой, миром правили деспоты и диктаторы. Степень их великодушия и щедрости была неодинакова, но в целом они прежде всего заботились о личных интересах, стремясь овладеть собственностью, налагая дань на доходы подданных и одновременно своим воровством ввергая народ в нищету. Сегодня многие такие диктаторы все еще продолжают править. Однако в последние годы возникла новая общественная модель, в центре которой автократ, готовый затянуть пояс потуже ради перспектив экономического роста и грядущего благополучия.

“Загадка эпохи, пришедшей на смену холодной войне, – поясняет гарвардский экономист Андрей Шлейфер, – заключается в появлении диктатора, уважающего право на частную собственность. В этом плане самым впечатляющим является пример Пиночета”. Социалистический эксперимент президента Сальвадоре Альенде привел к расколу в обществе и полностью разрушил экономику. Лишь два года спустя после прихода к власти военной хунты во главе с генералом Аугусто Пиночетом были начаты радикальные экономические реформы, включавшие отмену контроля иностранных инвестиций и резкое сокращение импортных пошлин. Экономический шок осуществлялся на фоне нарушения прав человека, в том числе и массовых убийств. Он имел также чисто хозяйственные негативные последствия: так, была полностью разрушена текстильная промышленность, а уровень безработицы достиг в 1981 г. 19,6%. В конце концов профсоюзы потребовали политической реформы, и чилийцы, которые до появления на политической сцене Пиночета жили в условиях крепких демократических традиций, проголосовали на плебисците за проведение выборов. Однако к 1990 г., когда демократия была восстановлена, чилийцы успели убедиться в том, что экономическая модель, внедренная Пиночетом, оказалась оптимальной. В 1992 г. безработица снизилась до 4,4%, а доход на душу населения с начала реформ в 1975 г. возрос на 66% в реальном исчислении. Более того, сегодня жители Чили располагают действенным средством защиты своего имущества: взносы в систему социального обеспечения и соответствующие отчисления предпринимателей поступают теперь на лицевые счета частных финансовых компаний, а не государственных банков.

Автократическое правительство, руководящее экономикой твердой рукой из центра, не единственная модель успешного экономического развития. Достаточно притягателен, пользуется доверием и совместим с демократией довольно широкий федеративный союз с характерным для него распределением законодательных и исполнительных полномочий между центром и регионами.

Подобная система распределения властных функций и децентрализация исторически доказали свою способность придавать мощный импульс экономике: индустриальная революция в Великобритании произошла в “новых” городах севера, таких, как Бирмингем и Манчестер, где накануне Славной Революции 1688 г. действовало более мягкое законодательство, чем в старых финансовых центрах вроде Лондона. А в США стимулом для быстрого экономического роста отчасти стала федеральная система, обеспечивающая каждому штату правовую самостоятельность. Благодяря ей расцвели сельское хозяйство и индустрия, освободившиеся от контроля со стороны центра.

Федерализм, реально стимулирующий экономический рост, должен быть “гарантом рынка”, считает Барри Вейнгаст, профессор Института Гувера. Он должен ограничивать до определенной степени вмешательство политической власти в рыночную экономику. При федералистской системе административные единицы и регионы превращаются в “конкурентов”, и, если в одном регионе условия оказываются неблагоприятными, люди переезжают в другой.

По мнению Вейнгаста, стремительный экономический подъем в Китае произошел благодаря федерализму, но особого, китайского толка. Центральное руководство не навязывает регионам основные коммерческие стандарты и правила поведения, как должна была бы поступать подлинно федеративная система. Однако в городе и деревне промышленность была переведена на рыночную основу путем применения тщательно продуманной системы поощрительных контрактов на производство и распределение прибыли. В последнее десятилетие темпы экономического роста в Китае были впечатляющими: ежегодно они достигали в среднем 10%.

Лучшее, что мог бы сделать Борис Ельцин, нынешний президент России, это последовать примеру Китая и предпринять активную децентрализацию. Власть Ельцина в управлении Россией, государством федеративным, резко ограничена, и власть эта все больше ускользает от центра. Ельцин надеется обуздать подобные центробежные силы с помощью новой конституции, в которой предпринята попытка более четко разграничить права местных и региональных органов самоуправления.

Григорий Явлинский, экономист, тесно сотрудничающий с регионом Нижнего Новгорода по реализации экономических реформ, утверждает, что местные власти должны иметь возможность устанавливать свои правила управления новьми предприятиями и самостоятельно определять размеры отчислений в местный бюджет. Все процедуры следует упростить, как это было сделано в Нижнем Новгороде, где предприниматели могут теперь зарегистрировать новое предприятие в почтовом отделении.

Федерализм способен обрести второе дыхание даже в зрелых демократиях, где роль государства в экономике становится предметом пристального изучения. В США уровень федерализма ныне гораздо ниже, чем на раннем этапе их истории, и сегодня некоторые эксперты высказываются в пользу предоставления большей экономической самостоятельности регионам. Это позволит решить многие проблемы на местах. Экономист Элис Ривлен, заместитель главы бюджетного департамента в администрации Клинтона, сделала первый шаг на пути к федеративной форме распределения налоговых поступлений, позволив федеральным властям передать более широкие полномочия штатам в области расходования средств. А в Италии Лига Ломбардии, которая пользуется все большей поддержкой у населения 6лагодаря своим призывзм покончить с массовой перекачкой доходов из процветающего севера в более бедные южные регионы страны, выступает за федералистскую систему, предусматривающую политическую и экономическую децентрализацию.

В начале 60-х гг. социолог Дэниел Белл сделал простое, но меткое замечание: американцы могут быть уверены, что каждые четыре года до конца этого века и впоследствии будут проходить президентские выборы. “О каких еще странах мира вы могли бы сказать то же самое?” – спрашивал он.

Эта уверенность – и стабильность, порождаемая ею, – уникальная особенность демократических систем. Стабильности способствует также гибкость и способность к изменениям. В демократических государствах широкий спектр прав человека гарантирован конституцией. Между тем политические партии продолжают бороться за власть. Компании и отдельные граждане вступают в конкурентную борьбу за прибыль, продвижение по службе или по соображениям престижа. И только общественные институты, будь то церковь или учебное заведение, борются за человеческие души. Подобное соперничество различных интересов существует лишь в демократических странах. Такое сочетание уверенности в завтрашнем дне и способности к переменам в конечном счете является самой надежной гарантией экономического процветания.

Демократическая форма правления, считает экономист Дуглас Норт из Университета Сент-Луиса, не может продержаться сколь-нибудь долго в условиях отсутствия экономического роста: различные группы будут постоянно соперничать друг с другом, пытаясь разделить между собой пирог, размеры которого остаются неизменными. Справедливо также и противоположное утверждение: невозможно продолжительное время поддерживать рост и благосостояние в недемократическом государстве. “Диктаторы обычно добиваются хороших результатов на какой-либо короткий срок,” - констатирует Норт. Но если в дальнейшем не осуществить демократических преобразований, позволяющих сохранить доходы тем, кто их получил, а также предоставить миллионам других граждан возможность доказать, что и они способны к конкурентной борьбе, может произойти все, что угодно: смена режима, конфискация, мятеж, т.е. коренные перемены в судьбах миллионов людей.

Демократическая система несовершенна, но она наиболее притягательна. На встрече в Москве 34 года назад Хрущев предсказал Никсону, что его внуки будут жить в коммунистической Америке, на что Никсон ответил: “Нет, это ваши внуки будут жить в капиталистической России”. Может быть Россия, еще не капиталистическая страна, однако Никсон оказался прозорливее, чем мог тогда себе представить. Недавно сын Хрущева, сотрудничающий с Браунским университетом, на законном основании стал постоянным жителем США. Его сыновья остались в Москве, и Сергей Хрущев как-то заметил, что скучает по родине. Но, добавил он, “я чувствую себя здесь гораздо более свободным в принятии решений... В России вы должны постоянно испрашивать у кого-то разрешения. Недостаточно “объявить” демократию. Демократические изменения в обществе требуют длительного времени”.

Кэрин Пеннар, Нью-Йорк; Джери Смит, Мехико; Роз Брэди, Москва; Дзйв Линдофф, Гонконг; и Джон Россант, Рим

“Бизнес Уик” № 1 1994