Обучение умственно отсталых детей становится возможным (1895—1917)

На рубеже XIX—XX вв. в стране формируются профессиональ­ные сообщества сурдопедагогов и тифлопедагогов, происходит консолидация сторонников обучения глухих и слепых, проводятся съезды по проблемам обучения детей-инвалидов. Их участники считают необходимым расширить сеть специальных учебных заве­дений, создать для «малоуспешных детей» вспомогательные шко­лы или классы, для малышей специальные детские сады, доступ­ные «и для бедного класса населения». Инициатива организации обучения детей с отклонениями умственного развития в России исходила не от государства, как это было в Германии, и не от ро­дителей, как это случилось в Англии, а на манер Франции — со стороны врачей, педагогов, общественных деятелей, озабоченных положением «ненормальных» детей.

Грандиозные планы делегатов съезда 1895—1896 гг. на практи­ке начнут понемногу реализовываться через двенадцать лет — в 1908 г. Санкт-Петербург и Москва решатся на обучение умствен­но отсталых детей. Латентный период оказался долгим из-за того, что сперва дело тормозилось традиционной неторопливостью от­ветственных чиновников, потом наступил военно-политический кризис, проигранная Русско-японская война ослабила экономику, а революция 1905 г. напугала правительство. Благотворительные общества вошли в полосу финансовых затруднений, государство же в очередной раз ужесточило внутреннюю политику, в силу чего частные инициативы в сфере образования стали почти невозмож­ными. Сроки рождения вспомогательной школы отодвинулись, ее появление становится реальным только благодаря реформе народ­ного образования, предпринятой незадолго до начала Первой ми­ровой войны. Перейти от мечтаний к делу подвижникам удастся после принятия Государственной думой проекта введения всеоб­щего начального обучения (1908), рассчитанного на 10 лет. Итак, своим рождением российская вспомогательная школа, как и немецкая, обязана государственному решению ввес­ти всеобуч!

Хронологическое сопоставление дат открытия первых светских приютов для детей-инвалидов, детских отделений в психиатриче­ских больницах, вспомогательных классов и школ в западноевро­пейских странах-лидерах и в России окажется не в пользу послед­ней. Тем не менее у нас нет оснований возлагать в том вину исключительно на царское правительство и Министерство народ­ного просвещения. Вплоть до начала XX столетия российское об­щество оставалось не готовым к организации учреждений социаль­ного призрения, тем более учебных заведений для умственно отсталых детей.

На Руси люди с интеллектуальными нарушениями испокон ве­ку занимали особую социальную нишу, нищелюбивое население вело себя по отношению к ним достаточно терпимо, власти же об­ходили их своим вниманием. Открытие сумасшедших домов в Новгороде (1776), Петербурге (1779) и Москве (1785) даже фор­мально нельзя считать началом государственной заботы о людях, страдающих психическими заболеваниями или тяжелыми форма­ми умственной отсталости. И новгородский долгауз, и столичные больницы для душевнобольных (Обуховская в Петербурге, Преоб­раженская в Москве) являлись скорее карательными, нежели ле­чебными учреждениями. По пониманию задач «домов скорби» российская администрация XVIII в. оставалась на уровне запад­ных королевских судов XV—XVI столетий. Ни Церковь, ни пре­стол, ни городская власть, ни родители, ни специалисты (юристы, врачи, педагоги) до второй половины XIX столетия не имели по­водов размышлять об умственно отсталых детях. Необходимость создания особых условий для обучения «малоуспешных» детей в России, как и на родине вспомогательной школы в Пруссии, пер­вым почувствовало военное ведомство.

Реформа системы подведомственных учебных заведений (1863) сделала очевидным для Военного министерства неспособность ряда учащихся военных гимназий усвоить предложенную программу. Действующие нормативы не позволяли Главному управлению воен­ными учебными заведениями (ГУВУЗ) отчислять малоспособных воспитанников, но также не разрешали долго держать их в обычных классах. В 1865 г. в структуре военных гимназий между III и IV классом создаются так называемые «промежуточные» или «по­вторительные» классы. Предполагалось, что в ходе дополнительного года обучения воспитанники ликвидируют пробелы в знаниях и через год смогут войти в «общий поток». Напомним, в Германии в 1859—1850 гг. также предпринималась попытка создать для мало­успешных детей «добавочные» классы, но там быстро убедились в их малой продуктивности и навсегда отказались от подобной идеи. Неэффективность и дороговизну повторительных классов осознало и ГУВУЗ, вследствие чего приняло решение (1867) пере­водить малоуспешных учеников военных гимназий в учебные заве­дения более низкого уровня — в военные начальные школы. Соглас­но ведомственному циркуляру, они служили «для воспитания тех детей, которые по малоуспешности, болезни и дурным чертам ха­рактера затрудняют собою обыкновенные учебные заведения и мо­гут быть вредны для своих товарищей». В военных начальных шко­лах — военных прогимназиях (с 1868 г.) — и программа была легче, и содержание воспитанников обходилось казне дешевле.

Открыла список военно-учебных заведений (с 4-летним эле­ментарным курсом) «для менее способных учащихся» прогимна­зия города Вольска (Саратовская губерния), со временем их ста­нет 11. Прогимназия «удерживала воспитанников в своих стенах, пока не была достигнута основная цель умственного развития и нравственного исправления» [5, с. 31]. По мнению военных, учеб­ные заведения более низкого уровня сыграли отведенную им роль. Например, в реляциях о судьбах выпускников Вольской прогим­назии сообщается, что многие стали «прекрасными людьми, а не­которые показали себя героями, как офицеры армии в войне с Турцией в 1877-1878 гг.» [5, с. 31].

Скорость, с которой принимались решения о создании прогим­назий, и успешность их деятельности во многом определялись личностью начальника ГУВУЗа генерала Н. В. Исакова, при чьем деятельном участии и происходила реформа военно-учебных заве­дений. Этот прогрессивный русский деятель в области просвеще­ния разделял идеи К. Д. Ушинского о народном образовании и ру­ководствовался ими при организации упомянутых прогимназий.

¹ Исаков Николай Васильевич (1821—1891) — генерал от инфантерии. «В 1859—1863 гг. попечитель Московского учебного округа. По инициативе Н. В. Исакова в Московском университете открыты кафедры всеобщей гео­графии и государственного права европейских государств, организованы в округе педагогические курсы для подготовки преподавателей средних учебных заведений. По его представлению из Санкт-Петербурга в Москву переведен Румянцевский музей и устроены при нем университетские кол­лекции и кабинеты, публичная библиотека и музеи. Он часто посещал лек­ции в университете и уроки в гимназиях, вникал в потребности учебных за­ведений, лично знал многих ученых и преподавателей. В 1862 г. ездил за границу для ознакомления с постановкой учебного процесса. <...> В 1863—1881 гг. главный начальник военно-учебных заведений. При Глав­ном управлении военно-учебных заведений был основан журнал «Педагоги­ческий сборник», центральная педагогическая библиотека и педагогический музей в Санкт-Петербурге, открыты педагогические курсы в Санкт-Петер- бурге и учительская семинария в Москве для подготовки преподавательских кадров для военно-учебных заведений» [30, т. 1, с. 509—510].

 

«Чтобы избежать поспешности и ошибок при переводе детей из военных гимназий в прогимназии, Управление военными учебными заведениями разработало в этом деле строгий порядок. Перевод до­пускался лишь после того, как по отношению к ученику были испытаны все педагогические меры. Для тех детей, которые развивались с за­держкой, был установлен продолжительный срок пребывания в гимна­зии. В первом классе военной гимназии ученик мог находиться по­вторно три-четыре года, во втором — три года, в четвертом — два года. Только после такого длительного повторного обучения ученика в классах гимназии его могли из нее отчислить. Если родители наста­ивали на продолжении обучения сына, его переводили в военную про­гимназию. <...> В военных прогимназиях был установлен четырехлет­ний срок обучения. Общеобразовательная подготовка чередовалась с трудовой. Воспитанников обучали столярному, слесарному делу, са­доводству, огородничеству. Много внимания уделялось физическому воспитанию, которое должно было содействовать развитию организ­ма ребенка, его познавательных возможностей» [9, с. 218].

Генерал-реформатор военного образования, безусловно, хоро­шо знал все, что делалось в этой сфере в Пруссии и других немец­ких землях. Некоторые отечественные авторы называют военные прогимназии первыми вспомогательными школами России, X. С. Замский не разделяет общего мнения. «Военные прогимна­зии, — пишет авторитетный исследователь, — не были специально предназначены для обучения малоспособных, часто вместо мало­способных сюда из гимназии переводили недисциплинированных» [12, с. 219]. Мы разделяем мнение X. С. Замского и также не видим оснований отождествлять прогимназии со вспомогательными шко­лами. Вместе с тем не вызывает сомнения, что, просуществуй про­гимназии дольше, тем паче под надзором Н. В. Исакова, Россия, подобно Пруссии, могла бы пойти по пути открытия вспомога­тельных классов под совместным патронатом Министерства на­родного просвещения и Военного министерства. К сожалению, этого не произошло, на убийство императора Александра II прави­тельство ответило контрреформой образования.

Прогимназии вернулись к статусу военных начальных училищ и более не имели возможности заниматься воспитанием малоспо­собных детей. Государственный интерес к их обучению угас, едва разгоревшись, а потому не получила развитие инициатива Е. Н. Шостак, стараниями которой в 70-е гг. XIX в. при Николаев­ском сиротском доме (Петербург) открылось реальное отделение для малоспособных учениц. Здесь предлагался сокращенный (упрощенный) курс обучения, по выходе из заведения выпускни­цы получали места прислуги, домашних учительниц танцев и гим­настики. По принципу комплектования классов и по образователь­ной программе реальное отделение скорее походило на военную прогимназию, чем на классическую вспомогательную школу. Опыт реального отделения Николаевского сиротского дома, как и опыт прогимназий, остался невостребованным.

Православная церковь, в отличие от протестантской или като­лической, не имела возможности и желания заниматься устройст­вом приютов для умственно отсталых. Немногочисленные городские больницы и сумасшедшие дома слабоумных детей не принимали. В 1885 г. Г. И. Россолимо попытался получить инфор­мацию о численности глубоко умственно отсталых, находящихся в приютах или больницах: «Больницы, к которым мы обращались, и общие приюты или ничего нам не ответили, или сообщили, что идиотов у себя не держат» [6, с. 5].

Призрение и воспитание слабоумных могло заботить исключи­тельно филантропов-западников. Долгое время в империи сущест­вовало лишь одно профильное учреждение — частное платное лечебно-педагогическое заведение для страдающих припадками, малоспособных, слабоумных и идиотов, открытое доктором Фрид­рихом Платцем в собственном доме в Риге. Он же, как мы помним, более четверти века (1847—1864 гг.) успешно занимался обучени­ем глухих детей. После смерти уникального врача-сурдопедагога учреждение возглавила его вдова — Тереза Платц. Под ее руковод­ством маленькое частное заведение значительно расширилось и преобразовалось в популярный пансион для эпилептиков и слабо­умных. Отдадим должное энергии и подвижничеству супругов Платц, но не возьмем на себя смелость считать модельное рижское лечебно-педагогическое заведение феноменом российской куль­туры.

Продолжает список интересующих нас благотворительных уч­реждений Евангелический приют во имя Эммануила для одержи­мых падучей болезнью и слабоумных детей, основанный пастором петербургского собора Святого Петра Александром Ферманом на средства потомственного почетного гражданина Ф. В. Вальца. Сна­чала приют размещался в наемном доме, затем переехал в стояв­шие на краю елового леса деревянные здания в Удельной. В мо­мент своего рождения приют принял 20 детей из протестантских семей, к началу XX в. он расширился и располагал, по одним дан­ным, шестьюдесятью, по другим — сотней мест. Неподалеку от приюта (пригород Петербурга, станция Удельная) при Александ­ровской больнице решением столичных властей открывается отде­ление для идиотов на 50 коек (1885), которое из-за отсутствия средств и незаинтересованности горожан вскоре закрылось.

Зная историю возникновения зарубежных благотворительных и лечебно-педагогических заведений для умственно отсталых детей, мы вправе ожидать, что и в России их рождение сопряжено с неки­ми исключительными обстоятельствами. Мы не раз уже видели, что при стечении определенных событий политической, экономической, культурной или религиозной жизни страны усилия исключитель­ной личности производят эффект взрыва. В такие моменты подвиж­ник-одиночка, словно античный титан, способен разрушить вековые стереотипы отношения к инвалидам, вызвать прогрессивные пере­мены в сознании просвещенной части общества. Безусловно, речь идет о счастливом совпадении усилий подвижника и назревшей культурно-исторической ситуации. Вместе с тем судьба энтузиаста, как правило, напоминает судьбы легендарных титанов, за яркой победой и всеобщим признанием неминуемо следует отторжение и забвение. Возможно, это цена за дар опережать свое время.

Настоящая русская история призрения слабоумных детей на­чинается с уникального события — внезапного исцеления от эпи­лепсии подростка Коли Грачева и беспримерного подвижничества его старшей сестры Екатерины¹.

Сын петербургского биржевого маклера К. П. Грачева рос ре­бенком слабым, впечатлительным и болезненным. До пяти лет мальчик не ходил. Сестра, бывшая на десять лет старше Коли, тя­жело переживала болезнь брата, а после смерти родителей (1886) взяла на себя его опеку. В одиннадцать лет мальчика удалось по­местить в диагностическое отделение частного заведения доктора И. В. Маляревского. Профессор поставил пациенту диагноз исте- рико-эпилепсия, но помочь ничем не смог. Екатерина делала все, что было в ее силах, ухаживала за братом как сиделка, искала ле­карства, врачей, больницы, но вскоре убедилась, что чудесных сна­добий нет, а дети, подобные ее брату, никому не нужны. Тем вре­менем мальчик угасал, припадки учащались, наступил паралич ног и рук, речь стала неразборчивой, исход казался близким и пред­сказуемым.

«В ночь с 3 на 4 декабря ребенку стало особенно худо, припадок длился более пяти часов, и к рассвету изнуренный муками подросток в яви увидал Богородицу, святителя Николая и ангелов. Матерь Бо­жья обратилась к мальчику с научением: «Николай, поезжай в часов­ню², шестого декабря ты исцелишься, но ранее никому не говори».

Наутро подросток попросил сестру отвезти его в указанный день, а то был его день ангела, в названную часовню, но был так слаб, что сестра долго не соглашалась, предлагая пригласить священника на дом. Коля же был настойчив в своей просьбе и добился ее исполне­ния. Расслабленного мальчика с трудом одели, кое-как доставили до нужной часовни, где старшая сестра на руках едва дотащила его до чудотворной иконы и положила перед ней на пол. Ни ходить, ни сто­ять мальчик не мог. При чтении Евангелия он пришел в сознание, а после того, как его поднесли к чудотворной иконе, смог встать на ноги, осенил себя крестным знаменем и отчетливо произнес: «Нет, Катя, я могу стоять!» Трепет объял присутствующих...» [34].

Не станем пересказывать необычную историю¹, она детально описана в «Церковных ведомостях» в № 4 за 1891 г. Молва об уди­вительном событии разнеслась не только по столице, но и по мно­гим городам и весям православной империи. Священный синод провел специальное заседание, в ходе которого Е. К. Грачева клят­венно заверила церковных иерархов в правдивости случившегося². Синод отреагировал на чудо согласно церковным канонам: в ком­нате, где мальчик пережил видение, решили установить иконостас, а на месте дома Грачевых, переданного Екатериной Константинов­ной церкви (1890), выстроить храм Во имя Царицы Небесной. Отроку же рекомендовали принять постриг и посвятить жизнь Бо­гу. Достоверно известно, что Николай вскоре после своего чудес­ного исцеления принял монашество и в чине иеромонаха Сергие- вой пустыни через некоторое время стал настоятелем упомянутого храма Во имя Царицы Небесной. Случившееся с братом Екатери­на Константиновна восприняла как данное ей свыше знамение. Измученная безрезультатными поисками учреждений, где предпо­ложительно могли бы помочь брату, потрясенная его удивитель­ным исцелением, она решает посвятить свою жизнь самым тяже­лым умственно отсталым детям. Грачева становится волонтером Императорского человеколюбивого общества и занимается выяв­лением детей, нуждающихся в призрении. Во время одного из по­сещений петербургских трущоб Екатерина Константиновна нашла слабоумную сироту, которую не смогла определить ни в одно сто­личное учреждение. Пройдя несколько раз по замкнутому кругу, подвижница решила устроить девочку в собственной небольшой квартирке, сохранившейся в купленном церковью родительском доме. Его новый владелец — архимандрит Игнатий, узнав о мытар­ствах Екатерины Константиновны со слабоумной сиротой, выска­зался в пользу создания особого приюта для подобных детей и предложил тридцатичетырехлетней женщине заняться «новым в России делом». 5 сентября 1894 г. Грачева запишет в дневник:

«Архимандрит Игнатий дал для начала 150 р. От соседней кварти­ры велел присоединить к моей одну комнату»¹ [34, с. 357]. Так благодаря энергии глубоко верующей петербурженки Грачевой и поддержке архимандрита Игнатия в российской столице было по­ложено начало попечению об умственно отсталых. Синод благо­словил доброе деяние и принял решение (1894) учредить церков­ный приют для детей-идиотов и припадочных по адресу: Санкт-Петербург, Петербургская сторона, Большая Белозерская улица, дом 1.

Грачева покупает одежду, еду, игрушки и начинает в своей квар­тире выхаживать двух девочек — Таню и Шуру, а уже в декабре 1895 г. состоялось торжественное открытие приюта. Через полтора года тяжелой работы Екатерина Константиновна приходит к выводу, что нельзя сводить помощь исключительно к уходу, она свято верит в то, что воспитанников, несмотря на тяжесть недуга, можно и нужно обучать, но предстояло понять, чему их учить и как. Методом проб и ошибок Грачева создает программу воспитания и обучения, приду­мывает пособия для занятий и собственноручно изготавливает их.

Чудесное исцеление Коли Грачева и беззаветное подвижниче­ство во благо больных детей его верующей сестры Екатерины при­вело к неожиданным последствиям. За кратчайший срок сложи­лась некая структура, объединившая приют, благотворительное общество, школу для отсталых и припадочных детей (1898) и, на­конец, созданное по благословению митрополита Антония попечи­тельство—Братство во имя Царицы Небесной (1900). Старания­ми братства в дополнение к столичному приюту открываются сельскохозяйственная колония в Райволо, приют при психиатри­ческой больнице в селе Сапогово Курской губернии, детские при­юты в Москве и Вятке. Впервые Русская православная церковь занялась деятельной благотворительностью в поддержку слабоум-

¹ «27 августа 1894 г. Отказали! Ни Человеколюбивое общество, ни Об­щество попечения о бедных и больных детях не имеют приюта для таких де­тей. Я взялась похлопотать о ней.

31 августа. Опять неудача! Я ездила в больницу Св. Николая Чудотвор­ца. Там малолетних не принимают.

1 сентября. Была сегодня на Удельной. В больнице Цесаревича прекращен прием малолетних; зашла в городскую больницу Св. Пантелеймо­на — ответ тот же: «Детей не принимаем». Долго искала немецкий приют Эммануила. Приют принадлежит Петропавловской лютеранской церкви. «Если бы она — несчастная девочка, о которой вы говорите, была лютеранка, ее, вероятно, приняли бы не в очередь, а вакансий для православных у нас мало и все заняты», — сказала мне начальница.

2 сентября. Была в частной лечебнице доктора Фрея. Ответ тот же: «Де­тей не принимаем». Проехала в клинику. «Если случай интересный, быть

может, на время возьмем», — ответил мне дежурный врач. — А потом что?

Опять возвращать в грязный подвал на холод, голод и побои?

5 сентября. Радостный для меня день. Домовладелец предложил мне за­няться «новым в России делом». Дал для начала 150 р. От соседней кварти­ры велел присоединить к моей одну комнату» (Из дневника Е. К. Грачевой.) [9, с. 356-357].

 

ных, на исходе XIX столетия она демонстрирует пастве свое новое понимание ответственности за слабоумных детей. Убеждены: из­бегни страна потрясений, что выпадут на ее долю в первую треть XX столетия, Россия в короткий срок догнала бы Западную Евро­пу в деле организации церковного и светского призрения умствен­но отсталых детей.

В мае 1898 г. Екатерина Константиновна приглашает в приют нескольких городских учительниц и в их присутствии устраивает детям экзамен. Увиденное поразило гостей, до того не веривших даже в минимальные успехи подопечных Грачевой. Еще в 1896 г. неутомимой подвижнице удалось организовать квалифицирован­ную медицинскую помощь, воспитанниц регулярно осматривал доктор Э. А. Гизе, который в случае тяжелых заболеваний приез­жал дважды в день, а при необходимости и среди ночи. Летом его подменял доктор В. П. Осипов. Консультантом приюта становится видный российский невролог, психиатр и психолог В. М. Бехтерев. В 1897 г. приют посещает только что возвратившийся из Германии и переполненный замыслами реформирования учебно-методиче­ской работы Мариинского училища глухонемых А. Ф. Остроград­ский¹. Сурдопедагог заинтересовался педагогическими поисками благотворительницы и вскоре также начинает сотрудничать с нею, он ставит детям звуки, учит Грачеву работе с глухими.

В июле 1897 г. Екатерина Константиновна получает в подарок французскую книжку о судьбе слепоглухонемой девушки, сумев­шей не просто овладеть грамотой, но и получить университетское образование. Воодушевившись, Грачева решает посетить петербург­ское учебное заведение для слепых и ознакомиться с трудами по тифлопедагогике. Сурдопедагогические учебники ею уже прошту­дированы, в Мариинском училище она частый гость. Успех подо­печных на упомянутых показательных «экзаменах» 1898 г. натолк­нул Грачеву на мысль о необходимости организации школы для отстающих и припадочных детей. «Первых исключают, — пишет она в своем дневнике, — вторых не принимают в школы. Но двое высказали мнение, что такую школу открыть нельзя, потому что в ней не будет учеников — «кто захочет поместить своего ученика в школу для дураков?» Но мне очень нравится эта идея. Есть ли такие школы за границей?» [9, с. 368].

 

Практическое решение вопроса осложняло отсутствие подго­товленного персонала, способного старательно учить детей, зная о том, что результаты будут минимальными, а дни жизни некото­рых воспитанников сочтены. Кто-то из окружения подсказывает: «Сестры милосердия не вполне подходят для вашего дела: они лю­бят ухаживать за такими больными, которые поправляются, ви­деть плоды своих трудов, а у вас неизлечимо больные, да и работа грязная, много неопрятных». Следует совет обратиться в мона­стырь, ибо «есть у нас великая непочатая сила — пора монашество привлечь к деятельной любви». Екатерина Константиновна прини­мает совет и тотчас обращается за помощью в Вышневолоцкий женский монастырь. Через две недели из монастыря в приют при­бывают восемь послушниц, и мечта становится явью. В августе 1898 г. учебное заведение, чье рождение в России представлялось фантазией, открывается.

За девять последующих лет через три его класса прошло 134 ре­бенка в возрасте от 9 до 12 лет. Заведение обретает известность, Пе­тербургская городская дума устанавливает ему ежегодную субси­дию в 1000 р. — деньги по тем временам немалые. В мае 1899 г. школе жертвуется земля в Полюстрово, с тем чтобы воспитанники обрели летнюю дачу, и в августе детей привозят на праздник ее за­кладки. Еще через два года (1901) на Белозерской улице по соседст­ву со старым приютом начинается строительство нового четырех­этажного здания. При его постройке и оснащении используются самые современные технические решения и новейшее оборудова­ние. Кухня, прачечная, гладильня, баня, душевые, а также служеб­ные помещения и спальни для сестер (по новомодной американ­ской системе) размещают на верхнем этаже. Третий этаж отводится под школу, второй — под так называемое фребелевское отделение (там собраны воспитанники, умеющие говорить и не представляю­щие социальной опасности). Первый этаж занял лазарет для наибо­лее беспомощных или беспокойных детей, способных причинить вред себе и окружающим.

В местечке Райволо под Петербургом в 1903 г. организовали сельскохозяйственную колонию (также новостройку) для более взрослых, ставшую важным звеном в системе социально-педагоги­ческих учреждений для умственно отсталых. Подростков из город­ского приюта поместили в оазис оптимального общественного бы­та, где они могли не просто работать на земле, но и жить в особой атмосфере сельской коммуны¹. Погружаясь в проблему все глубже и глубже, Грачева постепенно осознавала ее масштаб, без устали преодолевая трудности, возникавшие одна за другой. Многие фи­нансовые, организационные и хозяйственные вопросы удавалось успешно решать, но по мере роста сети филиалов все очевиднее становилась проблема кадров. В 1900 г. Грачева организует курсы для сестер-нянь, первый выпуск состоялся в июне 1902 г. По его завершении волонтеры из числа монастырских послушниц разъе­хались по филиалам приюта.

Родители больных детей и персонал множащихся заведений брат­ства испытывают нехватку литературы, необходимой для самообразо­вания. Социальный запрос побуждает Грачеву написать и издать свою первую книгу — «Беседы с сестрами-нянями о воспитании и развитии детей-идиотов и эпилептиков» (1902). Ощутив недостаток профессио­нальных знаний, Екатерина Константиновна отправляется в Швецию (1903), много к тому времени преуспевшую в деле организации соци­ального призрения и специального обучения. Россиянка поразилась, как много сделано в Скандинавии для детей-инвалидов и как мало для идиотов. В поисках желанных моделей она отправляется в тог­дашнюю мекку психиатрической службы — Францию (1906). Не огра­ничиваясь визитами в специальные учреждения, Грачева несколько месяцев стажируется как воспитатель и даже дежурит в клинике Бур- невиля. Одним из итогов ознакомительных поездок становятся книга «Приюты-школы для детей-идиотов и эпилептиков в Швеции, Фран­ции и Германии» (1909), чуть раньше выходит «Руководство по заня­тию с отсталыми детьми и идиотами» (1907).

В 1903 г. по рекомендации В. М. Бехтерева на должность врача в приют на Белозерской зачислен молодой доктор А. С. Грибое­дов, который налаживает ведение медицинской документации. В одиночку Грачевой становится все труднее справляться с расту­щим кругом обязанностей: то она помогает открывать филиалы в Курской губернии, Москве², Вятке³, Переславле-Залесском⁴, то стажируется за рубежом, то пишет и издает книги, то готовит ра­боты детей к международной выставке⁵, то решает проблемы с персоналом. Растет число сотрудников, среди которых далеко не все разделяют чувства благотворительницы. Приведем лишь одну дневниковую запись: «Очень мне грустно, что младшие служащие совсем не берегут инвентарь, все чаще слышу: «Это казенное, чего

Грибоедов Адриан Сергеевич (1875—?) —врач, педолог, дефектолог. Окончил петербургскую Военно-медицинскую академию; ученик В. М. Бехте­рева. Врачебную службу начинает (1903) в организованном Е.К.Грачевой приюте для слабоумных и эпилептиков (Санкт-Петербург). Вскоре возглавля­ет открытую Е. К. Грачевой амбулаторию для нервнобольных детей, где ведет прием совместно с В. М. Бехтеревым.

² В 1905 г. московская благотворительница пожертвовала в пользу братства 5 десятин земли и 40 000 р. на устройство приюта На эти деньги под ириюг снача­ла арендуется помещение в Москве, затем покупается (1907) дом на Б. Полянке.

³ В 1903 г. вятский купец А. И. Швецов с супругой организовали в собствен­ном доме приют на 10 детей (идиотов и калек) и сами его обслуживали. В 1907 г. Швецов пожертвовал дом и землю братству, Грачева ездила принимать дар.

⁴ Богатая вдова М. П. Клименко предложила свой дом для организации приюта

⁵ В 1903 г. работы воспитанников приюта участвуют в международной выставке «Детский мир», по итогам которой приют удостаивается почетного диплома, а Е. К. Грачева — золотой медали. В 1904 г. работы детей, представ­ленные на международной гигиенической выставке в Париже, отмечены по­четным дипломом.

 

беречь, новое должны купить» [9, с. 375]. Более же всего Грачеву печалило, как много вокруг детей, нуждающихся в помощи специ­алистов, и как мало для них в России сделано.

Проследим хронологию первых частных инициатив в деле ор­ганизации специализированных лечебно-педагогических заведе­ний для умственно отсталых детей (см. табл. 9).

Таблица 9 Развитие сети благотворительных учреждений для глубоко умственно отсталых детей в Российской империи (1854—1907)

№ п/п	Год осно­вания	Название учреждения	Населен­ный пункт	Организа­тор
		Лечебно-педагогическое заведение для страдающих припадками, малоспособ­ных, слабоумных и идиотов	Рига	Доктор Ф. Платц
		Евангелический приют для одержимых падучей бо­лезнью и слабоумных детей	Петербург	Пастор А. В. Ферман
		Врачебно-воспитательное заведение для умственно отсталых, психически боль­ных, эпилептиков, лиц с нарушениями поведения	Петербург	Профессор И. В. Маля- ревский
		Отделение для идиотов (на 50 коек) при городской больнице	Станция Удельная	—
		Приют для детей-идиотов и эпилептиков	Петербург	Архимандрит Игнатий, Е. К. Грачева
		Школа для слабоумных и эпилептиков(закрыта в 1907 г.)	Петербург	Е. К. Грачева
		Дача при приюте для детей-идиотов и эпилепти­ков	Полюст- рово	Е. К. Грачева, Братство, во имя Царицы Небесной
		Приют Братства во имя Царицы Небесной для сла­боумных и эпилептиков(на 50 детей)	Райволо	Е. К. Грачева, Братство во имя Царицы Небесной

 

 

		Приют Братства во имя Царицы Небесной для сла­боумных и эпилептиков(на 30 детей)	Село Сапогово (Курская губерния)	Братство во имя Царицы Небесной, Курское гу­бернское земство
		Приют-колония для идио­тов «Общества призрения калек несовершеннолетне­го возраста и идиотов» (Мариинский приют)	Петербург	Консуль­тант — про­фессор П. И. Кова­левский
		Приют для слабоумных (в 1907 г. переподчинен Братству во имя Царицы Небесной)	Вятка	Основате­ли — купец А. И. Швецов с супругой
		Врачебно-педагогический институт для умственно не­доразвитых, отсталых и нервных детей	Киев	О. И. и Е. И. Сикор- ские
		Приют Братства во имя Царицы Небесной для сла­боумных и эпилептиков (убежище Св. Марии)	Москва	Братство во имя Царицы Небесной, консуль­тант — Г И. Россо- лимо
		Приют Братства во имя Царицы Небесной для сла­боумных и эпилептиков	Вятка	Братство во имя Царицы Небесной

Созданные усилиями Братства во имя Царицы Небесной, прежде всего неуемной энергией Грачевой, заведения для глубоко умственно отсталых детей могут быть равно отнесены и к церков- но-благотворительным, поскольку задумывались и действовали в статусе приютов, и к лечебно-педагогическим. Медицинская со­ставляющая этих учреждений, особенно в Петербурге и Москве, выглядела весьма солидно. В 1903 г. Грачева добивается открытия при приюте на улице Белозерской амбулатории, которая исполня­ла функции диагностического центра и в известной мере комиссии по комплектованию учреждений братства. Амбулатория, где прием вели профессор В. М. Бехтерев и доктор А. С. Грибоедов, оказыва­ла бесплатную медицинскую помощь «нервнобольным детям» Пе­тербурга. Накануне Первой мировой войны амбулатория превращается в ведущий в стране центр медицинского, психологического и педагогического изучения детей с отклонениями в развитии.

Е. К. Грачева обладала удивительным даром привлекать к рабо­те с умственно отсталыми детьми лучших отечественных специа­листов, о ее петербургском окружении мы уже знаем, в Москве же с Екатериной Константиновной сотрудничали психиатр В. А. Ги­ляровский, сурдопедагог Ф. A. Pay, воспитанников приютов кон­сультировал известный оториноларинголог М. В. Богданов-Бере­зовский.

Подвижница не могла обделить вниманием ни одного из од­нажды встреченных несчастных детей, а потому, когда к ней по­пала слепоглухонемая девочка, взялась обучать и ее. Так Екате­рина Константиновна стала пионером нового для России направления специального обучения, ее брошюра «Первый отчет учреждения для слепоглухонемых в Германии (в Нововесте) за 1906—1907 гг.» открыла список отечественных публикаций по проблеме слепоглухонемоты.

Накануне войны в заведениях Братства во имя Царицы Небес­ной воспитывалось около 500 человек. Подавляющая часть из них не могла оценить заботу, которую обрела благодаря Грачевой, но почти все дети знали ее в лицо и доверительно называли тетей Катей.

В наши дни имя выдающейся соотечественницы не очень изве­стно. Впрочем, к мирской славе монашествующая подвижница ни­когда и не стремилась, стараясь даже на публикуемых ею книгах не проставлять имени. Будучи человеком верующим, Екатерина Константиновна, вероятно, не считала значимым упоминание ав­торства на обложке. Что ж, мирская слава минула Грачеву, совре­менники о «тете Кате» и учреждениях братства заговорили лишь недавно. После 1917 г. упоминания о христианских добродеяниях попали под цензурный запрет, советская власть отделит школу от церкви, упразднит благотворительность и филантропию. «С 1925 г., — запишет Е. К. Грачева в своем дневнике, — многих перевели в Собес. Кого можно — на работу. Увы, не все удержа­лись на работе и тоже попали в Собес. Некоторых взяли родные. В 1929 г. 55-й детдом, как назывался в последнее время приют на Мариинской, был соединен с 54-м детдомом — бывшим Эммануи- ловским приютом. Большой каменный дом был взят под школу нормальных детей, а наших перевели в старые три дома 155-й школы» [9, с. 386].

Несмотря на все невзгоды трагических лет Первой мировой войны, революций, гражданской войны, разрухи, иных социаль­ных потрясений, Грачева не нарушила однажды данного обета, не предала детей. В 1932 г. выйдет ее последняя прижизненная пуб­ликация «Воспитание и обучение глубоко отсталого ребенка». Предисловие к книге, обобщившей тридцатипятилетний опыт пе­дагогической работы Е. К. Грачевой с глубоко умственно отсталы­ми детьми, напишет Л. С. Выготский. Являясь ярым противником «филантропически-инвалидного» воспитания, Л. С. Выготский тем не менее по достоинству оценил практический опыт Грачевой