Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Петр I: попытка сломать традицию и организовать призрение на европейский манер
XVIII век становится не просто временем коренных преобразований в стране, но и периодом ее активного сближения с Западом, освоения западноевропейских идей в области экономики, политики, законодательства, науки, культуры, образования. Реформатор Петр I сознательно и беспощадно ломает устоявшиеся каноны русской государственности, общественного устройства и уклада жизни, окончательно подчиняет Церковь короне и пытается перекроить страну на европейский манер. Преобразуя страну, Петр I полагал, что чужеземные модели, успешные на своей родине, будут не менее полезны и России. Царь-реформатор, как точно заметил В. Г. Белинский, «увидел чудеса и дива заморские и захотел пересадить их на родную почву, не думая о том, что эта почва была слишком еще жестка для иноземных растений, что не по ним была и зима русская; увидел он вековые плоды просвещения и захотел в одну минуту присвоить их своему народу. Подумано — сказано, сказано — сделано: русский не любит ждать. Ну, русский человек, снаряжайся, по царскому наказу, боярскому приказу, по немецкому маниру...» [1, с. 39]. Беда состояла в том, что идеи и новшества венценосного реформатора не проходили активного испытания в противостоянии устремлениям различных сословий и влиятельных политических сил. Маятник преобразований в Европе колебался между консервативными традициями и прогрессивными новациями, регулиру- ясь противовесами интересов монарха, знати, крупных собственников, Церкви, магистратов, гильдий и цехов. В России же маятник реформ приводился в движение либо останавливался единолично волей и рукой самодержца, подчас надолго зависая в крайних положениях, знаменуя то время тотальных перемен, то долгие годы затишья и искоренения результатов предшествующих нововведений. Н. Н. Ге. Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе Итогом кипучей государственной деятельности Петра I стали около трех с половиной тысяч указов, уставов и регламентов, среди которых имелись многочисленные предписания по организации государственного призрения, искоренению церковно-монастыр- ской и частной милостыни, борьбе с профессиональным нищенством и бродяжничеством. Принимая европейские ценности, Петр мечтает изменить сознание соотечественников, вывести нищету «из диалектики унижения и славы», определив ее место в пределах соотношения порядка и беспорядка, внутри категории виновности. Самодержец ополчается на стихийное личное милосердие и благотворительность, сознательно искореняя сложившуюся в веках традицию участливого отношения населения к нищим и юродивым, пытаясь противопоставить ей организованное призрение. «Первое сомнение во святости нищих, первые положительные меры против них принадлежат XVII в. В этот век является борьба государственного начала с нищенством, и совершается она в одно время во Франции и России. Но Петр, бывший у нас проводником этого нового движения, был в то время и сыном древней Руси, а потому и меры, употребленные им против нищих, были отчасти круты и жестоки» [28, с. 136]. Курс на искоренение в стране традиции нищенства и нищелюбия заложил Указ 1691 г.1.
«В 1691 г. велят забирать гулящих людей, которые, «подвязав руки, такожъ и ноги, а иные глаза завеся и зажмуря, и притворным лукавством просят на Христово имя», и рассылать их по месту жительства; а если они снова появятся, бить кнутом и ссылать в дальние сибирские города. <...> Является неслыханная вещь: запрещают по улицам и церквям подавать милостыню. При Петре Великом частная благотворительность была воспрещена вследствие ее недостаточной обдуманности и неорганизованности. С тех пор стали заботиться об организации благотворительности путем учреждения благотворительных обществ» [28, с. 340—341]. Примером государственной «заботы» является распоряжение (1705) главы Монастырского приказа2 И.А.Мусина-Пушкина, сделанного в угоду царю: «Нищих, которые являются на Москве, просят милостыню, ловить, и деньги, сколько у них сыщется, брать поимщикам себе, а их приводить в Монастырский приказ и чинить им наказанье, и всякого чина людям заказывать, чтоб тем бродящим милостыни никто не давал, а кто хочет милостыню подавать, пусть дает в богадельни; а кто не послушается и будет подавать милостыню бродящим нищим, таких хватать, приводить в Монастырский приказ и брать у них пеню по указу; из этих пенных денег половина идет в Монастырский приказ, а другая — тому подьячему, который станет таких людей приводить в приказ, и для того послать из Монастырского приказа подьячих с солдатами и приставами по улицам» [41, с. 176].
21 января 1712 г. Петр I издает указ «О воспрещении нищенства в Москве; о распределении нищих по монастырям и богадельням и о рассылке неприписанных ни к каким богоугодным заведениям на прежние их жительства, с наказанием»1. «По миру на Москве мужеска и женска пола и ребятам и старцам и старицам милостыни не просить и по мостам не сидеть, а быть им в богадельнях по-прежнему и смотреть из Монастырского приказа накрепко, буде где по улицам и по мостам для прошения милостыни нищие явятся, тех ловить и приводить в Монастырский приказ; а в Монастырском приказе, чиня наказание, отсылать в богадельни и в монастыри; а которые ж по миру будут ходить, а в богадельнях они нигде не записаны, и тех ловя, в Монастырском приказе учиняя жестокое наказание, отсылать в прежние места, откуда кто пришел». Петровский указ отражает позицию государства по отношению к попрошайкам, а следовательно, и к убогим, жившим за счет подаяния. Власть требует: нищенство запретить; подаяние конфисковывать и делить между государством и поимщиком; филантропов, жертвующих собственные средства, наказывать. Мы видим, что запрет рассматривается как инструмент борьбы с нежелательным социальным явлением, личная благотворительность оценивается преступным деянием, а обычай сострадательного и участливого отношения к убогому подлежит искоренению с помощью оплаченного доноса. Оценивая деяния Петра, французский просветитель Монтескьё писал: «Он не нуждался в законах для изменения нравов и обычаев своего народа; было бы достаточно, если бы он сообщил этому народу другие нравы и обычаи. Надо не изменять обычаи народа, а побуждать народ к тому, чтобы он сам изменил их. Закон не есть простое проявление силы; вещи, по своей природе безразличные, не входят в круг его компетенции» [54, т. II, с. 24—25]. Император не имел времени и желания инициировать перемены добрыми примерами, европейские правила вводились с привычной на Москве жестокостью. «Указ 25 февраля 1718 г. велит неистовых монахов и нищих, которые являются на Москве, приводить в Монастырский приказ, а милостыни отнюдь им не подавать; а если кто похочет дать милостыню, то им отсылать ее в богадельню. <...> В том же году вышли указы: 25 мая — о нищих, 20 июня — № 3213 с замечанием, что нищих паки умножилось. Пойманных в первый раз в последнем указе велят бить батожьем нещадно; буде в другой раз будут пойманы, бив на площади кнутом, посылать на каторжную работу, а баб — в шпингауз, а ребят — к мастерствам. Воеводам по инструкции, данной им в 1719 г., поручено смотреть за гулящими и увечными людьми. <...> Указом 1720 г. подтверждено запрещение: по улицам и церквям милостыни не просить и никому не давать» [32, с. 136—137]. Чернила не успевали просохнуть на одном документе, как писался следующий. Именные указы (№3172, 3203, 3213) 1718 г. требовали всех нищих, дерзнувших показаться в Москве или Санкт-Петербурге, арестовывать и бить батогами, задержанных же вторично — направлять на каторжные работы. Еще жестче указы 1719 и 1721 гг.: теперь задержанных без разбора объявляли государственными крепостными и рассылали по полотняным заводам, работавшим на нужды военного флота. За подаяние нищему с сердобольного россиянина взыскивался огромный по тем временам штраф — 5 рублей за каждую милостыню. Штрафные деньги следовало направлять на содержание столичных госпиталей.
Попрошаек и странников в столице ловили, подвергали жестоким наказаниям, здоровых возвращали по месту жительства, а слепых и безногих отправляли в богадельни. Москвичи часто вставали на защиту арестованных нищих, отбивали их у солдат. Милостыня — подаяние сиротам, калекам, старикам, нищим, странствующим богомольцам — воспринималась русским человеком моральной нормой, государь же требует поставить духовный подвиг «на поток», не интересуясь при этом, располагают ли церковные и городские власти необходимыми силами и деньгами. Выводя строчки: «Старицам милостыни не просить и по мостам не сидеть, а быть им в богадельнях», монарх то ли запамятовал, то ли не знал, что необходимого количества богоугодных заведений в управляемой им стране нет. Рассчитывать на «боготщательную и душеспасительную» инициативу монастырей у монарха также не было оснований, поскольку в те же годы он сам неоднократно опустошал церковную казну на военные нужды государства. Духовный регламент (1721) — церковный документ, имеющий для духовенства и православных христиан силу царского указа, также установил более строгие правила подаяния. Ужесточения объяснялись тем, что «многие бездельники при совершенном здравии, за леностью своею пускаются на прошение милостыни. <...> И что еще меру превосходит безсовестие и безчеловечье оных, младенцам своим очи ослепляют, руки скорачивают и иные члены развращают, чтоб были прямые нищие и милосердия достойные: воистину нет беззаконнейшего чина людей» [32, т. VI, с. 345—346]. Очередной указ (№ 4335 от 1722 г.) предписывал «слепых, дряхлых, увечных и престарелых, которые ни в чем работать не могут, ни стеречь, а кормятся миром, а чьи они были, не помнят; тех отдавать в богадельни. <...> Малолетних, которые чьи они прежде сего были не помнят же, из тех, которые в десяти лет и выше, писать в матросы и присылать в Санкт-Петербург в Адмиралтейство; а которые ниже тех лет, тех отдавать для воспитания тем, кто их к себе принять похочет в вечное владение, и кому отданы будут, за теми писать в подушный сбор; а буде тех малолетних принимать к себе никто не будет не от кого, таковых отдавать на пропитание в богадельни же, в которых и быть до десяти лет, а потом присылать в матросы же» [32, т. VI, с. 183—184]. По царскому наказу малышей сирот и взрослых инвалидов надлежало «на немецкий манер» направлять в соответствующие заведения. Да вот только учреждений таких в империи открыть не успели, в силу чего ребенок мог быть передан в воспитание или услужение (точнее — в крепостные) кому угодно, лишь бы «владелец» внес в казну налог. Сиротам же подросткам государь оставил один путь — в матросы.
Поневоле вспомнишь слова А. И. Герцена: «Сложные, разнона- чальные элементы западной жизни были взяты на выбор, подтасованы. Из целой фразы, в которой самые противоречия смягчали односторонности, выполняли крайности и делали своего рода строй, было выхвачено несколько звуков, разрушивших ее сочетание и смысл. Все, увеличивающее власть, все, подавляющее человека, было взято; все, ограждающее лицо, оставлено в стороне» [6, с. 196]. Испытывая острую необходимость поддерживать ратников, пострадавших в сражениях, российский монарх формально действует в логике западноевропейских властителей, которые со времен баварского курфюрста (XIII в.) открывали убежища для воинов, утративших здоровье. Принципиальное отличие заключается в том, что в Западной Европе времен царствования Петра I королевские богадельни для ветеранов существовали наряду с церков- но-монастырскими, городскими и частными богоугодными заведениями, составляя в целом национальную систему призрения с многочисленными источниками финансирования. Российский же реформатор, приняв решение помещать военных инвалидов в богадельни, прежде всего озаботился вопросом, на чье место их туда отсылать и на кого возложить расходы. Формально самодержец скопировал западную модель государственного призрения — направление инвалидов, не имеющих семьи и средств к существованию, в государственные институты; медицинское освидетельствование и переодический осмотр; назначение инвалидам военных пенсий. Однако, не имея разветвленной сети желанных благотворительных заведений, Петр I решил «перепрофилировать» существующие богадельни. То, что искони давало приют безродным нищим, убогим и калекам, отныне предназначалось инвалидам войны. Медицинскую помощь оказывать им было некому, поскольку в действовавших богадельнях лекари отсутствовали. Содержание же государственных богаделен для военных царь возложил на монастыри. «Регламент, или Устав Духовной коллегии» (№3718 от 1724 г.) обязал обители содержать за свой счет и под своим кровом фиксированное число «отставных солдат и всяких убогих, не могущих работать; монахи должны им служить, в женских монастырях велено воспитывать подкидышей или сирот» [33, с. 419]. Россия еще не узнала, что такое светская благотворительность, но уже писались строгие нормативные инструкции, возводились бюрократические преграды вокруг неначинавшегося дела. Православная церковь отныне лишалась возможности осуществлять милосердие вне государственного регламента и надзора.
Предшественники царя-реформатора, говоря словами Н. И. Костомарова, вершили дела христианского милосердия «по обряду», Петр Алексеевич милосердия к убогим не испытывал, православный обряд игнорировал, нищелюбие презирал. Задавшись целью искоренить отечественную традицию, ученик и единомышленник насельника московской Немецкой слободы Лефорта1 Петр I предпринял попытку копирования православной державой, проживающей первый период эволюции отношения к инвалидам, протестантской модели организации призрения, соотносящейся со вторым периодом. Светские убежища, приюты, госпитали, приглянувшиеся Петру за границей, размещались в зданиях, некогда занимаемых католическими монастырями, а их финансирование складывалось из средств государственного и городского бюджета, специального налога, добровольных пожертвований и завещаний богатых граждан. Православная Русь не накопила достаточного опыта церковного призрения, монастырскую казну опустошали то иностранные захватчики, то бунтовщики, а со времени правления Ивана III и самодержцы. На Руси, в отличие от Запада, отсутствовала широкая сеть церковных, городских и королевских приютов, убежищ, госпиталей и сумасшедших домов. Отсутствовало и городское самоуправление, по инициативе которого в Европе на протяжении не одного столетия формировалась система призрения неимущих больных и инвалидов. Простые люди относились к убогим и калекам с участием, не противопоставляли себя им, не пытались ухудшить жизнь несчастных, но выйти на путь светской благотворительности и призрения они не могли. Знатные фамилии не предпринимали ничего, дабы защитить права своих детей-инвалидов, что, впрочем, не удивляет — не только убогие, а вообще никто на Руси не обладал статусом полноправного гражданина. Понятно, что учить этих детей никто не пробовал, страна не имела ни университетской традиции, ни школьного образования. На протяжении веков бездействие светской и духовной власти отчасти компенсировалось участливым и милосердным отношением к убогим всех слоев общества, личной благотворительностью (милостыней). Смутное время существенно ослабило и поколебало эту традицию, Петр Великий сознательно разрушал ее, пытаясь преградить путь стихии жалости и участия, противопоставить ей систему организованного государственного призрения, но создать оной не мог — не было к тому ни предпосылок, ни условий. Трудновыполнимыми оказались все петровские указы в сфере социальной политики.
Указ от 31 января 1712 г. «Об учреждении во всех губерниях госпиталей»': «По всем губерниям учинить госпитали для самых увечных, таких, которые ничем работать не смогут, ни стеречь также, и зело престарелым; также прием незаразных и прокормление младенцев, которые не от законных жен рождены, дабы вящего греха не делали, сиречь убийства, по примеру новгородского архиерея». Именной указ, объявленный из Сентата, от 4 ноября 1712 г. «О сделании в городах при церквях госпиталей для приема и содержания зазорных младенцев»2: «<...> в Москве и других городах при церквях, у которых пристойно, при оградах сделать госпитали, в Москве мазанки, а в других городах деревянные, так же как о таких же делах боготщательное и душеспасительное осмотрение преосвещенный Иов митрополит Новгородский учинил в Великом Новгороде, и набрать искусных жен для сохранения зазорных младенцев, которых жены и девки рождают беззаконно и стыда ради отметывают в разные места. Отчего оные младенцы безгодно помирают, а иные от тех же, кои рождают, и умерщвляются: и для того объявить указ, чтобы таких младенцев в непристойные места не от- метывали. Но приносили к вышеозначенным госпиталям и клали тайно в окно, дабы приносящих лица было не видно; а ежели такие зазорно рождающие обнаружатся по умерщвлении тех младенцев, и оные за такие злодейственные дела сами казнены будут смертию; а те госпитали построить и кормить из губерний из неокладных прибыльных доходов, а именно: давать приставленным в год денег по три рубля, да хлеба по полуосьмине, а младенцам по три деньги на день».I Митрополит Новгородский Иов Указ о создании особых заведений для выхаживания подкидышей (1712) поручал столичным и губернским градоначальникам завести приюты для младенцев, рожденных вне брака, по образцу новгородских. Напомним, прославившийся деятельной благотворительностью митрополит Иов обладал не только внутренней убежденностью, но также помещениями и некоторой суммой свободных средств. Да и его паства — северные славяне, сохранившие в душах отголоски культуры Новгородской республики, преимущественно с пониманием отнеслась к митрополичьей воле и несла свои скудные сбережения на поддержание обитателей приютов и богаделен. Не все клирики — собратья митрополита, тем паче разного ранга столоначальники разделяли представления Иова и новгородцев о деятельной благотворительности. А ведь именно этим людям предстояло «те госпитали построить и кормить из губерний из неокладных прибыльных доходов», т. е. изыскивать в местной казне средства, сооружать больницы-приюты, находить для них работников. Подспудный смысл Указа «О создании госпиталей» (1712) выдает фраза о наказании женщин, родивших вне брака и умертвивших своих детей: «Ежели такие зазорно рождающие обнаружатся по умерщвлении тех младенцев, и оные за такие злодейственные дела сами казнены будут смертию». Митропопит Иов печется о спасении христианских душ, самодержец Петр I отождествляет умерщвление незаконнорожденного младенца с убийством солдата — суду предлагается признавать виновного в гибели новорожденного мальчика государственным преступником и приговаривать за содеянное к смерти. В глазах подданных царские указы запрещали добрый обычай — милостыню и поощряли грех! Царское повеление «набрать искусных жен для сохранения зазорных младенцев» на деле воплощалось в карательную акцию. Предстояло найти но деревням молодых матерей, способных выступить в роли кормилиц, изъять их из родного дома, разлучив с собственным дитем, и отправить в губернский госпиталь ради вскармливания чужих внебрачных сирот. Указ запрещал умерщвлять зазорно рожденных детей, но в большинстве губернских городов требуемые госпитали не были построены, а в столице крепостной Руси все низвели до полной противоположности задуманному. Рекрутированные кормилицы вместо исполнения возложенных на них обязанностей стали под видом сирот вскармливать в госучреждении собственных (или родственников) малышей. Через семь лет от момента подписания указа (1719) по столичной Московской губернии удалось отыскать и собрать в приюте всего 90 зазорных младенцев, в 1720 г. их численность достигла 125 [41]. После смерти Петра I приюты для малышей закроются, на полвека все о них позабудут. Итак, стремление к европеизации Руси, перекройка всего уклада общественной жизни по западным лекалам заставляют Петра I обратить внимание на положение нищих, убогих и калеченых. Заботу о них император пытается перевести в разряд государственных задач, взяв за образец опыт протестантских стран. Беспощадной рукой и в одночасье Петр хочет создать на Руси европейскую систему организованного призрения, сознательно разрушая традицию нищелюбия, основанную на сострадании и личном участии, не принимает в расчет отсутствие в отечестве тех предпосылок и условий, в которых эта система рождалась и развивалась в Европе. В результате проводимых преобразований калека и убогий начинают терять покровительство нищелюбивого населения и все более попадают в зависимость от государства, от бдительности нижних полицейских чинов да усердия местных служивых
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-04-08; просмотров: 924; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.16.81.94 (0.016 с.) |