Охота или собирательство: два взгляда на происхождение трудовой, в том числе орудийной, деятельности у гоминид

 

При обсуждении проблем эволюции человека и общества большое значение (принципиально) имеет представление о биологических предпосылках трудовой деятельности.

Поиски исследователей и научные споры в этой области неизбежно приводят к двум основным позициям: 1) доказательству ведущей роли охоты как базовой предпосылки для происхождения орудийной деятельности — гипотеза охоты; 2) доказательству ведущей роли собирательства для стимулирования применения орудий — гипотеза собирательства.

Как правило, вопрос о роли охоты как фактора эволюции гоминид, связанного с развитием трудовой деятельности, традиционно занимает существенное место в трудах по антропогенезу. В последние десятилетия многие исследователи-этнографы, археологи и антропологи — высказывали мнение, что из разных форм труда охота на крупных животных была определяющим фактором в становлении человека как господствующего биологического вида и его культуры, глубоко повлияла на развитие бипедализма, техники, языка, дележ пищи. И все это возникло не менее 2 млн лет назад.

В то же время есть немало исследователей, придающих большое значение некрофагии в эволюции гоминид. Как свидетельствуют палеоантропологические данные, локомоционные способности ранних гоминид не позволяли им, по всей видимости, передвигаться с высокой скоростью. Следовательно, они не могли сами охотиться на крупных и средних по размеру травоядных. Кроме того, подобная охота была сопряжена с риском для жизни, так как некоторые копытные, ведущие стадный образ жизни, способны к коллективной защите, самцы обладают длинными острыми рогами и копытами и справиться с ними намного сложнее, нежели отогнать хищника от добычи с помощью камней и палок.

Ландшафтная тафономическая модель Р. Блуменшайна позволяет оценить возможности для некрофагии в эволюции гоминид и предсказать масштабы возможного распространения подобной стратегии на основе комплексного анализа данных о возможности нахождения остатков животных, убитых хищниками, в конкретных экосистемах того периода, распространения конкретных видов хищных животных на этой территории и распространения животных, питающихся падалью. Р. Блуменшайн обращает внимание на тот факт, что в эпоху раннего плейстоцена, в период появления ранних Ношо, значительно уменьшилось видовое разнообразие гиеновых, а следовательно, снизилась конкуренция за доступ к тушам животных, убитых хищниками. Дж. Кавайо, Р. Блуменшайн считают, что гоминиды могли также значительно расширить репертуар пищевого поведения, научившись использовать мясо животных, которое они находили в тайниках леопарда, расположенных на деревьях. Преимущества такого рода стратегии очевидны вследствие высокой степени предсказуемости местонахождения запрятанных туш, меньшего риска, связанного с утилизацией этого запаса вследствие частых длительных отлучек леопарда, более длительного срока хранения свежего мяса на деревьях и его меньшей доступности для других наземных и воздушных собирателей падали.

Использовали ли гоминиды остатки туш животных, убитых наземными хищниками? И если да, то как же они в этом случае получали доступ к мясу? Ведь, убив животное, хищники часто сразу начинают его поедать. Уже упоминавшиеся ранее авторы полагают, что на первых порах гоминиды могли выслеживать охотящихся животных и, дождавшись, когда те наедятся и уйдут, подбирать остатки туши. Возможно, гоминиды могли даже нападать на хищников Н отбирать у них добычу, используя для этой цели палки и камни. Такое допущение вполне логично, если вспомнить, что антропоиды в природе, например шимпанзе, способны метать камни и палки в хищников, а выпрямленное положение тела гоминид давало им значительные преимущества в увеличении дальности броска. Некрофагия как источник получения мяса практикуется и в современных популяциях охотников-собирателей.

Этнографы отмечают, что некоторые из современных охотников и собирателей часто едят мясо животных, как умерших естественной смертью, так и ставших добычей хищников, например хадза Северной Танзании, хотя район их обитания богат травоядными животными. Здесь водятся слоны, носороги, жирафы, различные виды антилоп, зебры. На всех них, кроме слонов, хадза охотятся, и тем не менее они часто едят мясо животных, умерших естественной смертью или убитых хищниками. Находят хадза мертвых животных, наблюдая за поведением птиц-падальщиков. Хадза решительно отгоняют львов, леопардов, гиеновых собак от их жертв. Правда, у хадза есть луки и стрелы, но, по мнению Дж. Вудберна, даже более примитивного вооружения людей палеолита было достаточно, чтобы отогнать хищников от их добычи.

Данные этнографии подтверждают это предположение. От гнать хищников от мертвых животных люди могли, не применяя луков со стрелами, не говоря уже о более совершенном оружии. Так, гонды Индии часто использовали в пищу мясо мертв животных. Местоположение последних гонды определяли по поведению птиц-падальщиков и пищевым сигнальным крикам ворон. При этом гонды нередко отбирали добычу даже у такого грозного хищника, как тигр. Люди шумели, размахивали палками, бросали камни, и тигр обычно вскоре уходил. Палками и камнями умели пользоваться прегоминиды, но тем не менее нельзя однозначно утверждать, что им было так же относительно нетрудно отогнать хищников от их добычи, как и гондам. На наш взгляд, весьма вероятным кажется предположение, неоднократно высказывавшееся различными авторами: у современных хищников в течение длительного времени происходил отбор на избегание человека. Особи, не опасавшиеся людей, гибли в первую очередь и давали меньшее потомство, чем те, кто избегал их.

Весь вопрос в том, как давно у хищников генетически закрепилось избегание людей, возникли ли подобные формы поведения еще в эпоху существования прегоминид или позднее — как результат столкновений хищников с древнейшими гоминидами, а может быть, и еще позднее.

Анализ данных об утилизации хадза туш убитых животных свидетельствует о том, что в далеком прошлом гиены и гоминиды могли использовать разные части тела. Следовательно, конкуренция гиен и гоминид за доступ к падали могла быть значительно слабее, чем предполагали многие исследователи.

Кто бы из названных исследователей ни был прав, остается неясным, как совершился переход от ограниченного использования мертвечины обезьянами до его потребления охотниками и собирателями современного физического типа и на каком этапе эволюции человека это случилось. Для понимания эволюции охоты древних антропоидов, может быть, имеет значение обнаруженная А. Сузуки цикличность в охоте шимпанзе: они охотятся почти исключительно в периоды смены сезонов растительной пищи.

Данные наблюдений А. Сузуки опровергают мнение В. Рейнольдса о том, что мясоедение — это специфическая черта шимпанзе Национального парка Гомбе и некоторых других мест, возникающая косвенно в результате влияния человека. В. Рейнольдс считает: на шимпанзе парка Гомбе сильно повлияла конкуренция с павианами из-за искусственной подкормки (бананов). Это и вызвало у шимпанзе высокий процент хищничества, зафиксированный Г. Телеки. Неверным оказалось и утверждение В. Рейнольдса по поводу распространения хищничества лишь шимпанзе. Несмотря на это, нельзя не согласиться с названным автором: следует быть очень осторожным, привлекая данные о поедании шимпанзе мяса, изготовлении ими оружий, использовании последних и т. п. для реконструкции жизни гоминид.

Итак, В. Рейнольдс отвергает точку зрения Г. Телеки, полагая, что шимпанзе без влияния человека не охотились, поэтому же о хищничестве у шимпанзе ничего не могут дать для звания эволюции охотничьей деятельности и соответствующих норм поведения прегоминид и ранних гоминид. Напротив, по гению Р. Хардинга, хищничество у обезьян настолько развито, в этом плане не было никакого перелома при переходе к человеку (человек всеяден, как шимпанзе и павианы). Р. Хардинг ссылается на тот факт, что в 1968—1969 гг., одном из стад павианов Национального парка Гомбе 29% детенышей моложе двух лет были съедены шимпанзе, т. е. уровень хищничества был высок. Он не уточняет, правда, о каком из двух стад павианов парка идет речь. Одно из них к началу наблюдений насчитывало 75, а другое — 55 животных. Нам кажется неубедительной аргументация и В. Рейнольдса, и Р. Харта. Что касается первого, то А. Сузуки и Р. Хардинг наблюдали хищничество в стадах шимпанзе и павианов, не получавших подкормки от исследователей и не конкурировавших между собой из-за нее. В то же время почти несомненно, что конкуренция за подкормки повышала уровень хищничества у шимпанзе Национонального парка Гомбе. В естественных условиях роль мяса в питании шимпанзе и павианов незначительна, во много раз меньше, чем у таких преимущественно питающихся растительной пищей групп современных охотников и собирателей, как хадза. Р. Ли, изучавший рацион питания у 58 групп охотников-собирателей, установил, что мясо млекопитающих составляет, за одним-единственным исключением, не менее 20%, а у большинства групп — гораздо больший процент их диеты (в весовом выражении. Если же учитывать и рыбу, то этот процент естественно повысится. Напротив, и у шимпанзе, и у павианов мясо составляет менее 1 % диеты. Эта разница в 20 раз, а по подсчетам Г. Кинга даже в 30 раз, конечно, имеет уже не просто количественный, а и качественный характер. Что касается наиболее ранних из известных гоминид или прегоминид (определение зависит от того, какой из существующих палеоантропологических классификаций придерживаться), то археологические раскопки в Восточной Африке свидетельствуют, что уже свыше 2,5 млн лет назад по меньшей мере у некоторых гоминид мясо, полученное посредством охоты, составляло значительную долю пищевого рациона.

В Олдувае палеоантропологический материал найден рядом и в явной ассоциации с орудиями для разделки добычи и намеренно разбитыми костями мелких и крупных животных. Одна из многослойных стоянок возрастом более 1,5 млн лет содержала орудия вместе с расчлененными останками двух слонов. Ее больше свидетельств мясоедения у древних людей встречено более поздних стоянках. Потому, на наш взгляд, мнение Р. Хардинга об отсутствии качественной разницы между всеядностью у шимпанзе и павианов, с одной стороны, и человека — с другой неприемлемо и, напротив, мы согласны с Б. Фаганом, который считает, что, по-видимому, уже у прегоминид роль мяса в общем балансе питания настолько превышала его роль в питания обезьян, что это означало не только количественную, но и качеств венную перемену в пищевом рационе, приведшую к новому образу жизни.

Интересен и требует дальнейшего изучения вопрос о связи у шимпанзе агрессивного поведения и охоты. Наблюдения различных исследователей установлено, что нападение шимпанзе на шимпанзе, иногда сопровождающееся каннибализмом может переходить в поиски и охоту на других животных-колобусов, павианов. Таким образом контактная внутривидовая агрессия может иногда иметь ту же мотивацию, что и охота. Это противоречит распространенной точке зрения, согласно которой поведенческие и мотивациионные механизмы охоты отличны от соответствующих механизмов внутривидовых агрессивных столкновений. Возможной у прегоминид и древнейших гоминид в каких-то ситуации могла существовать связь между агрессивными действиями внутривидового характера и охотой на живых существ других видов. Исходя из данных о приматах мы также решаемся высказать следующую мысль: в период возникновения охотничьем деятельности древнейших людей она иногда могла служить разрядкой для агрессивного внутривидового поведения, подменяя объект агрессии.

В последние годы изучаются также хищничество павианов, которое, как оказалось, имеет некоторые отличия от хищничества шимпанзе. Р. Хардинг наблюдал в Кении с декабря 1970 г. по октябрь 1971 г. в течение 1032 часов стадо павианов анубисов, состоявшее из 49 павианов (4 взрослых самцов, 18 взрослых) самок, 17 голов молодняка и 10 детенышей). За это время стадо поймало и съело 47 животных, среди которых были зайцы, карликовые газели-томми, детеныши более крупных видов антилоп. За ними охотились как специально, так и случайно, когда они попадались на пути. В среднем за каждые 22 часа наблюдения убивалось одно животное. Большая часть животных была поймана взрослыми самцами. Самки поймали трех зайцев, но только одной удалось его съесть, а два зайца отняли и съели самцы. Хищничеством занимались и в других стадах павианов, живших по соседству с наблюдавшимся.

В отличие от шимпанзе Р. Хардинг не видел у павианов ни кооперации во время охоты, ни добровольного раздела добычи. В 18 случаях не участвовавшие в охоте самцы получали доступ к мясу после того, как насытился павиан, добывший его.

Думается, что переход от сообщества обезьян к человеческим коллективам, возникновение культуры были следствием длительного развития, а не разовой ломки. И базу для этого развития, как нам кажется, во многом заложили протокультурные традиции, которые, судя по данным о современных обезьянах, существовали и у древних обезьян, предков прегоминид.

Подводя итоги, следует сказать, что нам представляется несколько неправомерным противопоставление гипотез охоты, некрофагии и собирательства. Все эти процессы неизбежно происходили в одной и той же популяции и могли стимулировать развитие орудийных способностей, взаимодополняя друг друга. Последнему обстоятельству способствовали всеядность предковых форм и разнообразие их диеты. Как указывает Б. Киарелли, особи должны были четко определять по форме и цвету степень зрелости фруктов, а применение в пищу насекомых и мелких позвоночных животных значительно усложняло идентификацию пищевых объектов, способствовало развитию когнитивных способностей. Идентификации предметов и концептуализация связей объект — фонема могли иметь место уже на самых ранних стадиях гоминидной эволюции. Они были в первую очередь связаны с необходимостью кооперации для охоты и сложностью процессов обучения орудийным навыкам для более эффективного собирательства. Добыча пищи путем сочетания охоты, некрофагии и собирательства явилась оптимальным условием для прогрессивного развития орудийной деятельности и стимулировала ее универсальный характер в жизнеобеспечении ранних гоминид. В дальнейшем прогрессивное использовани орудий в сфере собирательства и охоты позволило сохранить оптимальный баланс разнообразия пищевого рациона гоминид, что в свою очередь помогло им и сохраниться как универсальны в экологическом, пищевом и социальном отношении формы.

Все перечисленные выше гипотезы подчеркивают большое значение диет, в определенной мере определяющих основы характеристики биологии видов. Часто возникает вопрос: связаны ли изменения в диете предковых для гоминид форм и форм, стоящих на гоминидной линии, с эволюцией необычных признаков, таких, как увеличение мозга, двуногость, скрытый эструс усовершенствованная коммуникация, сложная технология? Рабе та П. Шипмена и Э. Велкера дает утвердительный ответ на этот вопрос. Проведенный исследователя!» анализ процессов изменения типов диеты в разных таксона млекопитающих (превращение растительноядных форм в хищников и наоборот) позволил сформулировать шесть экологических правил. Экстраполяция последних на представителей протогоминидной и гоминидной линии позволяет установить, какие изменения должны были бы произойти, встань они на путь хищничества. Перечислим предсказуемые изменения. 1. Гоминиды стали бы либо более быстро передвигаться, либо развили бы более выраженную социальную организацию. Оба эти изменения могли произойти одновременно, конечно, при условии, что подобные адаптации не существовали до перехода к хищничеству; 2. У гоминид должны были появиться зубные (или технологические) приспособления для обработки животных продуктов; 3. У них должны были развиться более длинный тонкий кишечник и более короткий толстый кишечник; 4. Благодаря потреблению мяса у гоминид должно было появиться много свободного времени; 5. Гоминиды должны были обладать низкой плотностью популяций, для этого: а) либо предковые формы имели низкую плотность популяции, б) либо должно было произойти резкое снижение плотности, в) либо уменьшиться размеры тела, г) должен был увеличиться общий географический ареал; 6. Сроки беременности у гоминид стали недостаточными для обеспечения полного созревания плода. Палеоантропологические исследования указывают на отчетливое усиление социабельности у Н. erectus более 1,5 млн лет назад. Косвенное свидетельство этого — останки скелета самки Н. erectus KNM-ER, 1808, страдающей избыточным содержанием в организме витамина А. Болезнь должна была проявляться в выпадении волос и ногтей, шелушении кожи, значительном нарушении зрения. Любые передвижения должны были вызывать у особи сильную боль, так как при этом происходило отслоение надкостницы от кости, что вызывало сильные кровотечения. Следовательно, найденная особь при жизни практически не могла передвигаться. У нее выявлено аномальное увеличение костных тканей, достигающее в некоторых местах 1 см. Это свидетельствует о том, что она жила с этой болезнью по крайней мере несколько недель. Длительность существования неподвижной больной особи предполагает наличие помощи и заботы по крайней мере со стороны одной особи, снабжающей больную пищей В водой и защищающей от нападения хищников.

Анализ палеоантропологических и археологических находок позволяет судить об изменениях в строении зубной системы возникновении технических приспособлений, направленных на эвершенствование способов потребления мясной пищи в процессе гоминидной эволюции. Очевидно, что ни один вид гоминид не эволюционировал в сторону развития кинжаловидных клыков к острых резцов, сходных по форме с зубами хищных. Но уже у гоминид Олдовая имелись галечные орудия, по форме позволяющие снимать мясо с костей, 2,5 млн лет назад. Сложнее найти по ископаемым остаткам свидетельства появления «свободного» Времени у гоминид. Но если предположить, что возникновение Нового сложного поведения и изобретение орудий указывают на наличие свободного времени, то у ранних гоминид наметился ряд специфических черт: появление орудий 2,5 млн лет назад, развитие речи — об этом свидетельствует хорошо развитое по Брока 1,9 млн лет назад, каменная индустрия 1,5 млн лет назад. Проблема плотности решалась у гоминид путем увеличения географического ареала, которое произошло на стадии питекантропа. Соответствует реальности и шестое предсказание П. Шипмена и Э. Велкера. Р. Тогью и К. Лавджой оценили размеры мозг и параметры черепа у плода A. africanus, приняв, что скорость и постнатального роста сходна с таковой у современных антропоидов. Оказалось, размеры мозга плода непосредственно в момент появления на свет, позволяли пройти родовые пути у особи сходной размерами со знаменитой самкой арабского австралопитека Люси. Эти авторы считают безосновательными предположения о постнатальном увеличении размеров мозга со скоростью, характерной в период утробного развития плода у австралопитековых форм. Однако уже 1,6 млн лет назад на стадии длительность беременности стала, по всей видимости, значительно короче общего срока, необходимого для развития мозга, чтобы размеры мозга новорожденного позволяли ему пройти родовые пути. А в постнатальный период скорость роста мозга была значительно выше, чем у современных антропоидов.