Поведение человека (этнические аспекты)

 

Для реконструкции поведения прегоминид и ранних гоминид наряду с данными по этологии приматов можно использовать информацию о разных аспектах поведения современного человека.

Любые исследования поведения человека традиционно вызывали и вызывают бурные научные дискуссии по поводу о его врожденном (биологическом по сути) или приобретенном характере. Крайняя биологизация человеческого поведения, предложенная в работах некоторых классических этологов и их популяризаторов сыграла чрезвычайно отрицательную роль, породив в целом негативное отношение к этологии человека не только у философов, но и у социологов, антропологов, этнографов. В настоящее время некоторые сходные концепции развивают в своих работах социобиологи. Они справедливо указывают на существование врожденной способности человека к обучению в онтогенезе, однако понимают это явление слишком буквально: человек, с их точки зрения, запрограммирован на обучение четко предопределенных вещей — полигамии, доминирования мужчин над женщинами, проведению церемоний инициации. В качестве врожденных человеческих признаков выделяются страх перед пресмыкающимися и тяготение к среде обитания, напоминающей по типу парковую саванну, т. е. ту среду, в которой, по распространенным в современной науке представлениям, возник человек. Признание биологической детерминации основ человеческого социального поведения привело социобиологов к частичному или полному отрицанию влияния социоэкономических условий на формирование культуры, идеологии и морали. С такой позицией вряд ли можно согласиться.

Значительный интерес для антропологов, историков первобытного общества и этнографов могут представлять исследования невербальной коммуникации человека и раннего онтогенеза социального поведения. Исследования данного направления, по-видимому, в недалеком будущем позволят реально прояснить вопросы о существовании исходного единства проявлений элементарных эмоций у представителей всех рас, вероятность их модификаций на межэтническом уровне; о существовании исходных меж — и внутрирасовых врожденных различий уровня поведенческой адаптации. Рассмотрим подробнее намеченные этологами пути решения указанных проблем. Исследования проявлений эмоций в эволюционном аспекте традиционно связаны с детальным изучением морфологии элементов поведения, в основе которой лежат механизмы двигательной координации. По форме многие элементы поведения оказываются сходными у разных видов. Но при межгрупповом сопоставлении значительно более важным бывает установить причины проявления этих элементов и пути их интеграции в иерархическую организацию поведенческих систем. Я. Ван Хуфф проследил существование гомологической связи целого ряда мимических выражений человека и обезьян. Прежде всего это касается проявления тревоги, угрозы, злости, улыбки, смеха. Исследования этого автора указывают на значительную долю генетического компонента в выражении элементарных эмоций. К сожалению, этологи, как правило, уделяют слишком мало внимания вопросу о различиях между эмоциями и поведением, зачастую смешивая эти понятия или полагая, что эмоции являются непосредственной причиной проявления конкретного поведения.

Поразительно сходно развитие основного репертуара эмоциональных выражений у слепо-глухонемых детей — представителей разных рас. Демонстрация общих видоспецифических для человека мимических выражений, имеющих универсальный характер, не означает полного отсутствия культурных различий. Они, несомненно, имеют место и «связаны со степенью проявления мимики и ситуациями, при которых эмоции проявляются.

Различия между человеком и остальными приматами в проявлении мимических выражений носят принципиальный характер: у обезьян мимика используется для регуляции отношений особей, ее основная функция заключается в информации об отношении демонстратора к объекту; у человека же мимика отражает его восприятие среды или подкрепляет и дополняет вербальную коммуникацию. Исследование эволюции мимики представляет собой один из наиболее удачных примеров, доказывающих возможность и необходимость применения этологических методов при решении вопросов эволюции и вариабельности поведения. Данные Я. Ван Хуффа и других авторов заставляют избегать категоричных утверждений о культурной регуляции эмоций и отсутствии универсальных символов эмоций для человечества в целом, получивших, к сожалению, определенную популярность среди этнографов.

Интересные исследования невербальной коммуникации детей провели некоторые этологи и социобиологи, изучив реакцию новорожденных на изменение окружающей среды. В результате были выявлены устойчивые различия по степени возбудимости у представителей основных человеческих рас: новорожденные европеоиды и негроиды легко начинали плакать, их было трудно успокоить, тогда как монголоиды демонстрировали прямо противоположную реакцию; в дискомфортных ситуациях (когда новорожденным затыкали нос рукой или клали в неудобную позу, направляли в глаза яркий свет) европеоиды и негроиды оказывали активное сопротивление, а монголоиды спокойно продолжали лежать, не пытаясь изменить положение тела, переключались на дыхание ртом, быстрее прекращали моргать при ярком свете. Межэтнические различия отмечены по степени адаптации младенцев к окружающей среде. Сравнение детей японцев, китайцев и навахо выявило повышенную чувствительность и раздражимость у японских детей; по адаптации к свету, реакции на затыкание носа, скорости успокоения японские дети больше походили на навахо, чем на китайцев. Существование межэтнических различий в общении матерей с младенцами описано Д. Фриманом. Матери-англичанки чаще общались с детьми с помощью вербальной коммуникации и дети реагировали на это, активно двигая руками и ногами, а матери-навахо отличались исключительной молчаливостью, для привлечения внимания младенцев они использовали глаза, и дети отвечали взглядом, но оставались при этом неподвижными.

В настоящее время трудно отрицать существование врожденных расовых различий по способности к адаптации к физической среде, связанных с исходной степенью развития психомоторики и физической координацией. Негроиды по этим показателям значительно опережают монголоидов и европеоидов: новорожденные африканцы способны держать голову и даже пытаются ползти в первые сутки своей жизни, они раньше начинают ходить (в среднем на месяц по сравнению с европеоидами и на два—с монголоидами). Несомненно, индивидуальные врожденные особенности поведения оказывают влияние на формирование определенного психологического типа у представителей разных этнических групп. Зависимость вариаций в форме проявления улыбки, злости, легкости полового возбуждения от этнической принадлежности у представителей одной расы признается в настоящее время большинством этологов и социобиологов. Я. Я. Рогинский писал в своей классической работе: «Психологический тип эскимоса иной, чем индейца дакота, тип андаманского пигмея отличен от типа туземца Австралии арунта, но решающая роль этих отличий не может быть установлена без анализа истории их формирования, не говоря уже о значении социально-экономической формации и сводимых к ней взаимоотношений между членами коллектива». Среда способна оказать огромное влияние на формирование определенного психологического типа. Известно, что принципиальные различия психического типа могут иметь место у близких в антропологическом отношении этносов (например, коряков и тунгусов).

Этология человека в комплексе с этологией приматов может значительно расширить наши представления об общих закономерностях пространственных взаимоотношений на внутри — и межгрупповом уровнях. Распределение особей (групп) в пространстве происходит не случайным механическим образом, а зависит от целого ряда причин. Пространственное поведение у животных и человека может проявляться в форме: 1) «индивидуальной дистанции»; 2) персонального пространства; 3) территориальности; 4) персонализации среды. «Индивидуальная дистанция» представляет собой расстояние, на котором особи одного вида держатся друг от друга. Она непосредственно зависит от психологических и социальных качеств особей. По всей видимости, существуют видоспецифические тенденции, определяющие допустимые границы расстояний между индивидами, находящимися в различных по качеству и интенсивности социальных отношениях. У одних видов приматов, например у бурых макаков, практикуются постоянные тесные контакты между дружелюбно настроенными животными. И «индивидуальная дистанция» в этих случаях равна нулю. Другие виды, например яванские макаки, не терпят длительных тактильных контактов, и особи, дружелюбно настроенные по отношению друг к другу, проводят время, располагаясь на расстоянии 50 см—1 м друг от друга. Существуют и видоспецифические пределы расстояний, на которое особи допускают неприятных для них партнеров, находящимися с ними во враждебных отношениях.

«Индивидуальная дистанция» в человеческих обществах значительно варьирует в зависимости от культурной принадлежности, тем не менее возможно все же выявить некие универсально человеческие особенности этой формы поведения. «Индивидуальная дистанция» тесно сопряжена с феноменом персонального пространства.

Термин «персональное пространство» используется в основном для описания поведения человека. Концепция персонального пространства, разработанная антропологом Т. Холлом предполагает наличие четырех зон, которые структурируют социальное поведение человека по отношению к другим индивидам: интимной, персональной, социальной и публичной. Допуск других особей в каждую зону строго избирателен. По всей вероятности, понятие персонального пространства применимо и для объяснения поведения животных (в частности, приматов). Результаты наших собственных наблюдений свидетельствуют о том, что у приматов существуют аналоги всех четырех зон, правда, их размеры варьируют у разных видов. Обе эти формы пространственного поведения представляют собой способ защиты особи посредством создания вокруг себя «воздушного пузыря» и позволяют ей всегда находиться на некотором расстоянии от других индивидов.

Территориальность и персонализация среды — две другие формы пространственного поведения, — очевидно, также универсальны и присущи человеку и животным.

К сожалению, биологизация этих явлений у человека и социалдарвинистическая интерпретация их основ привели к созданию упрощенных и в корне неправильных представлений. Такая интерпретация не только явилась причиной серьезных недоразумений между этологами и антропологами, но и во многом осложнила работу исследователей в этом направлении. А ведь территориальность и персонализация среды представляют собой как раз удачный пример поведенческих явлений, по которому может проводиться сравнительный анализ приматов и человека. Выявление общих закономерностей их функционирования наряду с учетом значительных качественных различий территориальности и персонализации среды на разных филогенетических уровнях может значительно расширить наши представления об универсальности основных принципов функционирования социальных структур на биологическом и социальном уровнях организации. Исследования территориальности и персонализации среды в первобытных и современных западных обществах позволяют выявить общечеловеческие видоспецифические свойства данных феноменов и вместе с тем определить влияние культуры на формирование различий между разными общностями. Постепенно накапливаются материалы относительно этих явлений в сообществах разных видов приматов. Применимость сходных методик для исследования территориальности и персонализации среды у приматов и человека делает эти формы пространственного поведения благоприятным и важнейшим объектом сравнительно-этологических работ. При соблюдении определенной доли осторожности данные, полученные по приматам и человеку, существенно облегчат решение важных вопросов антропосоциогенеза.

Подводя итоги, следует сказать, что этология может способствовать не только выявлению предпосылок антропосоциогенеза, но и решению вопросов, связанных с поведением человека современного вида. Теоретическим фундаментом этологии человека в настоящее время являются признание принципиальных различий между функцией и причиной, эмоцией и поведением, недопустимость сведения социального уровня организации к сумме поведения отдельных индивидуумов. В свете подобных представлений современные человеческие общества неправомерно приравнивать к сообществам животных вследствие принципиальных различий, лежащих в основе формирования этих структур.

Этологические методы позволяют выявить качественную специфику человеческого поведения на всех уровнях: надпопуляционном, групповом и индивидуальном. Подробный этологический анализ особенностей человеческого поведения может оказаться продуктивным при исследовании этнических стереотипов поведения, невербальной коммуникации «индивидуальной дистанции», территориальности, персонального пространства и других вопросов антропологии.

Этология занимает все более весомое место среди наук, изучающих человека. А этологические методы все шире используются в работе этнографов, исследующих различия социальных структур у представителей разных культур, и позволяют по-новому осветить феномены охоты и собирательства, отношения матери и ребенка в разных обществах, закономерности формирования половых различий в поведении, распределение социальных ролей в группе, оценить значение индивидуальных различий для успешного функционирования групп в разных культурах.

Этологические материалы могут оказаться полезными при решении широкого спектра вопросов истории первобытного общества, связанных с его зарождением и самыми ранними этапами развития, в частности таких, как взаимоотношения между полами, родственные связи, структура праобщины, возникновение истинного альтруизма, повышение роли отдельной особи в группе, пути возникновения экзогамии и инцест-табу, принципы взаимоотношений между соседними группами и т. д. Объективное исследование этологических данных для выявления биологических предпосылок антропосоциогенеза не только не ведет к стиранию различий между животными и древнейшими людьми, но, напротив, позволяет выдвинуть конкретные аргументы против теорий, биологизирующих человеческие общественные отношения.