Гимнасий как центр разностороннего общения.

 

Публичность жизни афинян ярко отображалась в организации такого социального института как «гимнасий».

Гимнасий не был учебным заведением в нашем понимании. Это было место для спортивных упражнений, куда греки ежедневно отправлялись тренироваться. Чтобы понять место гимнасия в жизни афинянина важно понять, что забота о здоровье и красоте тела являлись обязательным требованием, общепринятой нормой жизни. В трактате «О диете» говорилось, что дважды в день необходимо заниматься гимнастикой молодым, а пожилые и старые могут заменить гимнастику баней и прогулкой. Если считать, что призывной возраст был до шестидесяти, то видимо посетители гимнасий были не только мальчики и юноши. Хотя гимнасий считался государственным учреждением, врачу и учителю- гимнастики приходилось платить, поэтому завсегдатаи здесь относились к кругу людей обеспеченных. Гимнасий в чем- то напоминал спортивный частный клуб с традициями содержательного (философского, политического общения).
. Это, однако, не означало, что собеседники, Сократа-
известные в государстве граждане, посещали гимнасий обязательно обнаженными, как это было принято во время атлетических упражнений, хотя иногда могло случиться и такое. Однако не случайным было и то обстоятельство, что драматические дуэли мысли, которые были содержанием жизни Сократа, происходили именно в гимнасии.

Существовала символическая связь между беседами Сократа и обнажением атлетов, которые должны были предстать перед врачом или гимнастом перед тем, как они выходили на посыпанную песком площадку. У Платона сам Сократ несколько раз обращает внимание на эту параллель. Афиняне того времени более чувствовали себя дома в гимнасий, чем в тесном жилье, где они только спали и принимали пищу... Самые знаменитые философские
школы античности носят имена известных афинских гимнасиев —
Академии и Ликея. Каждый, кто хотел рассказать или спросить о
чем-нибудь, что интересовало всех, но не подходило для выступле-
ния в народном собрании или в суде, шел в гимнасий, чтобы поде-
литься мыслями со своими друзьями. Ожидание встретить здесь достойных собеседников заранее волновало. Посещение различных гимнасиев обеспечивало смену впечатлений; ведь таких мест в Афинах было множество, как частных, так и общественных. Постоянному посетителю, каким был Сократ, человек необычайно общительный, все приходящие сюда были известны. Гимнасии были удобнее всех других мест, так как там можно было встречаться регулярно. «Здесь отсутствовала напряженная торопливость; обстановка покоя не оставляла места для решения профессиональ­ных вопросов и попыток получения выгоды, говорить о делах каза­лось просто невозможным. Тем больше оставалось времени и охоты для обсуждения общечеловеческих проблем. Беседа велась гибко и легко, переходя с одного предмета на другой, но при этом проявля­лась и глубина, и душевная сила собеседников. Никогда не иссякал за­интересованный круг слушателей, при­влеченных этой гимнастикой мысли, способствовавшей тренировке ума не меньше, чем атлетика — тренировке тела. Вскоре эта гимна­стика ума была признана новой формой Пайдейи, столь же необхо­димой, как и атлетика.

. Об этом, в частности, свидетельствует начало платоновского «Хармида». Сократ возвращается из Потидеи, идет «к привычным местам бесед», заходит в палестру Посейдона Таврия, где его приветствует множество народу и начинает выяснять:

«Сократ мой, так ты уцелел в битве?!» <...>

А я ему в ответ: «Как видишь, уцелел».

—Да ведь сюда дошли вести, — сказал он, — что битва была очень жестокой и в ней пали многие люди, которых мы знаем.

— Садись же сюда, — сказал он, — и расскажи нам: ведь не обо всем мы точно осведомлены.

С этими словами он усадил меня подле Крития.Вопро­сы же сыпались со всех сторон. Поделившись новостями, Сократ в свою очередь начинает расспрашивать друзей о том, что произошло за время его отсутствия. «А когда мы вдоволь наговорились об этом, я в свою очередь стал расспрашивать их о здешних делах: о философии — в каком она сейчас состоянии, и о молодежи — есть ли среди них кто-либо, выдающийся своим разумом, красотой или тем и другим вместе».(11,стр73)

Таким образом, пространство афинской коммуникации укрепляло полисное ощущение единства и представляло собой сложную специфическую систему воспитательного и образовательного воздействия, формирующую отношения к миру. Общение могло носить публичный характер, как вышеперечисленные сферы, а могло осуществляться в узком, приватном кругу. Популярны были клубы и пирушки друзей, а так же включаемое в это коммуникативное пространство общение юношей и их покровителей.

Общественную деятельность афинянина было довольно сложно отделить от политической, поскольку полноправный член общества и есть гражданин (по-гречески „polites"). Тем не менее существовали, своего рода клубы „стопроцентных афинян" — так называемые „гетерии" (от слова hetairos, товарищ) В гетериях участ­вовало большинство политически активных граждан. Они были невелики — не более 30 человек в каждой, — но легко кооперирова­лись для совместных действий. Возникали они среди ровесников в школьные годы и со­хранялись до старости участников. Таким образом, отец и сын не могли принадлежать к одной гетерии, но зато, как правило, при­надлежали к одному союзу гетерий. „Гетай-росы" приносили взаимные клятвы верности и обязывались помогать друг другу во всех делах. Помощь эта очень часто ока­зывалась в противоречии с законом. В городе знали, кто кого поддержи­вает и кто с кем враждует.

Внешне, открыто гетерии обнаруживали себя лишь в том, что регулярно собирались на общие пирушки. Именно такая пирушка, по-видимому, изображена в одном из самых знаменитых диалогов Платона — в „Пире". Истинное назначение гетерии — взаимопо­мощь в судебных и политических делах. „Одноклубники" собирали деньги (для за­конных залогов и противозаконных подку­пов), выступали со встречными исками про­тив обвинителя и с фиктивными исками против обвиняемого (чтобы перехватить инициативу у настоящего обвинителя), под­купали, запугивали и даже убивали обвини­теля и судей, агитировали в пользу обвиня­емого, стараясь разжалобить суд и публику, и т. д. и т. п.

Пока государство и общество были здоро­вы, деятельность гетерий, даже и не вполне согласная с законом, уравновешивалась об­щей заботой об общих нуждах. Лишь когда равновесие нарушилось (с одной стороны, неприкрытым политическим цинизмом, с другой — анархическим разочарованием в какой бы то ни было государственности), она приобрела разрушительную силу, подменяя широкие общественные интересы групповыми и дружескими.

Дружба как фактор образования

Особое место в развитии афинского гражданина занимала дружба. «Грек был общителен от природы,- пишет П.Гиро, - «и дружба казалась eму драгоценным достоянием. В одной песенке, распеваемой на пирах (так называемой сколии), перечисляются условия, при которых смертный может считаться счастливым: на первом месте ставится здоровье, на втором— красота, на третьем—честно приобретенное богатство, наконец, на четвертом— дружба, которую в юности питают к людям своего возраста. В Афинах более, чем где - либо, ценили дружбу и старались развивать ее. Дружба была распространена и среди детей. Особенно часто нежные дружеские отношения, продолжавшиеся за пределы юношеского возраста, завязывались между детьми в то время, когда они были у педотриба-; позднее, когда юноши делались эфебами, они любили запечатлевать свои дружеские чувства, начертывая на мраморе эпитеты, которые они давали друг другу. Сократ, глядя на дружбу двух молодых людей, Менексена и Лизия, сделал добродушное признание: „С детства я стремился к одному благу, так как все люди желают для себя блага, понимая его каждый по своему:. один желает лошадей, другой—собак; этот—богатства, тот —почестей. Что касается меня, то я совершенно равнодушен ко всем этим вещам, но я очень горячо желаю прибрести друзей, и я скорее предпочел бы иметь доброго друга, чем лучшего перепела или самого лучшего, на свете петуха, клянусь Зевсом.' и более того, друг мне приятнее прекрасной лошади и прекрасной собаки, клянусь собакой! я думаю, что мне больше хотелось бы иметь друга, чем сокровища Дария и самого Дария в придачу, так страстно я жажду дружбы. Поэтому, когда я вижу тебя и Лизия, я проникаюсь удивлением по поводу вашего счастья: как это, будучи столь молодыми, вы оказались способными приобрести с такою легкостью и быстротою подобное сокровище".(6 стр 89-90)

У Еврепида упоминается интересный обычай, подтверждающий ценность дружбы: Ясон говорит Медее: «Если вам —

Тебе иль детям нашим — деньги нужны

На дальний путь, прошу сказать теперь;

Отказа вам не будет. Я и знаки Могу послать друзьям в чужой стране, Помогут вам...»

Говоря о знаках, Ясон имеет в виду древний обычай пользоваться в случае необходимости так называемыми «гостевыми знаками», то есть половинками кости, которыми друзья обменивались на прощанье. Одна из половинок, будучи посланной другу, обладателю другой поло­винки, находящемуся на чужбине, давала право на содействие и по­мощь пришельцу, удостоверяя его принадлежность к семье друга(4., стр.26).

Вопрос о дружбе в античности может быть понят только в контексте особенностей психологии афинян и культурно – исторической традиции. Прежде всего, это касается мужской дружбы. Ее значимость в культуре в классический период очень высока. Она сохраняет и продолжает традиции гомеровской эпохи, мужского союза, дружбы воинов. И в то же время, это дружба – влечение мудрого старшего к прекрасной юности младшего. То, что вошло в культуру под термином «платоническая любовь». Так же, как «эдипов комплекс» или «комплекс Электры», также как явление «катарсиса», платоническая любовь являлась психологическим феноменом, отражающим глубины человеческого естества и сохранившимся в культуре. Французский историк А. И. Марру рассматривал педерастию как особый тип образования, вкладывая в это понятие идею «Пайдеи», приобщения к культуре, обретения образа. Он писал: «Это прежде всего определенный эмоциональный и душевный настрой, женоненавистнический идеал совершенной мужественности. . Страстная привязанность, любовь (уже Сократ умел отличать ее от полового влечения и противопоставлять ему) предполагает стремление к высочайшему совершенству, к идеальной ценности.

Разница в возрасте задает между любовниками отношения неравенства, наподобие того, что существует между старшим и младшим братом. Желание старшего привлечь, произвести впечатление рождает у младшего чувство восхищения: старший представляется героем, идеалом, зовущим к подражанию, на чей уровень юноша стремится подняться.

Старший ощущал в себе в ответ на призыв любимца педагогическое призвание, становился наставником, опираясь на его благородное стремление к соревнованию.

Таким образом, в любовной связи присутствует усилие вос­питания с одной стороны и взросления с другой, причем первое окрашено отеческой снисходительностью, второе — послуша­нием и восхищением. Происходит это само собой, в повседнев­ном общении, через беседу, совместную жизнь, постепенное приобщение младшего к общественной жизни старшего: клуб, гимнасий, пиры.

Семья не могла дать образования: женщину, чья роль вооб­ще невелика, признают способной лишь к вскармливанию мла­денца. После семи лет ребенок ей не принадлежит. Что до отца (речь идет, не будем забывать, изначально об аристократиче­ской среде), он поглощен общественной жизнью: он гражданин, политический деятель и лишь затем глава семьи. Вспомним любопытный рассказ Платона в начале диалога Лахет*: он опи­сывает двух отцов семейства, пришедших посоветоваться с Со­кратом об образовании своих сыновей. Их собственным обра­зованием в свое время совершенно пренебрегли: «Мы корим за это наших отцов, которые предоставили нам полную волю, не прибегая к узде, а сами были заняты делами других». Платон категори­чески утверждает: педерастическая связь создает между любов­никами «куда большую близость», чем та, что существует между родителями и детьми. Не берет на себя образования и школа. В архаическую эпоху ее просто не существовало, а возникнув, она всегда вызывала не­которое презрение и недоверие из-за того, что школьный учитель получал плату за свою службу, и роль ее была подсобной, ограни­чивалась. Для грека образование заключалось в основном в глубокой близости, возникавшей между юношей и старшим по возрасту, причем последний одновременно делался для первого образцом и руководителем и посвящал его в жизнь; любовный пыл отбрасывал на эту близость свой нечистый и жаркий отблеск.»(16..стр..50-51). В диалоге «Пир» Платон описывает мужскую дружбу. Диалог «Пир» принадлежит к тому жанру застольных бесед (симпосий), которому положил начало Платон и который имел аналогии не только на греческой, но и на римской почве, не только в литературе античности, но и в христианской литературе периода становления средневековья. И до Платона гомеровский эпос, а также лирика были совершенно немыслимы без темы застольной беседы. Гомеровские герои среди поля боя наслаждаются едой, питьем и «беседой взаимной» (Ил. XI 623—643), а удивительные странствия Одиссея есть не что иное, как рассказ на пиру у царя Алкиноя (!Х — XII). Темы застольной беседы со временем менялись. Сама же беседа представляла собой второй этап пира, когда после обильной еды гости обращались к вину (отсюда греч. auu.noai.ov — «совместное питье») За чашей вина общий разговор имел не только развлекательный, но и высокоинтеллектуальный философский, этический и эстетический характер. Диалог «Пир» представлял собою рассказ о пире, устроенном по случаю победы трагического поэта Агафона в афинском театре. Беседа состояла из семи речей на одну тему о мужской дружбе-любви. В них– раскрывалось противоречие между признанием этого явления, как общепринятого, лежащего в природе вещей и в то же время осуждения его среди некоторой части афинян в силу их неверного понимания. Эту мысль выразил Павсаний. Телесная красота прекрасна и достойна любви. Но важнее телесной красоты ум, душа. «По здешним понятиям, и боги и люди предоставляют влюбленному любые права,— если учесть все это, вполне можно заключить, что и любовь и благоволение к влюбленному в нашем государстве считаются чем-то безупречно прекрасным. Но, с другой стороны, отцы приставляют к своим сыновьям надзирателей, чтобы те прежде всего не позволяли им беседовать с поклонниками, а сверстники и товарищи сыновей обычно корят их за такие беседы, причем старшие не пресекают и не опровергают подобные укоры как несправедливые. Видя это, можно, наоборот, заключить, что любовные отношения считаются у нас чем-то весьма постыдным.»

«Низок же тот пошлый поклонник, который любит тело больше, чем душу; он к тому же и непостоянен, поскольку непостоянно то, что он любит. Стоит лишь отцвести телу, а тело-то он и любил, как он «упорхнет. улетая», посрамив все свои многословные обещания, А кто любит за высокие нравственные достоинства, тот; остается верен всю жизнь, потому что он привязывается к чему-то постоянному.»(17.,90-91)

Речь Алкивиада, которой заканчивается пир, раскрывает сущность подлинной дружбы между мудрым старшим и ищущим мудрости юношей. Отношение Алкивиада к Сократу - отношения ученика к Учителю, это тот тип отношений, который зародился именно в культуре древности.