Научная инквизиция - главная преграда на пути к научной истине

 

Исследования продолжались, и я начал подумывать, как издать их отдельной брошюрой. Убедил руководство научной частью института в необходимости такого издания, и оно подписало просительное письмо в Главк сельхозвузов с просьбой включить в план издания института лекцию профессора Канарёва Ф.М. под названием "Проблемные задачи механики." В письме сообщалось, что тема лекции посвящается проблемам земледельческой механики, ибо без этого разрешения не получить.

Добрые отношения с нашим куратором в Главке - Аллой Даниловной Повзун помогли сочинить другое письмо, но уже от Главка сельхозвузов в Госкомитет по печати с просьбой разрешить издать упомянутую лекцию.

Через три месяца институт получил соответствующее разрешение, и я, можно сказать, ринулся быстрее издавать накопившееся, боясь, что разрешение на издание могут отменить.

Мне казалось, что результаты, собранные вместе, помогут интересующимся понять суть описываемого. К этому моменту купил книгу о сверхкоротких световых импульсах и поразился осциллограммам этих импульсов. Они в точности копировали траекторию конца иглы игольчатого диска, и я без должного анализа принял это сходство за экспериментальное доказательство соответствия модели фотона реальности. Подробнейшим образом описал детали осциллограммы с помощью уравнений волнистой циклоиды и был уверен, что это доказательство будет неотразимым.

"Проблемные задачи механики" разошлись, как и положено, в центральные библиотеки, и я начал ждать, что из этого получится.

Борис Николаевич Диденко, знавший в деталях мои результаты, выразился так: "Как бы там ни было, но каждая библиотека будет считать за честь иметь такую книгу."

Читатель понимает, что научные увлечения – лишь часть жизненных забот автора. Неожиданно и слишком поздно обнаружилась неизлечимая болезнь у жены. Титанические усилия пришлось приложить, чтобы разместить её на лечение в одну из лучших клиник страны. Но хлопоты оказались напрасными. Слишком поздно была обнаружена болезнь. Жена искренне интересовалась моим научным увлечением и была рада выходу в свет моей книги. Но радость эта была недолгой. В мае 1984 г. я навсегда попрощался с ней.

Зимой поехал ко Льву Емельяновичу. Недовольство его проявилось сразу. "Разве можно в таком важном деле спешить с публикацией, надо было прислать мне, я бы отредактировал. А теперь публикация вышла в таком неприглядном виде, серьезные ученые ее даже читать не будут, обойдут". Этот прогноз оказался пророческим. Так оно потом и случилось.

Лишь несколько писем я получил с просьбой выслать "Проблемные задачи механики." Наиболее интересная переписка завязалась с Рэмом Георгиевичем Баранцевым из Ленинградского Государственного Университета (ЛГУ). Встретил он эту книгу в публичной библиотеке Ленинграда и попросил выслать экземпляр. Потом я ездил к нему. Мы много раз встречались и даже трижды я выступал на кафедре математической физики по данной проблеме.

Спустя год после издания "Проблемных задач механики" в наш институт поступило письмо из отделения Общей физики и астрономии Академии наук СССР. Вот его содержание.

«В отделение Общей физики и Астрономии АН СССР поступил на отзыв препринт лекции Ф.М. Канарёва "Проблемные задачи механики", изданный в Вашем институте. Направляю Вам отзыв, подготовленный в институте теоретической физики АН СССР (прилагается)».

«Вызывает недоумение тот факт, что в Вашем институте одобрено к печати издание не только научно несостоятельное, но и не имеющее никакого отношения к актуальным проблемам сельского хозяйства, которые призван решать Ваш институт. Особенно неуместен подзаголовок препринта "Лекция", указывающий на возможность использования в процессе обучения студентов...

О принятых мерах прошу сообщить в Отделение общей физики и астрономии Академии Наук СССР.

Зам. академика - секретаря Отделения общей физики и астрономии АН СССР, академик.........Г.В. Курдюмов.

Подпись не соответствовала указанной фамилии.

К этому письму было приложено второе письмо, подписанное ученым секретарем института теоретической физики (ИТФ), кандидатом физико-­математических наук В.Г. Каменским. В нем сообщалось, что моя работа была рассмотрена в ИТФ им. Ландау АН СССР и ниже приведены выводы рецензента, последний из них сформулирован так.

"Таким образом, высказанные автором гипотезы представляются несостоятельными и не представляют материала ни для экспериментальной проверки, ни для сравнения с существующими теориями."

Для меня осталось загадкой: почему меня не пригласили на обсуждение моей брошюры?

Вообще-то в науке считается, как я уже знал, что если одно и то же явление повторяется многократно, то оно закономерно, и можно было уже согласиться с тем, что все мои поиски - чистая ерунда и ничто более. Но настораживало инквизиторское требование из института Общей физики и астрономии к Председателю ученого Совета нашего института доложить о принятых мерах. Какие же меры ожидало руководство уважаемого академического института от руководства нашего института? Не тех ли, которые были применены еще в 20-30 годы против критиков Специальной Теории Относительности? Ведь тогда немало видных советских ученых было репрессировано и расстреляно только за критику этой теории.

Проректор по научной работе, В.В. Ерошкин пригласил меня и говорит: "Мы тут получили угрожающее письмо из академии за то, что опубликовали твою лекцию, но ты на это не обращай внимания. Мало ли что им там показалось. Мы решили передать все это тебе и не отвечать на это письмо."

Размышления наводили на мысль, что в высших эшелонах науки сформировалась атмосфера, в которой стремление к познанию научной истины путем анализа противоречий - атрофировано. Учеными управляют какие-то другие страсти, которые умело формируются и рьяно охраняются.

ПОИСК НАУЧНОЙ КРИТИКИ

Регулярное посещение книжных магазинов привело меня к популярной книжке М.Г. Сапожникова "Миры и Антимиры". Увлекательно написанная гипотеза показывала нестандартность мышления автора и я рискнул отправить ему "Проблемные задачи механики". Ответ пришел довольно быстро и мне он показался весьма полезным.

"Глубокоуважаемый тов. Ф.М. Канарёв! Я, конечно, мог бы дать отзыв на Вашу книжку, тем более, если Вас не заботит отрицательный он будет или положительный, но хотел бы сразу предупредить, что первый вариант "Проблемных задач механики" произвел на меня очень грустное впечатление. По моему, идеи, которые Вы развиваете, в корне не верны. По крайней мере, Вы же понимаете, что Ваш подход совершенно расходится со всеми хорошо проверенными и установленными законами физики.

Поэтому Вашу точку зрения надо очень сильно аргументировать и обосновывать.

С уважением, М.Г. Сапожников".

Короткое письмо, но весьма ценное. Михаил Григорьевич сразу увидел основное и дал правильный совет. Пересмотр основ физики так слабо аргументировать нельзя, как у меня получилось. Я понял, что это первый вариант обоснования новой точки зрения на сформировавшиеся в физике проблемы. Но я не предполагал, что, встав на путь усиления аргументации, я найду еще немало удивительного в своем поиске и остановлюсь примерно лишь на десятом варианте, который потом и пойдет в печать.

Конечно, согласиться с тем, что мои исследования противоречат законам физики я никак не мог. Ведь все законы физики сформулированы не только словами, но и выражены математическими формулами. Так вот, мои исследования дают те же самые математические формулы, но вносят при этом новую их интерпретацию. Так что результаты моих исследований не могут противоречить законам физики, ведь проверка экспериментальных данных не изменяется, формулы для расчетов остаются прежними, меняется лишь интерпретация результатов эксперимента. Стоит ли писать об этом Михаилу Григорьевичу? Нет, конечно. Свое мнение о моей книге он сформировал в результате ее беглого просмотра, не вникая в суть. Если я напишу ему об этом, то он может обидеться и тогда я не получу от него квалифицированного заключения. Лучше попросить его написать мне отзыв такой, какой у него получится при внимательном чтении моей книжки. И я поблагодарил Михаила Григорьевича Сапожникова за согласие дать мне отзыв, но получил его не скоро, после еще одного напоминания.

"Глубокоуважаемый товарищ Ф.М. Канарёв!

Я хотел бы принести свои извинения за то, что долго не отвечал на Ваше письмо. Вообще говоря, изучить Вашу книжку на 80 страниц не так просто, и, честно говоря, я не могу утверждать, что я в ней полностью разобрался. Однако, уже само начало вызывает большие возражения. Из рассуждений на стр. 6-7 ясно, что Вы отождествляете полностью квант, частицу и волновой пакет или цуг волн. На самом деле это разные вещи: волновой пакет есть цуг волн вероятности, в том смысле, что квадрат амплитуды волнового пакета определяет не плотность энергии в пространстве, как справедливо для обычной электромагнитной волны, а вероятность обнаружить частицу в данном объеме. Вы же всюду работаете с волновым пакетом как с обычной электромагнитной волной, а этого, конечно, делать нельзя, потому что возникает куча парадоксов и противоречий с опытом. Например, Ваш цуг волн должен делиться при прохождении через полупрозрачное зеркало, что означает расщепление фотона.

У меня есть еще целый ряд замечаний, но все они уже имеют более производный характер. Основное возражение - именно в Вашей трактовке волновых пакетов. Вы ссылаетесь на книгу Э. Вихмана, поэтому я бы посоветовал еще раз просмотреть стр. 168-180, там очень четко все сказано про разницу между фотоном и цугом волн".

С уважением, М. Сапожников. 8.08.84 г.

Есть все основания согласиться с Михаилом Григорьевичем в том, что он полностью не разобрался в прочитанном. Ибо, неделимость кванта (фотона) - основа всей работы, а рецензенту показалось, что он делится.

Интересной оказалась ссылка на вероятность обнаружить частицу. Это - фундамент всей современной теоретической и экспериментальной физики, которому все они поклоняются, как идолу, так и не разобравшись, в чем тут дело. Чувствовалось, что я и сам еще не до конца раскрыл то, что подсказывала мне интуиция, и не имел четкого представления, в чем тут дело. Это обстоятельство обнаруживалось практически при всех последующих контактах, поэтому я обязан был разобраться с этим вопросом. Несколько лет ушло на анализ столь глубоко запрятанной сущности принципа неопределенности, сформулированного физиком-теоретиком Гейзенбергом.

Думается, что как раз здесь и надо познакомить читателя кратко с этой сущностью. Более подробный анализ будет приведен в следующей книге "Кризис теоретической физики".

Суть вопроса тесно связана со свойством фотона двигаться в пространстве прямолинейно и синхронно с течением времени. Оказалось, что эту особенность можно отразить только в геометрии Евклида. Но так уж случилось, что математики наплодили множество геометрий, а физики не разобравшись, начали включать математический символ скорости фотонов "С" в математические формулы всех геометрий, а этого делать нельзя, так как свойства фотона соответствуют только аксиомам геометрии Евклида и противоречат аксиомам всех других геометрий. Но физики не заметили этой связи и, не задумываясь, включают скорость фотонов в формулы всех геометрий. Это первое заблуждение, которое приводит к неопределенности.

Второе заключается в том, что для описания поведения элементарных частиц они используют в основном синусоиду с многочисленными модификациями ее аргумента. При этом они не обращают внимания на тот факт, что с помощью синусоиды невозможно определить точное положение частицы, так как такое положение описывается в геометрии Евклида на плоскости двумя координатами, а значит и двумя уравнениями, а в пространстве - тремя. Синусоида - это одно уравнение, а координаты, которые обычно вводятся в нее, оказываются не зависимыми от времени. Вот и получается, что синусоида описывает такой процесс, в котором координата меняется сама по себе, а время течет само по себе. В жизни ведь такого не бывает. Здесь координата положения объекта в пространстве меняется синхронно с течением времени. Разве из этого анализа не ясно, что с помощью синусоиды вообще невозможно получить точную информацию о положении объекта в пространстве.

Однако среди кривых похожих на волнообразную синусоиду, есть такие, которые могут точно описать положение объекта в пространстве. Это - циклоида. Ее математическая модель как раз и позволяет делать то, что не может сделать математическая модель синусоиды. Вот в чем дело. Читатель вспоминает рецензии на мои статьи и критику в мой адрес по поводу использования для описания поведения фотона уравнений циклоиды. Ведь то, что я сейчас описал могли понять мои оппоненты при внимательном чтении текста статьи, но они, как говорится, с порога все это отвергали, не разобравшись в сути.

Третья причина господства принципа неопределенности в современной теоретической и особенно в экспериментальной физике связана со структурой фотона и электрона. Именно структура фотона и электрона не позволяет им принести информацию в какой-нибудь прибор с точностью большей, чем две длины волны. Но об этом мы подробно поговорим в следующей книге.

По линии Константина Михайловича Губарева я добрался до Отдела Теоретических Проблем Академии Наук СССР и много раз встречался с ученым секретарем этого отдела, кандидатом физико-математических наук Альбертом Николаевичем Агеевым. При первой встрече он сразу спросил: "Какой новый постулат Вы предложили и как доказываете его достоверность?"

Признаться, в то время я не очень - то представлял важность значения постулатов в науке, не размышлял на эту тему и поэтому ответил, что у меня нет никаких новых постулатов, все я базирую на уже известных математических формулах.

Однажды он согласился дать мне отзыв и даже подумывал о том, чтобы опубликовать мои результаты в трудах отдела. К тому времени он уже основательно был знаком с моими задачами, понял их и в одной из бесед выразился так: "Если я выполню роль повивальной бабки для Ваших исследований, то для меня это будет большая честь. Я понимаю, что шумок после этой публикации пройдет, но монолит привычного мышления останется непоколебимым".

Однако созревавший контакт с физиками быстро оборвался. В следующий приезд в Москву я уже застал нового ученого секретаря. Несколько встреч с директором отдела Эрастом Ивановичем Андрианкиным ничего не дали. Он с какой-то осмотрительностью сторонился моих результатов, хотя и заметил однажды: "А что, весьма вероятно, что фотоны всей шкалы электромагнитных излучений имеют одну и ту же структуру. Эта идея заманчива, но зачем она Вам нужна? Я никак не пойму".

На этом мои связи с отделом начали угасать и совсем оборвались после моего доклада на ученом Совете отдела результатов по анализу преобразований Лоренца. Мужи науки к моему докладу отнеслись примерно так, как родители к безобидным шалостям ребенка.

Книга Л. Пономарева "Под знаком кванта" поразила меня своей публицистичностью. В ней было немало мыслей, созвучных моим представлениям. Часть из них я потом включил в свою книгу. Вот эта часть: "Споры о квантовой физике продолжаются по сей день... Своей ожесточенностью и непримиримостью споры эти напоминают иногда вражду религиозных сект внутри одной и той же религии... И, как всегда в религиозных спорах, логические доводы здесь бесполезны, ибо противная сторона их просто не в состоянии воспринять: существует первичный эмоциональный барьер, акт веры, о который разбиваются все неотразимые доказательства оппонентов, так и не успев проникнуть в сферу сознания".

Ну, думаю, вот этот человек лишен стереотипа мышления и способен творчески подойти к нестандартной работе. Он - то обязательно проявит интерес к моим исследованиям. К этому моменту у меня был уже отпечатан в пяти экземплярах и переплетен новый вариант "Проблемные задачи механики". Основательно доработанный, он казался мне неотразимым и я, будучи в Москве, зашел в издательство "Советская Россия" и попросил адрес и телефон автора книги "Под знаком кванта".

Написал ему теплое письмо и благодарность за интересный обзор проблем квантовой механики, и вместе с новым рукописным вариантом своей книги отослал через почтовое отделение гостиницы "Россия".

В следующий приезд в Москву, не помню уже, через какое время после этого, позвонил Леониду Ивановичу, поинтересовался его мнением о моей работе.

Он начал так: "Вообще-то знаете, я не специалист в этой области, но мнение у меня уже сложилось. Ваше сочинение больше относится к метафизике, чем к науке, если мягко говорить".

Мне ничего не оставалось, как поблагодарить за такую оценку и попросить выслать мне обратно рукопись. На что он ответил: "А что, она Вам так дорога, что Вы не желаете оставить ее мне?"

-Думаю, что при Вашей оценке она Вам не пригодится, поэтому очень прошу Вас вернуть ее мне - был мой ответ. Через три месяца я получил рукопись вместе со своим письмом обратно.

Следующий логический шаг - попросить специалистов местного университета выслушать меня. Семинар организовал на своей кафедре. Основные формулы написал на доске. Собралось человек десять - пятнадцать. После доклада и ответов на вопросы слово взял зав. кафедрой теоретической физики Кубанского госуниверситета, кандидат физико-математических наук В.И. Чижиков и начал примерно так: "Я вспоминаю студенческие годы, лекцию Нильса Бора и его слова о том, что теория должна быть достаточно сумасшедшей, чтобы быть современной, а то, что мы услышали, не отвечает такому требованию и к тому же не соответствует существующим представлениям". Далее он принялся рисовать линии на доске, имитирующие поляризацию светового потока и связывать ее с вероятностным представлением, вытекающим из интерпретации уравнения Шредингера. В конце, по неизвестно кем установленной традиции, выдал: "А тут автор нам доложил и не знает сам, как та женщина, что он родил на самом деле".

В своем выступлении я сказал, что в университете Чижикова В. И. скоро состоится зональный семинар по физике, и я в нем участвую. Однако я не опущусь до того, чтобы отпускать такие неуместные колкости в адрес хозяев семинара какие допустил Чижиков В.И..

Доцент Е. Мултых из Политехнического института выступил в поддержку исследований, сказав: "Мы знаем, что в прошлом немало рациональных идей отвергалось с порога, а потом они получали великолепное развитие. Вот и теперь мы имеем, по-видимому, аналогичный случай. Мы даже толком не можем оценить то, что написано на доске, а ведь многое осталось еще за доской, и я бы на месте Чижикова не брал на себя смелость отвергать все с порога."

Доклад мой был одобрен в целом и было рекомендовано продолжать исследования. Я попросил Чижикова В.И. вернуть мне рукопись в переплете, которая была передана ему за две недели до семинара. Но он наотрез отказался, ссылаясь на то, что она ему еще нужна.

Борис Николаевич Диденко устроил мне разнос за плохой доклад, за то, что я не смог выделить главное и топтался на частностях.

Что же, я и сам чувствовал, что не смог убедить аудиторию. После этого вновь начал переделывать рукопись и решил отправить ее в Академию наук СССР.

Проректор по научной работе согласился подписать письмо, в котором сообщалось, что автор учел замечания рецензента, поэтому если Отделение общей физики и астрономии АН СССР сочтет возможным публикацию предлагаемой гипотезы в виде препринта, то институт готов ее отпечатать при наличии соответствующего разрешения.

Не дождавшись ответа на это письмо, я решил обратиться к самому Нобелевскому лауреату, академику-секретарю Отделения Общей физики и астрономии АН СССР, академику А.М. Прохорову.

Уважаемый Александр Михайлович!

Знаю, что Вашему отделению уже изрядно надоели просьбы со стороны по рецензированию различных научных работ по проблемам физики. Но что делать, если так у нас поставлено дело. Имей мы журнал научных гипотез, у Вас бы меньше было забот. Научные дискуссии были бы открытые.

О моей научной работе в Вашем отделении знают с 1984 г. Правда, первый вариант ее оказался трудно воспринимаемым. Сейчас изложение несколько улучшилось, и я решил вновь представить ее на суд специалистов академии.

В адрес академии выслал рукопись в переплете в объеме около 180 страниц и сопроводительное письмо от института, где работаю.

В уведомлении о вручении моего почтового отправления академии сообщено, что оно получено тов. Захаровой по доверенности 26.2.86 г.

Не дождавшись официального ответа, я, будучи в г. Москве, позвонил в Ваше отделение. Мне сообщили, что в журнале регистрации писем от организаций не зарегистрировано поступление письма от Кубанского сельхозинститута и посоветовали позвонить в отдел писем. Из отдела писем ответили, что в картотеке регистрации писем от авторов не зарегистрировано получение письма или бандероли от Канарева Ф.М. После этого мне посоветовали обратиться к Виктору Анатольевичу Заяц. Он сообщил, что помнит о поступлении этой работы и что ее просматривал высококвалифицированный специалист, у которого она не вызвала интереса.

Далее Виктор Анатольевич сообщил, что не помнит, какой и куда был направлен ответ на официальное письмо нашего института. Вроде бы в Союзагропром. На вопрос о возврате рукописи работы он сообщил, что рукописи назад не возвращаются.

Поскольку объем работы вырос до 180 стр., то для объективной и глубоко аргументированной её оценки требуется немало времени, поэтому я и не ожидал рецензию, а лишь официальный ответ с любой долей этичности, но и его не последовало.

Учитывая изложенное, прошу Вас прислать ответ хотя бы лично мне.

С уважением, Ф.М. Канарев.

25.04.86 г.

Не получив ответа, я в следующий приезд в Москву, вновь начал обзванивать и попал на высокого специалиста. Он объяснил мне, что знакомился с рукописью, но ничего заслуживающего внимания в ней не нашел. "Мы ушли дальше Вас, описываем микромир струнными теориями". Я попросил выслать рукопись назад. Он подтвердил, что рукописи они назад не возвращают. Я поинтересовался фамилией своего собеседника, он ответил, что его фамилия Окунь. Мне она ни о чем не говорила. Лишь потом я узнал, Что он - Лев Борисович, академик. Впоследствии он выступил с критикой теорий относительности А. Эйнштейна.

Мои напоминания, видимо, надоели и я получил, наконец, официальный ответ.

Уважаемый тов. Канарёв Ф.М.!

Ваша работа " Проблемные задачи квантовой механики" поступила на рассмотрение в Институт теоретической физики им. Ландау АН СССР. К сожалению, мы не можем рекомендовать ее к публикации в научные журналы или в виде препринта, т.к. уровень ее научности не удовлетворяет современным стандартам. Если Вы, скажем, взялись строить теорию водородоподобного атома с учетом релятивистских поправок, то нужно написать исходные уравнения и далее решить их, не вводя никаких новых гипотез. В конце вычислений Вам нужно получить правильный спектр уровней с правильной тонкой структурой линий. Ничего этого в Вашей работе нет. Этим и вызвано наше отрицательное заключение.

Дальнейшую переписку по данному вопросу считаем нецелесообразной.

С уважением, ученый секретарь В.Г. Каминский.

Удивительное дело. В книге впервые дан аналитический расчет спектра первого электрона атома гелия, то есть, решена задача, которую до этого никому не удавалось решить, а ученый секретарь умалчивает этот факт и пишет лишь о спектрах атома водорода. Почему? Почему новый результат замалчивается?

 

ВОСПОМИНАНИЯ ЮНОСТИ

 

Потом мне посоветовали обратиться к заведующему кафедрой проблем механики Ленинградского университета Н.Н. Полехову. Встреча состоялась в Петровском зале старого здания университета на Васильевском острове.

С большим волнением я поднялся на второй этаж и зашел в длинный коридор, на стенах которого висели портреты великих ученых. Странное чувство охватило меня. Последний раз я ходил по этому коридору целый учебный год почти тридцать лет назад, учась на физическом факультете.

Тогда я боялся ходить по этому коридору, так сильно давил меня таинственный авторитет портретов великих ученых. Думалось, я из заброшенной и забытой богом Кубанской станицы, кто я? Никто. А тут - тут светила науки. Есть ли у меня совесть претендовать на близость к их уровню? Я чувствовал себя ничтожеством, проходя по этому длинному коридору под пристальными взглядами этих портретов. Нет, думаю, это не моя среда, не мое окружение, никогда я не смогу хоть как-то приблизиться к их уровню, а по сему учиться здесь - значит претендовать на то, чего у тебя нет и никогда не будет.

Я ненавидел лекции, которые читались в зале в конце этого коридора. Другое дело другие здания университета, там мне было легко и непринужденно, там не было "самозваных" контролеров моей совести.

Помню лекцию по физике, на которой лектор с величайшей гордостью сообщал нам о необыкновенных следствиях, вытекающих из преобразований Лоренца. Он с наслаждением доказывал, показывая на преобразования Лоренца, как с увеличением скорости движения уменьшается темп течения времени. Все мы воспринимали это как чудо. И, тем не менее, чётко помню, как у меня зародились сомнения в логичности этого доказательства. Подумалось: это непостижимо для моего разума. Чувствовалось, что здесь что-то не так. Слишком абсурдным казалось следствие об изменении темпа течения времени.

Конечно, тогда я и не предполагал, что судьба готовила меня к разгадке этой абсурдной таинственности. Тут уместно привести точку зрения одного из моих читателей, который через 52 года после этого понял мое элементарное доказательство нереальности, следствий, вытекающих из преобразований Лоренца.

Здравствуйте, Уважаемый Филипп Михайлович! По мере возможности, посещаю Ваш сайт и знакомлюсь с публикациями. Возникает много вопросов, хотелось бы их задать Вам, но даже не знаю, удобно ли будет отвлекать Вас своими письмами с вопросами. Часто ловлю себя на мысли, что часто, порой непроизвольно, оцениваю многие спорные моменты, с позиции Аксиомы Единства. И это приносит свои положительные плоды. На сегодняшний момент это пока самый ясный для меня факт. И главное, как красиво и на удивление просто разрешена головоломка с преобразованиями Лоренца. С уважением, М. В.

Совокупность необычного для меня явилось главной причиной моего ухода из университета по собственному желанию. При отсутствии троек в зачетной книжке я покинул университет, закончив первый курс физического факультета. До сих пор не могу толком понять до конца, какие силы увели меня из этого университета. Но в целом я благодарю судьбу за это. Ибо, окончив физический факультет университета, я получил бы такой заряд стереотипа научного мышления, который навсегда закрыл бы для меня тот путь поиска, по которому я иду сейчас.

И вот теперь я вновь вхожу в этот коридор. Еще на лестнице сознание отметило невзрачность стен, потолков и сводов, а когда вошел в зал, то был поражен всеобщей серостью стен. Видимо, давно не ремонтировали этот загадочный для меня коридор. Портреты висели, наверное, те же, но вид у них был серый, никаких красок, никакой яркости, как раньше, не было заметно. Все тускло, тускло и неприглядно. У окон группами стояли студентки и студенты, и тут же курили, о чем раньше и подумать нельзя было. Невзрачность длинного коридора меня поразила. Куда делся прежний блеск, загадочный и таинственный вид портретов, которые, можно сказать, выгнали меня из университета после успешного окончания первого курса в 1956?

С Николаем Николаевичем Полеховым состоялась теплая беседа, он взял переплетенный, по-моему, шестой или седьмой вариант рукописи и обещал дать отзыв. Через некоторое время я узнал, что его не стало.

Знакомство с сотрудниками экологической лаборатории в Москве оказалось для меня плодотворным. Один из них, Злобин В.Н., дал мне книгу А.А. Логунова "Лекции по теории относительности и гравитации". Беглое знакомство с этой книгой привело меня в немалое возбуждение и, даже, смятение.

Раньше я читал немало книг по теории относительности, но так и не мог понять связи этой теории с реальностью или убедиться в ее ошибочности. Меня сильно волновал вопрос: как связана разрабатываемая мною теория с теорией относительности? Ответа у меня на этот вопрос не было, и я не знал, где его искать. И тут, после прочтения нескольких страниц зародилась уверенность в том, что теперь-то я разберусь с этим вопросом. И не ошибся. Он не давал мне покоя в момент отдыха на море и в горах. В голове крутились идеи Логунова, Минковского, их математические модели. И, вдруг, в горах пришла ясность по очень важному вопросу: физическому смыслу математических символов преобразований Лоренца. Здесь же, за бревенчатым столом, на крутом берегу горной речки Киша, при свидетельстве величавой растительности Кавказского Государственного заповедника и бодрящей свежести горного воздуха я написал статью под названием "Единство относительности", которую и опубликовал через несколько месяцев. В ней показал невероятный результат: вывод преобразований Лоренца из преобразований Галилея. До этого такая операция считалась немыслимой, она противоречила многим устоявшимся взглядам.

Доказать несостоятельность этого вывода невозможно, и все физики, которых я потом знакомил с этим выводом, воспринимали его как непонятный курьез, но в суть никто из них не желал вникать.

Поскольку самым крупным авторитетом в интерпретации преобразований Лоренца был ректор МГУ академик А.А. Логунов, то я и отправил ему этот весьма необычный результат, который был неприемлем для тех, кто заражен вирусом стереотипного мышления. Этот вирус легко поражает не только бездумную толпу демонстрантов, но и маститых мужей науки. Странно было видеть нежелание разобраться с явными неясностями, тесно связанными с любимой областью исследований человека, к которому я обращался. Однако оказалось, что глубина поражения мышления этого человека вирусом стереотипного мышления настолько велика, что выйти из этого состояния он, как и абсолютное большинство других физиков, был не в состоянии. Он так и не изъявил желания встретиться со мной.

Подготовил статью по интерпретации преобразований Лоренца и отправил ее в журнал экспериментальной и теоретической физики и скоро получил ответ.

Глубокоуважаемый товарищ Канарёв! Сообщаю Вам, что редколлегия журнала вынуждена отклонить статью, так как ее содержание не соответствует современному состоянию науки".

Зав. редакцией Н.И. Янкелевич.

Аналогичные ответы получил из редакций журналов "Природа", "Наука и жизнь", "Знание сила", куда направлял статьи обзорного характера по результатам своих исследований.

Отважился, прошел дебри бюрократии, и отправил статью в Американский журнал "FOUNDATIONS OF PHYSICS" Ответили: "Сожалеем, но в любом случае публикуем статьи, написанные только на английском языке".

Перевел на английский. Ответ пришел такой:

"Я очень сожалею, но Вашу статью "Единство относительности" мы можем только обсудить... Она не имеет значимую фундаментальную важность и не преследует важные цели нашего журнала....

Мы благодарим Вас за Ваш интерес к фундаментальной физике и желаем Вам успеха в поиске подходящего форума для обсуждения Ваших интересных идей...

Так как копии Вашей статьи пересняты, то нужно ли вернуть ее? Правила нашей работы - экономия во всем, где только возможно.

Благодарю Вас за Ваше сотрудничество. В.Г. Гринвэлл».

 

ЗА ПОМОЩЬЮ В ЦК КПСС

 

Оставался еще один путь издания рукописи. Партия тогда правила еще всем и вся, и я решил обратиться в ЦК КПСС за помощью. Иван Кузмич Полозков - первый секретарь Краснодарского Крайкома КПСС принял меня приветливо. Я дал ему, по-моему, седьмой вариант переплетенной рукописи и попросил оказать содействие в ее издании.

Через некоторое время мне сообщили номер телефона помощника члена Политбюро ЦК КПСС Е.К. Лигачева и попросили связаться с ним.

К тому моменту у меня был готов уже восьмой вариант рукописи и я повез ее в Москву. Трипаков Владимир Тихонович - помощник Лигачева, принял меня весьма приветливо, все расспросил и не только посоветовал обратиться в отдел науки ЦК КПСС, но лично провел меня в этот отдел, представил меня зав. отделом естественных наук И.А. Рязанову, тот внимательно выслушал и сослался на то, что такие вопросы решает не ЦК КПСС, а Академия Наук СССР. Я сообщил, что мой результат противоречит теории Эйнштейна, поэтому там я правды не найду. Тут нужно вмешательство ЦК. Дайте указание издать мою книгу в виде гипотезы, и редакция, чтобы не брать на себя ответственность, пусть напишет предисловие и возложит всю ответственность на автора. Таким образом, и издательство, и ЦК КПСС будут выведены из под возможной критики. Эта идея Игорю Андреевичу, как мне показалось, очень понравилась и он согласился со мной, что это разумный выход, но для страховки проводил меня к зав. Отделом общественных наук Б.И. Шимякину.

- А разве в теорию относительности все еще верят? - удивленно спросил он после моих объяснений. - Мы считаем, что ученые уже разобрались, тем более теперь. Вы, наверное, знаете, что эту теорию и Логунов критикует. И вообще, если Вы следите за политикой, то, наверное, заметили установку А.Н. Яковлева. Помните, он сказал, что раньше было или - или, а теперь наступает пора, когда должно быть "и" и "и".

Не сразу я понял смысл этой простоты. Понимание пришло позже, когда агенты влияния, эксплуатируя бездарность руководства Великой страны с помощью подобной детской демагогии, развалили её на части, породив немало войн между этими частями, что явно свидетельствовало о шизофреничности мышления тех, кто взялся проводить назревшие преобразовния.

В конце концов, я попал к инструктору отдела А.В. Шишкину, физику по образованию. Тот был также вежлив и спросил, кому надо направить мою рукопись в переплете на рецензию? Я подумал, подумал и решил, что лучше, если ее посмотрят последовательно академики Фролов и Логунов. Так и порешили.

Через месяц звоню Шишкину. "Фролов сразу отказался, сказав, что эту область науки курирует А.А. Логунов. Теперь Ваша рукопись у него. Ждите ответа".

Помощник Лигачева, видимо, знал, что в отделе науки ЦК КПСС возможны задержки и поэтому связал меня с ЦК ВЛКСМ, где через целую череду лиц меня свели с энергичным молодым физиком - Александром Михайловичем Курбатовым. Он передал мою рукопись на кафедру теоретической физики Московского государственного университета и посоветовал приехать через месяц за отзывом и одновременно рекомендовал мне доложить результаты своих исследований по месту его работы в математическом институте им. Стеклова.

Через месяц интересуюсь. "Приезжайте, - говорит - Вашу работу посмотрели и уже есть отзыв".

Зашли мы с Александром Михайловичем в обычную неопрятную академическую комнату со столами, шкафами, бумагами и доской, где можно было писать формулы.

- Знакомьтесь - представил меня Александр Михайлович. Я поздоровался. "Николай Николаевич Богомолов" - сказал один. "Дмитрий Яковлевич Петренко", - услышал я от другого.

-Это членкоры - дополнил Александр Михайлович.

Санкович Дмитрий Петрович был следующим и у меня на душе появилась радость. Наконец - то будет предметный разговор. Но к моему удивлению мои новые знакомые сразу же покинули нас. Стало ясно, что к поиску истины они не имеют никакого отношения. Ибо стремящийся к ней не упустит момента подискутировать о правильности пути к ней. Но у них, видимо, были другие заботы.

Александр Михайлович уверял, что они просматривали рукопись. Ничего не оставалось делать. Я повесил свои листы и Александр Михайлович со своим аспирантом начали выслушивать мой тщательно подготовленный доклад. Все