Начало экспериментального поиска

 

В тот период в центре дискуссии в мировой науке был эксперимент американских исследователей Флешмана и Понса, показывающий, что при электролизе тяжелой воды идет выделение дополнительной тепловой энергии. Авторы утверждали, что источником этой энергии является холодный ядерный синтез. В печати сообщалось, что многие лаборатории мира пытаются воспроизвести этот результат. Большинство получало отрицательный результат, но некоторые фиксировали эффект.

Перестройка к тому времени разрушила многие сложившиеся научные коллективы. Один из них был на Краснодарском оборонном заводе «Сатурн». Так случилось, что один из участников экспериментов Беклямишев Ю.А. пришел ко мне и попросил помещение для размещения оборудования по исследованию плазменного электролиза воды. Слово «плазма» тогда считалось почти секретным, и коллектив этого завода имел закрытые авторские свидетельства на устройство по получению плазмы в воде.

Надо было продолжать работу, а денег не было. Юрий Александрович занимался каким-то небольшим бизнесом и часть денег тратил на эксперименты, которые я получил возможность наблюдать. Очаровательное зрелище получалось, когда видишь, что вода горит. Около года я не вникал в детали эксперимента, но потом появилось свободное время и я начал делать это. Убедил Юрия Александровича снять фильм об эксперименте, написать статью и выступить на следующей Петербургской конференции. Он согласился. Сделали небольшой фильм, я помог ему оформить результаты его эксперимента в качестве научной статьи и написал свою статью, в которой пытался дать интерпретацию необычному эксперименту.

На конференцию собрались ехать вместе. Но потом Юрий Александрович из-за занятости отказался ехать, но дал мне право доложить его результаты от его имени. Конференция прошла удачно, фильм вызвал большой интерес, удачным, как мне показалось, было и мое выступление. Завязались контакты с коллегами из США и Германии.

На обратном пути я заехал в Москву и показал фильм на научном семинаре в Институте Дружбы народов. Фильм произвел сильное впечатление. Присутствовавшие наблюдали такое явление впервые. Среди докладчиков был японец Tadahiko Mizuno.

Он доложил интересные результаты своих экспериментов по холодному ядерному синтезу. У меня была переплетенная рукопись следующей своей книги на английском языке, и я вручил её Tadahiko Mizuno.

Возвратившись домой, я решил интенсифицировать эти исследования. Юрий Александрович начал оформлять следующую заявку на патент и включил меня в число соавторов, среди которых была и его дочь. При этом я должен был подписать документ, в котором обозначалась доля моего участия и юридическая ответственность за разглашение тайны конструкции устройства. Конечно, от нелепого требования юридической ответственности я категорически отказался, вызвав сильное недовольство Юрия Александровича. Тем не менее, заявку он отправил, но мне стало ясно, что на таких условиях мы не сможем сотрудничать и я начал искать выход.

Оказалось, что Юрий Александрович представлял лишь часть коллектива разбежавшегося с завода «Сатурн». Вторая часть, которую возглавлял руководитель их коллектива Зыков Е. Д., разместилась на территории кожевенного завода, пытаясь организовать с помощью плазменного электролиза очистку сточных вод. Анализы лабораторных экспериментов показывали значительный эффект, но, как переходить к промышленной установке, никто не знал.

В этот момент нашими делами начали интересоваться друзья моей дочери Ирины, которые имели деньги и искали сферу их приложения. Так я познакомился с Подобедовым Владимиром Васильевичем. Он сказал, что если Вы докажете, что есть положительный эффект, то мы будем финансировать Ваш поиск. После анализа ситуации мы пришли к выводу, что надо устанавливать и развивать контакт с Зыковым Е.Д. Когда я встретился с Евгением Дмитриевичем Зыкиным, кандидатом химических наук, то узнал, что он в ссоре с Ю.А. Беклямишевым. Детали я выяснять не стал, но рассказал ему перспективу по финансированию и он согласился с моим предложением.

Через пару дней я был уже в его лаборатории на кожевенном заводе. Стенд, высотою около двух метров был опутан многочисленными трубками. Расход раствора определялся по ротаметру, который каждый раз надо было тарировать. Он определил мне роль лаборанта и я начал осваивать новое для себя дело. Ясно было, что недалеко то время, когда надо будет организовывать лабораторию у себя при кафедре. Но помещение кафедральной лаборатории занимал Беклямишев Юрий Александрович. Жаль мне было, что у нас не складывались творческие отношения и я предложил Юрию Александровичу освободить лабораторию. Он согласился и, примерно, через месяц вывез все своё оборудование.

Должность лаборанта обязывает готовить растворы к эксперименту и я с помощью Евгения Дмитриевича делал это. Заправлял установку раствором и фиксировал его расход. Евгений Дмитриевич устанавливал нужное напряжение и фиксировал показания приборов. Провели мы первый эксперимент с моим участием. Обработал я его результаты и оказалось, что есть режим, где количество энергии в тепле нагретого раствора больше количества затраченной электрической энергии примерно на 25%. Через пару дней эксперимент повторили, с большей тщательностью и его результаты я опубликовал в своих книгах. По данным эксперимента построили вольтамперную характеристику процесса плазменного электролиза воды. Она помогала понять некоторые моменты сложного процесса, но далеко не все.

Получив первые результаты, наши инвесторы сообщили о них руководству АВТОВАЗА в г. Тольяти. Те сообщили, что пришлют своих специалистов. Мы начали готовиться. Евгений Дмитриевич ревниво относился к моим вопросам о роли многочисленных трубок и говорил: придет время, узнаете, а сейчас надо испытать последнюю модель реактора с головкой и трубчатым молибденовым катодом. Несколько дней мы испытывали эту модель и получали удивительные результаты: в растворе было в 4 раза больше тепловой энергии, чем израсходовано на её получение электрической энергии. Сняли фильм об эксперименте. Обилие трубок впечатляло. Повезли на Авто Ваз. Те сразу же прислали своих представителей. Удивительно, но и с их присутствием получили тот же результат.

Решение инвесторов было одно. Немедленно показать это на Авто Вазе. Так и порешили. Приехали в Тольяти. Это было примерно в сентябре. Там нам сделали соответствующий стенд. Евгений Дмитриевич сам собрал гидравлическую схему, которая оказалась проще краснодарской. Пришло начальство, провели эксперимент, получили те же данные. Была дана команда немедленно готовить заявку на патент. Меня поставили первым и ещё человек восемь.

Поскольку новая гидросхема была проще, то она осталась в голове, и моя мысль возвращалась к ней, чтобы убедиться: не вносит ли гидравлическая схема ошибку при фиксировании результата опыта. Приехали в Краснодар, и ясность пришла. Гидравлическая схема вносит погрешность в измерения и их надо было оценить. В этот момент передо мной стояло две задачи. Оценить эту погрешность и изготовить новую модель реактора. Обе они зависели от Евгения Дмитриевича. Он отказывался повторить опыт, ссылаясь на то, что более половины молибденовой трубки сгорело, а новой нет. Поэтому лучше поберечь все это до следующей демонстрации. Мои просьбы проверить это основательнее не действовали. Затянулось изготовление предложенной мною модели реактора. Орта для изготовления анода была только у Евгения Дмитриевича и он не спешил давать её мне. Время тянулось, пришел февраль. Нас уговорили, что надо показать эксперимент специалистам из Российского атомного института, который расположен недалеко от Тольятти в Ульяновской области. Через некоторое время мы все оказались там. Но безрезультатно. Специалисты сообщили, что у них нет возможности изготовить стенд, поэтому лучше поехать на Авто Ваз и там испытать и, главное, проверить наличие вредных излучений.

Через пару дней установка была готова, приехали специалисты атомного центра с приборами. Измерения показали, что вредных излучений нет. Специалистов атомного центра поразило обилие газов, выделяющихся вместе с паром. Эффективность установки Евгений Дмитриевич отказался измерять, и я видел почему. Он, видимо, тоже заметил погрешности гидравлической системы. После этого эксперимента я категорически отказался продолжать эксперименты в Тольяти. Сказал, что мы рано приехали сюда, надо основательнее изучить все в своей лаборатории. Меня отвезли в Аэропорт, а Евгений Дмитриевич еще неделю экспериментировал там.

Инвесторы согласились платить заработную плату только лаборанту в моей лаборатории. В качестве лаборанта я взял мастерового пенсионера – отца мужа дочери, Анатолия Федоровича. Он быстро оснастил лабораторию стендами для приборов и размещения реакторов. Начались будни лабораторных исследований. Гидравлическая схема была максимально упрощена: раствор выходил из мерной емкости и проходил через плазму в реакторе. Зафиксировать объём раствора, прошедшего через реактор, и изменение его температуры не составляло труда. Потом появились весы и точность измерений значительно возросла.

За три месяца было испытано около 10 модификаций реактора, но дополнительная энергия фиксировалась редко и в малых количествах. Ежедневно требовались различные материалы, и я посвящал субботы походам на рынок. Несчетное количество всякой мелочи пришлось приобретать за деньги, которые мне прислал Nory. Наконец, я нашел режим и сочетание параметров, при которых устойчиво фиксировалась прибавка 30-50% энергии. Что делать? Кто поверит в эту прибавку? Решил организовать независимую комиссию из докторов наук разных вузов города. Каждый из них побывал в лаборатории и высказал свои пожелания и замечания.

22 мая 1998 года независимая комиссия зафиксировало прибавку энергии около 40%. Это невиданный в то время результат получил официальный статус. Председатель комиссии и его зам попросили меня свести их с ректором университета. Он принял всех приветливо, но не придал никакого значения важности научного результата, о котором ему сообщили члены независимой комиссии.

Не помню, каким образом, но редакция американского журнала «Бесконечная энергия» узнала о нашем эксперименте и её редактор Евгений Малов (впоследствии был убит) попросил меня подготовить статью. Корректором назначили Петера из Румынии, который хорошо знал русский и английский языки. Прислали мне из редакции последние номера своего журнала. В одном из них обширная рекламная статья о пионерах плазменного электролиза воды – группе японских исследователей во главе с Тадагико Мизуно, который около года назад видел наш фильм о плазменном электролизе в Москве и ничего об этом не написал. Все было представлено так, что японцам принадлежит приоритет в открытии плазмы в воде. Хорошо, что за пол года до этого в трудах Петербургской конференции была напечатана статья Беклямишева Ю.А. (подготовленная мною) о плазменном электролизе воды. Я написал статью о своем эксперименте и упомянул об этом. Статья была быстро напечатана. Корректор моих статей Петер из Румынии начал убеждать меня, что причиной дополнительной энергии является холодный ядерный синтез, и если я буду придерживаться этой точки зрения, то буду в списке претендентов на Нобелевскую премию. Я категорически отказался от этого и сказал, что буду излагать по этому вопросу лишь свою точку зрения. Журнал прекратил переписку со мной и публикацию моих статей.

Тут необходимо напомнить, что Евгений Дмитриевич Зыков был участником многих экспериментов и приносил в лабораторию несколько моделей своих реакторов, которые он испытывал раньше. Мы проверяли их на новом стенде и не один из них не показал эффекта. Тем не менее, я просил Евгения Дмитриевича не отрываться от лаборатории и принимать участие в её работе, несмотря на то, что инвесторы платили заработную плату 500 руб. только лаборанту - моему свату.

Евгений Дмитриевич периодически появлялся в лаборатории, но основные эксперименты проводил на кожевенном заводе на секретной для меня установке. Я никаких претензий ему не высказывал и даже включил в число авторов патента. Заявку на этот патент отправляли инвесторы, и когда он пришел, то оказалось, что фамилию Зыков. Е.Д. они вычеркнули. Мне было страшно неудобно перед Евгением Дмитриевичем и я немедленно включил его в заявку, которая ушла от имени университета. Евгений Дмитриевич сам постепенно охладел к нашему сотрудничеству и потом даже не пришел за одним из патентов, соавтором которого он был, это уже был второй патент. Я выдержал свои обещания о сотрудничестве и включал его в заявки на патенты даже тогда, когда он уже не сотрудничал со мной. Было неудобно. Ведь все началось с него. Он ввел меня в курс этого необычного дела. Неблагодарность в таком случае недопустима в рамках христианской, но не иудейской морали, о которой я уже имел представление из многочисленных книг на эту тему, порожденных перестройкой и периодом реформ.

Конечно, параллельно с экспериментами я выполнял обязанности зав. кафедрой Теоретической механики, проводил занятия и делал массу других дел. Но больше всего увлекала физика. Подготовил третье издание книги «Кризис теоретической физики». Один из членов нашей независимой комиссии, доктор технических наук Трофимов Анатолия Сергеевича. не успокаивался и делал все чтобы мы установили контакт с Министерством Атомной энергетики и его коллегами в физическом институте в Обнинске. К тому времени я опубликовал 3-е издание книги о кризисе теоретической физики и мы отослал экземпляр друзьям Анатолия Сергеевича. Удалось снять и неплохой фильм о наших экспериментах.

Поехали в Обниниск. Выступил я там, на совете, показали фильм, и они обязались убедить своё министерство финансировать эту тему при условии, что она будет совместной. Министерские чиновники встретили нас скептически и вопрос о финансировании держали открытым более полугода. Постепенно надежда рухнула.

Наши инвесторы прекратили оплачивать труд лаборанта, и я остался в лаборатории один. Это продолжалось около года. Я работал по 12 часов, сам делал реакторы на старом маленьком токарном станке и испытывал их. Основными материалами были фторопласт и оргстекло - довольно дорогие материалы, и я покупал их в несчетных количествах. Инвесторы к тому времени обеспечили меня достаточным количеством молибдена. Шло время, я начал чувствовать временами головокружение. Взвесился. Оказалось, что похудел на 10 кг. Но оторваться от экспериментов было сложно. Количество общих тетрадей, где фиксировал результаты, приближалось к 15.

За это время я так и не нашел параметры реактора, при которых эффект был бы значительно больше того, что зафиксировала независимая комиссия. Однако, зафиксировал ряд необычных явлений. Первое – накопление электрического потенциала в растворе, если его пропускать многократно через плазму. Приборов для измерения у меня не было, но потенциал был так велик, что не позволял мне ставить гири на весы, где стоял стеклянный баллон с раствором и из которого он подавался в реактор. Не помогали и защитные диэлектрические перчатки электрика, которые я использовал. Током било и тогда, когда я клал гирю на чашу весов, держа её в диэлектрической перчатке. Поэтому пришлось бросать её на весы, но и в этом случае я получал ощутимый удар электротока. Опасность чувствовалась явная, и я оставил эти эксперименты с надеждой вернуться к ним в будущем.

Второе явление оказалось тоже интересным. Сделал реактор таким, чтобы раствор от анода к катоду проходил через диэлектрическую щель из фторопласта. Начал регулировать величину этой щели. Показания приборов сразу отреагировали на этот процесс, ток и напряжение уменьшались. Именно этим я и начал заниматься впоследствии, когда пришло небольшое финансирование от Авто Ваза на разработку генератора водорода.

К тому времени я имел уже более 10 патентов на различные конструкции плазмоэлектролитических реакторов. Конструкция одного из них позволяла конденсировать пар и, таким образом, выделять газ из парогазовой смеси. Ладонь руки явно ощущала выход газового потока и возникла идея измерять его скорость с помощью анемометра. Несчетное количество опытов было проведено. Снят фильм и показан на нескольких научных конференциях. Специалисты Сант-Петербургской фирмы «Алгоритм» приехали в лабораторию, посмотрели и изъявили желание повторить опыт в их лаборатории, и если эксперимент будет удачный, найти финансирование. Добрый Владимир Васильевич Подобедов неделю содержал их за свой счет на своей даче на берегу Черного моря, надеясь на доброту с их стороны.

Сложил я все в чемоданчик и мы поехали в Питер, примерно, в октябре. Собрали установку, которая фиксировала расход энергии с помощью бытового счетчика электроэнергии, вольтметра, амперметра и осциллографа. Приборов для анализа газовой смеси у них не было. Их представитель пытался отобрать пробы из газового потока для последующего их анализа, но это не удалось, так как не хватало времени, в течение которого реактор работал бы устойчиво. Надо было минимум 15 минут, а устойчивая работа длилась не более 5 минут. Мы воспроизвели все показатели, но на другой день хозяева лаборатории высказали сомнение в корректности измерения газового потока анемометром. Вместо анемометра намылили трубку мылом. Появился пузырь, размеры которого вначале увеличивались быстро, а потом рост его объёма прекращался. Тоже случилось и с мыльной перегородкой, которая перемещалась быстро по узкой части (в зоне горлышка) полиэтиленовой бутылки и медленнее в широкой её части. Такие измерения показали, что газов значительно меньше, чем показывал анемометр. Специалисты «Алгоритма» объяснили это просто: воздух подсасывается в трубку и за счет этого анемометр искажает результат.

У меня возникло сомнение в таком объяснении. А что если молекулы водорода диффундируют через мыльную пленку? Тогда с уменьшением толщины мыльной пленки скорость её расширения при формировании пузыря или перемещении в бутылке будет уменьшаться. Вопрос естественный и его надо было проверить.

Тепловую эффективность реактора специалисты «Алгоритма» не смогли измерить, так как для этого не оказалось необходимых весов. Но протокол с показаниями различных приборов подписали. Удивительным для них оказалось то, что осциллограф и бытовой счетчик электроэнергии показали один и тот же результат. Показания вольтметра и амперметра, измерявших расход энергии на плазмоэлектролитический процесс, были меньше.

По договоренности, они должны были оплатить наш приезд в Питер в любом случае. Но они оплатили лишь мои билеты и отказались оплатить билеты Владимира Васильевича, который неделю содержал их на своей даче на берегу Черного моря. Ему они сказали, что его не приглашали, поэтому и не оплачивают его проезд. Меня это не удивило, так как большинство в коллективе, во главе с его руководителем, были евреи.

Выступления на разных конференциях и издание статей в зарубежных журналах привлекали внимание, и меня пригласили на Европейскую конференцию, организованную издателем немецкого журнала «NET – Journal» Адольфом Шнейдером в Швейцарии. Моя поездка была полностью оплачена. С собой я повез слайды в виде прозрачек и видеофильм. Это была моя первая поездка за границу. Встречал меня в аэропорту Цюриха и провожал в аэропорт Бертил Нордлинг неизвестный мне, но очень приятный человек. Он мог так просто говорить по английски, что по пути в гостиницу в Венфельд мы обсудили научные работы многих европейских искателей научных истин. Я был удивлен его осведомленностью в диссидентских делах. Впоследствии у нас завязалась переписка, но потом она угасла.

Конечно, моих знаний английского языка было недостаточно, чтобы сделать хороший доклад на конференции, но помогали картинки, которые я проектировал на экран и подробно объяснял. Шнейдер переводил мой английский на немецкий язык. Затем я показал видеофильм о своих экспериментах, ответил на вопросы, которые понял, и мой доклад был признан впоследствии неплохим.

После доклада ко мне подходило много незнакомых мне ученых и поздравляли меня. Среди них был Тадагико Мизуно с женой из Японии. Он сказал, что приехал специально послушать мой доклад. У него возникли вопросы, на которые он просил меня ответить ему по электронной почте. Так мы начали изредка обмениваться электронными письмами.

Тут надо описать курьёзную ситуацию, в которую я попал. Докладчики сидели за столами в первом ряду зала конференции и перед каждым была табличка с фамилией. Справа стояли бутылки воды и по два перевёрнутых фужера. Но один из моих фужеров был почему-то заполнен наполовину. Я посмотрел – жидкость желтого цвета, а в бутылках была светлая. Это меня сразу насторожило, и я не стал брать фужер и пить из него. После первого перерыва фужер был подвинут ближе к месту, где я сидел. Но я вновь проигнорировал такое предложение выпить находящуюся в фужере подозрительную жидкость. После второго перерыва фужер был поставлен прямо передо мной, не было места для размещения моих бумаг. Но я вновь не дотронулся до фужера. После обеда фужер исчез. Все это насторожило меня, и я не знал, что делать. Решил забыть об этом.

Оказалось, что меня фотографировали и через некоторое время неизвестный мне человек из Финляндии Juha Hartikka прислал электронное письмо, в котором извинялся за то, что не подошел ко мне на конференции и просил меня высылать ему мои статьи на английском языке, а он будет размещать их на своём сайте. Я согласился и послал ему первую, не помню уже какую статью. Он открыл на своем сайте мою домашнюю страницу, на которой в 2005 году было уже около 30 Мгб. научной информации.

В знак благодарности на моё согласие он прислал мне мои фотографии, которые он снимал на конференции. Среди них были три фотографии, на которых были зафиксированы три позиции злополучного фужера. Фотографии были цветные, а жидкость в фужере - желтая.

Зимой Хартика приехал ко мне в Краснодар, мы познакомились лично и все последующие годы он оказывал мне неоценимую помощь по пропаганде результатов моих исследований. Впоследствии он начал размещать на моей домашней странице мои статьи и книги не только на английском языке, но и на русском. Присылал он мне и отчеты о посещении моей домашней страницы. Его система учитывала лишь часть посетителей, а их было каждый месяц более тысячи. Этого было достаточно, чтобы прекратить поездки на конференции, что я и сделал. Приглашений было немало, но я все их отклонял.

К осени Владимир Васильевич, который имел хорошие контакты с руководством Авто Ваза привез финансирование 5 млн. руб. на два года. В техническом задании значилось, что надо разработать генератор водорода, который бы помещался под капотом легкового автомобиля и потреблял бы не более 20% мощности двигателя автомобиля и производил 20 водорода в час. Я категорически отказался выполнять такой заказ, реализация которого требовала минимум 5 млрд. долларов и соответствующее оснащение, которого у меня не было. Тогда сказали, ну давайте начнём, а там посмотрим, что получится.

Конечно, для реализации задуманного нужны люди, умеющие делать необходимое дело. Я знал одного, Тлишева Адама Измаиловича, адыгейца по национальности, невероятно мастерового человека и не ошибся. Убедил его оставить работу и перейти работать ко мне минимум на два года.

Работа пошла быстро. Я решил проверить вначале наличие или отсутствие холодного ядерного синтеза на катоде. Нашли мягкое низкопробное железо, сделали катоды. Один проработал непрерывно 10 часов в растворе КОН, а другой столько же и в растворе NaOH. Образцы мы быстро отправили моему японскому коллеге Tadagiko Mizuno. Он согласился провести анализ состава химических элементов на поверхностях катода. На не работавшем катоде он зафиксировал 99% железа, а на работавших - целый ряд новых химических элементов - веское доказательство наличия холодного ядерного синтеза в плазмоэлектролитическом процессе.

Катоды размещались во фторопластовых стержнях и мы обратили внимание на то, что за 10 часов работы головки катодов погружались во фторопластовые стержни почти наполовину. Откуда такая сила, забивающая катоды в стержни? Начался анализ, который показал, что шум при работе реактора – это микровзрывы водорода, сгорающего в плазме. Эти микровзрывы и забивали катоды во фторопластовые стержни. Если так, то эти же микровзрывы вращают лопасти анемометра. Убрали анемометр, направили поток газов под плавающую полиэтиленовую бутылку и зафиксировали реальный расход газов, выходящих из плазмы. Результат был печальный. Я ошибался значительно. Стало ясно, что задание Авто Ваза мы не выполним. Сообщили об этом Владимиру Васильевичу. Он сказал, что пока докладывать не будет, поиск надо продолжать. Хорошо сказать продолжать, а в каком направлении?

В голове бродили мысли об электролизе воды при фотосинтезе. Там токи, видимо, минимальные, а процесс разложения воды на водород и кислород идёт. Как это смоделировать и возможно ли это? Примерно седьмая модель низкоамперного электролизера показала: да, возможно. Через пару месяцев мы уже демонстрировали такую модель. Процесс электролиза шел при токе около 0,02А. Причем, процесс выделения газов продолжался и после отключения электролизера от сети. Так как общий объём выделявшихся газов был небольшой, то рассчитывали его количество по массе воды, перешедшей в газы, которую легко было измерить с помощью электронных весов.

Через некоторое время приехали представители Авто Ваза. Посмотрели и уехали. Это было в ноябре, а за декабрь я уже не получил зарплату. Примерно через два месяца прекратили платить и Адаму Измайловичу. Но мы продолжали поиск и установили, что затраты энергии на получение водорода из воды в низкоамперном процессе её электролиза уменьшаются более чем в 100 раз. Фантастический результат! Но деньги на его промышленную разработку никто не выделял.

Мои скромные личные сбережения уходили не только на покупку всего необходимого для экспериментов, но и на оплату высококвалифицированного труда Адама Измайловича. Такую нагрузку я долго выдержать не мог и начал искать выход.

К тому времени пост Президента Республики Адыгея занял известный миллиардер, золотопромышленник адыгеец Совмен Х.М. Решил обратиться к нему за минимальной помощью.

Зам. декана факультета Богус Шумаф Нухович быстро организовал передачу нашего письма в канцелярию Президента через представителя республики Адыгея в Краснодаре.