Усвоение переносных значений слов

 

Крапива кусается?

А как же они тогда лает?

Вопрос ребенка в эпиграфе содержит упрек и даже скрытую по­лемику со взрослыми. Ребенок хочет сказать: «Эх вы, неразумные взрослые! Разве же можно употреблять слова таким странным об­разом? Кусается, как известно, собака, а крапива тут и вовсе не при чем». Дети в принципе отвергают наши попытки употреблять одно и то же слово в разных значениях. Кусаться - это «хватать, рвать зубами, причиняя боль», а второе значение ребенку пока не встреча­лось «вызывать ощущение жжения, раздражать кожу». Дети, как мы знаем, строго следят за соблюдением закона симметрии языко­вого знака, т. е. за тем, чтобы одному означающему соответствовало одно и при этом постоянно одно и то же означаемое, и наоборот. А проявления асимметрии они принять никак не могут.

Ситуация, которая обнаруживается в недоуменных вопросах ребенка, определяется как конфликт известного и нового значения многозначного слова. Известное значение может быть историчес­ки исходным, первичным, но это вовсе не обязательно. Очевидно, ребенок первым усваивает то из значений многозначного слова, ко­торое актуально в его предметно-практической деятельности. Упот­ребление слова во втором, неизвестном ребенку значении создает конфликтную ситуацию, которую он пытается осмыслить. Возмож­ны, очевидно, психологически разные ситуации:

• ребенок не понимает произнесенного взрослым высказывания, в котором употреблено известное ему слово в новом для него значении;

• понимает, но расценивает данное словоупотребление как не­логичное, ищет объяснение для такого переноса и т. п.

Рассмотрим реакцию детей на метафорические переносы наи­менований с одного явления на другое (переносы на основании сходства признаков).

«Ты не можешь оторваться на минутку?» — спрашивает мать у дочери и тут же слышит ответ: «Что я ПРИКЛЕЕНА, что ли?» «Я люблю все острое: перец, горчицу». «А что, и НОЖИК можешь съесть?» — интересуется ребенок.

Очень часто реакция детей отражает укор или неодобрение по поводу нелогичного, по их мнению, употребления слов: «Как это может быть - сухое вино? Вино ведь ЖИДКОСТЬ», — говорит ше­стилетняя девочка.

Особенно часто критикуют дети высказывания, в которых ис­пользуются глаголы движения, перемещения в пространстве в их производных значениях:

«Молоконе может убежать, у НЕГО ЖЕ НЕТУ НОГ!»

«Солнце село». «На СТУЛ, что ли?»

«Дорога сбегает с горки». «А что, разве у нее НОГИ есть?»

«Пошел тебе четвертый год». «Интересно, а куда это он ПО­ШЕЛ?»

«Как это пар может ПОДНИМАТЬСЯ?» «У него же нету ног!»

«Наши часы опять спешат». «Куда это? На работу?»

«Надо убрать горчицу в холодильник, а то будет бродить...» — «Ранее у нее НОГИ есть?»

Слово ноги фигурирует в большинстве недоуменных детских вопросов:

«Ты говоришь: «Часы идут», А где же у них ноги?»

«Поезд не идет, а катится, у него же нет ног!» (в словаре С.И.Ожегова «идти - двигаться, переступая ногами» - ребенок подчеркивает дифференциальную сему, входящую в значение данного слова).

Дети критикуют и метонимические переносы наименований основанные на смежности явлений. «Я уже съела целую тарелку, больше не хочу», - говорит мать. И тут же слышит упрек дочери «А почему же она тогда на столе?» Первичное значение слова «посуда округлой формы с плоским дном», второе значение – содержимое, помещаемое в такую посуду. Мать использовала слово во втором значении, дочь же ориентировалась на первое. Два значения у слова салат, связанные тоже по смежности: «травянистое растение, листья которого идут в пищу в сыром виде», и « кушанье из данного растения и не только из него». Взрослый произносит: «В огороде растут лук, редиска, салат». Ребенок молниеносно переспрашивает: «И ВИНЕГРЕТ!» Взрослый имел в виду первое значение слова, ребенок ориентируется на второе. Семилет­няя девочка самостоятельно придумала каламбур, основанный на комбинации двух значений слова салат: «Можно ли положить салат в салат?»

Некоторые глаголы имеют переносные значения только в форме повелительного наклонения. К ним относятся, например, дуй и катись. Употребление их взрослыми приводит к недоразумениям. Мать сказала четырехлетней дочери: «Дуй из кухни!» Та, нисколько не удивившись, повернулась к двери и стала дуть в ее сторону. Другой девочке, четырехлетней Марьяше, неосмотрительно сказали: «Катись из комнаты!» Она выразила свое недоумение по поводу столь странной команды: «Как же я покачусь? У меня и КОЛЕСИКОВ-ТО нет!» Очень многие вопросы детей метки и свидетельству­ют о рано развившихся у них металингвистических способностях (способностях к анализу языковых фактов). Шестилетний Женя А. спрашивает: «Почему люди говорят «выпей лекарство»? Ведь не все лекарства пьют, есть и таблетки».

Детское доверие к первичному значению слова может быть так велико, что ребенок даже не замечает несоответствия слова и фак­тической ситуации. Мать с пятилетней дочерью были у озера и ви­дели там купающихся в проруби людей — любителей зимнего пла­вания, за которыми уже закрепилось название моржей. Дочь не усомнилась в том, что перед нею и впрямь животные, и потом с ув­лечением рассказывала об этом событии: «Мы сегодня в Озерках видели МОРЖА. У него мордочка была, как у настоящего дяденьки».

Многие дети считают, что любой автомат (даже с газированной водой) должен стрелять, раз он так называется, и на любой маши­не, даже стиральной, можно куда-нибудь уехать.

Переносными значениями обладают многие «соматизмы» — су­ществительные, называющие части тела человека. Признав это об­стоятельство, дети требуют логичности в подобных переносах: «А почему это у кастрюльки ручки есть, а НОЖЕК нет?» - спраши­вает шестилетний Леня.

Трехлетний Алеша A. сумел самостоятельно сделать важное обоб­щение, суть которого можно выразить так — любой соматизм нагру­жен переносными значениями: «У кровати — спинка, у чайника — носик, у стула — ноги, а у меня — все есть!»

Вспоминается обращенное к детям стихотворение Ирины Токмаковой «В чудной стране», основанное на метафорических значениях соматизмов:

 

В одной стране, в чудной стране,

Где не бывать тебе и мне.

Ботинок острым язычком

С утра лакает молочко

И целый день в окошко

Глазком глядит картошка.

Бутылка горлышкам поет.

Концерты вечером дает,

А стул на гнутых ножках

Танцует под гармошку.

 

Опыт показывает, что чуткие педагоги и родители, способные разбудить природную языковую интуицию ребенка, добиваются больших успехов в работе с ними, развивая внимание к слову как к совокупности его разнообразных, соотнесенных друг с другом значений.

В процессе развития языка иногда происходит семантическая компрессия, в результате чего сочетание сахарный песок превраща­ется в песок, детский сад в сад или садик, трамвайный парк в парк. Это вызывает вопросы детей:

- А почему песок не копают, а едят?

- В трамвайном парке деревья растут?

Слово сад в производном значении (детский сад) привычнее для ребенка, чем в исходном, исторически первичном. Поэтому Лена С. отказывалась употреблять это слово, говоря об «участке земли, засаженной плодовыми деревьями; кустами, цветами» (определе­ние словаря). Она предпочитала говорить ЛЕС ЯБЛОК, ЛЕС ГРУШ мотивируя это так: «Там же ДЕТКОВ нет!»

Бывают и другие случаи, когда производное значение усваивается раньше основного. Когда у мальчика спросили, где шишки растут (предполагаемый ответ: «на елке, на сосне» ), он ответил, обмануввсе ожидания взрослых: «На лбу». Даже слово болеть, такое привычное в его исходном значении, дети умудрились переиначить. Бабушку, которая пожаловалась, что болеет, немедленно спросили: «За кого? За «Динамо»?» Впрочем, возможно, это была и сознательная шутка.

Заслуживает внимания вопрос о том, как, каким образом употребляет ребенок слова нормативного языка в новых, необычных значениях. Если в предыдущем случае речь шла о сокращении семантическойструктуры слова, то сейчас рассмотрим, как дети расширяют эту структуру, вводя в нее новые звенья, новые лексико-семантические варианты.

Примирившись с фактом многозначности слова, дети начинают конструировать свои собственные лексико-семантические вариан­ты, опираясь на способы переноса наименований, имеющиеся в нормативном языке. Так, существует модель переноса наименования с отвлеченного свойства на субъект, обладающий данным свойством: колкость его замечаний — говорить колкости. Аналогичным путем идет и ребенок. Девочка шести лет рассказывает содержание сказки « Украденное время»: «Тут главный волшебник и говорит им: Сколько лет мы прожили на свете, а еще никакой злости людям не сделали». Случай обратного рода, когда наименование перенесено с субъекта свойства на само свойство: «Папа не хочет в Форос ехать? Неужели забыл его чудо?»

Один из широко распространенных случаев метонимического переноса наименования — с действия на приспособление для его осуществления: «Вы мне укол не будете делать?» — спрашивает мальчик в поликлинике. Его пытаются уверить, что нет. Но он не теряет бдительности: «А зачем тогда УКОЛ варится?» - задает он вопрос, проследив за действиями медсестры. Шприц называют уколом многие дети.

Часто переносится наименование со средства передвижения на действие, осуществляемое с его помощью: «Помнишь, как мы перед кораблем пельмени ели? Ну, перед теплоходом этим?»

Слово маникюр некоторые дети употребляют в значении «лак, которым покрывают ногти». Получается, что наименование переносится с действия на средство для его осуществления: «Мама маникюром ногти мажет».

Аналогичные процессы возможны также с прилагательными и с глаголами. «Не хочу это ТОЛСТОЕ платье надевать», — плачет пятилетняя модница. Толстое значит в данном случае «заставляющее меня казаться более толстой, чем я есть на самом деле». Данная модель переноса наименований заимствована из взрослого языка. Той же моделью руководствовался ребенок, заявивший: «Ой, какой мокрый дождик пошел!» (перенос по схеме: имеющий определенное свой­ство — каузирующий данное свойство). Изменение значения глаго­лов сопровождается изменением глагольного управления: «ПОДТЯНИ МЕНЯ» означает «подтяни мне колготки или чулки». «ПОЧИСТИ МЕНЯ» — «почисти мне зубы» и т. п. Распространенный случай - употребление глагола пахнуть, имеющего значение «источать за­пах», в значении «воспринимать запах», т. е. вместо нюхать: «Дай­те мне цветочек, буду ПАХНУТЬ» (Аня, 2 г. 2 мес.). Трехлетний маль­чик заявил: «У меня нос ПАХНЕТ», т. е. «чувствует какой-то запах».

 

ОВЛАДЕНИЕ ФРАЗЕОЛОГИЕЙ

 

Существование в языке фразеологизмов — словесных сочетаний, обладающих целостным значением, осложняет усвоение языка ре­бенком. Во-первых, фразеологизм по форме напоминает свободное сочетание обыкновенных слов, и поэтому существует опасность его буквального понимания. Примеров такого рода очень много. Маль­чик удивленно спрашивает после ухода гостей: «Вот ты говорил, что дядя Вася сидит у тети Алены на шее, а я проверял — он все время НА СТУЛЕ сидел». Другой мальчик очень разволновался, ус­лышав, что его кот спит без задних ног. Разбудил кота, сосчитал лапы и, успокоенный, вернулся. Многие наши выражения вызыва­ют у ребенка смех, поскольку, понятые буквально, поражают его своей нелогичностью. Дети слышат, например, что кто-то под зем­лю провалился, и заливаются смехом: «Как же его оттуда ВЫКА­ПЫВАТЬ будут?» Очень смешит их просьба не валять дурака: «Где дурак? Давай мне его, я его валять буду!» Замечание отца: «У тебя ветер в голове!» вызывает язвительный вопрос шестилетней дочери: «И как это ты увидел?» Мать, заявившая, что у нее забот полон рот, получила совет выплюнуть их поскорее. Фраза «Ты растешь на глазах» вызывает бурный протест: «Я НА ГОЛОВЕ расту, а нена глазах».

Буквальное понимание фразеологизма приводит иногда к забав­ным казусам. Пятилетний Леня вызвался быть дежурнымв отсут­ствие воспитателя. Воспитатель попросил его посмотреть за деть­ми одним глазком. При появлении воспитателя спустя полчаса Леня с облегчением открыл зажмуренный левый глаз и спросил: «Теперь уже можно ДВУМЯ ГЛАЗАМИ смотреть?»

Мальчик разглядывает картинку и удивленно замечает: «Вот идут солдаты, и все с пустыми руками. А где же СЛУЖБА? Папа говорил, что они НЕСУТ СЛУЖБУ». Шестилетняя девочка смотрит по телевизору трансляцию заседания: «Мама, почему так — ему сказали: даем вам СЛОВО, а он все говорит и говорит?» Трехлетняя Ирочка не хочет надевать новый костюм, плачет, потому что слышала, как кто-то из взрослых заметил: «Она в нем утонет». Оказывается, многие дети разглядывают на картинке зайку, который «весь до ниточки промок», и ищут эту самую ниточку, что она где-то внутри зайки.

Если в составе фразеологизмов есть устаревшие и непонятные слова, это также вызывает недоуменные вопросы. Четырехлетний Андрюша понял выражение упал в обморок, как известие о том, что кто-то куда-то свалился, и просил ему разъяснить, что у этого обморока на дне и можно ли будет оттуда выбраться без посторонней помощи.

При буквальном понимании фразеологизма он прекращает свое существование в качестве самостоятельной лексической единицы и начинает функционировать как свободное сочетание слов, каждое из которых имеет свое собственное значение.

Иногда даже при верном понимании общего смысла фразеологизма ребенок продолжает равняться на образ, который создается в результате его пословного прочтения. Четырехлетняя Лена нарисовала человека, у которого глаза оказались на лбу, и объясняет удивленной матери: «Все правильно, мама. Это глаза от удивления на ЛОБ ЗАЛЕЗЛИ» (тут к тому же случай деформации фразеологизма «глаза на лоб лезут» ). Дети, склонные к словесным шуткам, иногда не прочь покаламбурить, контаминируя общий смысл фразеологизма и семантику составляющих его компонентов. В книге В. С. Мухиной «Близнецы» приводится следующий факт. Отец мажет краской кафель и приклеивает его к стенке в ванной комнате. Дело продвигается медленно, и отец замечает: «Работа не клеится». Четырехлетний Андрей смеется: «Ха! Очень даже КЛЕИТСЯ!»

Примеры контаминации буквального и настоящего значения фразеологизма могут приводить к его своеобразным развертываниям: «Если нет никакой работы, то прямо ужас. Я не покладаю, рук. У меня руки прямо тянутся к метле или к кастрюле», — такпишет десятилетняя девочка в газету для детей. Первоклассница замечает, что, когда она получает двойку, ей становится так стыдно, что, «кажется, провалилась бы под землю и никогда оттуда не вылезала». Дети могут ощущать, что у того или иного сочетания единый смысл, но не совсем точно его интерпретируют. Значение фразеологизма оказывается расширенным, суженным или вовсе не со­ответствующим тому значению, которое он имеет в нашем языке. Смутно ощущая цельное значение фразеологизма, ребенок может ошибаться в определении этого значения: «Нужен он мне, как бан­ный лист!» Изменение семантики спровоцировано значением со­ставляющих фразеологизм элементов. Так, выражение дать маху использовано шестилетним ребенком в совсем другом смысле: «Если Люба будет приставать, я ей ДАМ МАХУ!» - «Как это?» - «Раз­махнусь и дам!»

Встречается явление, весьма близкое к смешению паронимов, ког­да ребенок смешивает два фразеологизма, чем-то похожие: имеющие сходное звучание или компонентный состав. Маленькая девочка спутала ни гу-гу и ни бум-бум: «Я в этих ваших компьютерах НИ ГУ­-ГУ!» — она хотела сказать, что не умеет играть в компьютерные игры.

Фразеологизмы характеризуются незыблемостью состава сво­их компонентов. Именно эта незыблемость и нарушается ребенком, не знакомым с этим важным обстоятельством. Некоторые фразео­логизмы видоизменяются грамматически. Так, многие из глаголь­ных фразеологизмов не имеют видовых коррелятов, т.е. употреб­ляются только в значении совершенного или несовершенного вида. Ребенок может образовать видовую пару, используя правила, ко­торые ему известны: «Он был готов все для нее ДОСТАВАТЬ С МОР­СКОГО ДНА» (достать со дна морского). Кроме преобразования вида здесь существенно и то, что изменен порядок слов.

Часто наблюдается лексическая модификация фразеологизмов. Дети заменяют один из компонентов фразеологизма синонимом или другим словом, не нарушающим общего смысла сочетания. Это яв­ление приоткрывает завесу над механизмом запоминания фразео­логизма. Очевидно, происходит фиксация в сознании смысла состав­ляющих фразеологизм лексических компонентов, но не их конкрет­ных звуковых оболочек. Поэтому дети говорят: пойти ПО СЛЕДАМ кого-нибудь вместо пойти по стопам кого-нибудь и т.п.

 

Ребенок сказал: Взрослые говорят:

ботинки есть хотят ботинки есть просят

пойти на исправку пойти на поправку

куда глаза видят куда глаза глядят

душа в подметки ушла душа в пятки ушла

свободная птица вольная птица

открыть Африку открыть Америку

посчитать в голове посчитать в уме

глаз упал па книжку взгляд упал па что-нибудь

на свежий ум на свежую голову

нервы скандалят нервы шалят

он у нее под сапогом он у нее под башмаком

в пятки не годится в подметки не годится

Фразеологизмы, как правило, обладают свойством непроницаемости, т.е. в их состав обычно нельзя ввести новый компонент, тем не менее, зачастуюдеформируют их, расширяя объем, вставляя, например, прилагательные или местоимения: «Он этого ДО СВОЕ­ГО ГРОБА не забудет». Они могут опускать какой-нибудь компонент фразеологизма, разрушая его как языковой знак «Ну, КАМЕНЬ УПАЛ», — с облегчением произносит семилетняя девочка, узнав, что ее пес, о котором она беспокоилась, здоров. Компонент с души оказался пропущенным.

Многие фразеологизмы характеризуются ограниченной сочетаемостью, которую можно постичь лишь в результате достаточно длительного пользования языком. Основная сложность заключается в том, что отсутствует какая бы то ни было мотивированность выбора, - необходимо просто запомнить, что с чем сочетается. Именно такие случаи для ребенка особенно сложны. Ограниченная сочетаемость свойственна большой группе фразеологизмов, имеющих значение большой степени проявления какого-либо качества. Так, из рук вон означает только плохо. Однако речевой опыт ребенка еще не настолько велик, чтобы это усвоить. Если он слышал этот фразеологизм не­сколько раз, то еще не может сделать вывод обо всех особенностях его употребления. Ведь ребенок слышит примеры правильного употребления лексической единицы, а ему нужно понять не только то, когда ее можно употребить, но и то, когда ее употребить нельзя, он должен знать оналичии так называемых запретов на сочетаемость слов. В этом состоит одна из сложностей усвоения языка: ребенок должен усвоить язык вместе с определенной системой имеющихся в нем запретов, в то время как случаев неверного употребления взрослые в его распоряжение не предоставляют. В высказывании ребенка «Мы жили тогда ИЗ РУК ВОН ДАЛЕКО» фактически нет - смысловой ошибки, однако такое сочетание невозможно из-за сложившейся традиции. Аналогичные ошибки: «Тишина - ХОТЬ ГЛАЗ ВЫКОЛИ» (мы ведь так говорим только о темноте); «Он плачет С НОГ ДО ГОЛОВЫ»: «Пить хочу КАК РЕЗАНАЯ»;«Зачем вы радио ВО ВЕСЬ ОПОР включили?»

Для части фразеологизмов характерен устойчивый порядок элементов. Дети его нередко нарушают. «Ну, БОГУ СЛАВА, при­ехали», - сказала семилетняя девочка, когда поезд благополучно прибыл в Крым, и мать поняла ее не сразу.

Встречаются случаи контаминации двух в чем-то схожих фра­зеологизмов: «Я ВЫБИВАЛСЯ ИЗ КОЖИ, но у меня ничего не полу­чилось» (выбиваться из сил и лезть из кожи); «Они хотели РАС­ПОЛОЖИТЬ его в свою сторону» (расположить к себе и привлечь на свою сторону); «Будете у меня ХОДИТЬ НА СТРУНОЧКАХ» (ходить по струнке и ходить на цыпочках).

Одно из знаменательных явлений, фиксируемых в речи детей, — модификация фразеологизма, объясняемая в большей или меньшей степени осознаваемым стремлением ребенка вернуть фразеологизму мотивированность, такназываемую внутреннюю форму, т.е. восстановить связь между общим значением фразеоло­гизма и значениями составляющих его компонентов. При этом непонятные, устаревшие слова заменяются более понятными. Фразеологизм хоть кол на голове теши никак не устраивает детей. Во-первых, глагол тесать им фактически не знаком, а если кому-то и знаком, то все равно «тесание кола на голове» представляет собой совсем невероятную картину, поэтому фразеологизм подвергается серьезной перестройке, призванной обеспечить его мотивированность. Одна девочка переделала его так: «Хоть КОЛОМ В ГОЛОВЕ ЧЕШИ». Чесать понятнее, чем тесать, к тому же весь образ зримее и яснее, соответствующим образом преобразуется форма слова кол, превращающегося в орудие действия. Другой ребенок тот же фразеологизм переделал иначе: «Хоть КОЛ НА ГОЛОВЕ ПИШИ». Тут кол совсем другой, и действие с ним другое, однако перестройка отнюдь не бессмысленная. Потускневший образ, легший в основу образования фразеологизма, заменяется другим, более живым и ярким.

Сестру-отличницу младший брат характеризует так: «Она та­кая умная, у нее СЕМЬ ПРЯДЕЙ НА ЛБУ!» Возможно, ребенку не очень понятно, почему пряди на лбу должны свидетельствовать о способностях человека, но пяди и вовсе непонятны, и нет никакой возможности увидеть за этим словосочетанием какую-нибудь жи­вую, осязаемую картину, а именно к этому стремится ребенок. Са­мое главное в любой структурной перестройке, осуществляемой ребенком, — выявление некоего первоначального образа, может быть, не до конца ассоциируемого со значением целого высказыва­ния. Даже если смысл целого не всегда ясен ребенку до конца, все же какая-то мотивированность или намек на нее появляется.

Уже поколения детей переделывают выражение вверх тормаш­ками в ВВЕРХ КАРМАШКАМИ. Довелось нам слышать и ВВЕРХ РОМАШКАМИ. В самом деле, что такое эти загадочные ТОРМАШ­КИ? Колени? Пятки? Какой-нибудь вид одежды? Или еще что-ни­будь? Взрослых, однако, такая неопределенность не смущает. Смысл целого ясен, и этого достаточно. Ребенку нужна еще и ка­кая-то мотивировка, в противном случае выражение теряет свою образную основу. Случилось услышать и выражение ШЕВЕЛИ ТОР­МАШКАМИ в значении иди быстрее — так модифицирован фра­зеологизм шевелить ногами со структурной заменой компонента тормашки, осмысленного и значении ноги.

Мы уже не раз говорили о том, что, не упорядочивая факты, ребенок не в состоянии овладеть языком. Лучший способ запомнить какую-либо лексическую единицу — это хоть в какой-нибудь степени осмыслить ее форму и связать со своим предшествующим опытом. В ходе подобной перестройки устраняются устаревшие слова, которые могут входить в состав фразеологических сращений. Так, не совсем понятен глагол витать во фразеологизме витать в облаках. Многие дети приспособились переделывать его, заменяя витать на летать: «ЛЕТАТЬ В ОБЛАКАХ». Это несравненно проще и понятнее.

Еще забавный пример модернизации фразеологизма. Вместо «Молодец был такой красивый — ни в сказке сказать, ни пе­ром описать» - «...такой красивый, что НИ В ГАЗЕТЕ ПРОЧИ­ТАТЬ, НИ И КНИГЕ НАПИСАТЬ». Образ получился более совре­менным, а общее значение высшей степени качества сохранилось. Одна девочка в течение ряда лет говорила вместо заморить чер­вячка - ЗАМАНИТЬ ЧЕРВЯЧКА и вспоминала, уже повзрослев, что ей всегда казалось, что есть какой-то специальный червячок, который нужен для аппетита, и его приходится специально при­манивать каким-нибудь небольшим угощением.

Подобного рода модификации возможны и в речи взрослых. Если внимательно прислушаться, то можно заметить в речи неко­торых взрослых суть да дело вместо суд да дело или скрипя сер­дцем вместо требуемого нормой скрепя сердце.

В состав некоторых фразеологизмов входят и устаревшие грам­матические формы слов, например краткие прилагательные, сто­ящие в форме косвенных падежей, деепричастия совершенного вида на -А/-Я и т. п. Дети их модернизируют, порой сами не отдавая себе в этом отчета.

 

Дети говорят: Взрослые говорят:

средь белого дня средь бела дня

на босую ногу - на босу ногу

сложив руки сложа руки

сломив голову сломя голову

 

Устраняются и не вполне понятные предложно-падежные формы. Не совсем ясно, например, с точки зрения современного языка выражение отложить про запас (про + винительный падеж). Детское ОТЛОЖИТЬ НА ЗАПАС больше отвечает современным синтаксическим нормам, хотя и нарушает форму фразеологизма.

Иногда дети создают свои собственные фразеологизмы, отталкиваясь от имеющихся во взрослом языке. При этом они проявляют логику и изобретательность. Если, например, потерять дар речи означает «оказаться не в состоянии говорить», то смысл «ока­заться не в состоянии слышать» может быть выражен аналогичным образом. «Я совет ПОТЕРЯЛА ДАР СЛУХА, не слышу ничего!» - заявляет семилетняя девочка. Если небольшое расстояние до чего-либо можно объяснить с помощью сочетания рукой подать, то как сказать о совсем, совсем маленьком расстоянии? Ну, конечно же, — ПАЛЬЧИКОМ ПОДАТЬ. Если человек кинулся бежать со всех ног, то щенок, разумеется, - СО ВСЕХ ЛАП.

Ребенок чутко реагирует на разного рода несообразности в речи взрослых: «Птицы еле унесли от него ноги», - рассказывает мать. "УНЕСЛИ ОТ НЕГО КРЫЛЬЯ», - поправляет Алеша Ш. Интересен случай интерпретации выражения прийти в себя, имеющий следстви­ем рождение нового образного выражении. Четырехлетняя Ирочка заявляет: «Я волк. Я НЕ МОГЛА ПРИЙТИ В СЕБЯ и пришла в волка!»

Забавны случаи контаминации двух фразеологизмов. Так, во весь дух и со всех ног объединились в обороте ВО ВСЕ НОГИ: «Поросенок кинулся бежать ВО ВСЕ НОГИ». Лезть в голову и идти на ум объединились в сочетании ЛЕЗТЬ В УМ: «Мне ничего НЕ ЛЕЗЕТ В УМ.» Фразеологизм КУПИТЬ ШИЛО В МЕШКЕ обя­зан своим происхождением сразу двум фразеологизмам; шила в мешке не утаишь и купить кота в мешке.

ОВЛАДЕНИЕ СИНТАКСИЧЕСКИМИ

КОНСТРУКЦИЯМИ

Первые детские слова есть одновременно и первые высказыва­ния ребенка. Он ведь не произносит слово просто так, а с помо­щью слов выражает определенные коммуникативные намерения, которые взрослый обычно в состоянии правильно интерпретиро­вать. Эти первые высказывания резко отличаются от однослов­ных высказываний нашего «взрослого» языка. Мы тоже иногда изъясняемся с помощью однословных предложений: «Ночь, Ули­ца. Фонарь. Аптека» или «Пришел. Увидел. Победил», однако, подобные фразы составляют ничтожный процент произносимого нами. Мы владеем способами построения простых предложений, представляющих собой сочетания так называемых синтаксем — синтаксических компонентов, каждый из которых наделен опре­деленной СМЫСЛОВОЙ функцией и характеризуется определен­ным, принятым в нашем языке способом формального выраже­ния. «Я вчера получил письмо от брата из деревни»— в предложении шесть компонентов, и у каждого своя функция и свои способы формального выражения (в порядке следования): субъект — время — предикат — прямой объект — объект-отпра­витель — локатив.

Из простых предложений мы строим сложные, когда требуется передать самые разные отношения между фактами — причинно-следственные, сопоставительно-противительные, временные, условные и т. п. Дети на втором году жизни всего этого не умеют, да это им еще и не нужно. Их коммуникативные намерения пока элементарно просты, и они многое могут выразить с помощью ограниченного набора слов, используя их в сочетании с невербальным знаками — жестами, взглядом, вокализациями, протословами. Огромную роль при этом играют различные фрагменты ситуации - они становятся фрагментами высказывания, избавляя ребенка от необходимости подыскивать для них слова. То важнейшее обстоятельство, что речь ребенка на данном этапе ситуативна (см. разграничение ситуативной и контекстуальной речи в работах психологов С.Л.Рубинштейна и А.М. Леушиной), существенно облегчает как продуцирование речи, так и ее понимание. Ребенок говорит только о том, что имеет место здесь и сейчас и касается его самого и его непосредственного собеседника.

Вот отрывок из дневника А.Р.Лурия, который он вел, наблюдая за поведением своей маленькой дочери: «Она никогда (выделено А.Р.Лурия) не показывает предмета, к которому тянется и который просит, в этом случае она говорит «дай», не называя предмета» (вы­делено нами. - С.Ц.).

А зачем, в самом деле, называть, если взрослый — вот он, рядом, и вместе с тобой глядит на этот самый предмет, который тебе ну­жен. К тому же малыш во многих случаях просто и не знает, как предмет называется. Очевидность ситуации позволяет обходиться скудным запасом языковых средств. Кроме того, круг намерений ребенка еще достаточно ограничен и, как правило, очевиден для взрослого («дай мне вот это», «иди ко мне», «возьми меня на руки», «хочу гулять» и т.п.). Все это помогает взрослому правильно рас­шифровывать детские высказывания.

Детские однословные высказывания принято сейчас называть голофразами. Этот термин имеет один корень со словом голограм­ма. Это подчеркивает, что в данных высказываниях, несмотря на ограниченность формальных средств выражения, представлена до­статочно сложная, объемная структура. Интонация является чрез­вычайно существенным и доступным даже для маленького ребенка способом выражения смысла. Одно и то же слово может быть элементом самых различных по смыслу голофраз. Так, слово мама, произнесенное ребенком на этапе однословных высказываний мо­жет иметь разный смысл:

• призыв к общению;

• просьба ваять его на руки (в сочетании с характерным жес­том — протянутыми в сторону матери руками);

• радостное сообщение, адресованное другому лицу, относительно того, что мама вошла в комнату;

• просьба, чтобы мама открыла матрешку (что следует за без­успешными попытками сделать это самостоятельно); при этом матрешку протягивает матери — так появляется новый элемент вы­сказывания;

• обозначение того, что книгу, на которую он в этот момент ука­зывает, обычно читает мать.

Каждая из этих голофраз функционально эквивалентна развер­нутому высказыванию взрослого, например «Мама пришла» или «Пусть мама откроет матрешку, я сам не могу это сделать» и т. д. Нетрудно видеть, что все приведенные голофразы неодинаковы по отраженному в них уровню когнитивного развития.

Какой же из компонентов ситуации вербализуется ребенком? Очевидно, выбирается самый для него значимый. Вместе с тем иг­рает роль и возможность или невозможность представить тот или иной компонент с помощью невербальных средств (протянуть пред­мет, показать на него и т. п.). Ребенок обычно опускает очевидные фрагменты ситуации, являющиеся общим знанием его и собесед­ника. Он стремится облечь в слова как раз то, что наименее очевид­но в той ситуации, в которую он включен вместе со взрослым. В высказывании ребенка всегда отражается то, что находится в фоку­се его внимания и относится к ситуации «я - здесь — сейчас». И еще одно существенное обстоятельство, которое выступает в качестве «разрешающего»: в лексическом репертуаре, в это время еще чрез­вычайно ограниченном, должна быть подходящая лексическая еди­ница. В отсутствие таковой ребенку приходится прибегать к старым испытанным средствам - жестам, вокализациям и др.

Наличие в начальном детском лексиконе терминов родства со­здает условия для обозначения самых различных ситуаций с их по­мощью: ДЯДЯ — говорит полуторагодовалый малыш, указывая на радио или телевизор. Значит ли это, что, как иногда думают, он на­зывает радио или телевизор дядей? Нет. Он только хочет сказать: «Вот оттуда раздается дядин голос, этот предмет имеет отношение к дяде». Характерно, что родители никогда в таких случаях не поправ­ляют ребенка: «Нет, что ты, это не дядя, это радио. А дядя - вон он». Они прекрасно понимают смысл высказывания.

Каковы функции утих первых однословных высказываний? Е.С.Кубрякова (Кубрякова, 1991) выделила четыре основных типа голофраз в соответствии с их функциями в коммуникации:

• Привлечение внимания взрослого (аттрактивная функция): «МАМА!», «ДИ», т. е. иди. Прототипами этих аттрактивных выска­зываний на предшествующей стадии речевого развития можно счи­тать вокализации, хныканье, жесты, плач и т. п.

• Сообщение о чем-то увиденном и услышанном: «БИ-БИ» — за окном проехал грузовик. «МАКО», — произносит ребенок удов­летворенно, попробован молока из чашки, протянутой матерью. «КИСА», — констатирует, глядя на кошку. Часто такие фразы сопровождаются указательными жестами, глаза при этом широко открыты и полны удивления. Если событие не привлекает особого внимания, он просто не станет о нем сообщать.

• Проверка гипотезы о том, как называется тот или иной пред­мет. Это так называемый номинативно-референциальный (по терминологии Е.С.Кубряковой) тип. Подобные фразы произносят не для утверждения наличия чего-либо, а для проверки правильно­сти использованного ребенком обозначения. Обычно ребенок ждет подтверждения того, что он сказал правильно, прислушиваясь к ре­акции взрослого. «ТИСИ» (часы) — показывает на висящий на сте­не барометр. «АКО», — указывает на окно. Эта деятельность особенно активизируется к полутора годам, когда большинство детей, по наблюдениям В.Штерна, делают открытие относительно того, что все вещи имеют свои имена.

• Запрос о чем-нибудь (прототип настоящих вопросительных, предложений). «ПАПА?», произнесенное с вопросительной инто­нацией, когда отец выходит из комнаты, означает приблизительно: «Куда он пошел? Зачем он от меня ушел?» Взрослый, понимая на­мерения ребенка, обычно отвечает: «Папа пошел на работу» или «Папа сейчас придет, подожди минутку». Или ищет ребенок свою игрушечную собачку, не может ее найти и произносит с воп­росительной интонацией: «АВ-АВ?»

Вот некоторые примеры из речи Тани К., относящиеся к тому периоду, когда ей был 1 г. 5 мес. Все приводимые ниже тексты со­держат обращения. Однако нет оснований считать их элементами произнесенных ребенком предложений. Обращение не является равноправным синтаксическим компонентом даже в составе пред­ложении нормативного языка, фактически оно находится за преде­лами предложений, будучи отделено от них иногда достаточно про­должительной по времени паузой. «МАМА, ПАПА?» — произносит девочка с вопросительной интонацией, что мать понимает как воп­рос «Где nana?». «МАМА, ПА!» - г