Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Усвоение категории принадлежностиСодержание книги
Похожие статьи вашей тематики
Поиск на нашем сайте
«Чьи у тебя глазки!» - этот вопрос ставил в тупик не одного ребенка. Они обычно не знают, что отвечать, а если им сообщают, что глаза у них мамины или папины, то очень огорчаются или и принимаются доказывать, что глаза их собственные. Один мальчик, услышав подобное утверждение, с испугом посмотрел на папу: а вдруг тот остался без глаз? Другой вопрос, который очень любят задавать малышам взрослые, тоже содержит слово чей: «Чей ты сын?» «Чей это внук?» (спрашивают обычно у самого внука). При этом требуется, чтобы ребенок сообщал, что сын он — мамин, а внук - бабушкин. Дети отвечают так, как хотят взрослые, если диалог хорошо отрепетирован (что часто и бывает, потому что тема относится к числу излюбленных в разговорах с ребенком, особенно при посторонних). Однако самостоятельно он на этот вопрос ни за что бы не ответил и вряд ли хорошо понимает его содержание, так же как не понимает до конца смысла разговора о маминых глазах. Дело в том, что отношения посессивности, предполагаемые вопросом чей, пестры и чрезвычайно разнородны, как, впрочем, и способы выражения этих отношений. Отношения между субъектом и объектом обладания довольно рано запечатлеваются в языковом сознании ребенка. Высказывания, в которых можно видеть выражение общей идеи принадлежности, фиксируются исследователями детской речи, начиная с периода однословных голофраз. Это отмечается как отечественными, так и зарубежными исследователями. Аня С., показывая на мамину сумку, говорила в 1 г. 5 мес.: МАМА, а показывая на дедушкины капли, — ДЕДА. Женя Гвоздев в 1 г. 7 мес., указывая на разные предметы, произносит ТЁТЯ, МАМА, ПАПА, ТЕСЯ (Тося). В начальных детских фразах нельзя видеть неполных предложений с опущенными компонентами - это диффузная и не получившая пока формального выражения общая идея связи двух предметов (субъекта и объекта), причем, видимо, отношения обладания не выделились еще из общего значения отношения между предметами. Можно трактовать это как желание ребенка выразить следующую мысль: вот предмет, имеющий какое-то отношение к маме (мама носит эту куртку), а это предмет, имеющий некое отношение к дедушке (он пьет эти капли). Луи Блум обратила внимание на то, что к моменту появления голофраз в лексиконе ребенка еще отсутствуют слова, которые обозначают объект, обладания, так что данный способ изъяснения оказывается в известной степени вынужденным. К тому же (и это, видимо, главное) в этот период ситуация еще не членится ребенком на компоненты, воспринимается им как нечто глобальное. Получатся, что мама (о куртке ) не вполне эквивалентно по смыслу фразе взрослого куртка — мамина. Это однословное высказывание выражает лишь некоторую общую идею отношения предметов. Подобным образом ребенок говорит, например, о телевизоре или радио — ДЯДЯ, что нельзя интерпретировать, как это иногда делается, как проявление лексической сверхгенерализации, и говорить о расширении значения слова. Произнося ДЯДЯ, ребенок просто выражает общую мысль — «оттуда раздается голос дяди, это как-то связано с дядей». Слова, называющие окружающих людей, т. е. термины родства и собственные имена, - главные средства, с помощью которых ребенок на данном этапе своего когнитивного и речевого развития может представлять в словесных знаках мир. Фразы эти чрезвычайно многозначны и правильно интерпретируются взрослыми именно из-за наличия общего опыта и ясности ситуации. Взрослый не поправляет ребенка: «Это не папа, это бумажник. Это не дедушка, это капли». Чаще всего следует реакция «Да, это папин бумажник. Правильно, это дедушкино» «ДЯДЯ», — говорит малыш, показывая на игрушку, которую принес сосед, на лужу, которая натекла с сапог пришедшего человека, на обломки чашки, которую разбил незнакомый взрослый. Одна из частотных ситуаций, выражаемых ребенком, являющая частным случаем общей ситуации отношения предмета к тому или иному субъекту, — это обозначение собственно принадлежности обладания. Не отмечено пока случаев, чтобы ребенок на раннем этапе когнитивного и речевого развития говорил о себе самом, точнее, о принадлежности предмета самому себе. Такие факты регистрируются ближе к двум годам. Набор ситуаций, которые мы можем в широком смысле слова назвать посессивными, достаточно широк: кроме значения собственно обладания (моя кукла), это могут быть отношения часть — целое (моя рука ), сходство одного субъекта с другим, объясняемое наследованием признаков (У дочери мой характер), отношения родства, характеризующиеся признаком обратимости (моя дочь — моя мать), отношения, которые можно было бы назвать отношениями манифестации (моя фотография — фотография, на которой представлен я), отношения, связывающие субъекта и объекта в деятельности (например, сочетание моя кукла в устах мастера, ее изготовившего, имеет совершенно иной смысл, чем в устах ребенка, которому куклу подарили, и еще один смысл оно получило бы в устах актера театра кукол). Возможны еще и другие значения: совершаемый субъектом (мой приход ), характеризующий субъект (моя смелость ) и целый ряд других, имеющих одинаковую форму выражения. Во всех приведенных выше примерах фигурировало притяжательное местоимение мой в сочетании с существительным. В двух последних сочетаниях существительные принадлежали к разряду отвлеченных, абстрактных, во всех остальных случаях — к разряду конкретных. Общим смысловым стержнем, объединяющим все разновидное посессивности, можно считать значение «отношения к лицу (или животному)». Получается, что для того, чтобы постичь суть этих отношений, нужно предварительно разобраться в различии между одушевленными и неодушевленными предметами, а это как рад для ребенка очень нелегко. Последовательно разграничивать одушевленные и неодушевленные предметы ребенок может только после достижения им достаточно высокого уровня когнитивного развития, позволяющего различать живое и неживое. До тех пор, пока га кое разграничение не сформировано, дети могут расширять круг субъектов посессивности: КРЕСЛИНЫ РУЧКИ, СКАМЕЕЧЬЕ СИДЕНЬЕ и пр. Дети в возрасте до двух-трех лет усваивают первые из двух указанных семантических разновидностей, т. е. конструкции со значением собственно обладания и конструкции со значением часть — целое. Хотя два последних типа не так просты, как первые, но они очень распространены в речи, обращенной к ребенку: «Чей это совочек?», «Чьи это глазки?» и т. п., из-за чего ребенок ими успешно овладевает - во всяком случае в сфере восприятия речи. Родственный подтип усваивается позднее, так как что требует осознания отношений родства и их релятивного характера, предполагающего значительную когнитивную зрелость. У Жени М. (2 г. 6 мес.) спросили о его бабушке: «Чья мама Шура?» «МАМИ-ТИНА» - ответил он, поскольку его приучили называть мать по-испански мамитой. «А еще чья?» Ожидался ответ Танина, так он обычно называл мамину сестру, свою тетю. Однако ребенок ответил: «МОНИНА» (Моней зовут кота). Из приведенного диалога ясно, что данный вариант посессивности, связанный с отношениями родства, еще ребенком не освоен. Приведем несколько диалогов с детьми, показывающих, с каким трудом дается ребенку осознание различных вариантов посессивности. Того же Женю М- (2 г. 6 мес.) спрашивают, показывая на бабушкин портрет: «Чей это портрет?» Он в недоумении молчит, однако без труда отвечает на другой вопрос: «Кто нарисован на этом портрете?» В данном случае оказался неусвоенным вариант посессивности, связанный с отношениями репрезентации. Много недоразумений возникает, когда ребенку начинают объяснять, что у него глазки мамины, носик папин, ротик бабушкин и т.п. Почти все дети удивляются или даже негодуют, настаивая на своем праве собственности. Возникает конфликт между уже усвоенным значением «являющийся частью субъекта» и новым значением «похожий на имеющийся у субъекта, унаследованный от субъекта». Конструкции типа мой приход и моя смелость в речи детей-дошкольников достаточно редки. Дети в этом возрасте почти не прибегают к так называемым косвенным номинациям, т. е. не называют действия и признаки с помощью существительных. Они пользуются прямыми номинациями, употребляя для обозначения действия специализирующуюся в этой функции часть речи — глагол, что естественнее вустах дошкольника: «ОН УДИВИЛСЯ, ЧТО Я ПРИШЕЛ» вместо «Его удивил мой приход». То же относится и к употреблению существительных для обозначения признаков. Однако в речи некоторых детей, характеризующихся нестандартными темпами развития и значительно опережающих сверстников, можно встретить случаи использовании этих типов. Так, Варя П. не достигшая еще двух лет, сумела ответить на вопрос: «Чей это писк?» - «ВАРИН ПИСК». Однако данный пример интересен для нас именно своей нетипичностью. Обратимся теперь к языковым средствам выражения посессивности и к очередности их освоения ребенком. У некоторых детей на этапе однословных высказываний — голофраз, у других - на этапе начальных двусловных высказывание появляется форма типа МАМИ, которая представляет собой нечто вроде косвенного падежа, противопоставленного именительному. Одна из функций этого падежа (его можно назвать протопадежом) - указание на субъект посессивности. Субъект этот, как правило, не сам ребенок, а кто-то другой: собеседник или третье лицо. Это может быть ответная однословная реплика ребенка: «Чей Саша?» — «БАБИ» (1 г. 5 мес.). Возможно, это и отрепетированная фраза. В других случаях это самостоятельное инициативное однословное высказывание. «МАМИ», — говорит малыш, указывая на какой-нибудь предмет, принадлежащий маме. Чрезвычайно распространены двусловные высказывания, включающие эту форму «МАМИ ЦЯСКА», - произносит Женя Гвоздев (1 г. 11 мес.), указывая на мамину чашку. Максим Е. (1 г. 9 мес.) строит дом из кубиков. Мать начала строить другой дом рядом. Он произносит: «МАМИ ДОМ». «БАБИ УТКА», — говорит тот же Максим, хотя в это время он уже активно употреблял притяжательное прилагательное БАБИН. Наблюдения показывают, что один и тот же ребенок может в один возрастной период использовать разные способы передачи одной содержания, в данном случае — отношении посессивности. Не встречаются или встречаются чрезвычайно редко случаи употребления косвенного протопадежа для обозначения принадлежности какого-нибудь предмета самому ребенку. Характерен устойчивый порядок слов: во всех зарегистрированных случаях существительное в протопадеже стоит на первом месте, существительное в именительном падеже — на втором. Это подчеркивает отличие данного падежа от употребляемого в книжной разновидности нормативного языка родительного по принадлежности (книга мамы), который всегда стоит в постпозиции по отношению к определяемому им слову. Аня С. начала употреблять притяжательные прилагательные с 1 г. 10 мес., причем говорила о принадлежности себе самой (АНИН) и принадлежности другим (МАМИН, ЯСИН, Яся - имя подружки). К этому времени большая часть детей еще говорит о себе в третьем лице, поэтому субъект принадлежности обозначается с помощью прилагательных, образованных от его имени (НАТАСИН, АНИН) и т. п. В речи детей, рано начинающих употреблять местоимения, может появиться, наряду с я— мой, наряду с ты—твой. Иногда я к мой могут оказаться смешанными: «МАМА, МОЯ ЛИСЮЮ» (рисую), - говорит Анечка С. (1 г. 10 мес.). Это связано с несформированностью выделения существительного как части речи. По времени употребления мой русские дети значительно отстают от своих англоязычных сверстников. Возможно, это связано с более простой фонетической формой английского местоимении ту, а также с отсутствием у него грамматических модификаций (изменения по родам, падежам и числам), усложняющих его освоение. Разные формы выражения посессивности, как мы уже отмечали, могут сосуществовать в речи одного и того же ребенка. Так, Максим Е. в 1 г. 9 мес. 28 дн. говорил, используя протопадеж (ДЕДИ КАВАТЬ), притяжательное прилагательное (МАМИНА КАВАТЬ), а также притяжательное местоимение (МОИ ТАПЫ - о тапках). Ближе к двум годам (у некоторых детей — значительно раньше) появляется конструкция У + родительный падеж. «У АНИ КОЛАБЛЬ», — сказала Аня С. в 1 г. 11 мес. 26 дн. Не всем детям удается постигнуть весьма тонкие в стилистическом отношении правила выбора между у меня и мой. Так, та же Аня в 2 г. 10 мес. 28 дн. произносит: «ТЯТКИ МОИ ГЯЗНЫЕ» (Пятки мои грязные), что в грамматическом отношении как будто бы верно, однако уместнее было бы сказать «Пятки у меня грязные». Трудности усвоения различий между местоимениями мой, твой, наш, ваш определяются трудностями постижения различий между я, ты, мы, вы. Сложнее всего усвоить правила использования возвратно-притяжательного местоимения свой, однако и здесь ребенок обычно начинает правильно ориентироваться к двум с половиной — трем годам. Почти не используются детьми для выражения посессивности существительные в родительном падеже (дом отца, куртка мамы и т.п.). От конструкций с протопадежом эти сочетания отличаются порядком слов. Видимо, это связано с тем, что подобные конструкции носят сугубо книжный характер и редко встречаются вречи взрослых, обращенной к ребенку. Замечено, что, задавая вопрос о принадлежности, дети чаще пользуются вопросом кого, чем чей: «Это КОГО домик?» — вместо «Это чей домик?» Поскольку взрослые таким образом не поступают, приходится допустить, что дети отнюдь не автоматически копируют формы, используемые взрослыми, но оказываются в состоянии строить свои собственные, ориентируясь и в этом случае общие закономерности языка. В детском посессивном вопросе можно увидеть отражение родительного принадлежности (подруга Наташи, портфель учителя и т.п.).
ОБРАЗОВАНИЕ ГЛАГОЛЬНЫХ ФОРМ
В период голофраз ребенок использует некоторое число слов, обозначающих действия. В основном это аморфные слова из языка нянь (ТПРУА, БАЙ-БАЙ, БО-БО, БАХ, ТОП-ТОП и т. п.). К глаголам они имеют лишь косвенное отношение, тем более что употребляются в большинстве случаев как обозначение целых, не членимых на фрагменты ситуаций. В период начальных двусловных предложений уже есть некоторые основания говорить об употреблении детьми глаголов, которые следует считать скорее протоглаголами, ибо они не обладают еще глагольными категориями и системой словоизменения, свойственными глаголам в нормативном языке. И, тем не менее, внешне они выглядят как некие знакомые глагольные формы, поскольку содержат, кроме основы, еще и словоизменительные аффиксы. Нет основания считать их настоящими словоформами, скорее это «замороженные» формы, которые присутствуют в языковом сознании ребенка как нечто монолитное, не расчленяемое на фрагменты. При этом можно разграничить две стадии употребления «замороженных» форм: на начальной стадии ребенок не соотносит форму с каким-нибудь морфологическим значением, она выступает как представитель слова в целом. Так, полуторагодовалая Наташа произносила ПАЛЬ, когда что-то падало, а также когда что-то мог упасть, например, при виде мячика, катящегося по наклонной плоскости стола. Значения уже свершившегося действия не было, а выражалось лишь некоторое общее значение падения. На второй стадии ребенок уже в состоянии ощутить значение словоформы кА таковой. Та же девочка начинает использовать эту форму, только если речь идет об уже свершившемся действии, но не о действии предполагаемом. Можно сказать, что она уже осознает общую грамматическую семантику формы, хотя из-за отсутствия аналогичных форм других глаголов и других форм того же глагола не членит эту форму, не ощущает границы между основой и формообразовательными аффиксами. Путь англоговорящего ребенка значительно легче: он оказывается сначала на этапе бесфлексийного употребления словоформы, и только позднее форма приобретает формообразовательный аффикс, когда языковое сознание ребенка и состоянии уже этот факт воспринять. С использованием многословных предложений появляются и морфологические оппозиции, т. е. ряды противопоставленных форм. В течение короткого времени ребенок овладевает наиболее общими правилами склонения существительных и спряжения глаголов. То, что оба эти важнейших процесса осуществляются практически одновременно, свидетельствует о том, что в языковом сознании осуществляется важный поворот от бесфлексийной грамматики к флексийной. Первые глаголы, отмеченные еще в период голофраз, служат для обозначения требований: ДАЙ, ДАТЬ, ДИ (иди) или ДИ (уйди) и некоторых других. В отличие от существительных, которые, как правило, появляются сначала в форме именительного падежа, выступающей в качестве исходной, начальной, как бы репрезентирующей слово в целом, глагол не имеет такой единой исходной формы. Некоторые глаголы появляются в императиве, некоторые - в инфинитиве, затем возникают формы прошедшего времени единственного числа (у одних детей, например у Жени Гвоздева — женского рода, у других - мужского, причем и то и другое безотносительно к роду существительного), а также третьего лица единственного числа настоящего времени. К 1 г. 11 мес. в репертуаре Жени Гвоздева насчитывалось 49 глагольных словоформ. Соотношение их было следующим: 18 императивных форм, например, ИДИ, ПИСИ (пиши), ТАПИ (топи), ГАНИ (гони); 12 инфинитивных, например, ДАТЬ, ПАТЬ (спать), ПИСАТЬ, КОПАТЬ (покупать), ЦИТАДЬ (читать); 15 форм прошедшего времени (все появились почти одновременно); ПАПАЛЯ (пропала), ГУЛЯЛА, ЛИТАЛА, КУСЕЛА (укусила), СЕЛА (ШЕЛА, т. е. шла ) и др.; 4 формы настоящего времени: КИПИТ, СИДИТ, БИСИЦЬ (бежит), ЛИСИТЬ (лежит). На этом словарном запасе формируются первые глагольные категории. Разрозненные факты еще не являются свидетельством наличия в языковом сознании ребенка глагольной парадигмы как таковой. Самое важное, что в период от 1 г. 10 мес. до 2 лет уже появляются, как отмечает А. Н. Гвоздев, пучки форм одного глагола: ПОЛОСИ - ПОЛОСИЛА, КЛАДИ - КЛАДИТ (кладет), т.е. словоформы, имеющие общую основу и различающиеся словоизменительными аффиксами. Это уже начало некоторого осознания парадигматики русского глагола. Американский психолингвист М.Томазелло, исследовавший освоение глаголов его дочерью Трэвис в возрасте от года до двух лет, пришел к выводу о том, что каждым из глаголов включается в систему словоизменения по-своему и в определенный момент, что формирование парадигмы осуществляется «островным» способом, т. е. складываются парадигмы отдельных глаголов, в то время как остальные продолжают функционировать вне парадигм, затем «островки» постепенно соединяются в «материки», формируется парадигма как таковая — в отрыве от ее конкретной лексической резентанции. В этот же период возникают первые формообразовательные инновации, к числу которых можно отнести слова СЁЛА — ШЁЛА, явно образованные ребенком самостоятельно по аналогии с ШЁЛ. Возникновение инноваций, основанных на аналогиях, свидетельствует о формировании механизма глагольного словоизменения. Дальше мы остановимся подробнее лишь на вопросе о том, как происходит овладение собственно механизмом образования глагольных форм. На первый взгляд кажется удивительным то обстоятельство, что в речи малыша двух — двух с половиной лет можно услышать случаи правильного употребления глагольных форм, принадлежащих к так называемому архаическому спряжению, которые составляют островок абсолютной нерегулярности в современном языке. Это глаголы дать (с его префиксальными и постфиксальными производными) и есть (тоже с производными). Они характеризуются не только необычным соотношением основ, но и уникальностью флексий: да-шь, е-ст и т.п. Между тем в речи двухлетних зафиксировано большое число случаев их правильного употребления: ЕМ, ДАМ, ЕСТ ит.п. Однако это лишь свидетельствует о том, что отнюдь не любая форма является производимой, конструируемой заново, значительное число форм, особенно в начальный период усвоения языка, может быть запечатлено в языковом сознании «глобально воспроизводиться целиком. Дети говорят: ПИСАЮ вместо пишу или ЕДЮ вместо ем: «Кашку едю и на Катеньку глядю, - первое в жизни стихотворение, сочиненное мальчиком двух с половиной лет. Видимо, форма глядю (также представляющая собой инновацию вследствие отсутствия чередования согласных) послужила образцом, по которому сконструирована форма едю. Спустя некоторое время происходит возвращение к автоматическому воспроизводству усвоенной формы, но уже как бы на другом витке спирали, когда ребенок уже знаком с некоторыми сложностями, существующими в данной области. Такой путь развития, при котором ребенок переходит от правильной формы к неправильной, а затем опять возвращается к правильной, получил на Западе специальное обозначение U-shaped development. Одна из основных сложностей русской морфологии — наличие у глагола не одной, а двух словоизменительных основ. С момента формирования в языковом сознании ребенка механизма глагольного словоизменения (что происходит примерно в два — два с половиной года) начинается период освоения глагольной парадигмы, который растягивается на ряд лет. Этот период можно охарактеризовать как осуществляемый ребенком постепенный переход от более общих правил ко все более частным, а затем уже — к единичным исключениям. При этом могут заполняться как абсолютные, так и относительные лакуны. Чтобы отчетливее представлять себе все трудности, с которыми встречается ребенок, усваивая глагольное словоизменение, необходимо разобраться в том, как вообще устроен механизм образования глагольных форм в современном русском языке. Система форм русского глагола и проста, и сложна одновременно. С одной стороны, формообразовательные аффиксы элементарно просты и стандартны: -У, ЕШЬ/-ИШЬ, -ЕТ/-ИТ, -ЕМ/ИМ, -ЕТЕ/-ИТЕ, -АТ/-УТ в настоящем и будущем времени (лишь несколько глаголов выбиваются из этой системы), Л в сочетании с окончаниями — в прошедшем времени, ТЬ в инфинитиве и т. п. У глагола два типа спряжения, но различия между ними при безударности флексий почти неощутимы (смотришь - пишешь). Некоторые хлопоты причиняют ребенку ударные флексии. Каждый глагол должен располагать двумя разными основами. Это обусловлено неукоснительно соблюдаемым правилом, предписывающим, чтобы формообразующие аффиксы, начинающиеся на гласный, присоединялись к закрытым основам (основам на согласный), и наоборот, основы на гласный требуют аффиксов, начинающихся на согласный (писа-л, но пиш-у, чита-ть, но читаj-а) (деепричастие) и т. п. Около половины форм любого глагола образуется от одной основы, другая половина - от второй. Овладеть словоизменением того или другого глагола — значит уметь сконструировать любую его форму, для чего надо верно выбрать одну из основ и присоединить к ней нужный аффикс (второе значительно проще, поскольку глагольные аффиксы носят стандартный характер и число их невелико). В процессе речевой деятельности ребенку часто приходится переходить от одной основы к другой, конструировать формы самостоятельно. В каком случае процесс этот нетруден для него? Очевидно, тогда, когда парадигма глагола устроена идеально правильным образом. Какую же глагольную парадигму можно считать идеально правильной? Пo-видимому, такую, где координации основ произведена наиболее простым способом. Этот способ можно сформулировать в виде правила: переходя от основы инфинитива (открытой) к основе настоящего времени (закрытой), прибавь к ней J. Ударениепри этом не должно меняться. Назовем это правилом А. Приведем несколько глаголов, удовлетворяющих данному правилу: игра-ть — играj-у, зелене-ть - зеленееj-у, ду-тъ – дуj-у. Много ли подобных глаголов в нашем языке? Достаточно много особенно таких, основа которых кончается на -А (мы их называем обычно глаголами первого продуктивного класса). Соотношение глагольных основ удобно рассмотреть с позиции глагольных классов. Выделяются традиционно продуктивные и непродуктивные глагольные классы. Пять продуктивных указаны ниже:
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-12-11; просмотров: 819; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.142.166.186 (0.013 с.) |