Находись в том Или другим Состоянии, составляют сложную систему

мозаику, причем такие многочисленные мелкие участки торможения создают подвижной локальный «мелко раздробленный» сон. При нали­чии же в коре мозга более или менее обширных тормозных участков (и лишь отдельных бодрствующих пунктов или районов среди них) создается состояние частичного сна. Таким образом, И. П. Павлов различает три степени распространенности (экстенсивно­сти) сна: полный, частичный и «мелко раздробленный».

В заключение следует отметить, что к числу снотворных факторов принадлежит также длительное ограничение свободы движений. Так, некоторые собаки в лабораториях И. П. Павлова, стоя в течение дли­тельного времени неподвижно привязанными в станке, вскоре после на­чала опыта засыпают. В некоторых же случаях, наоборот, сонное тор­можение может развиваться под влиянием коротких и сильных раздра­жений.

Как описывает сам И. П. Павлов (1927), при сопротивлении животного во время приготовления к опыту стремительное ограничение движений сильными руками, при причинении ему значительного механи­ческого раздражения, сейчас же повело к полному сну животного. Оче­видно, в данном случае возникновение сна связано с механизмом запре­дельного торможения, что может иметь место также и у человека (ана­логия с «давним гипнозом» животных).

Что же происходит в противоположном случае — при переводе спящего человека в бодрствующее состояние?

Ответ на это мы находим у И. П. Павлова: «...Для того, чтобы иск­лючить сон, надо ограничивать торможение встречными раздражения­ми»¹, ибо «бодрое состояние поддерживается падающими на большие полушария, главнейшим образом из внешнего мира, и более или менее быстро сменяющимися раздражениями...»². В силу этого бодрствова­ние представляет собой явление более или менее обширной иррадиации в коре мозга раздражительного процесса с подвижной концентрацией его в определенных пунктах и индукционными отношениями между процессами возбуждения и торможения.

Рассмотрим еще одно явление, а именно условнорефлектор-иый сон, имеющий для нас особое значение. Все, что многократно совпадало когда-либо с развитием сна, само начинает способствовать его возникновению. Так, некоторые лабораторные животные, ежедневно находясь во время опыта в одном и том же помещении и засыпая в стан­ке, на следующий день тотчас же засыпают, как только их вновь приво­дят в Tiy же комнату и ставят в станок. По свидетельству И. П. Павло­ва, собаку гипнотизировала уже одна обстановка: очень живое, подвиж­ное животное, как только оно переступало порог комнаты, уже становилось совершенно другим, причем сонное состояние усиливалось, когда эту собаку ставили в станок и приготовляли к опыту. В данном наблю­дении выявлена возможность развития сонного торможения коры мозга 'условнорефлекторным путем, без ее предварительного утомления.

Об этом свидетельствуют также опыты В. А. Крылова в лаборато­рии И. П. Павлова (1925): повторно вводя в течение ряда дней в прямую кишку собак теплый раствор снотворной дозы хлоралгидрата, В. А. Кры­лов вызывал у них таким путем глубокий сон. После нескольких таких

¹ И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. Медгиз, 1951, стр. 264.

² Т а м же, стр. 236.

процедур уже одно введение в прямую кишку теплой воды (без хлорал­гидрата) или даже только одна процедура приготовления к введению во­ды стали вызывать у собак сонливость, а затем и сон.

В обоих приведенных случаях сон развивался под влиянием раздра­жителей, бывших до этого индифферентными (в первом случае — обста­новка опыта, во втором — вода и процедура). Таким образом, сон возни­кал по условнорефлекторному механизму, без предшествующего утомле­ния корковых клеток, причем в результате сочетания снотворных раздражителей с индифферентными последние приобретали все свойства снотворных.

А. Г. Иванов-Смоленский (1928) сочетал снотворные раздражители (длительные ритмические, световые, тепловые) с резким звонком, после чего возникал условный сонный рефлекс на один резкий звук звонка.

Итак, мы видим, что снотворные условные раздражители могут быть самыми разнообразными, причем переход к состоянию сна и выход из сонного состояния могут происходить по условнорефлекторному ме­ханизму. У человека это проявляется, например, в виде привычки засы­пать в определенной обстановке, в определенный час, в определенной по­зе. Известно, что ребенок, привыкший засыпать на руках матери, долго не может заснуть в постели или на руках другого лица и т. п. У взрос­лого человека нередко одно представление о привычной снотворно дей­ствующей обстановке может вызвать наступление сна.

Частичный сон

Согласно учению И. П. Павлова, сонное торможение может быть частичным как по своей глубине, так и по степени распространенности, развиваясь лишь в ограниченных участках коры мозга. Одна часть коры мозга может находиться в состоянии бодрствования, а другая — в состо­янии сонной заторможенности, например в переходном состоянии от бодрствования ко сну.

У собак в лабораторных условиях, приводящих к развитию у них гипнотического состояния, различная экстенсивность торможения про­является, например, в форме расхождения менаду секреторными и дви­гательными компонентами пищевого рефлекса. Так, при условном раз­дражении (вид и запах пищи) слюна обильно течет, а собака остается неподвижно стоящей и пищи не берет.

Здесь частичность сна выразилась в заторможенности двигательной функции при сохранности секреторной. Частичность сна может выра­зиться и в том, что торможения ограничиваются только одной корой, не спускаясь ниже в подкорковую область. Это ведет к явлению каталеп­сии, как известно, выражающейся в том, что всякое положение, прида­ваемое той или иной конечности животного или человека, неопределен­но долгое время остается неизменным. В основе этого явления лежит неполная распространенность торможения: оно не спускается на центры уравновешивания, установки тела в пространстве (магнус-клейновский установочный рефлекс).

Со стороны экстенсивности, распространенности торможения частич­ность сна наиболее ярко представлена в эксперименте Б. Н. Бирмана (лаборатория И. П. Павлова, 1925).

У собаки был образован пищевой условный рефлекс на строго опре­деленный звук органной трубы в 256 колебаний в секунду, от которого звуки иной частоты колебаний были отдифференцированы. Под влияни-

тооможения собака глубоко засыпала

совершенно не реагируяна все другие огранные звуки-

дражения. Но на звук трубы в 256 колебаний она просыпалась и брала пищу. Определенный звук трубы явился, таким образом, сигналом к пробуждению и приему пищи, причем выработанная в бодрственном состоянии строго дифференцированная условнорефлекторная реакция па этот сигнальный раздражитель сохранялась также и во время сна.

Таким образом, образовался бодрствующий участок коры мозга, названный И. П. Павловым «сторожевым пунктом». Положительно ин-дуцируясь под влиянием тормозного состояния окружающих участков коры мозга, этот «сторожевой пункт» находится в состоянии повышен­ной возбудимости («под влиянием натиска торможения», по выражению И. П. Павлова), чем и обеспечивается поддержание связи его с внеш­ней средой.

Этим дается физиологическое обоснование многим известным в жиз­ни фактам. Мы знаем, например, что утомленная мать, спящая глубо­ким сном у постели больного ребенка, безразличная даже к сильным звуковым раздражениям, легко просыпается от малейшего звука, кото­рый издает ее ребенок. Мельник, спокойно спящий при нормальном шу­ме работающей мельницы, тотчас же просыпается, как только этот шум мельницы прекращается или она начинает работать вхолостую (при этом изменившийся шум колес мельницы является сигналом для бодр­ствующего «сторожевого пункта» коры его мозга о необходимости за­сыпать новую порцию зерна). Человек, заснувший вечером с мыслью проснуться утром в определенный час, действительно в этот час и про­сыпается. Все это — явления одного и того же условнорефлекторного порядка, случаи частичного сна с бодрствующим в коре мозга «стороже­вым пунктом». При распространении сонного торможения и на этот бодрствующий очаг связь с внешним миром, конечно, тотчас же теря­ется и частичный сон переходит в полный.

Как известно, в мире животных явление «сторожевого пункта» не­редко обеспечивает безопасность животного во время сна. Так, по на­блюдениям Л. А. Орбели (1935), когда моллюск осьминог спит, семь его ножек обвиваются вокруг туловища, в то время как восьмая ножка остается выпрямленной, слегка движущейся и чутко реагирующей на падающие извне раздражения. Всякое прикосновение к ней тотчас же пробуждает животное, оно немедленно выпускает черную краску и вооб­ще проявляет активную защитную реакцию.

В других случаях сон стада охраняется сторожевым животным, чут­ко реагирующим на все сигналы о возможной опасности. При этом, если сторожевое животное издает особый звук, стадо тотчас же пробуждает­ся и обращается в бегство, в то время как все другие звуки и шорохи, хотя бы и громкие, не тревожат спящего стада (В. Н. Сперанский, 1924). Таким образом, явление частичного сна с сохраняющимся «сторожевым пунктом» приобретает биологически важное значение, обеспечивая не­обходимую связь спящего животного с внешней средой.

Как примеры частичной экстенсивности сна можно привести слу­чаи сна при ходьбе, при езде верхом, а также патологическое ночное снохождение.

Обобщая все сказанное по этому вопросу, И. П. Павлов отмечает, что «парциальный сон постоянно участвует в бодром состоянии живот­ного и именно в тончайших соотношениях его с внешним миром», при­чем «в сонном состоянии всегда есть бодрые, деятельные пункты в боль­ших полушариях, как бы дежурные, сторожевые пункты» '.

¹ И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной

Фазовое состояние

Как известно, школой И. П. Павлова было открыто еще одно важ­ное явление, состоящее в том, что при переходе корковых клеток из дея­тельного состояния в тормозное торможение возникает в них не сразу, а постепенно. Прежде чем наступит полное торможение, в клетках наблю­дается ряд промежуточных (фазовых) состояний, отлича­ющихся по интенсивности охватившего их тормозного процесса. Это же имеет место и при обратном переходе из тормозного состояния в дея­тельное. Этим вскрыта весьма важная сторона, не только осветившая физиологическую сущность гипноза животных и человека, но, как будет видно из последующего изложения, позволившая дать физиологическое обоснование ряда нормальных и патологических явлений высшей нерв­ной деятельности.

При развитии таких переходных состояний между бодрствованием и сном наблюдается изменение отношения корковых клеток к условным раздражителям, стоящее в зависимости от степени заторможенности этих клеток. В то время как в бодрственном состоянии, при нормальном тонусе коры мозга, сила возбуждения корковой клетки соответствует силе раздражения (закон силовых отношений), при возникнове­нии переходных состояний этот закон нарушается. Так, во время урав­нительной фазы слабые и сильные раздражения начинают вызывать рав­ные по силе реакции. В следующей переходной фазе слабые раздраже­ния вызывают сильную реакцию, а сильные — слабую (или даже совсем не вызывают никакой реакции). Эту фазу И. П. Павлов назвал парадоксальной. За этой фазой следует ультрапарадоксальная фаза, при которой отрицательные условные раздражители начинают вызывать по­ложительную реакцию корковых клеток, а положительные — реакции не вызывают. При еще более глубоком торможении корковых клеток возникает так называемая наркотическая фаза, когда при сохранении силовых отношений имеется одинаково ослабленная реакция на все раздражения.

Наконец, при полном торможении корковых клеток, отвечающем состоянию глубокого сна, реакции на все обычные раздражения полно­стью отсутствуют. В этом случае для пробуждения спящего оказывает­ся необходимым применение различных сильных раздражений (толчки, сильный окрик и т. п.).

Возникая при засыпании или, наоборот, пробуждении, фазовые сос­тояния могут распределяться по коре мозга неравномерно, локализуясь то в одних, то в других ее участках. Такие переходные фазовые состоя­ния И. П. Павлов называл «гипнотическими». Наиболее интересной яв­ляется парадоксальная фаза, о чем будет сказано ниже.

Однако нужно иметь в виду, что фазовое состояние может возникать также и в отдельных пунктах или районах коры мозга в условиях патологии высшей нервной дея­тельности, когда эти пункты или районы находятся в «хроническом гипнотическом состоянии» (истепия, паранойя, шизофрения, навязчивые состояния и пр.), а также в виде временного фазового состояния этих районов коры, вызванного чрезмерным утомлением, сильной отрицательной астенической эмоцией и т. д. В таких случаях это не гипнотический сон, а хроническое состояние неполного торможения корковых клеток соответствующего участка коры мозга, ведущее к ненормальному его функциони­рованию.

Наличие фазовых состояний в условиях гипнотического сна чело­века доказано по методу условных рефлексов работами Ю. А. Пово-ринского и Н. Н. Трауготт (лаборатория А. Г. Иванова-Смоленского,

боратории Ф. П. Майорова (1939). Следует отметить, что, по Н. И. Крас­ногорскому (1951), фазовые состояния могут локализоваться в отдель­ных анализаторах даже при общей оптимальной возбудимости коры.

Внушение и внушаемость

С переходным (фазовым) состоянием коры мозга тесно связаны явления внушения и внушаемости, зачастую получающие в жизни человека немаловажное значение. При этом мы встречаемся с двумя фактами: с возможностью воздействия на высшую нервную дея­тельность человека словесных внушений другого человека и с возмож­ностью самовнушений, могущих при определенных условиях получать «преобладающее, незаконное и неодолимое значение» (И. П. Павлов).

Каковы же физиологические механизмы, лежащие в основе словес­ного внушения и самовнушения?

По классическому определению И. П. Павлова, в основе явлений внушения и самовнушения лежит концентрированное раздражение опре­деленного пункта больших полушарий, проявляющееся в форме ощущения или следа его—представления, или же в форме эмоции, т. е. идущее из подкорки, «получившее преобладающее, незаконное и неодолимое значе­ние». Оно переходит в тот или иной двигательный акт, говорит И. П. Пав­лов, «не потому, что оно поддерживается всяческими ассоциациями, т. е. связями со многими настоящими и давними раздражениями, ощу­щениями и представлениями, тогда это твердый и разумный акт, как по­лагается в нормальной и сильной коре, а потому, что п р и с л а б о икр. ре, при слабо м, низком тонусе он о, как концентрированное, сопровождается с_и_л_ь_н ой отрицательной индук цие й, оторвавшей его, изолировавшей его от всех посторон­них необходимых влияний» (разрядка наша.— К. Я.)¹. Когда на такую кору в определенный пункт как раздражитель направляется слово, приказ гипнотизера, то этот раздражитель концентрирует раздра­жительны]! процесс в соответствующем пункте, что тотчас же сопровож­дается отрицательной индукцией, которая благодаря малому сопротив­лению распространяется на всю кору, в связи с чем слово, приказ «я в-ляется сов ершенно изолированным от всех влияний и делается абсолютным, неодолимым, роковым образом действующим раздражителем, даже и потом, при возвращении субъекта в бодрое состояние» (разрядка наша. — К. П.) ².

Это и есть, по словам И. П. Павлова, физиологический механизм гипнотического и постгипнотического внушения, которое, как он говорит, сильно потому, что раздражение коротко, изолированно и цельно.

В свете этих павловских определений по-новсвду можно понять прежние высказывания психоневрологов. Так, в свое время В. М. Бех­терев (1898), отмечая, что способами воздействия одних лиц на поведе­ние других являются личный пример, прямой приказ, убеждение и вну­шение, писал, что «вопреки словесному убеждению, обыкновенно дей­ствующему на другое лицо силой своей логики и непреложными доказа­тельствами, внушение действует путем непосредственного прививания... идей, чувствований и ощущений, не требуя вообще никаких доказа­тельств и не нуждаясь в логике». В. М. Бехтерев считал, что «это может происходить как намеренно, так и не намеренно» и может осуществляться «иногда совершенно незаметно для человека, восприни-

¹ И. П. Павлов Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной леятельности (поведения) животных. Медгиз, 1961, стр. 376.

мающего внушение». Иногда же это происходит с его ведома и «при бо­лее или менее ясном его сознании». В случае же ограниченности у дан­ного лица жизненного опыта и практических знаний применение каких-либо логических убеждений обычно не достигает цели, в то время как прямое словесное внушение, так же как и прямой приказ, в таких случа- ях «почти всегда действует верно».

Далее В. М. Бехтерев подчеркивал, что если намеренное вниу- ш е н и е в бодрственном состоянии «в более или менее резко выражен- ной степени удается далеко не iy всех», то совершенно другое наблюдает­ся, когда налицо совершенно невольное внушение, произ- водимое при естественном общении одного субъекта с другим. Это невольно производимое внушение «происходит незаметно для лица, на которое оно действует, а потому обыкновенно и не вызывает с его сто- роны никакого сопротивления». Правда, по словам В. М. Бехтерева, оно редко действует сразу, чаще же медленно, но зато «верно укрепляется» в психической сфере.

Вместе с тем, по В. М. Бехтереву (1912а), «внушение или привива­ние психических состояний играет особо видную роль в нашем воспита- нии», по крайней мере до тех пор, пока развивающееся мышление ре- бенка не позволит ему «усваивать логические доводы не менее, нежели готовые продукты умственной работы других».

По Ю. В. Каннабиху (1928а), о внушении можно говорить лишь в том случае, когда осуществление его при обычньрс условиях встретило бы сопротивление, будучи подвергнуто критике, между тем как теперь оно «осуществляется слепо, благодаря тому, что в нервно-пси- хическом аппарате человека наступила задержка всех противополож- ных тенденций. Вызвать в человеке такую задержку, заставить его действовать, не рассуждая, — и озна- чает сделать внушение» (разрядка наша. — К- П.).

В чем же в таком случае состоит внушаемость и на чем она основана?

Как отмечает И. П. Павлов, внушаемость основана на легком пере- ходе в тормозное состояние корковых клеток. При этом — «основной механизм внушаемости есть разорванность нормальной, более или менее объединенной работы всей коры». Она обусловлена отсутст­вием обычных влияний со стороны остальных частей кор ы. Именно поэтому внушаемое и не подвергается их влиянию. Л> -. Таким образом, нужно считать, что основным физиологическим ^ ^условием внушаемости является снижение тонуса коры больших полу- \j-V'^] шарий и легко возникающая при этом функциональная расчлененность

-> корковой деятельности.

АЛ' ^, Внешне же внушаемость выражается в большей или меньшей под-

^l / V диняемости высшей нервной деятельности одного человека словесным воздействиям другого человека, осуществляемой, однако, не на основе доводов разума, логической мотивации, а путем совершенно безотчетного подчинения воздействиям. Сам человек в таких случаях не отдает себе ясного отчета в такой подчиняемости, про­должая считать свой образ действий результатом собственной ини­циативы.

Следует признать, что большая или меньшая внушаемость присуща всем людям, представляя одно из нормальных свойств высшей нервной деятельности человека, выражающееся в повышенной восприимчивости второй сигнальной, системы коры его мозга к прямым словесным воз-

 

наши поступки, придает ту или иную окраску нашим ощущениям, „слу­жит источником постоянных иллюзий,, предохранить себя от которых является крайне трудной задачей даже при всем возможном для нас на­пряжении ума».

Однако чрезмерная внушаемость, при которой критической, сознательной деятельности человека с его «доводами разума» противо­поставляется «незаконное и неодолимое» (И. П. Павлов) преобладание словесного воздействия другого лица, представляет собой явление уже анормальное. Повышенная внушаемость является следствием отно­сительной слабости критики и недостаточности суждения (логического мышления), т. е. снижения функции второй сигнальной системы, на фоне сниженного под влиянием тех или иных причин тонуса коры мозга.

Иллюстрацией значения сниженного положительного тонуса коры мозга, способствующего повышению внушаемости, могут служить ис­следования С. Л. Левина (1934), проводившиеся в детской клинике Н. И. Красногорского по методу условных рефлексов. Словесное вну­шение еды яблок в состоянии внушенного сна вызывало у детей вдвое и втрое большее выделение слюны, чем то же внушение, производимое в бодрственном состоянии.

Важной особенностью внушенного сна и является возникающая в этом состоянии повышенная внушаемость, т. е. повышенная возмож­ность образования в коре мозга, под прямым воздействием словесных внушений соответствующего содержания, новых очагов концентриро­ванного раздражения, новых временных связей, новых динамических структур и в силу этого оживления (или, наоборот, устранения) старых связей и структур. При этом реализация внушенного состояния (восприя­тия, действия) происходит без активной критической переработки всего таким путем воспринимаемого, ассимилируемого и выполняемого.

Тем не менее внушение вполне возможно и в полном бодрственном состоянии. Есть лица, у которых при определенных условиях внушения могут быть производимы в бодрственном состоянии так же легко, как и в состоянии гипноза.

Для реализации внушения существенное значение имеет пара­доксальная фаза. Не случайно И. П. Павлов парадоксальную фазу назвал «фазой внушения». «Я думаю, — говорил он,-—что наша пара­доксальная фаза (у лабораторных собак. — К. П.) есть действительный аналог особенно интересной фазы человеческой гипнотизации, фазы внушения, когда сильные раздражения реального мира уступают место слабым раздражениям, идущим от слов гипнотизера» (разрядка наша. — К- П.) ¹.

Повышенной внушаемости в условиях парадоксальной фазы И. П. Павлов придает значение и в повседневной жизни. «Можно пред­ставить себе, — говорит он, — что она же (парадоксальная фаза.— К. П.) дает себя знать и в тех нормальных людях, которые больше под­даются влиянию слов, чем фактам окружающей действительности»².

Иллюстрацией значения парадоксальной фазы, по-видимому, могут являться наши наблюдения, относящиеся к извращенным реакциям-(глава VII).

Наконец, для реализации словесного внушения особенно важное значение имеет смысловое содержание слова, его семантика. «Мно-

¹ И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. Медгиз, 1961, стр. 282.

2 и п Па.ппп.п Л(чг-пни п пябптр больших полушарий головного мозга, 1927.

тообъемлемость слова, — говорил И. П. Павлов, — делает понятным то, что внушением можно вызывать в гипнотизируемом человеке так много разнообразных действий, направленных как на внешний, так и на внут­ренний мир человека» ¹.

Отсюда ясно, что для второй сигнальной системы понятие _силы раздражителя в конечном счете определяется социальной (смысловой) "значимостью слова,, создавшейся в условиях прошлого жизненного опы­та данного человека. А со стороны физиологической степень внушаемо­сти определяется степенью снижения...тонуса (рабочего возбуждения) коры мозга в данный момент.

Следует отметить, что сниженный тоще... коры.мозга может быть обусловлен не. только разлитым сонным торможением, но и таким об­щим фактором, как слабый или ослабленный тип нервной системы, а также утомлением, истощением' корковых клеток, острой или длитель­ной отрицательной, астенической эмоцией, особенно если связанное с •ней угнетенное состояние клеток коры мозга длилось в течение значи­тельного времени.

По этому поводу И. П. Павлов (1927) замечает: «То, что психологи­чески называется страхом, трусостью, боязливостью, имеет своим фи­зиологическим субстратом тормозное состояние 'больших полушарий, представляет различные степени пассивно-оборонительно рефлекса», который находится в «определенной связи с гипнотическим состояни­ем»², часто едва отличимым от бодрственного состояния, т. е. без вся­ких внешних проявлений гипнотического сна.

Противодействие внушению оказывает более или менее объединен­ная работа всей коры мозга, ее высокий тонус и наличие жизненного __опыта, основанного на твердых, проверенных знаниях, т. е. на доводах, апробированных практикой.

Таким образом, в н у ш а.е м.о.ст ь не безусловна, а у с л о в-н а, Нестаб_иль2^а_, а в,.высокой степени динамична. При этом, по-види­мому, ^шеют большое значение типовые особенности нервной системы, еще недостаточно изученные^""

Следует отметить, что необходимо разграничивать явления, связан­ные с сознательным восприятием слова и с его внушающим воздействи­ем. По-видимому, именно Дюбуа впервые указал на необходимость чет­кого разграничения понятий: внушение (suggestion) и убеждение (persuasion), которые до него обычно смешивали. Добавим, что, по Ферворну, «внушение есть искусственно вызываемое представление, возникающее без контроля критики и принимаемое в силу этого поч-

| i|' ти слепо».

^; ||, Форель (Forel, 1928) подчеркивает, что «не следует прини-

мать за внушение воздействие одного человека на другого доводами разума» (разрядка наша. — К. П.). «Впро-^: чем, — оговаривается он, — имеются всевозможные переходные ступени

от подобного воздействия до совершенно несознаваемого, настоящего внушения».

■ - Как правило, отмечает в одной из своих работ Е. С. Катков (1938),

между сознательным восприятием речи и ее внушающим воздействием

I имеется диалектическое взаимоотношение. Словесное воздействие, вос-

; ₍ принимаемое критически, не может быть внушенным, так как

^: оно сознательно, активно воспринимается. Словесное же воздействие,

' И. П. Павлов. Лекции о работе больших полушарий головного мозга, 1927, стр. Э58.

2 т о >< w о,..™ аго -jfin

воспринимаемое пассивно, без критики, легко может стать внушен-н ы м, хотя бы оно и противоречило прошлому опыту или было оторвано от реальности в настоящем.

В самом деле, словесное воздействие, активно воспринимаемое бодр­ствующей корой мозга, неизбежно подвергается с ее стороны соответст­вующей переработке, в частности, оно тотчас же входит во временные связи с многочисленными следовыми реакциями прошлого опыта. При пассивном же восприятии такая активная переработка отсутствует и услсвнорефлектсрная связь замыкается в коре мозга безотносительно к тому, соответствует ли содержание словесного воздействия данным про­шлого" и настоящего опыта или же противоречит им.

Пассивность восприятия содержания словесного воздействия может быть обусловлена либо высоким авторитетом говорящего лица, либо той эффективностью, с какой эти слова были сказаны, либо, нако­нец, сниженным тонусом коры мозга, ослабленным вследствие болезни, утомления, сонливости и пр. Поэтому лучшей мерой борьбы с внушае­мостью является поддерживание в условиях бодрствования деятельного состояния коры мозга и, конечно, наличие соответствующих корковых динамических структур или систем, основанных на собственном опыте человека, обеспечивающих критическое отношение к.содержанию словесного воздействия.

Отсюда следует, что все формы самостоятельной активной деятель­ности должны максимально культивироваться.

В целом же как сознательное восприятие речи, так и ее внушающее воздействие создают в соответствующих пунктах мозговой коры очаги раздражения, целые динамические структуры, могущие длительно сохра­няться после того, как прямое восприятие речи уже прекратилось. Известно, как долго сохраняется в памяти все сознательно воспринятое, особенно если оно произошло при сильном эмоциональном возбуждении, т. е. с участием ближайшей подкорки. Кроме того, на примере отставлен­ной реализации постгипнотического внушения мы знаем, сколь длитель­ным может быть действие последнего.

Вместе с тем внушающее воздействие иногда пронизывает процессы сознательного восприятия. Поясним это на примере.

Когда врач анализирует состояние больного, последний восприни­мает это вполне сознательно и может отнестись к выводам врача более или менее критически. Но когда врач прописывает больному лекарство, причем ни состав последнего, ни роль и значение устанавливаемой вра­чом дозировки больному совершенно неизвестны (если, конечно, он сам не является врачом), то здесь больной основывается на доверии к врачу. Таким образом, на смену сознательному восприятию здесь выступают условия внушающего воздействия: «Это лекарство вам по­может!»

Если идти дальше по этому пути, то изготовление лекарства аптекой также не вызывает у больного каких-либо сомнений. В этом случае так­же есть внушающее воздействие: «Аптека всегда изготовляет именно то, что врач назначил!»

Следует подчеркнуть, что внушающее воздействие может иметь форму или прямого, или же косвенного (опосредованного) внушения.

Прямое словесное внушение осуществляется путем непо­средственного воздействия самой речи, имеющей определенную смысло­вую значимость и императивность, на высшую нервную деятельность человека — на вторую сигнальную систему, через нее —на первую сиг­нальную систему и подкорку, а отсюда и на всю соматическую и эндо-кринно-вегетативную деятельность.

Эффективность прямого внушения, вызванного словом, зависит:

от функционального состояния в данный момент коры мозга ли­ца, воспринимающего внушение, что и определяет собой степень внушаемости и от смыслового содержания внушаемого словесного комплекса.

Реализация внушаемого состояния или действия обычно происходит при этом немедленно вслед за произведенным словесным внушени­ем, в порядке прямой реакции на него, так сказать по механизму «корот­кого замыкания». Так, если человеку внушают, что им овладело чувство приятного отдыха или что на его руке сидит укусивший его комар и т. п., то внушаемое реализуется тотчас же. Таким образом, при прямом сло­весном внушении на кору мозга воздействует лишь само слово (словес­ный раздражитель) в его чистом виде, причем используются физиоло­гические механизмы прямого воздействия слова на вторую сигнальную систему, а через нее — на первую, как и на подкорку.

По своему содержанию прямое словесное внушение может быть либо простым и коротким (например, выраженным в форме приказа: «Спать!», «Отдыхать!», «Проснуться!» и т. п.), либо более или менее сложным и логически обоснованным (мотивированное внушение), напри­мер, если оно необходимо для иаменения отношения больного к тем или иным условиям среды, направления его будущих поступков и т. д.

Следует отметить, что содержание словесного внушения не должно противоречить моральным установкам человека, так как в противном случае, как показывают экспериментальные исследования, оно не реали­зуется даже при словесном внушении, производимом во внушенном сне. В случае же настойчиво и упорно применяемого внушения такого рода это может привести к возникновению невротической реакции, а в тяже­лом случае — к срыву высшей нервной деятельности и последующему невротическому состоянию.

При косвенном словесном внушении реализация вну­шаемого, как правило, ставится в связь с тем или иным предметом или воздействием, при посредстве которого оно собственно и должно реа­лизоваться. Например, бодрствующему лицу внушается, что предлагае­мый ему индифферентный белый порошок является снотворным. Поэто­му как только он примет данный порошок, он тотчас же заснет.

Таким образом, при косвенном словесном внушении создаваемый им в коре мозга сложный очаг концентрированного раздражения стоит в-связи не только с содержанием внушаемого слова, но и с тем предметом (или обстоятельством места и времени), при наличии которого внушае­мое должно будет реализоваться. Поэтому В. М. Бехтерев (1911) назы­вает такое внушение чреспредметным, или опосредованным. При внушении через предметы, говорит он, «мы не действуем непосредствен­но самим внушением, а связываем внушение с определенным предметом,, благодаря чему внушение и осуществляется в связи с данным предметом».

Соответственно этому индифферентный до того раздражитель полу­чает на данный период времени определенную условнорефлекторную значимость. Отсюда следует, что косвенное словесное внушение основано-. на образовании сложной условной связи между раздражителем второй сигнальной системы (слова внушения), данным безусловным раздражи­телем и фактом реализации внушаемого эффекта (возникновение вслед­ствие этого внушаемого явления или действия). В прошлом опыте иссле­дуемого с каждым из этих трех элементов, конечно, должны быть —.------„ „„„„„ та,,„„,, зтпгп п №пр ргп мп.чгя плновоеменн»

которых создается во второй сигнальной системе словами внушения, а другой — в первой сигнальной системе тем раздражением, при посредст­ве которого внушаемое должно будет реализоваться.

Вместе с тем в условиях косвенного внушения момент исполнения внушенного состояния или действия может быть отсрочен. Таким образом, исполнение внушенного оказывается связанным не только с оп­ределенным предметом (или словом, местом в пространстве), но и с определенным моментом времени, на какой оно будет назначено. В силу всего этого сам факт внушающего словесного воздейст­вия как бы отходит на задний план. Иначе говоря, внуше­ние становится скрыто действующим. В создаваемый та­ким путем предметно-словесный комплекс может быть вовлечен ряд анализаторов с обязательным участием первой и второй сигнальных систем, с каждой из которых могут быть свои условнорефлекторные связи, возникшие когда-то в условиях прошлого опыта. Ведущее значе­ние в данном случае приобретают именно условия реализации производимого внушения, что способствует снижению крити­ки, а иногда даже делает возможным и прямое некритическое отношение к внушаемому состоянию или действию. Это обстоятельство в свое время получило отражение в известных словах Фореля: «Внушение тем более сильно, чем более оно является скрыты м» (иначе говоря, косвенным).

Косвенное внушение с успехом может быть применено в бодрствен-ном состоянии исследуемого лица и обладает значительно большей силой ■знушающего воздействия, чем внушение прямое. Так, оно нередко ока­зывает эффективное воздействие на тех лиц, на которых прямое внуше­ние действия не оказывает, на что в свое время указывали В. М. Бехте­рев, Форель, Левенфельд (Lowenfeld) и др.

Наблюдения этих авторов говорят также о том, что в повседневной жизни случаи непроизвольно делаемых косвенных, чреспредметных вну­шений чрезвычайно распространены и потому имеют определенное зна­чение, особенно в детском возрасте.

Определенную роль играют также явления самовнушения. Само­внушение можно определить как явление внушающего воздействия, идущего не извне, а изнутри, со стороны следовых корковых процессов, связанных с прошлыми раздражениями второй сигнальной системы.

И. П. Павлов считает, что сила самовнушения определяется сте­пенью концентрации возбуждения в определенном районе коры. При -сниженном корковом тонусе последняя может сопровождаться сильней­шим затормаживанием остальных отделов коры, представляющих, как ■говорит И. П. Павлов, «коренные интересы всего организма, его цело­сти, его существования». Сила внушения или самовнушения может быть такова, что при определенных условиях «даже уничтожение организма может происходить без малейшей физиологической борьбы со стороны организма». В качестве примера И. П. Павлов приводит состояние раз­личных религиозных э